Freeze Me

Залетевший в дом снег тает, превращаясь в крошечные лужицы, усеивающие порог и зону для снятия обуви. Пахнет рассеивающимся морозом и мокрой шерстью с капюшонов. Мужчины окружили Сынмина, который включает свою горячо любимую камеру и жмёт кнопку, листая фотографии в галерее. За его плечом стоит Чонин, который уже всё видел и теперь ожидает реакции. Слышно, как на улице льдинки с шелестом бегают по протоптанной дорожке. - Вот кадры со второго дня. Когда Джисон рванул в сторону, фокус сместился с него на задний план. И если увеличить, то там видно это. Перелистнув фотографию с Джисоном, позирующим с тюбингом на заднем дворе, и сделав пару кликов, Сынмин приближает изображение. Захваченный лес, окутанный меловым покрывалом, становится больше и чётче. Рядом с тропой, через которую они недавно ходили в чащу, среди двух пышных елей, стоит мужчина в белом пуховике. - Что за хрень? - Чанбин сводит брови. - Это типа какой-то мужик пялит на вас? - Я вообще его не заметил, - Хёнджин озадаченно стягивает шапку, с которой на пол летит влажный шматок снега. - Спасибо, что хоть не дрочит. Вроде бы, - фыркает Минхо. - Это скорее всего кто-то из стаффа, - Чан расстёгивает пуховик, поглядывая на фото. - Следит за порядком или ждёт, пока мы отойдём, чтобы пробежать к заднему входу в кухню. - Это выглядит очень крипово, - покачивает головой Сынмин. - Не люблю, когда кто-то втихую наблюдает за мной. - Не то чтобы это криминал, но… да, - Феликс неоднозначно цыкает. – Как-то не по себе от такого. Что он просто стоит и следит за нами. - Ну, - тянет Чанбин. – Мы хотя бы убедились, что люди здесь были. И это не духи готовили нам жратву и убирали снег. - Знаешь, лучше бы духи, они бы не застряли хрен знает где, - Джисон вздыхает, потирая красные ладони. – В жопу этого сталкера, я пошёл чай пить, на кого-то ещё заварить? - На всех, - твёрдо заявляет Чан. – Все по чашке чая и под одеяло, не хватало ещё простыть. - А то что, батя, ремень достанешь? – усмехается Минхо. - Для тебя могу достать, - Чан, кажется, впервые язвит в ответ, немного устав от их своевольного повара. - Если кто и может хлестать меня по заднице, то это мой муж, так что гуляй, папаша. Скривив губы и одарив его насмешливым взглядом, Минхо, однако, всё равно следует в кафетерий вслед за Джисоном, который с довольной улыбкой несильно шлёпает его по ягодице. Переглянувшись, остальные направляются туда же, зябко потирая плечи и чувствуя, как щёки, ступни и руки начинают гореть, оказавшись в тепле после долгого пребывания на морозе. Вскоре вся компания вновь оказывается за общим столом, потягивая крепкий чёрный чай с плавающими дольками лимона и растворённым мёдом. То и дело звучат прихлёбывания и шумные выдохи. - Так и что дальше по плану? – Хёнджин съедает цедру с лимонной дольки. – Люк мы не нашли. Значит, он скорее всего так и не открывался с начала пурги. То есть они не там, либо там, но не могут выбраться, что нам погоды не делает. - Не то чтобы мы много чего можем сделать, - Чан сидит, обхватив дымящуюся кружку двумя руками. – Чуть попозже я выйду гляну на дорогу сверху. Может, будет видно какое-то движение, если они пытаются подняться через сугробы. - А если нет? – Чонин гоняет пальцем затвердевшую крошку, оставшуюся от тоста. - Будем ждать. Завтра в любом случае последний официальный день. - Смысл тогда ждать? – Сынмин теребит рукав пуловера. – Сугробы за ночь не растают, нам что сегодня через них тащиться, что завтра. Почему бы не свалить сегодня? - Так а чего сваливать? – не понимает Хёнджин. – У нас вроде программа по релаксу в горном домике оплачена. Почему бы не поваляться ещё день и свалить завтра? - Какой релакс, когда все работники куда-то испарились и у нас даже повар неофициальный? Это ему приходится батрачить. - Я в любом случае буду требовать компенсацию, так что один день мне погоду не сделает, и тем более да, этот день оплачен, - пожимает плечами Минхо. – Я могу ещё день валяться жопой в тепле и жрать их запасы, так что я не собираюсь просирать его на обратное покорение Эвереста. - Плюс не забывайте про телефоны, - напоминает Чан. – Ящики должны открыться завтра. - Если они вообще откроются, - с обидой бурчит Чонин. - Если не откроются, то возьмём с собой, но мне кажется, что откроются. Там ведь не просто