Sleepless angel, Sundance kiss

«Гроб слишком зауряден для твоего тела / Я бы похоронил тебя в своих собственных объятиях».

---

Прошло чуть больше недели с тех пор, как Бомгю был способен делать что-либо, кроме как жалеть себя. Дни ползут за днями, пока он проводит большую часть своего времени, отсиживаясь в своей комнате с Субином, тащась на занятия или в библиотеку, работая над домашним заданием по теории музыки. Он тоже ни разу не видел Тэхена. Тексты Кая, как правило, читаются следующим образом: Кай <3: У Тэ все хорошо Я думаю, ему нравится, когда я играю Шопена по ночам Ну, он мне не сказал, но я чувствую флюиды Вчера он постучал в мой шкаф, и это напугало меня до чертиков, но я думаю, он просто поздоровался :) И так далее. Он не мог заставить себя посмотреть в лицо душе после их разговора в кафе. Они оба были расстроены и на взводе, и пытаться продолжать общение в том же духе, в каком они это делали, вероятно, было бы бесплодно. Кроме того, есть еще Ёнджун. Сами по себе вещи не были неловкими, но они были другими. Его сосед по комнате в последнее время даже смягчился от безжалостных подшучиваний, что, мягко говоря, является интересной сменой темпа. Бомгю знает, что он, должно быть, чувствует себя виноватым, и, возможно, именно поэтому ему кажется тем более невозможным держать обиду. Это Ёнджун. Они ссорятся и дерутся чаще, чем добры друг к другу, но любой настоящий гнев никогда не длится больше тридцати секунд. Все раздражение и обида, которые Бомгю испытывал в тот момент, были смыты, сменившись тупой болью. Он никогда не хотел, чтобы Ёнджун жалел его. Он наслаждается острыми словами и язвительными замечаниями, их обратная сторона всегда злобно беззаботна и никогда, никогда не бывает такой серьезной. Теперь всякий раз, когда Ёнджун смотрит на него, все, что он может видеть, — это несчастное выражение; следы того, что было раскрыто, остаются на его чертах, как тень. Это заставляет Бомгю хотеть исчезнуть на заднем плане, спрятаться подальше и не быть замеченным. В общем, у Бомгю была очень мрачная неделя, и он готов положить этому конец. Квартира пуста, и он вспоминает, что Ёнджун пробудет в доме своего друга весь день. Все кажется слишком тихим, слишком пустым. Сегодня суббота, а это значит, что Кай, вероятно, все еще спит, несмотря на то, что уже два часа дня. Бомгю все равно заявляется к нему. Удивительно, но он встал и уже одет, открывая дверь с возбужденной улыбкой. — Бомгю! Идеальное время. — Меня ждали или что-то в этом роде? — спрашивает он, скидывая обувь и подбегая, чтобы запрыгнуть на нижнюю койку Кая. Он мгновенно поглощен агрессивно очаровательной армией мягких игрушек. — Нет, но мы только что говорили о тебе, — радостно говорит Кай. — Надеюсь, все только хорошее. — Бомгю в замешательстве оглядывается по сторонам. — Но куда делся Тэхен? — Он надеялся увидеть здесь душу, получить шанс поговорить с ним, но… — Разве его здесь нет? — Кай разинул рот. — Тогда с кем я разговаривал в течение последнего часа? — С самим собой, — с сожалением сообщает ему Бомгю. — Ой. — Его плечи опускаются. — О, Кай, — воркует он, чувствуя себя безнадежно влюбленным. Он сверкает дразнящей улыбкой. — Что ты говорил ему обо мне, а? Кай краснеет, но его спина выпрямляется, а голос остается непоколебимым. — Что с ним все будет в порядке, — говорит он, удерживая его взгляд. — Что ты лучший человек, которого я знаю, и ты поможешь ему, несмотря ни на что. Горло Бомгю сжимается. У Кая всегда есть что сказать, даже когда он этого не заслуживает. Он особенно не заслуживает этого сейчас, не тогда, когда он потерял голову и, вероятно, напугал Тэхена. Не тогда, когда его сосед по комнате и, вероятно, его лучший (живой) друг думает, что он — бомба замедленного действия с неразрешенным горем. То, что способен видеть Бомгю, люди, которым он может помочь, — все это часть ответственности, которую он взял на себя, и несет всю свою жизнь. Иногда все идет гладко, и он может чувствовать, что сделал что-то хорошее. В иных случаях, как сейчас, ему кажется, что он подводит всех вокруг, включая