Freeze Me

Ботинки стучат по ковролину, скидывая снег. Будут лужи, но осталось меньше суток, так что уже плевать, убираться – это не их работа. Остывшие чашки с остатками твердеющего шоколада на дне с цоканьем опускаются на стол. Пуховики шуршат, летя на стул. Заледеневшие ладони трутся друг о друга, ступни едва ли не намертво прилипают к полу, собирая тепло. Кожу на щеках как обычно покалывает после стояния на морозе. Открывшаяся на пару секунд балконная дверь успела впустить запах ледяного снега. Носы попеременно шмыгают. Под одеяло они залетают почти одновременно. Чанбин натягивает его до подбородка, ёжась от того, что простынь кажется ледяной. Хотя Хёнджин и говорил, что не замёрз, когда он напоминал ему о том, что пора бы сваливать с балкона домой, он тоже кутается, не снимая с футболки свитер. Они оба немного потеряли счёт времени в соединённых капюшонах, так что волна холода накатила на них с двойной силой. Тем не менее, Чанбин чувствует дурацкий порыв улыбаться. Уголки губ так и норовят дёрнуться обратно вверх, как натянутая резинка. Он ещё никогда не целовался зимой на улице. Ему было не до этого, он всегда был слишком занят поиском укрытия от холода и плевался раздражением. Но каким-то образом у Хёнджина получилось перетянуть на себя абсолютно всё его внимание до последней снежинки. Осознать то, что ступни уже готовы отвалиться, получилось далеко не сразу. Голова чуть поворачивается, взгляд скользит по чужому профилю. Хёнджин смотрит куда-то в потолок с полуулыбкой. Медовые пряди разметались по подушке. Красивый как никогда. Уже такой знакомый, как будто они пришли домой с улицы после стандартной прогулки, на которую выходят как минимум пару лет. Рука Чанбина под одеялом сдвигается с места и нащупывает его ладонь. Ледяные пальцы переплетаются. Хёнджин поворачивает голову, ловит его взгляд и улыбается так тепло, что замёрзшие конечности тут же сбрасывают с себя морозные оковы. То, как он сжимает руку в ответ, успокаивает. Они лежат, без особого фокуса смотря куда-то под потолок комнаты и погружаясь в это ощущение. Постепенно кожа рук согревается. Ничего делать не хочется. Достаточно просто находиться так под одним одеялом. - Мои любимые цвета – это голубой и белый, - через несколько минут объявляет Хёнджин. - Это сейчас к чему так внезапно? - Просто. Чтобы ты знал. - Чтобы я знал? - Ага. Какое-то время они молчат. Затем Чанбин дёргает уголком рта. - А мой чёрный. И тёмно-синий. - Я запомню. - Запомни. Слышно, как в коридоре пикает открывшаяся дверь. Похоже, Минхо пошёл готовить обед. От подушки тянет персиками. Одеяло чуть шуршит, когда левая нога поднимается, сгибаясь в колене. Тело словно чуть покачивает на расслабляющих волнах, однако на переднем плане сознания всё равно маячит табличка с вопросом, который надо бы прояснить, чтобы не возникло недопонимания. Опыт подсказывает, что всё нужно обговаривать словами через рот, вот только это не так просто сделать. Ведь есть страх, что волшебство разделённого момента куда-то испарится под бытовыми делами. - Вообще я совсем не планировал отношения, когда ехал сюда, - через пару минут Хёнджин всё-таки высказывается вслух. – В плане, у меня не было цели найти себе партнёра и подкатывать к первому приглянувшемуся мужику. - Так у меня тоже, - Чанбин ведёт плечом. – Я как-то даже не задумывался об этом по пути сюда. Типа у меня нет привычки заводить курортные романы по фану. - Но что-то пошло не так, да? – смешок. - Естественно. Что-то пошло очень не так. - И что ты думаешь про это «не так»? Какое-то время Чанбин задумчиво молчит. Он тщательно перепроверяет свои ощущения. Он хочет быть максимально откровенным как по отношению к нему, так и к себе. - Я так привык, что ты постоянно под боком, что мне этого точно будет не хватать. Так что… я бы попробовал. Если ты не против, то я тебя забираю. - Я-то не против. Смотри, чтобы тебе мои закидоны быстро не надоели. Так обычно и бывает. У меня же вечно какие-то дурацкие идеи. И это начинает бесить. Хёнджин смотрит куда-то в угол. Его голос становится буквально на долю тише, он сам словно чуть сжимается. Довольное, было, лицо сковывает беспокойное напряжение. Это заставляет рёбра застучать от болезненного возмущения. Чанбин приподнимается на правом локте и кладёт левую ладонь ему на щёку, поворачивая к себе. - Ты, конечно, нереально красивый, с этим не поспоришь. Но я ведь не просто пялюсь на тебя целыми днями. И отношения ведь не об этом. Пялиться и всё прочее можно и без отношений. Мне нравится разговаривать с тобой о всяком. О тебе, обо мне, обо всём. У тебя интересные размышления. А твои бешеные идеи и выходки, - Чанбин посмеивается и мягко ведёт большим пальцем по щеке. – Они замораживают всё дерьмо, которое кипит во мне из-за холода и