Not Alone

Глазами детских страхов и желаний, Я в мир глядел, как в волны на воде. Я притворялся, что уже всё понимаю, Но понимал лишь то, что я на дне.

Стараясь быть похожим на прохожих, Я забывал, что вечность коротка. Я был ребёнком и не понимал, но всё же, Пытался скинуть когти поводка.

***

      Всё было странным.       Начиная неловкими взглядами и заканчивая ливнем за окном. Даже он оказался втянутым в это неловкое времяпровождение двух неловких соседей.       Ёнджун не знал, что в данной ситуации является правильным. Как начать разговор и не задеть больную тему? Что вообще можно сделать с собственным поведением сейчас?       Бомгю же молча поглядывал на чужое сосредоточенное лицо и неспеша поедал торт. Он не очень-то любил сладкое, но сейчас оно казалось весьма кстати.       Они сидели в тишине, словно ожидая чего-то переломного. Ёнджун анализировал, Бомгю наблюдал, дождь подглядывал. В конце концов, не выдержав молчания, старший Чхве сжал в руках вилку и натянуто улыбнулся.       — Ну, — прочищает он горло, — я, наверное, пойду.       В глазах Бомгю блеснуло недоумение. Пойдёт? Уже?       — Ты куда-то спешишь?       — Да, в общем-то, нет, просто...       — Тогда не уходи.       Бомгю и самому было тяжело поверить, что это сейчас говорит он. Снова просить его остаться? Бред. Но он всё равно просит, почти умоляющим взглядом смотря на Ёнджуна.       Это нельзя назвать недосказанностью. Чтобы что-то недосказать, нужно хотя бы начать говорить. Но у обоих Чхве это было словно на подсознательном уровне, по типу — готов поспорить, что это нормально. Однако ни один из них не хочет выносить наружу то, что чувствует в данный момент внутри.       Ёнджун молча соглашается с просьбой и не двигается с места, пока Бомгю занят чем-то, что больно напоминает избегание крема. Он осторожно подчищает всё вилкой и перекидывает на блюдце Ёнджуна, словно так и надо.       — Мне нельзя так много сладкого, — поясняет младший. — Если сахар начнёт скакать, боюсь, тебе снова придётся меня спасать.       Он ожидает усмешки или вопросительного взгляда, но получает лишь уверенное «хорошо» в ответ. В голове ничего не укладывается. Ёнджун возник в его жизни слишком внезапно, он казался эфемерным лучиком спасения. Или просто любопытным соседом, которому нечем было заняться. В любом случае, он не выглядел так, словно у него есть какая-то цель. Он просто... Есть.       Бомгю изучает парня внимательным взглядом, замечая то, чего бы не заметил, если бы не присмотрелся. Общая красота не даёт так просто разглядеть их.       Шрамы.       Много шрамов.       Они везде: на обеих руках, мелкими и длинными полосами окольцовывающие медовую кожу; на шее, уходящие росписью белёсых отметок под воротник; на брови, что смотрится вполне гармонично, в отличии от остальных; и даже около виска, где его перекрывают непослушные тёмные волосы.       Но откуда?       Бомгю, казалось, подвис, уже внаглую разглядывая соседа неотступным взглядом. И Ёнджун это почувствовал. Он некомфортно повёл плечами, желая скинуть этот липкий взгляд с себя и спрятаться. Но его жест остался незамеченным.       Он с громким шумом откладывает вилку и поднимается, демонстративно поджимая губы и отворачиваясь. А Бомгю, кажется, осознаёт, что натворил.       — Эм... Прости, я...       — Мне пора.       — Но...       — Ко мне должен приехать друг. Извини.       Оу. Что ж. Друг.       Бомгю словно током прошибло. Почему-то это казалось неправильным. Почему-то дышать стало тяжелее. Что происходит?       — ...хорошо. Я понимаю.       Ни черта он не понимает. Или просто не хочет понимать. Ёнджун не обязан сидеть с ним только по его непрошеной прихоти, но что-то внутри Бомгю воспринимает это слишком болезненно. Они соседи, только и всего. Не больше и не меньше.       Провожая Ёнджуна до двери, Бомгю отстранённо молчал. Ему определённо нужно выговориться. Вернее, рассказать всё своему единственному другу. Дневник просто обязан знать все его чувства и переживания, иначе Бомгю не сможет даже дышать полной грудью. Он закрывается изнутри и почти бежит обратно в комнату, доставая чёрный блокнот и ручку.

