
Your wounded soul, my extinct heart
Моей душе известны истязания. Она давным-давно познала сей урок: Молчать и принимать все наказания, Что приготовил жизни грозный рок.
***
В какой-то момент Бомгю показалось, что ему это снится. Ощущать свою руку в чужой было до оцепенения непривычно, как и видеть с такого близкого расстояния постороннего человека. Наверное, посторонним он бы, скорее, назвал самого себя, раз он всего лишь гость в чужой квартире, но Бомгю не хватало смелости и причин этого сделать. Ёнджун сам попросил его остаться, а значит он теперь совсем не посторонний. Лицо Ёнджуна нельзя было назвать безмятежным. На нём застыли эмоции полуночи, из-за которых Бомгю и услышал тот отчаянный крик. Он на пробу пытается заставить себя почувствовать хоть немного отторжения от этого человека, но... Ничего. Всего лишь спокойствие и что-то очень похожее на комфорт. Непривычное чувство незнакомого тепла. — Кто ты такой, Чхве Ёнджун? — шепчет Бомгю, касаясь кончиками пальцев подрагивающих ресниц. — Почему появился в моей жизни?.. Нет. Слишком книжно. Слишком наивные мысли. Он одёргивает сам себя, беззвучно вздыхая. Сколько же было книг, за редактирование которых он брался и страдал от наивного клише? Глаза болели всё время натыкаться на столь банальные тексты. Но... Бомгю всегда пытался обмануть себя. Ведь на самом деле ему нравились эти самые сюжетные повороты, когда в мрачной жизни появляется спаситель, который вдруг, сам того не зная, сохраняет последние лучики надежды. Глупо. Наивно. Но так хочется поверить. Ёнджун вовсе не похож на героя. Он, скорее, похож на Бомгю. Такой же потерянный комочек нервов и страхов, который пытается существовать в мире гнилых людей. Если его коснуться невесомо, он слегка нахмурит брови — Бомгю проверил. Если провести кончиками пальцев по волосам — расслабится. Спит так сладко, пусть и напряжённо. Он не герой. Он просто Ёнджун. Парень из соседней квартиры. Бомгю не сразу понимает, что ему выпал шанс оглядеть чужую комнату. Но когда он окидывает взглядом пространство вокруг себя, понимает, что даже убранство их спален довольно схоже. Ничего лишнего: кровать, рабочий стол, на котором лежат несколько тетрадей и ноутбук, стеллаж с книгами, прикроватная тумба. Всё. Так пусто и одиноко, словно комната в точности повторяет состояние души Бомгю. Это даже забавно. — Значит, не сон, — тихий и хриплый голос раздаётся настолько внезапно, что Бомгю вздрагивает всем телом, пытаясь удержать сердце в груди. Он поворачивается так резко, что, кажется, все косточки хрустнули, словно сухие ветки в разгар осени. Ёнджун проснулся. — Я думал, мне приснилось, что ты пришёл ко мне, — говорит он, а Бомгю пытается заставить себя дышать. Просто дышать. Быть пугливым до дрожи — привилегия всех детей плохих родителей. Почему привилегия? Потому что страх — это единственная вещь, которую плохие родители дарят им от всего сердца. Бомгю не любит резкость. Он всегда долго успокаивается и пытается забыть о собственном испуге, но сейчас, глядя ровно в сонные глаза, он почему-то приходит в себя за считанные секунды. Словно и не было ничего, что могло бы заставить его нервничать. Но так и есть. Бомгю впервые чувствует себя так легко. Потому что они похожи? Потому что видит в соседе отражение себя? Он ведь даже не знает ничего о Ёнджуне, так почему всё кажется таким обыденным? Словно после долгого молчания он вдруг решил выговориться дневнику на целых три страницы и вновь решился перечитать редкие счастливые моменты. — Бомгю? Ты в порядке? — тихо, но совершенно взволнованно спрашивает Ёнджун. — А ты? И между ними повисает тишина. Мёртвая. Тихая. Но почему-то не отталкивающая. Ёнджун опускает голову вниз, а Бомгю виновато думает, что хочет продлить это мгновение. И пусть сейчас они не чувствуют себя счастливыми. Пусть оба ранены