зимы, да и из-за остального тоже. Иногда по башке тебе надавать хочется, конечно, как тогда на озере. Но это не отталкивает, наоборот. Зачем мне смотреть куда-то ещё, когда ты мне тут целые шоу устраиваешь? Эта твоя отбитость мне как раз и нравится. Шоколадные глаза внимательно изучают его, впитывая каждое слово. Сосредоточенность, которой пропитана каждая черта, кажется, заставляет Хёнджина выглядеть старше и серьёзнее. Выпустить наружу что-то сознательное и значительно покоцанное опытом, а потому уязвимое и старающееся себя защитить. Он анализирует всё сказанное Чанбином и увиденное в его глазах. Выдерживает паузу, не торопясь отвечать или что-то спрашивать. А затем резко обхватывает его руками и фактически роняет на себя, крепко обнимая и заставляя зарыться лицом в своё плечо. Чанбин чувствует биение сердца в его груди. - А знаешь, что мне в тебе нравится? – лукавый, но при этом пронзительно доверчивый голос звучит у самого уха. - Что? - Всё. От его тёплого смеха грудная клетка вибрирует. Чанбин какое-то время лежит в его хватке, вдыхая персики. Затем он вновь приподнимается над ним, заглядывает в шоколадные глаза и чмокает в губы, прижимаясь на несколько секунд. Видеть Хёнджина улыбающимся и расслабленным даже слишком приятно. Чанбин замечает, что он уже не первый раз сомневается в себе, уточняет не надоел ли, проверяет, как сильно его слова и поступки могут задеть. И несложно догадаться, что это из-за того, что ему уже делали больно раньше. Говорили, что его характер и взбалмошность раздражают. Поэтому видеть, как он успокаивается после искренних слов, заставляет что-то внутри ликовать. Хёнджин больше никогда не должен переживать о таком. - Что у нас завтра по планам? – опустившись обратно на спину и вновь сжав чужую руку, Чанбин поправляет сползшее одеяло. - Если мы проберёмся через сугробы и не наткнёмся на голодного медведя? - Ага. Мы ведь в бар собирались, да? - Да. Наверное, сначала по домам, вещи отвезти. Потом уже вечером встретимся в баре, посидим. И можно ко мне праздновать, - Хёнджин ведёт ногой и касается его ступни своей. - Звучит как отличный план. - А послезавтра на каток. - Уже не такой отличный план, - вздыхает Чанбин, за что его пальцы сжимают, чуть впиваясь в кожу ногтями. - У тебя просто катка нормального не было. - Уже предвкушаю, как отобью себе весь зад. - Ну да, будет твоя очередь. Подтекст сказанного доходит до Чанбина не сразу. Только через десять долгих секунд он начинает гоготать и толкает его локтем. Отсылка на то, как они будут справлять Рождество, оказалась одновременно неожиданной и ожидаемой. Было вполне в их откровенном духе, но при этом застало врасплох. Пальцы поглаживают горячую ладонь Хёнджина. Удивительно, что Рождество, на которое ему было наплевать и которое он не собирался отмечать, неожиданно стало вызывать предвкушение. Из отпуска он вернётся если не другим человеком, то явно с другим настроем и ценностями. В его жизни появился новый слот. Мужчины лениво болтают, обсуждая, где поесть после катка и какие заведения Сеула им нравятся. Постепенно разговоры затихают. Разморенные утренними похождениями через сугробы и накопившимся под одеялом теплом, они непроизвольно закрывают глаза, начиная погружаться в дрёму. Дыхание становится глубже и шумнее, тела расслабляются. Они спят почти час, пока согнутая в колене нога Чанбина не падает, заставляя его проснуться. Он немного дезориентировано оглядывается, потерявшись в пространстве и времени из-за дневного сна. Затем он смотрит на часы, показывающие без десяти минут три. Приходится растрясти Хёнджина, чтобы спуститься на предполагаемый обед. Захватив грязные кружки, они плетутся вниз, зевая и потягиваясь на ходу. Пахнет оливковым маслом и томатной пастой. Войдя в кафетерий, они видят, что Чан раскладывает на стол приборы и салфетки, пока Феликс разливает по стаканам пузырящийся лимонад с дольками апельсина в большом графине. В этот момент из кухни как раз выходит Минхо, несущий большой тазик с салатными листьями и, кажется, помидорами черри. - Оп, а что у нас на первое? – интересуется Чанбин, ощущая проклёвывающийся голод. - Спагетти. - С чем? - С чем я, мать твою, тебя и поздравляю, - усмехается Минхо и идёт обратно к двери, оставив таз на столе. - Как Джисон его терпит вообще? - Ты видел, как он смотрит на Джисона? – посмеивается Чан, убирая упаковку салфеток под барную стойку. – Джисон может творить самую лютую дичь, но не словит и половины того, что Минхо раздаёт тем, кто просто дышит не так, как ему нравится. Он на другом уровне по сравнению с нами, простыми смертными. - Джисон умудрился приручить волкодава, - фыркает Хёнджин, расставляя наполненные Феликсом стаканы. - Специфический у него вкус, однако. Минхо же явно не с самого начала его