18:40, понедельник 14, 2023 Кажется, я почувствовал обиду. Представляешь? Просто стало очень обидно. Я слишком сильно нарушил границы Ёнджуна. Так неприкрыто пялился на его шрамы... Откуда их столько? Но не об это сейчас. Ему стало некомфортно со мной. Он ушёл к другу. Вернее, этот друг должен приехать к нему. Наверное, здорово, когда у тебя есть друзья... Но он просто взял и ушёл. Конечно, он не обязан был оставаться со мной, или даже приходить, чтобы узнать о моём самочувствии. Но он ведь пришёл. А потом просто ушёл... Имею ли я право чувствовать обиду?

***

      У Тэхёна есть своё особенное расписание. Ёнджун выучил его наизусть, пока пытался понять закономерность появления в его квартире младшего друга. У Тэхёна, который, казалось, был заполнен с головы до пят всеми известными миру синонимами организованности, были весьма неорганизованные взгляды на время для визита. В понедельник он может приехать сразу после университета, вместе с Ёнджуном, чтоб не ждать его. Во вторник заявиться рано утром, задолго до начала пар, чтобы вместе позавтракать и свериться с домашкой. В среду приедет ближе к ночи, потому что миллион хобби и увлечений отданы именно третьему дню недели. В четверг он проснётся вместе с Ёнджуном, потому что в среду он останется на ночь. В пятницу он приедет через час после занятий. В субботу и воскресенье — либо утром, либо вечером. Но так срабатывает далеко не всегда. Ёнджун не особо разбирается в теории вероятности, но чаще всего вероятность несёт именно такую закономерность.       Ёнджун закрывает за собой дверь и прикусывает губу. Знал же, что не стоит задерживаться. Знал, что снова вызовет у очередного человека сомнения. Знал ведь! Но всё равно позволил себя рассмотреть. Чёртова оболочка, за которой даже не спрятаться...       — Джун? — Тэхён выходит из комнаты в прихожую, удивлённо взирая на друга пристальным взглядом. — Почему ты в халате?.. Я думал, ты в магазин отошёл...       — Я был у соседа, — потерянно отвечает Ёнджун, запоздало понимая, что действительно всё ещё в халате Бомгю.       Глаза Тэхёна в неверии расширяются, но он тут же одёргивает себя, подавляя тот напусканный порыв что-то сказать или о чём-то спросить.       — ...нет, не хочу знать, чем вы там занимались.       — Тэхён-а! Выкинь из головы всякий бред!       Тэхён неуверенно улыбается, жестом приглашая Ёнджуна пройти на кухню. В отсутствии хозяина квартиры он успел приготовить тосты и кофе, воспользовавшись собственной связкой ключей. Ёнджуну оставалось лишь молча порадоваться своему решению подарить Тэхёну доступ к дому.       — Скажу сразу: новости две. И обе так себе, — абсолютно ровным голосом оповестил Джун, игнорируя взгляд друга. — Намджун-хён улетает в Китай на три месяца из-за болезни матери.       Действительно плохая новость.       — А вторая?       — Бомгю.       — Бомгю?       — Сосед, — объясняет Ёнджун.       — И что он сделал?       — Не знаю, Тён. Сам не понимаю. Я просто... Ну... Как будто перестал являться собой. Это так странно...       Тэхён осторожно накрыл подрагивающую ладонь старшего своей и мягко улыбнулся.       — А ещё?       — А ещё я надел чужую одежду. Его одежду, Тэхён-а. Я...       Вместо слов Тэхён порывисто обнимает Ёнджуна, руками зарываясь в мягкие волосы. Он не говорит ни слова, зная, что старший всё равно поймёт этот жест правильно. И Ёнджун понимает, благодарно обнимая друга в ответ. Он прячет свои слёзы в кофте Тэхёна и в очередной раз понимает, как сильно он любит этого человечка. Единственного, которого он впустил в свой мир. Единственного, кто принимает его целиком и полностью. Единственного, кто на протяжении уже семи лет носит исключительно чёрный верх, чтобы слёзы Ёнджуна никому не были заметны. Ведь Ёнджун никогда и никому не покажет свои слабости.       — Это самые лучшие новости, хён, — бормочет Тэхён, поглаживая старшего по волосам. — С отсутствием Намджуна мы как-нибудь справимся. А с твоим соседом даже справляться не нужно. Ты так сильно продвинулся!       Ёнджун осторожно кивает, сжимая пальцы в мягкой кофте. Нельзя так сильно радоваться...