так таймеры. Тогда как раз можно будет позвонить либо хосту, либо в полицию. - В общем, ждём, - подводит итоги Феликс. - Да. И всё, конечно в порядке, я не хочу показаться параноиком, но давайте не шастать больше на улице, ладно? На всякий случай. И, мне кажется, в комнатах тоже лучше быть по двое. Опять-таки, просто чтобы перестраховаться. - Твоё «чтобы перестраховаться» звучит как-то не очень обнадёживающе, - хмыкает Минхо. - Я уверен, что всё нормально, но держу в уме шанс того, что здесь всё-таки может быть замешано что-то не очень хорошее. Лишним не будет. Допивайте чай, пока не остыл. Поставив чашки в раковину на кухне, где была куча другой грязной посуды, которую было решено оставить нерадивым работникам, мужчины расходятся по дому. Войдя в комнату, Чанбин кидает пуховик на стул, стягивает спортивные треники, натянутые поверх домашних, и залетает под одеяло, укрываясь до самого подбородка. Дома тепло, но только так кажется, что получается согреться и выжать из себя кристаллики мороза полностью. Хёнджин издаёт смешок, наблюдая за этим, но тоже залезает в постель, правда не кутаясь в одеяло, а слегка прикрываясь. Какое-то время они молча лежат, ощущая, как накапливается тепло. Немного ноют икры, настрадавшиеся из-за покорения обильно заснеженных дорог и склонов. Влажные кончики волос на лбу постепенно сохнут. Чанбин трёт ступни друг о друга и слегка приспускает одеяло, когда в районе груди становится душно. - Как подумаю, что мы могли шаг до люка не дойти, так прям жопа гореть начинает. - И не говори, - Хёнджин почёсывает тыльную сторону ладони и хмурится, когда она чуть шелушится. - Мы ведь не так далеко уходили. Он должен быть где-то там. - Похоже, мы либо ушли дальше в сторону, либо, наоборот, не дошли сколько надо. Зря только морозились. - Ну, хоть проветрились. - Обветрились, - Чанбин вздыхает и смотрит на окно. - Дубак такой, что у меня зубы чуть не скрошились. - Зато сейчас как тепло, хорошо на контрасте. - Ты опять с этим своим. - Бу-бу-бу. - Бе-бе-бе. Они переглядывается и одновременно выдыхают со смешками. Через пару минут просто смотреть в потолок и мусолить непонятную ситуацию надоедает. С тумбочки берутся книги и они погружаются в чтение. Лучше уж окунуться во что-то готовое и имеющее ответы, чем пытаться высосать истину из воздуха. Без новой информации они к чему-то новому не придут, так что нет смысла беспокоиться и накручивать себя зря. Страницы попеременно шелестят. Чанбин по привычке теребит уголки подушечкой указательного пальца. Ему остаётся меньше четверти. Две книги за неделю после почти года книжного воздержания из-за отсутствия свободного времени – это вполне себе достижение. Вряд ли он прикоснётся к чему-то, пока ему не выпадет очередной внеплановый отпуск. - Я пожевать хочу чего-нибудь, - намеренно гнусавит Хёнджин с нотками нытья, резко опуская книгу на живот. - Мою правую ляжку? - Если я буду жевать твою правую ляжку, ты будешь плакать. - А чего ты хочешь? - Чего-нибудь. - Чего-нибудь чего? - Ну, чего-нибудь, - Хёнджин хватает его за локоть и трясёт, мешая читать. – Пошли со мной. - Мне лень. - Ну, пошли. - Сам иди, тебе же надо. - Одному скучно. - Твои проблемы. Чанбин непоколебимо перехватывает книгу другой рукой и продолжает читать, не собираясь подниматься. Ему так уж сильно пожевать чего-то не хочется. Хёнджин сверлит его взглядом, после чего решительно вкладывает в свою книгу закладку и убирает её под подушку. Раз сейчас это не проблема Чанбина, то он сделает это его проблемой. Подобравшись вплотную, он устраивается прямо под его ухом. - Кушать, кушать, я хочу кушать, пошли возьмём покушать, чипсы, сухарики, кукурузные палочки, печеньки, конфетки, торты, пирожные, мороженое, крутоны, бисквиты, брауни, круассаны, багеты, хот-доги, сэндвичи, макаруны, рогалики, слойки, плюшки, суфле, маршмеллоу. Не получив ответа на свою поэму, он резко дует. Чанбин отмахивается, отворачивая его лицо от себя и не давая подползти обратно. Однако упрямого Хёнджина это не останавливает. Он обхватывает его руку своими и для надежности фиксирует запястье коленками, чтобы тот не двигался. Вновь подобравшись к уху, он решает снова раздражающе дуть в него, однако после небольшой заминки решает попробовать что-то другое уже из любопытства. Зубы обхватывают