облизывал, так что и он свою порцию говна словил, - Чанбин берёт миски для салата. - Ставлю на то, что он мазохист. Ему точно нравилось то, как Минхо на него гавкает. Любит пожёстче. Из кухни выходит Джисон, несущий тарелки со спагетти в томатном соусе, так что разговор на этом заканчивается. Через пару минут в кафетерии собирается вся компания, оголодавшая сильнее, чем они думали. Тарелки вычищаются достаточно быстро, салат из пекинской капусты, помидоров, огурцов и яиц, смешанных с майонезом и соевым соусом, улетает буквально на глазах. Несколько графинов с газированным лимонадом осушаются с завидной скоростью. Только и слышно, как цокает посуда. - Я ходил проверять дорогу, - отпив из стакана, делится Чан. – Всё гладкое, внизу видно кусок, по которому мы проезжали, там тоже никаких следов. - Да и насрать уже, - отмахивается Джисон, всасывая в себя спагетти. – Пошли они, мы завтра сваливаем. Надоело башку ломать. - Реально, уже как-то похер так, - кивает Хёнджин. – Не приходят, так и пошли в жопу. - Главное, чтобы ящики открылись, - напоминает Сынмин. - Завтра и проверим, не хочу думать про это, - Феликс качает головой, жуя капустный лист. - Надо сейчас обчистить буфет и бар, - Минхо откладывает вилку и отряхивает руки. – Там в кухне пакеты есть, возьмите и сметайте всё, что надо. - А точно не влетит потом? – осторожно спрашивает Чонин. - Пусть попробуют. Теперь это моя кухня и я разрешаю тащить всё, что не привинчено. - По сугробам потом тащить это всё, - вздыхает Сынмин. - Срать, потащим, - насмешливо хмыкает Чанбин. – Бесплатный навар я хоть через пожар протащу. - Во-во, - соглашается Джисон. – Раз бесплатно, то и покорячиться можно. - Окей, с этим решили, а что с вечером? – Хёнджин утирает уголки губ салфеткой. – Будет прощальный пир? Торт бы какой. - Я не собираюсь яйца надрывать над фуршетом, - Минхо требовательно стучит пальцами по столу. – На вас банкет тут готовить обосрёшься, ещё и с тортом, ага, щас. Не хватало мне ещё пять часов на кухне херачить под конец отпуска. - Так мы поможем тебе, задолбал, дай поработать. - Вы поработаете, ага. - Ты сначала посмотри, а потом говни, - вторит Чанбин. – Нам же не пять лет, дашь задания и будем делать, уж смешать муку с яйцами любой дятел сможет. - Серьёзно, хочется же посидеть душевно напоследок, - Чан пытается убедить упрямо поджавшего губы Минхо. – Придумай меню и скажи кому что делать, сам можешь просто указания раздавать и контролировать нас. - Если начнёте косячить, а вы начнёте косячить, то получите от меня так, что Гордон Рамзи будет отсасывать в стороне. Мне как-то не улыбается потом смотреть на ваши сопли и слушать, как вы хнычете, у меня на кухне по струнке все ходят. Чанбин незаметно толкает Джисона под столом и, поймав его взгляд, аккуратно указывает подбородком на Минхо. Безмолвная просьба включить свои чары и что-то сделать с горячо любимым мужем, обладающим нечеловеческой упёртостью, видимо, уязвимой лишь к одному человеку. - Да нормально всё будет, поорёшь пару раз, не рассыплются, сами же просят, - Джисон обхватывает его запястье и настойчиво заглядывает в глаза. – Круто же будет так посидеть под конец. Расставишь нас по станциям, а сам будешь ходить и смотреть, поправлять. Всё равно ужин готовить, так хоть отдохнёшь. А, Кыс? Я хочу торт. Там как раз куча какао и шоколада. - Мне как будто на работе стажёров не хватает, которые без соплей курицу разделать не могут и не знают, чем тесто для пирога отличается от теста для торта. - Так у вас там всякие мишленовские мудрёные блюда, ты придумай простое что-то. Нам чисто на чилле пожрать же, как туса на дому, помнишь, мы тако делали? Ну давай, кайфово будет, поржёшь с нас вообще. Минхо молчит, изучая его скептическим взглядом, после чего осматривает всех сидящих за столом. Затем он вздыхает, откидываясь на спинку стула и отбрасывая сложенную салфетку на тарелку. - Хер с вами, ладно. Только попробуйте мне в ответ что-то на моей же кухне тявкать, я вас во фритюрнице пожарю. - Я сам их за тебя обтявкаю, - Джисон на пару секунд кладёт голову мужу на плечо. – Супер, это будет весело. - Сомневаюсь. Закончив с обедом, мужчины вооружаются пакетами и отправляются грабить местные запасы. Чанбин первым делом захватывает бутылку мартини и ликера с мохито, пока их не успели растащить остальные. Не то чтобы он такой большой фанат алкоголя, но иногда бывает неплохо намешать себе дома какие-нибудь простые коктейли, чтобы разнообразить вечер. Тем более, раз теперь у него появилась компания, с которой можно приятно проводить время. Следом в пакет летят пачки чипсов и орехов, пара арбузных газировок и коробка спагетти. Остальные мужчины тоже зачищают стеллаж со снеками так, что там остаются разве что рисовые батончики, которые никому не