самого себя. — Ты можешь подойти на секунду? — говорит он хриплым голосом. Ему нужно отвлечься, чтобы иметь возможность просто не думать какое-то время. Кай немедленно делает шаг вперед, ныряя головой вперед в кровать и падая в его ждущие объятия. — Я также сказал ему, что ты хороший обнимашка, — вздыхает Кай, утыкаясь в него носом. — Любой, кто не может испытать объятия Гю, действительно многое упускает. Бомгю зарывается лицом в волосы мальчика, глубоко вдыхая. Он любит тусоваться с Субином больше всего на свете, но он скучал по этому. Удерживать и быть удерживаемым. Ощущение сердцебиения у его груди. Запах чьих-то волос. Он хочет рассказать Каю все это, но сказать придется слишком много. Все, что чувствовал Бомгю в последнее время, было слишком тихим, чтобы его можно было увидеть, и в то же время слишком громким, чтобы выразить словами. — Спасибо, — тихо говорит он. Это единственное, что кажется подходящим. Спасибо. — За что? — Просто за то, что ты здесь. Со мной. — Конечно, Бом, — хихикает Кай, задирая подбородок, чтобы посмотреть на него. — Я не думаю, что любой, кто встретит тебя, когда-нибудь сможет уйти. Бомгю слабо улыбается. Слова звучат в его голове намного дольше, чем следовало бы.

➴➵➶➴➵

Покинув общежитие Кая, Бомгю планировал немного побегать по кампусу в поисках парня, но, к его удивлению, как только он приближается к своему многоквартирному дому, он видит душу, бродящую по лужайке, в том же самом месте, где он нашел его в ту ночь пожарной тревоги. — Кан Тэхен! — кричит он во всю мощь своих легких, подпитываемый внезапным приливом энергии. Тэхен вскидывает голову, когда Бомгю подбегает к нему. Волна чего-то теплого наполняет его грудь, когда он смотрит на ставшую знакомой душу, эти глаза лани, которые всегда широко открываются в легком удивлении. Он не знает, почему он так себя чувствует; он не знает Тэхена достаточно хорошо, чтобы скучать по нему, и плюс, прошла всего неделя. Не говоря уже о том, что их последнее общение закончилось немного… драматично. — Я искал тебя, — улыбается Бомгю, останавливаясь перед ним. Он проводит рукой по волосам, убирая челку с толстой повязки, лежащей чуть ниже линии роста волос. К счастью, Тэхен не выглядит раздраженным при виде него, его губы даже слегка приподнимаются. Бомгю задается вопросом, не воображает ли он, как глаза парня скользят по нему, почти слишком быстро, чтобы их можно было уловить. — Я не думал, что ты захочешь увидеть меня снова, — признается Тэхен с застенчивым видом. Бомгю чувствует вспышку стыда. — Не глупи, — отчитывает он. — Я имею в виду, может быть, мы оба вели себя глупо. Но давай просто забудем обо всем, хорошо? Вся наша чепуха, давайте просто отложим все это в сторону на данный момент. Позволь мне взять тебя с собой в приключение. Тэхен вопросительно смотрит на него, когда он что-то поднимает, покачивая ими в пальцах. — Что это такое? — осторожно спрашивает он. — Ключи от машины Ёнджуна. — Твой друг Ёнджун? — Тэ хмурится. — Ты спрашивал у него разрешения? — Нет, — бормочет Бомгю, — и как только он узнает, что я их взял, у нас с тобой может оказаться больше общего, чем мне хотелось бы. Душа все еще не выглядит убежденной. — Куда мы направляемся? — Кое-куда, — напевает он. — Не так далеко. Давай немного насладимся жизнью, а? Он сразу же хочет взять свои слова обратно, когда глаза Тэхена слегка тускнеют, принимая затуманенный вид. Но он не протестует. — Приключение звучит заманчиво, — тихо говорит Тэхен. — Я пойду туда, куда ты меня отведешь. Он теребит рукава своего свитера, натягивая их на пальцы. Бомгю раньше был слишком рассеян, чтобы по-настоящему обратить внимание на то, во что была одета душа — светлые джинсы, пуловер из какого-то мягкого на вид материала нежно-розового цвета, — но он понимает, что это ему идет. Тэхен выглядит… ну, мило, когда он не раздражен и не злится. В нем есть что-то нежное, что-то наполненное любопытством и теплотой. Он смотрит на Бомгю из-под ресниц, неуверенная улыбка озаряет его лицо. Ладно, да. Может быть, Бомгю совсем немного скучал по нему.