где-то изнутри. Пусть заперты в своих собственных эмоциях, словно в клетках. Но прямо сейчас Бомгю ощущает то, чего не ощущал ещё ни разу с момента смерти матери. Он чувствует себя в безопасности. Быть уверенным в том, что за этим спокойствием скрывается нечто опасное, Бомгю не захотел. Он просто наобум выбрал довериться внезапному соседу, хотя бы на какое-то время, чтобы облегчить свою ношу. И если Ёнджун действительно сумеет хоть немного исцелить, то Бомгю будет очень рад, если он и сам сможет ему помочь. — Выпьем кофе? — неловко предлагает Джун, смаргивая ночную усталость. — Да, — отвечает Бомгю и неспешно поднимается. Было до непривычного странно в очередной раз делить приём пищи с Ёнджуном. Это не казалось чем-то неправильным или некомфортным. Просто Бомгю понимал, что нельзя привыкать и слишком много над этим думать. В конце-концов, сосед тоже когда-нибудь его оставит. Возможно, это случится быстрее, чем они смогут хоть немного узнать друг друга. Непослушное печенье в руках вдруг выпало, заставляя глазами провожать сухие крошки, рассыпавшиеся по столу. Бомгю вдруг осознал нечто важное: он ведь просто напросто сейчас проводит время с оболочкой. Ёнджун снаружи кажется обычным парнем, коих можно встретить на каждом углу, а вот внутри... Что у него внутри Бомгю не знал. И он готов был убить самого себя за это ненормальное любопытство. Потому что сколько раз он уже убеждался, что заинтересованность в людях может оказаться настолько ядовитой, что никакие ночные кошмары и близко с этим ядом встать не смогут. Но глядя из-под чёлки на всё ещё не до конца отошедшего от своих ночных демонов Ёнджуна, Бомгю не находил в нём яда. Он ощущал тревогу и волнение. Возможно, всё это исходило из него самого, но стеклянный взгляд соседа говорил куда больше, чем слова. — Если хочешь... — неуверенно начинает Бомгю и его голос дрожит. Ёнджун медленно поднимает свой взгляд. — Ну... Не то чтобы я считал себя слишком полезным, но... Я здесь. — Чуть твёрже прибавляет он, осмеливаясь встретиться с глазами напротив. — Если тебе станет легче, то ты можешь выговориться. Обещаю выслушать всё, что ты скажешь. Сердце так яростно отбивало ритм в грудной клетке, что было невозможно успокоиться. Бомгю пытался дышать свободно, носом, но кислорода всё было мало и мало, чтобы насытиться. И когда он уже был готов от смущения и страха потерять сознание, Ёнджун вдруг просто засмеялся. Так легко и непринуждённо, словно совсем другой человек. Бомгю непонимающе замер. — Говоришь, выслушаешь всё? — тихо усмехается сосед, заставляя сморщиться от сказанных раннее слов. — А если я скажу, что хочу сдохнуть, но не могу, потому что пообещал бороться, ты поверишь? Он выпалил всё это на одном дыхании, не отрываясь смотря Бомгю в глаза. Так пристально и колко, словно прожигая насквозь. И у Бомгю не было выбора, кроме как кивнуть, заставляя своё чёртово сердце не скулить от таких чёрствых слов. И пусть слова о смерти были своеобразным триггером, сейчас он готов терпеть. — Поверю. Очередной смешок в ответ. Однако на сей раз более тихий и откровенный. Настоящий. По коже медленно прошёл зыбкий мороз. — Ты ведь и сам не лучше меня, так ведь? — как-то грустно улыбнулся Ёнджун, понимая, что нет смысла ходить вокруг да около. И Бомгю тоже это понимал. Они действительно похожи больше, чем хотелось бы. Он почти решительно кивает, взглядом выискивая в глазах напротив одобрение. И оно загорается тёмным светом, заставляя жаждать откровений ещё больше. — Тогда ты должен понять меня. Я устал жить. Потому что мне не нужна эта фальшивая жизнь. А ведь я уже почти заставил себя верить, что всё реально... Но мне всё ещё недостаточно. Бомгю слушал. Впитывал каждое сказанное слово, запоминая малейшие звуки и интонации. Он совершенно не понимал, о чём идёт речь, но продолжал с головой нырять в тихий монолог соседа, даже если он не умеет плавать. — Я с первого взгляда понял, что мы оба в дерьме. И так оно и есть. Та твоя паническая атака... — Дурное воспоминание, — отмахивается Бомгю. — Бывает иногда. — ...