нужны, и обносят бар настолько, насколько позволяет здравый смысл, напоминающий, что им это ещё как-то тащить домой. На складе появляются пустые полки. Решив, что продуктов стащено достаточно, Чанбин возвращается в комнату и начинает собирать рюкзак, чтобы равномерно распределить все свои вещи между ним и пакетом. Уложив бутылки на книги и присыпав их чипсами, он взвешивает всё в руках. Тяжеловато, но терпимо, он и похуже таскал. Прохладная вода течёт по лицу, когда он умывается в ванной, сбрасывая накатившую новой волной сонливость, вызванную едой. Капли стекают с подбородка. Он смотрит на своё отражение и проводит пальцем по губам. Те складываются в улыбку. Отношений в его планах действительно не было. Голова была слишком занята работой, чтобы задумываться о них после прошлого раза, который вымотал его так, что больше не хотелось вновь связываться с обвинениями в том, что он уделяет другому человеку недостаточно времени. Хотя он искренне поддерживал баланс и шёл на уступки, работал по ночам, чтобы выделить время днём. Просто в ответ не хотели прикладывать никаких усилий. Он мог жертвовать своим комфортом и подстраивать своё расписание, а вот для него такого делать не могли, что ему слишком надоело. Так что он полностью погрузился в зарабатывание денег и на знакомство с кем-то у него попросту не было возможности. Раньше бы он не стал бросаться в отношения, когда с момента первой встречи не прошло и недели. Однако в этот раз ситуация была совершенно другой. Из-за того, что они с Хёнджином проводили вместе почти целые дни, а в прошлый раз ещё и ночь, они притёрлись больше, чем если бы встречались на пару часов на протяжении месяца. Чанбин общается с ним утром, днём, вечером, ночью, он уже знает, что он любит, а что нет, как он реагирует на определённые вещи, что его интересует, как он ведёт себя в разных состояниях. Пока что кажется, что они неплохо друг друга понимают и двигаются по жизни гармонично, дополняя друг друга. Это то, чего он искал где-то на подкорках сознания. От Хёнджина он чувствует комфорт, ради которого будет хотеться перестраивать своё расписание. Которым хочется заполнять своё время. После грабежа и небольшого перерыва мужчины возвращаются на первый этаж, чтобы в этот раз принять непосредственное участие в процессе готовки. Утекающий через окна день уступил место вечеру слишком сильно, так что приходится включить яркие вытянутые лампы под потолком. Минхо решил, что они будут готовить несколько разных пицц, курицу в кляре и два шоколадно-банановых торта, потому как найденные в холодильнике бананы уже начали темнеть. Встав у холодильника перед выстроившимися перед ним теперь уже подчинёнными, он медленно, как для последних идиотов, объясняет, кто и чем должен заниматься, чтобы все двигались в одном темпе. Чанбин отдаёт ему должное: за весь вечер Минхо ни разу не срывается на крик, хотя пару раз балансирует на грани, заменяя ор ядовитыми комментариями и поучениями. Он смотрит на то, как Чан нарезает лук, хлопает себя по лбу так звонко, что эхо проносится среди металлических стеллажей, забирает у него нож и показывает, как нужно делать это в разы эффективнее, а не как «шимпанзе, которая хитрее члена в руке ничего не держала». Затем он спрашивает у Хёнджина, какого хрена тот месит тесто так, словно перебирает свои яйца. Увидев, как Чанбин натирает шоколад, он говорит, что если тот хочет весь измазаться в говне, то ему лучше пойти в туалет и спустить свой завтрак, после чего швыряет ему в грудь резиновые перчатки. Когда Сынмин смазывает основу для пиццы соусом, он подходит к нему, наблюдает за процессом и спрашивает, намывает ли он своё очко мылом или так же рандомно выдавливает из мочалки пену на три места, забив хрен на остальные части тела. Чонину достаётся за слишком медленное нарезание курицы, Минхо напоминает ему, что он не собаку разделывает. Без замечаний не обходится и Джисон, который во время подготовки курицы для фритюра получает по заднице за то, что забывает про правило «сухая рука – мокрая рука» и покрытый яйцами кусок мяса обваливает в крахмале той же рукой. В общем и целом, готовка фуршета проходит успешно, Минхо контролирует действия каждого стола и без проблем следит за всей кухней сразу. Его опыт работы в ресторанах ярко демонстрирует себя, позволяя ему координировать все процессы и при этом не путаться с тем, кто и чем должен заниматься. Он в своей среде обитания. Тем временем, Феликс самозабвенно занимается напитками. Приняв заказы, он мешает для каждого нужные коктейли, которые ставит по краям стола в зоне отдыха. Пустое пространство внутри заполняется сине-зелёными шотами. Когда мужчины на кухне забивают духовки и освобождаются, они немного мозгуют над тем, куда ставить посуду, раз маленький столик