хрящ. - Так! – дёрнувшись от неожиданности, Чанбин поворачивается, округляя глаза и словно давясь воздухом. – Это ещё что такое? - Мне же хочется что-то погрызть. А чего ты так дико смотришь? – Хёнджин вскидывает брови и через секунду лукаво улыбается с озарением в загоревшихся глазах. – О. Эрогенная зона, да? - Может быть. Не делай так больше. - А то что? А? Ухмыляясь сильнее, Хёнджин медленно подаётся вперёд. Взгляд переходит на резко покрасневшее ухо, кончик языка показательно проходится по нижней губе. Чанбин садится, отпихивая его в грудь и роняя обратно на подушки. - Какая же ты жопа иногда, - Чанбин шлёпает по одеялу там, где должно быть чужое колено, и ерошит свои волосы, чтобы согнать накативший на голову жар. - Злишься? Хёнджин продолжает ухмыляться тому, что вызвал такую интересную реакцию, но при этом замирает, изучая его и ожидая, что будет дальше. Озорство в глазах перемешивается с серьёзностью. Вместо ответа Чанбин поворачивается, какое-то время смотря на него, а затем резко наклоняется и через одеяло кусает его колено, нащупанное ранее. Хёнджин брыкается и хохочет, совершенно не ожидав подобного. - Пошли за твоим пожевать, не успокоишься же. В конечном итоге, приходится вновь спуститься на первый этаж, чтобы ограбить уже значительно обнищавший стеллаж. Впрочем, почти всё, чего нет на его полках, находится на складе. Перебрав упаковки, они берут одну пачку Доритос с сыром и одну пачку луковых колец. В передний карман толстовки Чанбин убирает две арбузные газировки, за что его называют кенгуру. Покружив у бара и решив, что пока рано и вечером в любом случае будут последние посиделки, они идут обратно. От входной двери привычно тянет жмущимся к ней морозом. Ступени едва ощутимо проседают под ногами во время подъёма на второй этаж. Свернув в своё крыло, мужчины лениво шагают к нужной комнате. - Блин, у меня же мармеладки мои в сумке остались, - вдруг жалобно гундит Хёнджин, вспомнив о своём сокровище. - Так там же есть мармелад, - не понимает проблемы Чанбин. – Сходи да возьми. - Там моего нет, я специально Sour Patch Kids из Америки заказываю. - О, было дело, пробовал. Очень подсаживают. - Вообще жесть как подсаживают. Говно собачье, а. Пройдя мимо комнаты 118, Хёнджин идёт дальше к своей и с обидой пинает дверь. Он щупает электронную панель, к которой ему больше нечего приложить. - Может раздолбать эту хрень? Сами виноваты, что так обосрались, может я диабетик и мне инсулин колоть надо. - Ты ведь не знаешь, как надо долбать так, чтобы она сдохла и открылась, а не сдохла и заклинила, - резонно замечает Чанбин. – Тогда даже после прихода хоста ты свои вещи не получишь и придётся ждать наряд с пилой. - Ну, как-то же это делают. Я видел в каком-то фильме, но не помню, чего там было конкретно. - Вообще я тоже что-то такое видел. Там вроде пускали ток на считывающую панель. Чанбин подходит к нему и из-за занятости левой руки чипсами показывает на нужное место карточкой, которую держал наготове в правой ладони. В момент, когда та касается панели, раздаётся писк и замок поворачивается. Мужчины недоумённо смотрят на загоревшийся синий огонёк, а затем друг на друга. Хёнджин берётся за ручку двери. Та спокойно открывается. - Чего нахер? – он заглядывает в свою комнату и пялится на оставленные на кровати пижамные штаны в клетку так, словно видит их впервые. - Подожди, - Чанбин промаргивается, обрабатывая произошедшее, и смотрит на свою карточку. – Это глюк системы или что вообще? - У меня в башке явно глюк системы, насчёт двери не знаю. - Так, давай-ка проверим. Ты стой в комнате, а я попробую ещё раз. Запустив его внутрь, Чанбин закрывает дверь и ждёт, пока замок автоматически заблокируется. Затем он выжидает ещё пару секунд и прикладывает к панели карту. Та послушно пищит, вновь загораясь и извещая о том, что замок открыт. Распахнув дверь, он смотрит на не менее озадаченного Хёнджина. - Это типа… у нас у всех карточки одинаковые? Я как-то не догоняю. - Похоже да. Либо мне каким-то образом попалась мастер-карта, но она же именная, у нас у всех они именные, - Чанбин рассматривает кусок пластика в своей руке, после чего скидывает груз из кафетерия прямо у порога. – Бери свою карту, пошли на моей двери проверим. Подойдя к столу, Хёнджин хватает злосчастную карточку, которая действительно