➴➵➶➴➵

— Где мы? — спрашивает Тэхен. Автобус до центра города, к счастью, был в основном пуст, и Бомгю не удостоился множества странных взглядов, когда болтал с невидимым мальчиком рядом с ним. Сейчас они стоят перед красивым зданием, главный вход в которое весь из стекла и отделан золотыми панелями. Даже при полной прозрачности внутри тускло освещено, и трудно разглядеть что-либо, кроме собственного отражения. — Фортепианная галерея. Это как бы бесплатные образцы, — радостно говорит Бомгю. — Я могу протестировать все пианино, которые никогда не смогу себе позволить. — Ты играешь? — Тэхен удивленно моргает. — Ну, моя главная специальность — гитара, — застенчиво говорит он, — но да, я классически обучен. — Ох. — Он выглядит так, словно решает, говорить что-то или нет. — Я тоже. Брови Бомгю взлетают вверх. — Без шуток? Коллега-пианист? — Я также пою, — ерзает он. — Немного. — Тогда тебе лучше спеть мне серенаду, — ухмыляется он. — Я ожидаю, что за мной будут полноценно ухаживать. Они проталкиваются внутрь, и их сразу же накрывает волна ощущений. Воздух внутри магазина холоднее, волосы на руках Бомгю встают дыбом, и пахнет чем-то, что он не может точно определить: кожей и, возможно, лаком. Как обычно, здесь в основном пусто — в этом районе в основном полно студентов, и вокруг не так уж много людей, готовых бросить все ради обучения на инструменте. Бомгю направляется прямиком к своему любимому пианино: крепкому, небольшому роялю Steinway. — Он выглядит миниатюрным, — говорит Тэхен, оглядывая его с ног до головы. — Это модель S, — говорит ему Бомгю. — Думаю, около пяти футов. Но у него отличные характеристики. Он садится, играет несколько гамм, чтобы разогреться. Его пальцы кажутся жесткими и неловкими после некоторого времени отсутствия практики, но они быстро расслабляются. — Этот довольно старый, и у него более тяжелое исполнение, — объясняет он Тэхену. — Требуется немного больше энергии, чтобы добиться от него приличного звучания. Некоторые люди ненавидят это, но мне это нравится. Когда дело доходит до игры, я не такой уж броский, так что для меня этого достаточно. Послушай. Он играет несколько простых арпеджио просто для демонстрации. Производимый звук не резонирующий, а низкий, насыщенный рокот. — Как будто пианино рассказывает тебе секреты, — заговорщически шепчет Бомгю. — Ты увлечен этим, — отмечает Тэхен. Что-то похожее на улыбку приподнимает уголок его рта. Если бы Бомгю позволил себе что-то вообразить, он бы даже сказал, что глаза парня выглядят влюбленными. — Конечно, это так, — заявляет он. — Музыка — это моя жизнь. Или, по крайней мере, большая ее часть. — Да, — говорит Тэхен. — Я вижу это. — Внезапно все следы улыбки исчезают. — Что? — спрашивает Бомгю, внезапно смутившись. Холодное предвкушение начинает расползаться у него внутри. Но Тэхен просто качает головой, как будто пытаясь прояснить ее, и смотрит на него с надеждой. — Сыграй для меня что-нибудь? Так он и делает. Он начинает с чего-то Шопена, ноктюрна, который был в плейлисте классической музыки Кая и который мальчик умолял его выучить. Он может сказать, что Тэхен слушает с пристальным вниманием, и что-то в нем поет от гордости. На середине пьесы его осеняет идея, и он изо всех сил старается сдержать ухмылку. Стараясь сделать это как можно более незаметно, он меняет тональность, подкрадываясь к знакомой последовательности аккордов и позволяя мелодии превратиться во что-то дико узнаваемое. Когда Бомгю рискует взглянуть краем глаза, он не разочарован: лицо Тэхена комично, его рот широко открыт. Он подавляет свой смех и бодро продолжает играть до конца песни, прежде чем закончить резким аккордом и росчерком. Раздаются небольшие аплодисменты, и на этот раз, когда он смотрит, Тэхен… что ж, он улыбается. Но, похоже, это неподходящее слово для этого. — Это что, только