занят алкоголем. В конечном итоге, они приносят два обеденных стола из кафетерия, за которыми ели последние два дня. Через час на нём стоит несколько поддонов с разными видами пиццы и красуются остывающие торты. Поленья в камине весело трещат. Положив на тарелку по два куска пиццы, гости ODDINARY устраиваются на своих стандартных местах на диванах и начинают есть, шипя от того, как им горячо, но при этом не останавливаясь. Чанбин чувствует, как с обожжённого нёба свисает плёнка кожи. Игнорируя её, он вновь вгрызается в пиццу зубами, едва не скуля от того, как вкусно тянущийся сыр сочетается с беконом и чуть кислым огуречным соусом. Лучшая еда для посиделок, никогда не надоедает. - Ну что, начинаем? – Хёнджин отпивает сангрию из запотевшего бокала. – Я никогда не встречался с двумя людьми одновременно. Игра выбирается стандартная, чтобы не ломать голову. В прошлый раз было весело, но естественно они перечислили далеко не всё, так что простора для вариантов целый океан. Мужчины неторопливо жуют, не прикасаясь к рюмкам. И только через пару секунд Сынмин со вздохом опрокидывает шот, вызывая удивление на лицах всех остальных. - Ты? Серьёзно? – вскидывает брови Минхо. - Это было по глупости, я был молодой и тупой, - тот неопределённо машет рукой. - Они спалили тебя? – интересуется Феликс. - Нет. Я сам расстался сначала с одним, потом с другим, потому что надоели оба. Больше я такого не делал. - Охренеть, никогда бы на тебя не подумал, - присвистывает Чанбин. - Ну вот так, бывает. Твоя очередь. - У меня никогда не было секса с двумя разными людьми за одну ночь. - Типа одновременно? Тройничок? – уточняет Минхо. - Нет, типа по очереди. Сначала с одним, потом с другим. - А, ну тогда, - местный повар выпивает рюмку. - Это когда ты так? – поворачивается к нему Джисон, щурясь. - Да вроде на первом курсе. Мы поехали с друзьями в Пусан, сначала бухали в снятом коттедже, там меня и вытянул на перепихон один пацан. Потом пошли тусить в клуб, ко мне подкатил уже местный и я такой, ну, а чего отказываться? Сходили в туалет, чпокнулись, разошлись. - Казанова хренов. - Ты сам-то себя вспомни, не строй тут монашку. - Ну, такого у меня не было. - Я хотя бы не трахал брата своей бывшей. Джисон собирается что-то сказать, но, немного подумав, закрывает рот и несколько раз кивает, признавая поражение. Остальные наблюдают за ними, пытаясь определить закончился ли диалог. Феликс хлопает. - Итак. Я никогда не был на похоронах. - Вот это тебя пронесло, - удивляется Чан и выпивает. - Ну, у меня умирала бабушка с папиной стороны, но меня туда не водили, хотя вроде не мелкий был. В итоге, пьют все. Рюмки с цоканьем опускаются обратно на столешницу. Из пиццы Джисона выпадает кусок ананаса, и он матерится, утирая штаны рукой, но только размазывает пятно. Минхо цокает языком, смачивает палец слюнями и пытается оттереть его, но это оказывается бесполезно и он сдаётся. - Я никогда не катался на американских горках, - перенимает эстафету Чонин. - Чувак, - тянет Чанбин. – Ты такой кайфовый адреналин упускаешь. - Мне слишком страшно садиться в эти дребезжащие кастрюли. - А чего бояться-то? - Всякое может случиться. Вдруг что-то сломается и они застрянут или упадут. Или крепление не выдержит. - Шанс помереть, поперхнувшись водой, и то выше, - фыркает Минхо. - Вода – это необходимость, - чеканит Чонин. – А горки – это для тех, кому хочется экстрима. Мне и так нормально. - Надо бороться со своими страхами, - Чан поправляет дрова кочергой, пуская искры над полом. - Страхи останавливают нас от необдуманных действий. И таким образом, останавливают от смерти, это естественный механизм. - Как по мне, то страхи останавливают нас не от смерти, а от жизни, - Хёнджин пожимает плечами. - О, вау, вот это глубоко, - поражённо посмеивается Чанбин, толкая его плечом. - Люблю глубоко. - Придурок. Они смеются, встречаясь друг с другом взглядами. Чанбин несильно лупит его по бедру. Намеренная двусмысленность фразы была слишком лукавая, слишком в стиле Хёнджина. Ему нравится. Отвратительной юмор был в их стиле. По рюмке вновь приходится выпить всем, так как Чонин оказывается единственным, кто не катался на американских горках. Однако до того, как Сынмин успевает дожевать кусок пиццы, чтобы сказать своё утверждение, Минхо сверлит пытливым взглядом двух людей, сидящих на соседнем диване. - Мне кажется или как-то слишком завоняло голубятиной? – наконец, выдаёт он. - В смысле? – Феликс, пивший коктейль, отрывается от трубочки и недоумённо пытается понять, про кого он говорит. - Да вот эти вот. Вы мутите, что ли, а? Внимание мужчин переходит на Чанбина и Хёнджина, которых тот сканирует чуть насмешливым, но при этом крайне любопытным взглядом. Художник с усмешкой фыркает. - Ты в сплетницы