***

      Ночь буравит тяжёлым взглядом разгорячённое тело парня и неустанно давит всем своим существом на его редкий сон. Она проникает в самые глубины памяти и разума, рисуя свою реальность поверх чужого мира, и заставляет вспомнить. В самых ярких красках.       Ёнджуну ни за что не хотелось терять всю свою коллекцию. Он никогда не был богатым или скупым, да и бедностью не хвастался перед благородными людьми, однако и в его детском сердце было место для чего-то особенного. В свои двенадцать он собирал винтажные пуговицы, надеясь однажды украсить ими собственную спальню.       День был удивительно холодным. Всё-таки середина лета умела удивлять столь внезапными сменами температуры и настроения. В доме гостей было много, потому как проект его дяди был одобрен и уже даже кем-то утверждён. Ёнджун не вникал в суть дела, ему всё равно никто не объяснит, что всё это означало, и почему на «деловом корпоративе» так много полуголых дам и курящих что-то едко пахнущее кавалеров. Он слонялся между мерзкими телами безвольной тенью, стараясь слиться с атмосферой и пробраться на чердак, где его точно никто не побеспокоит. Однако чья-то цепкая рука успела вытянуть его почти у самого выхода на лестницу.       — Очаровательный ребёнок.       То была очередная незнакомая Ёнджуну женщина, вальяжно выпускающая изо рта ко́льца сероватого дыма. Ёнджуну никогда не нравились курящие люди, а особенно женщины — мать всегда курила и отказывалась бросать даже когда начала кашлять кровью. Он хищным волчонком проводил взглядом длинные пальцы, держащие сигарету, и скривился.       — Куда это ты собрался? Веселье здесь, а не там.       Незнакомка неряшливо опустила руку на его макушку и растрепала чёрные волосы. Словно найдя в этом что-то прелестное, она небывало дико рассмеялась и внезапно резко оказалась на уровне его лица.       — Ты должен мне помочь.       Почему он вдруг должен был кому-то помочь Ёнджун совершенно не понимал. Он попятился было назад, но его руку сжали до того больно, что мальчик невольно вскрикнул, ощущая впивающиеся в кожу ногти.       — Если сделаешь, что скажу, то считай, что ты в безопасности. Струсишь — проект твоего дяди сгорит вместе с вашим домом. Понял меня?       Детское восприятие всполыхнуло пламенем и дало слабину настолько быстро, что Ёнджун не успел даже опомниться, как застал себя за лихорадочными кивками. Он нервно выслушивал пожелания женщины и под конец почти потерял сознание, но толкающая в сторону одной из закрытых комнат рука вдруг сомкнулась у него на шее.       — Будь хорошим мальчиком, — прошептала женщина прямо в лицо и толкнула в неизвестность, закрывая за Ёнджуном дверь.       Он никогда ещё не входил в эту спальню. В том, что это именно спальня, Ёнджун никогда не сомневался. Он просто знал, что за закрытые двери ему входить нельзя, а потому и не высовывался. Однако сейчас он оказался один на один с неизведанной, но уже отталкивающей атмосферой. Здесь всё было в ней. На стенах, на окне, на столе, на тумбочке, в шкафу. Везде, куда бы ни падал взгляд, Ёнджун узнавал на фотографиях маму. Такой он ещё никогда её не видел. Улыбающаяся, радостная, счастливая. Он вглядывался в её лицо и понимал, что хочет поскорее покинуть эту проклятую комнату. Но у сегодняшнего вечера были совершенно иные планы на маленького Чхве.       Дверь отворилась совершенно бесшумно, и если бы не твёрдый звук посторонних шагов, Ёнджун бы далеко не сразу заметил вошедшего. Он обернулся, сталкиваясь взглядом с мужчиной, чьи глаза казались смутно знакомыми, словно Джун уже где-то видел этот соловьиный блеск.       — Ты гляди, правда очаровательный, — произнёс вдруг незнакомец, заставляя поёжиться и отступить на шаг назад. — Маленький и чистый.       Ёнджун почувствовал собственное сердце где-то в горле. Страх разыгрался не на шутку, диктуя замершему мозгу проснуться и двигаться. И Джун попытался, но был остановлен крепкой рукой на собственном плече, а после одарён хищным оскалом и хлёсткой пощёчиной.       — Тебя ведь предупреждали делать всё, как положено. Не смей даже пытаться сбежать.       Слёзы потекли по щекам быстрее, чем Ёнджун успел закричать. Но с криком он опоздал — ладонь мужчина накрепко закрыла ему рот, почти вдавливая челюсть в череп сквозь затылок.       — Ты всё сделаешь правильно. Понял меня?       И ему не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, содрогаясь от чужих прикосновений. Его переодели в другую одежду, словно тряпичную куклу, не давая ни единого шанса прикрыться или одеться самому. Ажурная рубашка и такие же брюки. Ёнджун видел подобную одежду в старых журналах и в театре, куда ходил на экскурсию с классом в прошлом году. Всё это было просто невыносимым.       Чужой шёпот над ухом не давал как следует успокоиться. Ему давали очередные инструкции, подкладывая в карманы брюк что-то непонятное.       — Хоть кому-то скажешь — ты труп, — сладко улыбнулся мужчина, выводя Ёнджуна из комнаты. — Можешь начинать.       Шаги были несмелыми. Такими робкими и медленными, что сам Джун убил бы себя за нерасторопность, если бы не вынуждающая ситуация. Он отчаянно сдерживал слёзы и шагал к лестнице. Ведь на третьем этаже его ждёт освобождение.       Нельзя подвести дядю.       Дрожащая рука опускается на ручку двери и выжидающе ждёт своего хозяина. И Ёнджун открывает двери, входя в ещё одну запретную зону. В кабинет отца.       Живя в доме покойных бабушки и дедушки, которых он даже не застал, Ёнджуну доставало ума не интересоваться у дяди, почему ему так много запрещают. Сейчас сердце предательски кричало и грозило выпрыгнуть из-за волнения из груди, но Ёнджун упрямо шагал вглубь кабинета.       Ведь он не может подвести дядю.       В кресле восседал очередной незнакомец. Но Ёнджун уже не удивлялся. Ему всего лишь нужно было доставить небольшую посылку, которую поместили в карманы его странной одежды. Но не успел Ёнджун произнести ни слова, как взгляд мужчины сделался ужасающим. Он полоснул по мальчишке словно лезвием и Джун понял, что это не к добру.       Бежать.       Первый удар пришёлся по ногам, несущимся к двери, но не успевающим. Второй по лицу, рассекая бровь, как только незнакомец перевернул упавшее на живот тело мальчика. Третий достался животу, заставляя отчаянно завыть и дёрнуться в конвульсии. Ёнджун пытался кричать, не понимая, за что с ним так, но сухая рука на губах не давала прорваться ни единому звуку.       — Как посмел?! — шипел мужчина. — Как посмел носить одежду моего сына?! Убью, сука...       Удары приходились по всему телу, минуя лишь глаза и нос. Ёнджун извивался, пытаясь выбраться из плена рук, чувствуя, как горят все внутренности и размывается всё вокруг. Он ронял жгучие слёзы, текущие вперемешку с кровью, и отчаянно молился о том, чтобы всё просто закончилось. Не важно как.       Внезапно его глаза, в которых с каждым ударом картинка всё стремительнее пропадала, наткнулись на окно. Третий этаж.       — Кто тебя подослал?! Кто блять?!       Мужчина резко отбросил маленькое тело в сторону, впопыхах поднявшись и обыскивая помещение взглядом. Ёнджун видел на чём остановились его глаза. На наборе ножей, спрятанных в шкафу. И когда мужчина быстрым шагом преодолел расстояние между собой и сервантом, Ёнджун понял, что больше ждать нельзя. С трудом поднявшись на колени, он пополз в противоположную от закрытой двери сторону. Кричать было бессмысленно — громкая музыка заглушила бы его голос начисто. Однако он всё ещё не терял надежды.       — Да чтоб вас! — послышался звон битого стекла и Ёнджун понял, что незнакомец достиг своей цели. Страх пропитал его насквозь, не то парализуя, не то заставляя двигаться быстрее. Он успел лишь краем глаза заметить чужую тень и ощутить мимолётное касание лезвия о кожу руки, прежде чем мёртвым грузом вывалиться в окно, приземляясь на миллион режущих осколков.       Тяжёлые веки, наконец, сомкнулись.