что был рикроллинг? — хрипит парень, ухмыляясь от уха до уха. Однако удовлетворение от его трюка теряется из-за отвлечения внимания. — Эй, — ошеломленно говорит Бомгю. — Это первый раз, когда я вижу, как ты улыбаешься. Как будто все его лицо осветилось — он улыбается широко открытым ртом, выставляя напоказ все свои зубы, в глазах отражается весь свет в комнате. Это преображает его лицо, приподнимает его, превращает его в кого-то почти неузнаваемого. Это Тэхен, понимает Бомгю. Вот как выглядит Тэхен, когда он счастлив. — Что? — Тэхен закрывает рот, и смущенная гримаса возвращается в мгновение ока. — Нет, это не так. — Это так, — настаивает он. Во всяком случае, это была честная улыбка. — Ты всегда хмуришься на меня, все время. Веселье Тэхена превращается во что-то более скрытное, во что-то застенчивое. — Может быть, мне нравятся мои улыбки так же, как мне нравится мой мужчина, — лукаво говорит он. — Тонко. Глаза Бомгю расширяются. — Это был джэб? — возмущенно восклицает он, когда Тэхен снова разражается тем же смехом с широко раскрытым ртом. — Это было похоже на одно. Что это, обратный флирт? — Сыграй другую песню, — призывает его Тэхен, хихикая. — Кое-что, что я буду знать. Бомгю делает паузу, размышляя, прежде чем снова положить руки на клавиатуру. На этот раз он просто нажимает на основные аккорды, начиная напевать себе под нос. На предварительном припеве к нему возвращается некоторая уверенность, и он начинает полностью петь текст, низкие ноты вырываются из глубины его груди. В припеве происходит нечто неожиданное: к нему присоединяется второй голос, и голова Бомгю в шоке поворачивается в сторону. Тэхен выглядит смущенным, поигрывая с рукавами своего свитера. Его губы едва шевелятся, но это безошибочно узнаваемо: легкий, хрипловатый фальцет, вливающийся в пространство между ними и переплетающийся с собственным баритоном Бомгю. Он пытается справиться со своим удивлением и продолжает играть, они вдвоем по очереди поют куплеты, и Тэхен снова поражает его, когда они идеально гармонируют во втором припеве. К тому времени, как песня заканчивается, рот Бомгю остается открытым. — У тебя потрясающий голос, — выдыхает он, не в силах подобрать более подходящие слова. — Как и твой. — Тэхен, кажется, краснеет, слегка отклоняя свое тело в сторону. — Я, правда, неплох, но это не то, над чем я действительно работаю, — скромно пожимает он плечами. — Эти ноты были сумасшедшими. Что еще ты знаешь? Тэхен называет ему список песен, некоторые из которых Бомгю знает и сразу же начинает импровизировать, другие, для которых ему приходится делать паузу и искать ноты. Вскоре они затеяли небольшой дуэтный концерт, Бомгю стучит по клавишам, а они вдвоем подпевают во всю мощь своих легких. Трудно точно сказать, сколько минут проходит вот так. В какой-то момент голос Бомгю срывается, и они разражаются хриплым смехом. Он начинает задыхаться, слезы текут по его лицу, ликование переполняет его тело. Сам Тэхен уже хихикает, когда они слышат, как кто-то прочищает горло позади них. Они оба замирают, медленно поворачиваясь, чтобы встретиться с суровым взглядом. — Мне ужасно жаль, — натянуто начинает продавец. — Но мы получили жалобу на шум, и я собираюсь попросить вас уйти. — Жалоба на шум? — Бомгю озадаченно оглядывается по сторонам. На другом конце комнаты он встречается взглядом с пожилой женщиной, сидящей за другим пианино, которая смотрит на него с презрением. Он смущенно морщится. — Вы не можете выгнать меня, я клиент, — протестует он. — Подкупи его, — шепчет Тэхен. Бомгю немедленно меняет тактику, хлопая ресницами. — Что, если я тоже сыграю для вас песню? — сладко говорит он. — Я принимаю просьбы. — Простите меня, — непримиримо говорит продавец. — Но я думаю, что услышал достаточно песен. Однако я был бы рад помочь вам с покупкой. Каков ваш предполагаемый