заделался? - Чуйка зазвенела. - Тебе какое дело вообще? – вскидывает подбородок Чанбин. - Да так. Думаю, вон, его к нам третьим позвать, если не занят. Уточняю. Мордашка-то симпатичная. Наступает короткая пауза. Выразительно смотря ему в глаза, Чанбин опускает руку на чужое бедро и сжимает его. - Гуляй, парниша. - Сука, я так и знал! Минхо с ликованием щёлкает пальцами, подскакивая на диване, когда в ответ на это Хёнджин с довольной улыбкой опускает голову Чанбину на плечо, тоже давая вполне красноречивый ответ. Остальные присутствующие с интересом смотрят на них, особо не задумывавшись о таком повороте. - Вы правда встречаетесь? – уточняет Чан. - Теперь да, - признает Чанбин со смешком. – Всё-то вам надо знать. - Глазастый какой, а, сразу прочухал, - Хёнджин вытягивает ногу, указывая на Минхо. - У меня на такое нюх, от вас прям несёт конфетно-букетным, - усмехается тот, пожимая плечами. - А я тебе говорил, - Джисон даёт ему пять. - Ладно, давайте дальше, мы тут не в свах играем, - Чанбин взмахивает рукой и вгрызается в корку последнего куска пиццы. - Я никогда не ел живых осьминогов, - объявляет Сынмин. - Скукота, - закатывает глаза Минхо. – Под сраку лет, а такую банальщину не пробовал. - Я не хочу убивать живое существо своим же ртом. И вообще они же могут застрять в глотке. - Так жевать надо получше, чтобы они сдохли и не прилипали. - Реально, надо просто получше челюстями работать, - Хёнджин ведёт своими и отправляет в рот кусок пепперони, выскользнувший из пиццы. – У нас в Канныне на побережье полно мест, где таких можно пожевать, они же вкусные, особенно если в соус макнуть. - Я тоже, кстати, не пробовал, - хмурится Феликс. – Как-то не горю желанием. Хотя суп из змеи ел, когда был в Пхукете. - Да ладно, всё надо попробовать, - улыбается ему Чан. – Надо съездить в Пусан и заказать целый стол морепродуктов. - Ну, может быть летом. - Обязательно, такое нельзя упускать. - Короче пейте все, кому надо, - велит Сынмин. – Хватит про этих сраных осьминогов. Твоя очередь, Чан. - Я никогда не мариновал кимчи. - Падлы, под меня копаете, - цокает языком Минхо, осушая стопку. - Да многие же родителям помогали, - Чанбин тоже пьёт и закусывает последним куском теста, после чего отряхивает пальцы над тарелкой. - Ну, если это считается, - Хёнджин выпивает рюмку. По итогу к алкоголю не притрагивается только Феликс. Мужчины отвлекаются на пару минут, чтобы встать к столу и переложить себе по треугольнику торта, который любезно нарезает местный повар, не разрешая никому портить его. Чанбин отправляет ложку в рот и одобрительно мычит. Сладко, но не до зубного скрипа. Сочетание с бананами никогда не бывает плохим. Остальные тоже с удовольствием накидываются на сладкое, запивая его оставшимися коктейлями. Их специально сделали в дополнение к шотам, чтобы было что пить не только во время проигрышей. - Итак, - Минхо с готовностью потирает ладони. – У меня никогда не было анала с девушкой. - Господи. - Ну, конечно, этот об этом. - Давайте-давайте, а то сидите как ханжи. Под закатывание глаз раздаются вздохи. Вот только ни одна рюмка со стола так и не исчезает. Мужчины переглядываются, после чего почти одновременно начинают гоготать от осознания. - Собралась голубятня, - Хёнджин лупит ладонью по подлокотнику. - То есть с девушками в жопы не того, а с мужиками так сразу, - Минхо постукивает ногами по полу, даже не разочарованный тем, что никого не подловил и выпить приходится ему. – Ясно всё с вами, ясно. Надо было сосисок наготовить. - Точно, сидели бы на огне жарили как на пикнике, - Чанбин ударяет ладонью о ладонь. – Вот это мы протупили. - Ты-то всё-таки себе сосиску сорвал. Под волну гиеноподобного хихиканья в Минхо летят сразу две диванные подушки от новоиспечённой пары. Он швыряет их обратно в них, из-за чего бокалы с коктейлями едва не сносятся со стола. - Так-так, аккуратно, - Чан поднимается на колени, подаваясь вперёд и вскидывая руки в предупреждающем жесте. – Не бесимся. Сейчас повалите тут всё. - Ты когда-нибудь договоришься, сосисочник, - Чанбин покачивает пальцем в сторону Минхо, на что тот невозмутимо показывает ему свой средний палец. - Джисон, давай, играем дальше, а то эти долго собачиться могут. - Я никогда не трахался на первом свидании. - Один другого краше, - вздыхает Хёнджин и берёт рюмку. - Ты с херли меня-то валишь? – Минхо шлёпает мужа по колену. - Сейчас каждый сам за себя, ненаглядный ты мой, - Джисон насмешливо подчёркивает обращение. - Вот так ты, да? Ну окей, готовься, я тебя завалю. - Прям тут? Сынмин делает вид, что блюёт. Остальные смеются, покачивая головами. Когда Чанбин и Чан выпивают по шоту, новый круг начинается с Хёнджина. Кофейный столик постепенно пустеет, чернильная густота за окном становится плотнее. Пицца исчезает