тоже детство? — Тоже детство. Оба на мгновение стихают, обмениваясь малопонятными взглядами. Бомгю заламывает кисти рук, пытаясь от и до запоминать всё, что звучит из их уст, чтобы позже обязательно поделиться с дневником. Тело почти ломит от неудержимого желания. — Наверное, дело в том, что мы слишком резко попали в одну лодку, но... Я не против немного рассказать о себе. Если, конечно, в этом есть смысл... Бомгю дёрнулся всем телом, хватая руку соседа слишком резко. Он напугал их обоих своим порывом, так жалко и пристально смотря в глаза, пытаясь сдержать себя от ненужных слёз. Не сейчас. Не тогда, когда между ними начинает выстраиваться мост на берег к штилю. — Есть, — говорит он, в один миг забывая о дневнике. — Я хочу попробовать. И лисий взгляд вдруг становится волчьим. Диким. Но таким преданным и осознанным, что Бомгю совсем не ощущает страха. Он не убирает руку, на свой страх и риск принимая решение учиться никому ненужной тактильности. Смотрит в глаза, пытаясь заставить себя не отводить взгляд в сторону и не искать спасение где-то на полу. Он полностью выходит из оболочки «Бомгю», стараясь преодолеть свои ограничения и барьеры, ведь когда-то однажды он уже видел такое. Всего лишь фильм, но всё было настолько прекрасным, что хотелось воплотить это в жизнь. Наверное, хорошо, что они с Ёнджуном незнакомцы. Когда о человеке нет предубеждений и лишних мнений со стороны, всё кажется куда проще и легче. И сейчас, когда Ёнджун несильно сжимает его пальцы в ответ, это ощущается особенно ярко. Ведь они оба всего лишь люди. И даже под осуждающими взглядами окружающих они продолжают оставаться людьми, желая выползти из панциря наружу. Куда-то в грязный мир, где совершенно нет смысла существовать и любить эту запятнанную болью жизнь. Сплошная серость, которая, почему-то, манила слиться с ней и быть такими как все. — Начнём постепенно, — тихо говорит Ёнджун, стараясь сохранить царящую вокруг них атмосферу единства. — Чтобы не спугнуть друг друга. И Бомгю с ним полностью согласен. Он отчётливо кивает, глотая вязкую слюну и прокручивая в голове миллионы событий последних дней. Столько всего нового, столько всего необузданного... Разве можно так сразу нырять в неизвестность, в которую пытался нырнуть уже не раз, но всегда оступался и плыл ко дну? Можно. Если рядом будет кто-то, кто такой же дилетант в этой никчёмной жизни. И Бомгю вовсе не закрыт. Он просто все эти годы ждал подходящего времени, чтобы преодолеть самого себя. Покинуть детство и научиться существовать в настоящем. Дико осознавать, что всё происходит так быстро и сумбурно, но ему это... Нравится?.. Да, наверное. — Как ты себя чувствуешь? — решается на очередной шаг Бомгю, внимательно следя за реакцией соседа. Оба понимают, что он имеет ввиду ночь. Ночь, которую они провели вместе. Неприлично близко, особенно после срыва Ёнджуна. Это ощущалось настолько обезоруживающим, будто их поместили под одну кожу, пришив друг к другу насквозь через плоть и кости. Откровенная близость порой пугала... — Уже лучше, — осторожно отвечает Ёнджун. — Прости, что побеспокоил. — Всё хорошо. Я просто... Не мог не прийти. Потому что ты первый мне помог. Слова крутятся в его голове, но всё же остаются неозвученными. Потому что Ёнджун кивает, думая, что поступил бы так же. Скорее всего. Горячий кофе ожидаемо бодрит. Не только горьким вкусом, но и непередаваемо насыщенным ароматом. И то, что Ёнджун действительно отменный бариста, почти не удивляет Бомгю. Ведь пройдя на кухню и оценив содержимое шкафчика над газовой плитой, когда старший его открыл, можно было сразу догадаться, что