бюджет, сэр?» Бомгю прочищает горло. — У вас есть что-нибудь меньше пятидесяти? Приподнятая бровь. — Пятидесяти тысяч? — Оооокей, — он поспешно вскакивает на ноги, — было приятно иметь с вами дело. Он делает движение, чтобы схватить Тэхена за запястье, его пальцы слегка цепляются, прежде чем пройти сквозь него. Не обращая внимания на сбитого с толку мужчину, он разворачивается на каблуках, чтобы совершить безумный рывок из магазина, а душа бежит за ним по пятам. Они выскакивают обратно на улицу и пробегают весь квартал, задыхаясь и смеясь и даже не понимая, зачем они бегут. Ветер треплет волосы Бомгю вокруг его лица, когда он движется; краем глаза он может видеть, что Тэхен выглядит полностью собранным, ему не трудно идти в ногу. Как только фортепианная галерея полностью скрывается из виду, Бомгю упирается руками в колени, переводя дыхание. Рядом с ним Тэхен стоит прямо, очевидно, ни в малейшей степени не запыхавшись. — Почему ты убежал? — спрашивает он, забавляясь. — Убегать — это весело, — задыхаясь, говорит Бомгю, чувствуя, как адреналин бежит по его венам. Это то, что ему было нужно, это то, за чем он пришел: чувствовать себя живым. — До тех пор, пока ты тоже бежишь навстречу чему-то. — И? — Тэхен выжидающе смотрит на него. — Неужели мы? — В его глазах есть намек на вызов, но также, что удивительно, и на доверие. Бомгю медленно выпрямляется. Протягивает руку, чтобы Тэхен взял ее. Душа устало смотрит на него, прежде чем медленно протянуть руку вперед, чтобы вложить свои пальцы в его. Бомгю выдыхает; ощущается легчайшее давление, вдавливающееся в его ладонь. — Пойдем, — шепчет он. Бомгю ведет его по улицам, автоматически поворачивая то в одну, то в другую сторону. Он столько раз бывал в центре города, что знает расположение всего наизусть, и это успокаивает — просто пройтись некоторое время в тишине, не задумываясь. Начинает темнеть, и к тому времени, как они добираются до парка, цветочный сад и одинокие ржавые качели уже погружены в лавандовые сумерки. Это небольшой участок земли, расположенный в углу перекрестка, в основном состоящий из гравия и редкой травы. Они сходят с тротуара на усыпанную галькой площадку. Бомгю устраивается на одной качели, Тэхен — на другой. — Спасибо тебе за сегодняшний день, — мягко говорит душа. Он упирается ногой в землю, сиденье слегка покачивается. — Мне было весело. — Ничего особенного, — отвечает Бомгю с улыбкой. — На самом деле это было больше для меня. Чтобы отвлечься от всего этого. Тэхен наклоняет голову. — От чего, например? — Просто. — Он с трудом сглатывает, в горле внезапно пересохло. — Дружеские… штуки. — Бомгю на самом деле не хочет говорить о ситуации с Ёнджуном, и он не хочет зацикливаться на том, из-за чего это было. К счастью, тема не развивается. Он сейчас с Тэхеном. Нет времени терзаться прошлым — не тогда, когда его может преследовать настоящее. Некоторое время они сидят в тишине, раскачиваясь взад-вперед. Обычно для Бомгю такое неслыханно. Он всегда импульсивно заполнял тишину болтовней, изливая слова и смех в пустые пространства. Тишина никогда не была чем-то таким, чем он дорожил, не тогда, когда каждая пауза грозит отозваться постоянным эхом. Но прямо сейчас это просто кажется правильным. Безопасно. Успокаивающе, как одеяло. Запах земли и свежей травы поднимается вокруг них, как пикантный парфюм. Он даже не замечает, что начинает моросить, пока жирная капля не попадает на тыльную сторону его ладони. Металлические цепи качелей быстро становятся скользкими под его хваткой. Он ушел так глубоко в свои мысли, что это похоже на удар молнии, когда Тэхен говорит. — Я всегда хотел поцеловать кого-нибудь под дождем. Бомгю удивленно дергается. Он поворачивается, чтобы посмотреть на мальчика, оценивая его. — Действительно? — Что, я не похож на романтичный тип? — Тэхен смеется над его