одиноко лежала на скетчбуке. Он выходит в коридор к Чанбину и идёт к его комнате. Карта прикладывается к панели, и та издаёт знакомый писк, механизм тихо жужжит, открывая замок. Они без каких-либо проблем могут спокойно открывать комнаты друг друга. - Ну… - тянет Чанбин, скребя затылок. – Видимо, они вообще решили не париться с программированием и наделали одинаковые замки. - Я в ахере, - Хёнджин проводит пальцем по своему имени. – Это ж кто угодно может зайти. - Точно! – через мгновение Чанбин хлопает ладонями друг о друга так, что мужчина рядом с ним подскакивает от неожиданности. – Мы ведь можем зайти туда. Рука показывает на дверь слева. Та самая пустая комната, для которой не нашлось жильца и которая вызывала у них вопросы, будучи одним из двух непроверенных в доме мест. - Реально. Погнали, давай глянем чего там. Они проходят по коридору и достигают безымянной двери. Откуда-то из глубин костей дымкой вылетает на поверхность волнение. У них нет никаких поводов считать, что там может быть что-то страшное или криминальное, однако учитывая сложившиеся обстоятельства, там может находиться всё, что угодно. Ведь в это место не попасть, не зная о том, что они только что выяснили совершенно случайно. Чанбин даже колеблется на долю секунды перед тем, как приложить карту. Появляется мысль, что трюк не сработает. Синий огонёк загорается под знакомый писк. Взявшись за ручку, Чанбин тянет дверь на себя, и та поддаётся без колебаний. На отделанный под древесину ковролин падает холодный белёсый свет из выходящего на передний двор окна. Пыль кружит в воздухе и чуть щекочет нос. Стандартная кровать, стандартный стол и шкаф. Мужчины обмениваются взглядами и, пока что почему-то не решаясь говорить, тихо проходят внутрь. Головы вертятся, осматривая с виду обычную комнату. Хёнджин проводит пальцами по столешнице, собирая тонкий слой коричневатых комков, свидетельствующий о том, что здесь не убирались пару недель. Бесшумно ступая по тёплому полу, он подходит к балкону и видит за стеклом лишь наваливший снег. В это время Чанбин толкает дверь ванной. Увидев мелькнувшую тень, он поджимается, но затем понимает, что это его собственное отражение в зеркале над раковиной. Тихо выдохнув, он делает шаг внутрь и, не заметив ничего подозрительного, выходит обратно. - Пусто. - И, честно говоря, слава Богу, - Хёнджин расслабляет напряжённые плечи. – Я бы обосрался, если бы здесь кто-то был. - Надо поменьше смотреть детективов. - А сам-то ты чего с каменной рожей бродил тогда? - Нам обоим. Несмотря на свои слова, Чанбин подходит к кровати. Он поглядывает на Хёнджина, который тут же понимает ход его мыслей и кивает. Они проверили не всё. Чуть поколебавшись, Чанбин опускается на колени и заглядывает вниз. В дальнем углу чернеет какой-то затаившийся комок, заставляющий сердце на секунду сжаться. Присмотревшись, он понимает, что это просто чьи-то оставленные тапочки. Сдавленную грудь отпускает. Здесь действительно ничего нет. - Ну? – уточняет Хёнджин, когда он выпрямляется. - Тапки только. Всё нормально. - Хоть с этим разобрались. Зря только шифровались. - Лучше перебдеть, чем недобдеть. Теперь остаётся то, насчёт чего я бы уже не был так уверен. - Что? А. - Комната хоста. Их взгляды пересекаются. На протяжении нескольких секунд они лишь задумчиво молчат. Затем Хёнджин натягивает рукава свитера на костяшки. - Так и… пойдём? - Надо позвать остальных. Мало ли. Если там вдруг труп, то нужны свидетели. - Я, конечно, всегда мечтал оказаться в детективе и словить свою порцию адреналина, но я очень надеюсь, что никаких трупов здесь нет. - Вот и проверим, - Чанбин расправляет плечи. – Идём. Они выходят в коридор. Подойдя к двери с номером 116, он уже заносит руку, чтобы постучать, но решает, что будет лучше сразу продемонстрировать новые обстоятельства, которые теперь нужно переваривать. Он прикладывает карту и открывает дверь. Искренняя потерянность на лице Минхо, которое обычно либо недовольное, либо усмехающееся, определённо стоила того. Он лежит на кровати со сборником судоку в руках и смотрит на внезапно появившихся в комнате мужчин так, как будто порог переступили ходячие деревья. Джисон, сидевший за столом и что-то клеивший, оборачивается и чуть не падает со стула от неожиданности. - Что за хрень? Вы