американо здесь не редкий напиток. Бомгю забыл, когда в последний раз пил и ел хоть что-то не из доставки. Он отчаянно напрягал всё ещё немного сонный мозг, но вспомнить совсем не удавалось. Тосты и кофе были очень вкусными, отчего живот приятно свело проснувшимися бабочками. — Чем ты занимаешься? — Ёнджун спрашивает словно невзначай, но всё же внимательно следит за реакцией. А реакция Бомгю была не самой яркой. — Работаю онлайн? — пожимает он плечами. — Я редактор текстов в одном из местных издательств. Муторная работёнка. Столько грязи и пошлости... — А учёба? Ёнджун вдруг понял, что попал своим вопросом впросак. То, как поджались губы младшего и замерла рука, было совершено очевидным уколом. — Извини, я не... — Всё хорошо. Я не учусь. Ещё в средней школе меня перевели на домашнее обучение и ко мне домой приходил учитель. Знакомый отца, — скривился Бомгю. — А после школы я пытался учиться дистанционно, но потом бросил. Почему-то. Ёнджун задумчиво кивнул, словно записывая что-то в своей голове. Бомгю часто замечал его пристальный взгляд и явный анализ ситуации, но ничего не говорил. В конце-концов, он тоже пытался разобраться в происходящем между ними контакте. — Ты выходишь на улицу? — снова спрашивает Джун, чувствуя себя немного увереннее. — Иногда? — снова будто вопросом отвечает Бомгю. — Я предпочитаю не покидать свою квартиру. Он вдруг неспешно вжимает голову в плечи, бегая взглядом по чужой кухне. Становится неловко. — Ну... До недавнего времени точно... Ёнджун издаёт тихий смешок, понимающе кивая. Им наконец-то удалось сдвинуться с мёртвой точки. Пусть на жалкий дюйм, но прогресс всегда начинается с малого. — Не любишь людей? — Не то чтобы, — мнётся Гю. — Просто мне сложно в обществе. Меня никто никогда не понимал, кроме моего дне... — он прикусывает язык так резко, что непроизвольно делает себе больно. Чуть не проболтался. — Что? — Нет, ничего. Я язык прикусил. В общем, мне просто сложно найти себя в окружающих людях. — И это тоже берёт начало из детства? — копает глубже Ёнджун. — Думаю, у меня всё берёт начало оттуда. Я пытаюсь смириться и забыть, но... Я наверное... Просто ещё не перерос этот этап подростковых проблем. Бомгю почти облегчённо выдыхает, когда наконец озвучивает свои мысли, но Ёнджун вдруг резко начинает качать головой. — Не классифицируй проблемы на возраст и осознанность. Какими бы они ни были, это прежде всего то, что мешает тебе жить. То, что тебе нужно побороть. И если ты не справляешься в одиночку, значит тебе нужна помощь. — И чья же? — горько усмехается Бомгю. — Психолога? — Да. — Но зачем мне... — Я и сам посещаю психолога. Уже больше года. И это было неожиданно. Бомгю во все глаза уставился на парня перед собой, пытаясь представить его на приёме, рассказывающего о своих переживаниях постороннему человеку. Почему-то, образ в голове не складывался. Ведь по сути, сейчас они оба пытаются выговориться постороннему, но ощущается это куда иначе. — Я не думаю, что смогу рассказывать о себе кому-то, кто будет копаться в моей голове, — вздыхает Бомгю. — Ну... Возможно есть и немного другой выход. Необязательно говорить, можно изложить свои проблемы... Ну, не знаю, как-нибудь по-другому, — пожимает плечами Ёнджун и Бомгю слабо хмурит глаза. Он всем нутром чувствует явный намёк, исходящий из слов соседа, но не понимает, в чём именно. Конечно, сердце болезненно сжимается, осознавая, что другой путь действительно есть, но... Мог ли об этом знать Ёнджун? — Слушай, — Бомгю аккуратно ловит чужой взгляд и делает глубокий вдох. — Когда ты был у меня, ты... Не видел ничего странного? — Паническая атака считается чем-то странным? — склоняет голову к плечу Ёнджун. — Я не про это. Может, было что-то, что я говорил или... Ну, не знаю, может, писал?.. Он смотрел в глаза Ёнджуна до того пристально, что