реакцией. Он колеблется. — Не совсем, если честно. Тэхен выглядит слегка разочарованным. — Наверное, я не ношу свое сердце на рукаве. Не так, как тебе кажется. Бомгю застенчиво проводит рукой по волосам, концы цепляются за его пальцы, прежде чем каскадом спадают на плечи мокрыми прядями. Он уже не в первый раз слышит это, что он носит свое сердце на рукаве. Это единственный способ, которым он знает, как любить, как заботиться. Все эти тонкие штучки просто не работают на него. Хотя ему так и не удалось выяснить, было бы все проще, если бы он мог просто спрятать все это подальше. — Итак, — говорит он, шевеля бровями в попытке отвлечься. — Тогда ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Тэхен пристально смотрит на него. Его взгляд, как всегда, непроницаем, и Бомгю чувствует, что теряется в этих глазах: темных, бездонных, его рот открывается, чтобы сказать — Не особо. Бомгю усмехается, отворачиваясь. — Во всяком случае, не то чтобы я собирался. — Не то чтобы я мог. Он прекрасно знает, что Тэхен — не тот, с кем он может сблизиться. Не так. Даже если бы у него была к этому малейшая склонность, чего у него определенно нет. Снова грозит воцариться тишина, но на этот раз Бомгю не хочет ее приветствовать. Ему нравится быть тихим с Тэхеном, но ему также нравится быть громким. Громко, как будто они вернулись в фортепианную галерею, пели и кричали, как будто они были единственными двумя людьми в мире. Как будто жизнь была такой грандиозной или такой ничтожно маленькой, какой они могли ее себе представить. Что-то в песне дождя, танцующего на асфальте, заставляет Бомгю чувствовать соперничество, желая заглушить его своим собственным голосом. Чтобы заполнить пробелы чем-то знакомым; раствор памяти. — Знаешь, в детстве я часто ходил в парк, — говорит он достаточно громко, чтобы его услышали. — Я постоянно подбирал с земли всякое дерьмо: красивые камешки, семена, четырехлистный клевер и лепестки цветов, которые я запихивал в книги. Я собирал все мелочи, которые попадались мне на глаза, и хранил их в своей комнате. В конце концов, они заполняли коробки за коробками, пока мои родители не решили, что с них хватит, и попытались выбросить все это. — Я предполагаю, что ты закатил истерику, — весело говорит Тэхен. Он, кажется, не застигнут врасплох внезапным анекдотом. Его лицо заинтересованное, настороженное. — О, я кричал о кровавой расправе, — смеется Бомгю. — Я всегда был таким — собирал билеты в кино, квитанции, заметки, всю эту бесполезную эфемерность. Наверное, все это все еще в моей комнате дома, просто лежит там. Он не знает, зачем рассказывает Тэхену все это. Часть его чувствует, что ему это нужно; они сидят в такую погоду, когда вещами легче делиться, где слова легче облаков и дрейфуют между ними мягко и без последствий. Дождь — это место, где происходят все лучшие признания, думает он. — Ты сентиментальный тип. — Наверное, — говорит он. Его взгляд прикован к клумбе с цветами слева от него, розовые соцветия дрожат под тяжестью дождя. Капля воды собирается на кончике его подбородка; его челюсть дрожит. — Это скорее… Я не знаю, как избавиться от вещей, которые больше не должны мне принадлежать. Тэхен некоторое время молчит. — Могу я спросить тебя кое о чем? — Конечно, спрашивай. Он делает глубокий вдох, прежде чем в спешке произнести невнятный вопрос. — Что за дело со всеми этими призрачными штучками? Помимо… ты знаешь. Ты ведешь себя так, как будто для тебя это обычное дело. — Я мог видеть их столько, сколько себя помню, — честно отвечает Бомгю. — Прежде чем я смог даже понять, что происходит. Тэхен выглядит задумчивым. — Итак, каждого, кто умирает, ты можешь… — Не всех, — он качает головой. — Только тех, у кого есть препятствие. При этом выражение лица души становится озадаченным. — Хм? — Эм, типа, — пытается он объяснить. — Это просто