с противней, а под обновлённые коктейли доедается и торт. Через два часа ломать мозги над фактами надоедает, поэтому ещё один час они просто болтают на свободные темы, перескакивая с одного на другое и поддато посмеиваясь. Закругляться особо не хочется, потому что не покидает мысль о том, что это будет означать конец отпуска. Поленья в камине трещат слишком уютно, янтарные волны света покачиваются слишком успокаивающе. Разговоры у огня каждый вечер уже стали приятной рутиной, из которой будет тяжело выбираться. Даже несмотря на возникшие в последние два дня проблемы, это словно было их безопасным причалом, где они могли остановиться и расслабиться, забывая обо всём остальном. Скинуть груз и дать себе волю. - Что ж, думаю, нам пора расходиться, день был длинным, - Чан встаёт с пола с бокалом в руке, когда становится понятно, что веки начинают тяжелеть уже у нескольких людей и весёлые голоса приобретают усталость. – Было очень приятно со всеми вами познакомиться, как по мне, то компания собралась отличная. Да, ситуация немного… да не немного, очень даже непонятная, странная, но тем не менее, я рад, что мы с вами не разводили панику и слушали друг друга. Надеюсь, что завтра всё пройдёт гладко и мы спокойно вернёмся домой. Давайте как-нибудь ещё соберёмся в Сеуле. Спасибо вам всем. - Ну, слушай, это тебе спасибо за то, что вставал у руля каждый раз, как мы не знали, что делать, и стояли как бараны, - Чанбин признательно покачивает бокалом в его сторону. – Без тебя мы бы точно пересрались. - Ой, да ладно вам. Просто идеи выдвигал. - Нет, серьёзно, - присоединяется Феликс. – С тобой надёжно и кажется, что всё под контролем. Ты правда очень… крутой, да. В общем, хорошо, что у нас есть ты. - Давайте заплачьте и пососитесь ещё, - фыркает Минхо. - Да ладно тебе, реально хорошие слова, - Джисон обнимает его за плечи и чокается. – Всё было круто, ребят. На хоста насрать вообще. Главное, что нам было весело, это реально прям кайфовый отпуск получился. За вас короче! Гости ODDINARY звонко чокаются друг с другом и допивают коктейли. Последние посиделки перед отъездом подошли к концу. Посуда остаётся на столах, об уборке никто даже и не задумывается. Вместе с удовлетворением от хорошо проведённого вечера появляется лёгкий налёт грусти, который всегда бывает, когда заканчивается что-то хотя бы немного дорогое сердцу. Чанбин смакует это чувство, одеваясь после горячего душа. Он искренне наслаждался их болтовнёй и мелкими спорами. Как будто снова стал подростком и попал в лагерь, правда не летний, а зимний. Было настоящим подарком забыть про работу и взрослые проблемы, пусть и возникли проблемы уже другого плана. Они намеренно огораживались от них на те часы, когда сидели у камина. Грусть не давит, скорее добавляет особой ценности моменту. Если после окончания чего-то появляется грусть, значит это что-то было действительно хорошим и нужно радоваться, что оно было в принципе. Натянув носки и попив воды из бутылки, Чанбин задумчиво встаёт у стола, суша волосы полотенцем. В голове немного гудит вызванная алкоголем дымка, однако она не мешает соображать. А соображает он достаточно активно. Он решает идти ли к Хёнджину или нет. Ясное дело, что никакого поспешного продолжения того, что было днём, он не хочет. Всему своё время и они как-то негласно пришли к тому, чтобы оставить это на Рождество, если возникнет соответствующий настрой. Его интересует то, следует ли просто поспать вместе, как вчера, ведь это ощущалось вполне себе уютно. Да и это как-то спокойнее. Чанбин ловит себя на том, что ему будет в разы спокойнее, если Хёнджин будет у него под боком. Двери дома, конечно, закрыты, но стопроцентной безопасности после всех непонятных обстоятельств он не ощущает. Поэтому через пару минут после того, как в соседней комнате затихает фен, он подхватывает ящик с телефоном, убирает в карман зубную щётку, берёт карточку и выключает свет, выходя в коридор. Чёрт с ним, ему больше не хочется спать одному. Если Хёнджин будет против, то погонит его и тогда он просто вернётся обратно, это не конец света. Костяшки стучат по двери. Через пару секунд та открывается. - Вечер добрый. - Доброй ночи, - Хёнджин издаёт смешок и разворачивается. - Скажи, если я наглею. - В плане? - Ну, припёрся к тебе в кровать проситься. - Ты дурак? Я уже подушку тебе взбил. - Ты знал, что я приду? - Не пришёл бы ты, пришёл бы я, ну. Швырнув замотанный фен в рюкзак, Хёнджин падает на правую сторону кровати и с чувством потягивается. Персиками пахнет до одурения. Чанбин закрывает за собой дверь, кладёт свои вещи на стол и щёлкает выключателем. В наступившем мраке приходится ориентироваться наощупь. Наткнувшись на кровать, он залезает на неё коленями и специально хватает Хёнджина за лодыжку, сжимая