***

      Ёнджун подскочил с кровати, нервно дыша и глотая слёзы. Он так давно не видел этот кошмар. Руки затряслись, зарываясь в спутанные и мокрые от холодного пота волосы.       Он ненавидит вспоминать это прошлое.       То, что произошло с ним в двенадцать должно было забыться. Исчезнуть из повреждённой головы. Умереть вместе с психикой. Но оно осталось. Осталось жуткими воспоминаниями и фантомными ощущениями боли. Осталось уродливыми шрамами и тремя проклятыми голосами, шепчущими ему в кошмарах.       Лишь спустя два года Ёнджун узнал, что с ним произошло. И почему.       Подставить его дядю хотели многие. И одними из недоброжелателей была супружеская пара, чей проект в какой-то глобальной разработке отклонили. Они воспользовались количеством приглашённых на «корпоратив» людей и пригласили собственного гостя, играя на его недавнем горе. Умерший трагической смертью сын стал окончательным шагом в сумасшествие. Мужчина по имени Пак Сон Гыль должен был быть в психбольнице, но оказался на третьем этаже в доме Чхве, куда и подослали маленького Ёнджуна в одежде его погибшего сына. Позже больничный психолог объяснил развитому не по годам Ёнджуну, что ему следует пройти лечение, однако дядя был категорически против, ссылаясь на здоровый вид и речь племянника.       — Хотя бы тот проект остался в силе, — усмехался тогда Ёнджун, рассказывая свою историю Тэхёну. — Дядя был так горд собой.       Но взгляд младшего отражал всю ту боль, что пришлось ему пережить. Именно благодаря этой немой поддержке Ёнджун впервые набрался смелости и шагнул в объятия взрослой жизни, уйдя из дома и поселившись в квартире, оставленной ему по наследству от родителей. Почему отец так рано написал завещание — Ёнджун так и не узнал, однако был благодарен от всего своего израненного сердца.       Вспоминая обо всём, Джуну хотелось задохнуться. Он начал судорожно искать телефон, чтобы написать или позвонить Тэхёну. А может Намджуну. Или даже профессору. Но всё это прервал тихий стук в дверь, заставивший Ёнджуна на миг испустить дух.       Кого могло принести к нему так поздно ночью?       Джун удивился, увидев через глазок немного помятого ото сна Бомгю, но всё же молча открыл дверь. Сосед неловко заглянул ему в глаза и неуверенно перешагнул через порог, заставляя в ожидании даже перестать дышать.       — Ты в порядке? Я услышал крик...       Крик?       Глаза Ёнджуна испуганно расширились. Неужели он кричал?       — ...я в порядке. Извини, если разбудил.       Бомгю недоверчиво нахмурился, пытаясь взглядом вывести на чистую воду, однако быстро понял, что здесь явно что-то личное. Он оглядел нервного Ёнджуна с ног до головы, почти физически ощущая исходящий от него страх, и тихонечко вздохнул. Ему явно здесь не откроются.       — Извини, что побеспокоил, — поджимает губы Бомгю. — Раз ты в порядке, я пойду.       — Нет! — Ёнджун хватает его за руку так резко, что пугаются они оба. Один своего порыва, другой — своего. — П-прости, — заикается Джун, отпуская соседа и пряча руки за спину.       — Ёнджун?..       — Не уходи, — совсем тихо шепчет старший Чхве, опуская голову вниз и скрывая лицо.       Но по голосу, пусть даже тихому, Бомгю успел услышать его слёзы. Внутри всё сжалось. Он аккуратно закрывается изнутри чужой квартиры и почти решительно касается спины соседа. Впервые самостоятельно.       — Я здесь, Ёнджун. Я здесь, хорошо?       И лишь дождавшись утвердительного кивка, Бомгю разрешает себе пройти в чужую комнату, ведя соседа за руку и думая, когда же его жизнь успела так измениться. Что он такого сделал, что судьба наградила его всем этим?       На пробу коснувшись чужого лба, Бомгю чувствует жар. Он подталкивает Ёнджуна лечь в постель и не стесняется накрыть его одеялом.       — Где у тебя аптечка?       — Её нет, — лаконично отвечает старший, вытирая лицо — глаза — салфеткой.       — ...градусник?       — Тоже.       Бомгю смеряет соседа нечитаемым взглядом, вдруг вспоминая их первую встречу. Если учитывать, что у Ёнджуна не было элементарных пластырей, то о каком градуснике может идти речь?       — Окей, я принесу свой.       — Не надо! — вновь дёргается Ёнджун, цепляя чужую ладонь. — Не ходи.       — Я буквально на минуту.       — Не нужно.       — Ты горишь! — не выдерживает Бомгю, злобно топая ногой. — У тебя может быть температура.       — Плевать. Просто не ходи. Останься здесь.       — ...я не могу остаться надолго.       Ёнджуну явно не понравилось такое заявление. Он прикусил губу, отчаянно глядя на Бомгю из-под чёлки. Что-то тут явно было не так.       — Ты можешь остаться на ночь? — тихо спрашивает Джун.       — ...если ты постелишь мне в гостиной, то в принципе могу. У тебя ведь есть диван?       — Не в гостиной, Бомгю. Со мной.       И если бы кто-то раньше сказал Бомгю или Ёнджуну, что они будут делить одну постель с незнакомцем, то оба бы невежливо рассмеялись. Но сейчас, лёжа на расстоянии вдоха друг от друга, ни одному из них не хочется смеяться. Оба горят мыслью поскорее уснуть, потому что единственным желанием у обоих было просто расплакаться.