собственная слизистая начала пересыхать. Однако выражение лица соседа оставалось неизменным. Ни малейшей эмоции, за которую можно было бы зацепиться. — Ну, ты был недоволен, что я дал тебе твою же майку, чтобы ты вытер кровь. Если это было чем-то важным, то извини. На кухне на какой-то миг воцаряется абсолютная тишина. Ничего, кроме звуков дыхания и тиканья часов не нарушало этот момент. А потом оба парня вдруг рассмеялись, склоняясь к столу почти полностью. Бомгю смеялся истерично, радуясь, что его подозрения не сбылись, а Ёнджун же смеялся нервно, уповая на свои навыки сохранения лица. И пусть между ними повиснет эта нечестная тайна, о которой ведает лишь один, это станет мостом, по которому можно будет выйти на поверхность. Ну либо вернуться назад, когда их жизни совершенно не пересекались. Но сейчас, деля один завтрак на двоих и медленно открывая двери к своим душам, парни понимали, что они оба всего лишь используют друг друга. Да, до порогов в их миры ещё далеко, но у них ещё предостаточно времени, чтобы разобраться, что делать дальше. Бомгю осторожно кидает взгляд на шрамы Ёнджуна, неприкрытые рукавами, потому что он в футболке. Они не кажутся чем-то ужасным или противным, просто разгоняют по крови любопытство, которое Бомгю подавлял в себе на протяжении многих лет. Он не позволял себе интересоваться чем-то незнакомым и чуждым, чтобы оставаться в безопасности. Но сейчас, когда он уже по всем фронтам вышел из зоны своей самоизоляции, это казалось чем-то особенным. Чем-то, что нужно восполнить. — Так интересно? — почти шёпотом спрашивает Ёнджун, неловко улыбаясь и пряча взгляд под чёлкой. — Извини, я не... — Я расскажу тебе. Только позже. Под шум беспорядочного сердцебиения, Бомгю почти теряет себя за этим столом. Он нервно сглатывает образовавшийся в горле ком и кивает, возвращаясь к завтраку. Почти попался на те же грабли. И попался бы, если бы не их маленькое сотрудничество в помощи друг другу, которое они даже не заключали. Даже если всё и было обоюдно, это осталось в абсолютной тишине. Оставшийся завтрак проходит под истории из издательства Бомгю и про противные пары Ёнджуна по логике. Они больше не пытаются узнать что-то личное, потому что лимит исчерпан. И когда Ёнджун с ужасом понимает, что опаздывает в университет, Бомгю с несмелой решительностью, но всё же помогает ему, аккуратно поправляя чёлку и завязывая галстук. Почему-то вид соседа в костюме был слишком эстетичным, чтобы засесть в его голове ещё надолго. И когда он вновь оказывается в своей квартире, реальность медленно опадает на его плечи, силком подталкивая к спящему ноутбуку и очередной работе. Однако Бомгю не будет Бомгю, если не отложит очередную глупую статью Юджина на пыльную полку и не достанет свою излюбленную ручку. Страницы приятно шуршат в мозолистых пальцах и уже заполненные листы заполняются вновь.10:24, вторник 15, 2023 Привет! Сегодня я в необычным настроении. Наверное, непривычно видеть меня таким, да? Я и сам всё ещё в шоке. Но знаешь, мне нравится не быть подавленным. Я снова был с соседом. Знаю, мне нельзя так слепо доверять ему и пытаться что-то сделать. Но я всё же это сделаю. Мне так легко говорить рядом с ним. Наверное, так же легко, как и с тобой. Ты ведь не будешь ревновать, верно? Он просто сосед. А может и не просто. Я каждый раз удивляюсь тому, насколько он странный. Возможно, даже хуже меня. Я не обсуждаю его за спиной! И не осуждаю. Просто ещё не уверен, как именно мне всё это воспринимать. Его этот ночной крик... Знаешь, я тогда испугался. Но, кажется, он был напуган куда сильнее. Всё время бормотал во сне что-то про проект дяди и какую-то одежду. Я услышал что-то, что не должен был, так? Не думаю, что ему надо это знать... В общем, я вернусь скоро снова. Мне нужно редактировать очередной мусор. Спасибо, что ты со мной.