как, мать вашу, сюда зашли? – Минхо садится, отбрасывая сборник. - Если вкратце: оказалось, что карточки универсальные, - Чанбин машет своим пластиковым прямоугольником. – Подходят ко всем комнатам. Мы проверили. - Какого хера? - Такой же вопрос. - Подождите, а… - Джисон кладёт на стол красный тюбик прозрачного клея и отряхивает руки, разворачиваясь и вставая со стула, на котором сидел по-турецки. – Мы типа можем… - Обшарить комнату хоста, - заканчивает за него Хёнджин. – Так что сейчас собираем всех и идём. Местная супружеская пара поначалу озадаченно молчит, обрабатывая услышанное. Затем они смотрят друг на друга и идут к двери. - Охренеть, я их с дерьмом сожру, - Минхо хрустит пальцами. – Универсальные карточки – это что за параша вообще? Так же любой войти может, когда не надо. Они, блин, настолько ленивые и жадные чмошники, что не могли раскошелиться на разные карты? - Видимо, - фыркает Хёнджин. – Других версий нет. Хоть переносные замки из тиктока покупай теперь и таскай с собой. У меня теперь паранойя будет. Собрать остальных получается достаточно быстро и с тем же элементом сюрприза. Комната Чонина оказывается пустой, и он находится у Сынмина, с которым они читают книги, расположившись на разных частях кровати. Они начинают справедливо возмущаться, узнав о карточках и собираясь на выход. Комната Феликса так же пустует и мужчины двигаются к комнате Чана. Открыв дверь, они видят, что те лежат на кровати на животах с ручками в руках и что-то вместе решают в толстом сборнике сканвордов, ошеломлённо поднимая глаза на открывшуюся дверь. - Так, давайте договоримся, - медленно жестикулирует Чан после того, как его вводят в курс дела и вся компания оказывается в коридоре. – Если мы вдруг там что-то найдём, то сохраняем спокойствие. Что бы это ни было. - Сынмин взял камеру для трупной фотосессии, - оповещает Минхо, кивая в сторону. - А если там реально труп? – Чонин озабоченно теребит замок на толстовке. - Ты-то чего? Больше всех на трупы насмотрелся. - Одно дело – это больное животное и совсем другое – настоящий человек. - Давайте не будем паниковать раньше времени, - напоминает Феликс слова Чана. – Мы не знаем, что там. - Так давайте узнаем уже, ну, - подгоняет Хёнджин. - Реально, хватит сиськи мять, - машет рукой Минхо. – Открывай давай, капитан, ты первый на амбразуру. Чан проходится взглядом по обращённым к нему лицам и подходит к двери хоста. Остальные кучкой следуют за ним, собираясь за спиной и заранее вытягивая шеи, чтобы урвать вид получше. Сынмин включает запись видео. Он уверенно подносит карту к считывающему аппарату, пусть сердцебиение и учащается от нарастающего волнения. В конце концов, по ту сторону действительно может оказаться всё что угодно. Ведь единственное, что они знают, так это то, что работники резко пропали, не оставив после себя никаких следов, словно их и не было. Дверь бесшумно распахивается, а вместе с ней распахиваются и настороженные глаза постояльцев ODDINARY. Слегка тянет хлопковым ароматизатором, напоминающим запах детской присыпки. Меловый свет из окна окидывает дубовый стол, под который задвинут крепкий на вид стул. У стены находится заправленная кровать с белоснежным одеялом без единой складки. Рядом имеется тумбочка с выключенной лампой. Напротив неё стоит шкаф, ничем не отличающийся от тех, что были в других комнатах. На этом всё. Больше ничего и никого в комнате нет. - Как-то это… - Джисон заглядывает в шкаф, держась за дверцы. – Никак. - Совсем никак, - Чанбин проверяет пространство под кроватью. - Почему тут так пусто? – Феликс выглядывает на балкон. Чан открывает дверь ванной в дальнем левом углу. Пальцы шлёпают по выключателю, освещая персиковый кафель. Глаза изучают идеально вычищенное пространство со сверкающими штангами для полотенец. Взгляду даже не за что зацепиться. - Где вещи этого ублюдка? – Минхо откидывает одеяло, затем открывает ящик прикроватной тумбы, не находит там ничего и захлопывает его. – Это вообще на жилую комнату не похоже. Ни чемодана, ни шмота, ни хрена. - Как будто он собрался и намеренно свалил, - Сынмин снимает помещение, медленно вышагивая по ковролину. - Это очень странно, - Чан хмурится, озадаченно вставая посреди комнаты и упирая руки в бока. – Должны же были остаться какие-то вещи. - Стафф тут явно не