то, как я называю это… то, что мешает им покинуть мир. Что-то, что они не успели сделать и без чего не могут двигаться дальше. Бомгю уже много лет помогает душам преодолевать их препятствия. Ни одна из них не была такой, как Кан Тэхен. — Незаконченное дело, — заключает Тэхен. — Да, — улыбается он. — Что-то вроде этого. Глаза Тэхена затуманиваются, и возвращается взгляд, от которого Бомгю, кажется, не может убежать. Как будто душа заглядывает в самые глубины его души, все открыто и уязвимо для того, чтобы он мог видеть и судить. Бомгю отчаянно хочет знать, что Тэхен думает о нем, и более того, он хочет знать, почему он так сильно заботится об этом. — Твои волосы намокают, — бормочет Тэхен почти про себя. Разум Бомгю пустеет. — Я знаю, — глупо говорит он. — Идет дождь. — Тебе следует взять зонтик. — У меня нет его с собой. Во всяком случае, я и так прекрасно выгляжу. Он знает, что это правда, но он не знает, почему он это говорит. Он всегда был уверен в себе — достаточно уверен, чтобы носить то, что он хочет, достаточно уверен, чтобы отрастить волосы, даже когда существовала вероятность, что в итоге он будет выглядеть нелепо. Это всегда приятно слышать, но Бомгю никогда не нуждался в комплиментах от других людей, чтобы чувствовать себя хорошо. Даже от Субина, с которым он обменялся всеми словами под солнцем, до такой степени, что слова стали необязательными для них, чтобы выразить то, что они думают. Но что-то здесь по-другому. Это кажется глупым, но это правда. Он хочет, чтобы Тэхен смотрел на него — смотрел на него сквозь рамку дождевого душа и думал: красавчик. — У тебя красивая музыка, — выпаливает Тэхен вместо этого, и оу. — То, как она заполняет комнату. И… и твой смех. Я не знаю, как это объяснить. Это как… как будто ты больше, чем жизнь. Как будто ты ничего не принимаешь как должное. — Я научился этого не делать. — Бомгю краснеет, несмотря на холод, не зная, что с собой делать. Он замечает, что на Тэхена льет дождь. Не сквозь него, а вокруг него, капли дрожали и разлетались в разные стороны, встречаясь с очертаниями того места, где должна была находиться его физическая форма. Он с благоговением смотрит на Тэхена, но парень больше не оглядывается. Он смотрит в сторону главной дороги, его глаза внезапно мерцают и становятся ошеломленными. — Я хотел сегодня поиграть с тобой на пианино, — признается он тихим шепотом. Бомгю приходится напрягать слух, чтобы расслышать. — Я хотел, чтобы ты спросил меня, и я знаю, что ты из тех людей, которые спросили бы, но ты этого не сделал. Холод проникает сквозь одежду Бомгю и проникает в его кости. Счастливое, парящее чувство рассеивается так же быстро, как и появилось, и он возвращается на землю. Вернуться в то место, откуда он пытался сбежать, хотя бы ненадолго. — Мне жаль. — Тэхен, кажется, не слышит его. — Я мертв. Осознание происходит мягко, почти бесшумно. Как одинокая дождевая капля, разбивающаяся о тротуар. Бомгю закрывает глаза. — Тэхен. — Я мертв, не так ли? — Его голос нарастает, становится неистовым. — Я никогда больше не буду играть музыку, или петь для того, чтобы другие люди слышали, или влюбляться. Меня никогда не поцелуют под дождем. Я оттолкнул все эти вещи, потому что не хотел быть живым, а теперь я мертв. Что-то в мозгу Бомгю со скрежетом останавливается. Он знает, что здесь нужно что-то понять, но дождь, сожаление и белый шум вливаются в его разум и блокируют все остальное. Кончики его пальцев покалывает от онемения. — Что? Душа замыкается в себе, падая вперед. Его тело сотрясается в конвульсиях, как волна, измученное всем тем, чего он отчаянно избегал. — Я помню, — истерически смеется Тэхен. Его глаза, прежде широко раскрытые от удивления, смеха, возбуждения, теперь стали дикими и затравленными. Бомгю беспомощно наблюдает, как он рушится. — Боже, я помню. Я все помню.