Eywa's scent

      Ночи на Пандоре вообще странная штука.             Хочется начать с того, что здесь чаще образуются «сумерки» нежели настоящая полноценная ночь. Да и всё зависит от временного промежутка, если вы хотите, чтоб «сумерки» длились как можно дольше, стоит ждать изменения температуры в меньшую сторону.       Кири красивая.                   Биолюминесценции, находящиеся в её теле, как и у обычных На’ви светятся, возможно у неё в теле больше бактерий, способных на симбиоз с ней, дабы её тело тратило меньше энергии ради «свечения», которые у полноценных жителей Пандоры выделяются сами по себе.       Сейчас же, она напрягает всевозможные мышцы, ради того, что б никто из племени Меткаина и уж тем более её отца, не заметил их отсутствия.                               — Давай, обезьянка, садись, — На’ви говорит это взволнованному парнишке, часто и глубоко дышащему. Паук несколько несвоевременно улыбается. Ему немного сложно ходить, пусть в лесу почва под ногами была мягкой, здешний климат заставлял его чувствовать себя ещё более уязвимым. Пусть в лесу Оматикайя чтоб выжить, нужно было спасться от Танатора или без нервных окончаний приручать Лютоконей, нужно было бегать быстрее, чувствовать больше неземных запахов и выносить сильные ветры, которые были не заметны для коренных жителей, но для людей были весьма ощутимы и опасны.             Здесь было меньше запахов — по большей части солёные бризы, о которых говорили учёные, прилетавшие, чтоб хоть как-то помочь Кири.       Кири.                   Песни, которые поёт эта На’ви были слышны всем птицам и духам. Они летали рядом с нею, но тогда Майлз не совсем понимал, что значат эти песни и это невероятное сборище животной составляющей Пандоры.       Змееволки не кусали её, лишь принюхивались к её телу, когда она впадала в летаргический сон, Стингбаты садились на неё и чистили свой клюв, когда она пела, а Веерные ящерицы садились ей на голову, когда они с Ло’аком, Туктирей и Пауком, пробирались в самые затаённые уголки леса. Этот лес не спал, был ярким, зелёным, фиолетовым, синим и немного жёлтым. Они ходили к Эйве, и Кири сидела с ней слишком уж долго. Так думал Паук, потому что сам не мог подключиться к Великой Матери.             Его прозвище, «Паук» было дано ему ещё двенадцать лет назад, когда он смог залезть на дерево быстрее Кири. Они тогда долго обсуждали это, На’ви смотрела на человеческого мальчика большими кошачьими глазами и улыбалась, скаля выпирающие клыки. Майлз не переставал размахивать руками тогда, он смеялся, и казалось, Экзопакет сорвётся с его лица, и упадёт на землю, которая была примерно в ста метрах под ними.       Кири говорила, что видит что-то, когда закрывает глаза. Учёные называли это снами и оправдывали это тем, что эта возможность досталось ей от биологического мозга родной матери Грейс Августин.                         — Она не примет меня, — усмехался юноша, когда Кири говорила, что рада, что он есть.                         — Она любит тебя, — её большая рука с множеством светящихся точек притягивает его голову к себе, перебирая его слипшиеся от грязи волосы.                   Паук знает, что Кири не любят. Считают странной, у неё пять пальцев и ей больше интересны растения, нежели драки. А её «приручение» Икрана было странным и не обычным — хотя бы потому, что смотреть в глаза банши — нельзя. Их кости прочны, защищённые естественной углеродной оболочкой, они легче в два раза, чем кости самого Паука и прочнее во столько же раз. Кири было два года, благодаря быстрому развитию На’ви, уже к двум годам её тело было сформировано, как у тринадцатилетнего подростка. Майлз узнал о приручении Кири Икрана, лишь спустя два года: когда смог до конца принять все особенности рассы коренных жителей Пандоры.       Пауку было сложно. Действительно сложно. Его тело было не устойчиво на земле, однако падение с большой высоты не было бы для него проблемой — за то время как На’ви могли лишь приготовится к удару, Сокорро был способен сделать несколько воздушных кувырков и без проблем ухватится за ближайшие ветви.             Его руки были в разы толще, чем у обычных детей На’ви: чтобы выжить в племени Оматикайя нужно было уметь многое. И этот ребёнок смог. Бежать на равных с детьми Джейка Салли и Нейтири, рядом с детьми тех, кто прикончил его деспотичного отца.       Кири знает.                   Знает то, что он не смог оставить Отца.       Кири смотрела на то, как он плачет.             Воздух солёный.                         — Эй, паучок, что застыл? Боишься? — По понятиям На’ви Кири — вполне самостоятельная девушка, а по человеческим меркам Майлз лишь ребёнок.       Странно всё это.                   Сокорро хватается за руку сестры, и ловко обхватывает её «талию» чувствуя гладкую кожу под своими огрубевшими стёртыми пальцами. Она до сих пор старается «излучать» меньше света, однако, немногим позже, она расслабляется.                         — Прости, — Майлз говорит на ЕЁ языке, не смея проронить ни слова схожего с речью Небесных людей. — Прости меня, — голос, подчинённый Пандоре ниже, чем у людей, и дышит парень глубже, чем если б он был на вражеской машине. Он знает, что она чувствует, как его сердце часто бьётся и что в Экзопакете снова собирается солёная жидкость.                         — Обезьянка, — Кири двигает хвостом, медленно овивая подростка.