жил, - отмечает Хёнджин. – Кровать одна. - Значит, они все ночевали в том бункере, который вы находили. И хост тоже, поэтому вещей здесь и нет. - Так а нахрена ему кабинет тогда свой с табличкой? – Минхо садится на стол, скрещивая руки на груди. - Может он просто торчит здесь днём? Если гостям что-то понадобится, а потом сваливает туда на ночь. - А смысл? - Откуда я знаю? – Чан устало трёт виски. – Вай-фай там какой-нибудь есть, телик, радио, да что угодно. Чтобы здесь слышно не было, раз у них такая политика, что стафф не должно быть видно. - Политику наманифестили настолько, что он вообще исчез, - Хёнджин проверяет не упало ли чего за кровать. Голоса замолкают. Мужчины растерянно стоят, не понимая, какие выводы делать из нового открытия. Ни на один из их вопросов не появилось ответа. Лишь возникли новые. На стене монотонно тикают часы. - Хотя бы трупа нет, - через четверть минуты негромко резюмирует Чонин. - Лучше бы был уже, честное слово, - Минхо раздражённо вздыхает. – Теперь что? Сидим ждём у моря погоды дальше? - Если есть варианты, то я слушаю, - Чан откидывается спиной к стене. – У меня нет. Какое-то время в комнате вновь стоит тишина. Затем Сынмин, выключивший камеру, пожимает плечами. - Ну, если спускаться в город без телефонов не вариант, то сидим ждём дальше. Ничего не поменялось. - Кроме того, что комната, в которой должно быть хоть что-нибудь, на деле оказалась как с фоток для букинга, - Чанбин прислоняется плечом к шкафу. - Это реально ничего не меняет, - соглашается Феликс. – Я хочу дождаться телефона. Если не откроется, то тогда уже тащиться в город. - Какое же эссе я им накатаю, моя преподша по родному языку бы инфаркт схватила, если бы его увидела, - Минхо слезает со стола. – Я спать пошёл, у меня башка от этой херни заболела. Обед будет часа в три, мне лень готовить, не оголодаете. И только попробуйте к нам в комнату без стука войти, я из вас котлет понаделаю. Мужчины поочерёдно покидают комнату хоста, напоследок оглядываясь, как будто что-то может поменяться за те доли секунды, что они находятся к ней спиной. Единственной новой информацией, которую они получили, стало отсутствие новой информации. Загадочная комната на деле оказалась обычным помещением, разве что абсолютно пустым и никак не намекающим на то, что там кто-то жил некоторое время назад. Разочарование тем не менее перемешивается с долей облегчения. По крайней мере, там не оказалось чего-то кошмарного и подтверждающего какую-либо из не очень позитивных теорий, что они рассматривали. Идя по коридору, Чанбин, даже как-то не задумываясь, проходит мимо своей двери и заходит в комнату Хёнджина вслед за ним. Мысли витают непонятно где, снова перебираются имеющиеся факты. Хёнджин в свою очередь, кажется, ничего против не имеет и даже никак это не комментирует. Он уходит в ванную, включая кран и умываясь, оказавшись утром без возможности почистить зубы из-за отсутствия щётки. Вода бегло мчится по раковине, звонко шелестя на манер водопада от каждого касания струи. Подхватив оставленные у порога вещи из кафетерия, Чанбин кладёт их на кровать и садится, забираясь с ногами. Тем не менее, он ни к чему не притрагивается. Ногти безотчётно водят по колену. Через пару минут в комнату возвращается умывшийся Хёнджин. Он наклоняется к лежащей у шкафа сумке, достаёт оттуда упаковку кислых червячков и плюхается на кровать рядом с ним. Пахнет уже не персиками, но чем-то чуть сладковатым и свежим, какое-то средство для умывания. Открыв упаковку, он отправляет одну мармеладку в рот, а затем предлагает Чанбину. Червяк и правда оказывается очень кислым, но не противным. Рот покалывает изнутри, стенки словно стягивает в одну точку, появляется слюна. Вкус пробирающий и вполне интересный. С минуту они лишь молча жуют, пока языку не становится больно от накапливающейся кислоты. - Тупое состояние такое, надо на что-то отвлечься, - Хёнджин сворачивает упаковку и швыряет её на стол, едва не промахиваясь. - На что? – Чанбин трёт нижнюю челюсть, по которой словно бегают электрические разряды от съеденного. - Не знаю. На что-нибудь. - Будешь опять рисовать? - Не, лень. Это опять сидеть часами, что-то выдумывать, потом отмываться. Не хочу. - Крестики-нолики? - Неинтересно. - Морской бой. - Ещё хуже. - Читать? - Опять? Башка закипит