***
Ёнджун слишком резко обнимает Тэхёна со спины, пугая младшего до тихого писка. Но Тэхён сдерживается, прекрасно зная, что старший не любит быть тактильным. Он стоит молча, позволяя Ёнджуну набраться энергии и смелости рассказать что-то, что явно повергнет его в шок. И Джун действительно рассказывает, сокрушаясь о том, как же хреново быть таким откровенным. — ...спали вместе? Хён, ты меня иногда пугаешь, — бормочет Тэхён, теряясь от обилия информации. Они оба прекрасно понимали, что без Намджуна будет сложно выплескивать свои мысли и эмоции куда-то налево, поэтому Тэхён сразу знал, что станет тем, кто будет принимать это на себя. Но слушая про то, как его лучший друг из раза в раз тонул в существовании своего соседа, он не имел ни малейшего представления, что с этим делать. Конечно, Ёнджун нуждался в поддержке и советах, однако это было не так просто, как казалось. — Тэхён-а, мне кажется, я на правильном пути. Как и говорил Намджун-хён, в моей жизни появилось нечто, что даёт мне повод мыслить о реальности. Пусть, как о проблеме, но всё же о настоящей реальности. Теперь мне всё меньше кажется, что всё вокруг — плод моего воображения. Когда по щекам Тэхёна бегут слёзы, Ёнджун теряется, тут же порываясь стереть их своими руками. Но когда Тэхён делает ровно то же самое ему, он, наконец, понимает, что плачут они оба. Так постыдно и жалко, но так свободно и радостно. — Ты чувствуешь это? — шепчет младший, касаясь бьющегося словно в агонии сердца друга. — Всё это по-настоящему. И, наверное, Ёнджун впервые готов поверить в это всем своим существом. Потому что сейчас рядом с ним его самый близкий человек, а дома, прямо за стеной, маленький сосед, который вновь и вновь заставляет его быть кем-то настоящим. И пусть он не понимал как это работает, сейчас ему было достаточно и этого. — Пока хён в Китае, — вдруг говорит Тэхён, заставляя идти за собой куда-то по коридору. — Мы будем делать ровно то же, что вы делали с ним раньше. — С тобой? — С твоим соседом. Насколько я понял, вам обоим нужна подобного рода помощь. Вот и поможете друг другу. — Но... — Хён, — строго перебивает младший. — Я люблю тебя достаточно, чтобы врезать тебе и твоему соседу, если надумаете себе чего-то лишнего. — В каком смысле? — В прямом. Пока вы будете разбираться друг в друге, между вами не раз возникнет недопонимание или появятся сомнения. Просто помни о том, что ты можешь это побороть. И Ёнджун понимал. Он понимал, потому что всё ещё живой. А живой он лишь потому, что когда-то пообещал Тэхёну бороться. — Говоришь как психолог, — усмехается старший, позволяя себе растрепать макушку младшего. — Я и есть психолог. — Будущий. — Как и ты. — Как и я, Тён. Как и я.