«Ты — дитя Пандоры и только Великое Древо способно простить тебя. Ты спас Отца, забыв своего Настоящего.

Я чувствую, как Великая Мать дышит, как все существа трепещут, как сама луна Пулифем начинает светить ярче, дабы мы победили Небесных людей.

Но ты… Ты был рядом с Небесными людьми, и твой запах, он теперь не похож ни на какой запах, являющимся родным для Пандоры.

Но ты всё ещё наш соплеменник, брат и друг.

Ты спас «Отца». Теперь спаси земли, океаны, вулканы и ветер, что сдувает тебя с места, защити запах Пандоры, дай своему Настоящему Отцу, великому Торук Макто, силы, дабы он убил Его.

Будь На’ви. Будь нашим.

Будь моим».

      Кири слезает с Илу и протягивает руку Майлзу.                         — Приплыли.             Бухта предков, со множеством левитирующих небольших островков светилась. Водоросли, покрывающие всё дно и небольшие рыбы-клешни, и рыбки настолько мелкие, что лишь когда они плавали в стайках, их можно было заметить.                         Кири неопределённо качает головой и отводит большие глаза, смотря на проплывающих морских обитателей. Они окутали её, будто украшения они «прилипли» к ней, а она, окунувшись в воду с головой поплыла.       Медленно, прикрывая глаза, она, будто в трансе, заплывала всё ниже и ниже. Её руки будто в танце, двигались под водой подобно водорослям.                   Сейчас она была потерянным осколком Эйвы. Не На’ви, не человеком, ни кем либо ещё до этого известного Пандоре. Она являла из себя душу, чистую и неспособною совершить зло.       Паук видел это.             Её замедленные движения были идентичны песне: ровной, полной спокойствия и смысла, Кири была чем-то большим, не ясным, она — то, что обязаны понять учёные Пандоры.       Она открывает глаза и зовёт юношу за собой, его не нужно просить много раз, особенно если его зовёт Кири.                   Её пальцы плавно передают ему её замысел.

«Великая Мать. Она — только она примет тебя. Сейчас. Или никогда»

      Большие «плавники» Древа Души ослепляли.             Майлз боится.       Это негодование и страх, которые свойственны Горным банши при виде На’ви, которому не суждено стать его наездником.                   Его руки короткие и неказистые, волосы, обвешанные разными бусами, повязки на предплечьях теперь кажутся ему неестественными.       Он — другой.             Он — предал род На’ви.       Он — копия своего отца.

«Эйва любит тебя, Майлз Сокорро, ты — сын Пандоры, ты должен отречься от всего, что пахнет иначе, чем Дитя Эйвы. Ты должен, ведь образцовые На’ви должны быть преданы Великой Матери»

                  Это голос Кири и Майлз слышит его, он в его голове, в самом его сознании.       Касание к Древу Души невесомое, кажется, что не происходит ничего необычного, пока Паук не всматривается в свои руки.             Кири моргает, так, если бы соглашалась его мыслями:       Биолюминесценции. Они распределены точно по венам, светятся подобно крошечным медузам, плавающим около Кири.                   На’ви смотрит на него, она видит его.

«Дыши»

      Паук без колебаний снимает с себя Экзопакет.             И он дышит.       Вода кажется прохладней, а его сердце будто контролируют и это нечто несравненно могущественнее кого бы то ни было на Пандоре.                   Необъяснимое для людей, и самое близкое для На’ви.       Эйва.

«Слышишь?»

            Он не говорит, лишь мельком проскальзывает мысль о том, что он тоже….

«Конечно»

      Кири обхватывает его лицо руками. По сравнению с ней, он кажется ребёнком.

«Oel ngati kameie»

                  Кири улыбается, прикладывая согнутые пальцы ко лбу.