скоро от букв. - Предлагай сам тогда, - Чанбин издаёт смешок. – Всё тебе не нравится. - Хм… Есть у меня, конечно, идейка. - Ни на каких тюбингах я кататься не пойду, уж лучше крестики-нолики. - Мы в любом случае все договорились не шататься по улице. - Что тогда? Я по взгляду твоему вижу, что это что-то, что мне не понравится. - Ты ведь ещё даже не услышал, - смеётся Хёнджин. – Но да. Ты будешь упрямиться. - Так и? Выкладывай давай, не тяни интригу. - Я согрелся и опять хочу гулять. - Сам же сказал, что… - Дай мне договорить. Я хочу гулять, но гулять за пределами дома нежелательно, да. Так что есть отличная золотая середина: погулять на балконе. Несколько секунд Чанбин молча сверлит его взглядом. - Что, блин, вообще значит «погулять на балконе»? - Одеться, взять по чашечке горячего шоколада, выйти на балкон и наслаждаться горными пейзажами, - с довольным видом объясняет Хёнджин. - Тебе делать нечего? - Вообще-то да. - Ладно, тупой вопрос, согласен, перефразирую. Нахера тебе это? - Я же сказал, что хочу гулять. Хочу воздухом подышать. И эстетическое наслаждение получить. - Чего? – недоумённо тянет Чанбин, сводя брови. - Ну, типа эстетично постоять с чашкой горячего шоколада на фоне белого снега. Контраст горячего и холодного, - поясняет Хёнджин, закатывая глаза. – Как будто мы на шикарной вилле в Швейцарии, проводим самый кашерный отпуск и сорим деньгами, прямо как в американских фильмах. - Мы в провинции Канвондо у хера на рогах. - Помечтать-то можно. Короче давай, чуть-чуть подышим, попьём и зайдём. - Мы и так уже отморозили себе сегодня все запчасти. - Ну, отогрелись же, - Хёнджин хватает Чанбина за локоть и начинает раскачивать его. – Ну, бу-бу-бу, ну, пошли, а. Сегодня последний день, завтра мы хоть зубами будем сугробы раздвигать, но свалим, это последний шанс для такого. - Шанс отморозить себе почки? - Никто не будет морозить никакие почки. Оденемся как обычно, плюс это балкон, а не поле, продувать будет не со всех сторон и зайти можно буквально в любую секунду. - Это занятие ни о чём, ты хочешь просто стоять и морозиться почём зря, - вздыхает Чанбин, которого продолжает мотать. - Это атмосферно, это прочищает мозги, это круто, это только зимой так можно и то не везде, это память, - Хёнджин обхватывает его предплечье обеими руками и кладёт голову на плечо. – Ну, пожалуйста, ну, пошли. Я не хочу один, я хочу с тобой. Пошли со мной. Со Чанбин. Ты не хочешь гулять со мной? Я тебе надоел? Я думал, что тебе нравится со мной гулять. Чанбин прикрывает глаза, протяжно выдыхая. Это невыносимо. Он буквально физически чувствует, как в нём дёргают за рычаги. И ничего не может с этим поделать, никак не может помешать. - Маленький манипулятор, какой же ты невозможный. Тащи свой горячий шоколад. - Реально? – Хёнджин поднимает голову с его плеча и внимательно заглядывает в глаза. – Ты пойдёшь? - Сказал же тащи. - Если что, я тебя не заставляю, ты можешь не идти, если не хочешь. - Ты? Не заставляешь? – вскидывает брови Чанбин. - Правда. Если тебя бесит, то скажи – я заткнусь. - Шуруй давай, - Чанбин толкает его плечом. – Я пока ботинки наши притащу и свой пуховик. Лицо Хёнджина буквально сияет. Он довольно улыбается и стрелой подскакивает с кровати, хватая карточку и вылетая в коридор. Чанбин трёт свой лоб, будучи не в силах подавить собственную улыбку. Он ведь должен разозлиться из-за такого. Его буквально вынуждают делать то, что он не хочет. Вот только то, как светятся шоколадные глаза, слишком приятно ломает его изнутри, чтобы отказывать. Он понимает, что в нём появилась вполне осязаемая и очевидная слабость перед одним художником, влюблённым в зиму. Его радость вызывает какое-то привыкание, хочется делать что угодно, лишь бы её получать. Четверть часа спустя Чанбин мысленно называет себя слабым идиотом несколько раз подряд. Обувшись и одевшись, они выходят на закиданный снегом балкон, который приходится расчищать, распинывая собравшиеся сугробы. Ветер снова карябает щёки, нос холодеет изнутри в первые же минуты. Снежинки цепляются за ресницы. Тусклая белизна мурашками проникает под кожу. - Кайф, - отхлебнув горячий шоколад, над которым бешено вьётся сносимый зимними порывами пар, Хёнджин с удовлетворением выдыхает, ставя кружку на деревянные перила. - Дубак, - Чанбин делает глоток и крепко сжимает керамические стенки ладонями в перчатках, цепляясь за единственный источник тепла. - Дубак кайфу не помеха. Смотри, как там прикольно идёт ландшафт. Кажется, что это всё сплошное поле, а там ведь деревья и склон. Это в метель так всё круто замело, что как будто цельный пласт. - Так замело, что таять будет до мая. - Уж не до мая, там быстро теплеет. - Но всё равно долго. - И что? Наоборот, классно. Везде уже весна, вишня цветёт, а тут на горе снег с зимы остался. - Ага, обосраться как классно. Хёнджин толкает его бедром. Вокруг оставленных на перилах кружек тает мёрзлый слой снега, который не получалось убрать руками. Среди белизны проступает ореховая древесина. По сугробам внизу проносятся рыхлые снежные вуали, гоняемые ветром. Пару раз каркают вороны, их можно засечь по падающим с веток елей комкам. Горизонт облеплен лёгкой туманностью, оставшейся после пурги, из-за чего дальнее поселение практически не видно. Постепенно кружки пустеют наполовину. Сладкий шоколад служит топливом для поддержания тепла. - Ты когда-нибудь катался на сноуборде? – спрашивает Хёнджин, поправляя подскочивший на ветру шарф. - Ты у меня спрашиваешь? - Вдруг кто-то из друзей умудрился вытащить твою ворчащую жопу покататься. - Таких нет. Никто мне на мозги с этим больше не капает, все сдались. - Кроме меня. - Кроме тебя, - фыркает Чанбин. - Значит, вытащу тебя на сноуборд. - Ой, иди на хер, а? Никаких сноубордов. - Это мы ещё посмотрим, - Хёнджин усмехается. – Я пару раз катался, отбил себе жопу, мне очень понравилось, так что хочу ещё. - Интересный критерий для того, что нравится. - Оно того стоит. Офигенное ощущение, когда несёшься с горы. Так что не жалко и жопу отбить, да и не только её. Отбиваешь, отбиваешь, а постепенно всё равно учишься и уже отбиваешь не так часто. - Снег жрёшь, ага. - Когда купаешься, воды глотаешь и что? Ты так же бурчишь? - Вода – это вода. Ты купаешься летом, выходишь на горячий песок и тебе тепло. - Не всегда тепло вообще-то. - Ходить надо в сезон, когда и вода тёплая, и солнце светит, тогда и будет тепло. А тут две минуты прошло и уже околел. Десять минут отогреваешься, две минуты гуляешь. Говно эта ваша зима. - Гавно этя вася зимя, - передразнивает Хёнджин. - Автору пять лет, ясно. Чанбин толкает его локтем в бок и хмыкает. Он делает глоток из кружки, которая уже начинает остывать, и ставит её обратно на перила. Взгляд изучает однотонный горизонт под бетонным небом, когда в голове лампочкой зажигается осознание. Он поворачивается. - Ты меня передразнил. - Я в курсе, и? Отругаешь? – Хёнджин поначалу насмешливо вскидывает бровь, после чего до него тоже доходит. – А. Точно. Их обещание в самую первую прогулку, родившуюся из наглого обмана. Оказавшись в ловушке, Хёнджин пообещал, что больше не будет его передразнивать. А если нарушит обещание, то он обязан ему поцелуй. Они смотрят друг другу в глаза. Мех на капюшонах треплется морозным ветром, доносящим аромат ледяной хвои из леса. Чанбин ждёт, что будет дальше. Конечно, он не собирается заставлять Хёнджина, если тот не захочет. Обещание обещанием, но принуждение его совершенно не устраивает. Вот только Хёнджин не был бы собой, если бы отступил. В шоколадных глазах загорается уже достаточно хорошо знакомое веселье. Он делает шаг вперёд; снег скрипит под ботинками. Когда их капюшоны соприкасаются, становится темно в образовавшемся практически цельном пространстве, куда больше не попадают снежинки. К губам уверенно прижимаются. Помимо персиков от Хёнджина пахнет горячим шоколадом. Губы холодные от ветра, но всё равно ощутимо мягкие. Кончик носа касается его ещё более холодной гладкой щеки. Через несколько секунд среди капюшонов вновь появляется просвет. Они отстраняются, но не отходят. Чанбин смотрит в глаза, на которые упала пара медовых волосков. И хотя по договорённости ему были должны всего один поцелуй, он поддаётся соблазну и вновь целует его сам. Тянет слишком сильно. Под рёбрами что-то трепетно поджимается, когда он чувствует ответную улыбку в поцелуй. Свистящий ветер и холод отлетают куда-то далеко назад. Под слившимися капюшонами для них нет места. Мир замораживается и ставится на паузу, пока Чанбин прижимается к чужим губам, которые сами не дают ему отстраняться дольше, чем на один короткий вдох.