пальцы и ведя ими вверх по икре, как будто всё ещё пытается сориентироваться. Тот смеётся и брыкается, когда от прикосновения к задней части колена становится щекотно. Вытащив из-под себя одеяло, Чанбин встряхивает его и укрывает их обоих, опускаясь на постель. В ушах чуть звенит, поясницу покалывает после долгого сидения на диване внизу. Особо не церемонясь, Хёнджин подползает к нему и деловито устраивает голову на его плече, перекидывая руку и ногу. Нос утыкается в медовую макушку. - Я тебе для этого нужен, да? Чтобы подушкой быть. - Зачем ещё мужики нужны? – тот ёрзает, устраиваясь поудобнее. - Ах, вот ты какой. Нагло пользуешься мной. - Ты позволяешь, я и пользуюсь. - Хоть бы поцеловал для приличия. Хёнджин привстаёт и чмокает его в губы. Затем ещё раз, и ещё один раз. Потёршись о него щекой, он ложится обратно. Это заставляет Чанбина широко улыбнуться. Было в этом что-то такое очаровательное, что заставляет сердцебиение участиться, но при этом вызывает в груди облако тёплого комфорта. Он обхватывает Хёнджина, обнимая его в ответ. Часы мерно тикают. - Думаешь всё нормально будет? – тот вдруг подаёт голос через минуту, хотя Чанбин думал, что он вырубился, раз уж алкоголь обычно вызывает в нём сонливость и податливость. - Надеюсь. Наша главная проблема – это сугробы. Если телефоны откроются, то можно будет хотя бы позвонить и вызвать бригаду какую, но если нет, то придётся тащиться. - Главное, чтобы ночью не припёрся какой-нибудь Йети. - Я раскидаю всех Йети, - Чанбин похлопывает его по лопаткам. – Не переживай, ты же со мной. Спи. - Сплю. Спокойной ночи, бу-бу-бу. - Спокойной, бе-бе-бе. Прижимая к себе Хёнджина, Чанбин чувствует позабытое желание защищать. Когда он расслабляется в его руках и начинает сопеть, появляется чувство ответственности. Раз он так ему доверяет, то Чанбин готов быть для него цербером и охранять в случае чего. Размышления, может, немного утрированы выпитым алкоголем, однако кажутся естественными и правильными. Раз ему нравится человек, то он его в обиду не даст, это ведь теперь его человек. Поэтому спать, зная, что он в безопасности, намного спокойнее, чем если бы они остались в разных комнатах. В случае чего, он рядом, чтобы о нём позаботиться. Уж из рук его никто не вытащит. Вскоре Чанбин тоже засыпает. Он просыпается за ночь лишь раз, когда Хёнджин ворочается и проезжается ему ладонью по лицу. Повернувшись набок, он обхватывает его со спины и вновь отключается, больше не страдая от чужой возни. В этом же положении их и встречает молочное утро с едва пробивающимися бусинами запутавшегося в пушистых облаках солнца. Шторы открыты, у Хёнджина не было привычки их задвигать, чтобы скрываться от снежного света. Первым делом они почти одновременно приподнимают головы, проверяя время. До девяти остаётся ещё четверть часа. Чанбин перекатывается на спину и с шумом потягивается, хрустя позвонками. Через пару мгновений на грудь падает рука Хёнджина, который тоже разминается, чуть кряхтя. - Ты по роже мне прописал ночью. - Мне очень жаль, - говорит тот без капли сожаления в голосе. - Как-то не похоже. - Ты мне коленкой по жопе заехал и ничего же, не ною. - Хочешь поцелую? – смешок. - Рано. Хёнджин зевает и лениво садится, потирая глаза. Футболка приподнялась и оголяет бледную поясницу. Почувствовав на контрасте прохладное дуновение остывшей за ночь комнаты, он опускает её и бредёт в ванную. Умывшись и расчесавшись, они осушают бутылку воды и встают у стола, гипнотизируя взглядами ящики. Те отсчитывают последние две минуты. Волнение невольно начинает расти, пусть это и не будет означать что-то критичное. - Твою мать, у меня так очко даже перед экзаменами не сжималось, - Чанбин вздыхает, переступая с ноги на ногу. - Ага, аж желудок свело, - кивает Хёнджин и обхватывает его руку. – Они же не рванут, да? Будет а то весёлый пранк. Чуть подумав, Чанбин отходит на несколько шагов, оттаскивая его за собой. Счёт переходит на секунды. Мужчины неотрывно следят за цифрами, мелькающими на маленьком экране. Кончики пальцев тревожно леденеют. Ждать всегда неприятно и скользко, внутренности непроизвольно поджимаются, особенно когда точно не знаешь, чего именно можно ожидать. Когда остаётся десять секунд, пальцы Хёнджина обхватывают чужое предплечье сильнее. Чанбин кладёт на них свою ладонь. Последние секунды тянутся особенно долго, словно намеренно растянуто. Тройка сменяется на двойку, а та превращается в единицу как будто через целую минуту. Затем экран гаснет. Раздавшийся протяжный писк заставляет вздрогнуть. За писком следуют одновременные щелчки. Переглянувшись, мужчины подходят к столу. Руки хватаются за крышки. - Ёб твою. Те поддаются, вызывая протяжные стоны облегчения. Чанбин берёт телефон с такой радостью, как будто ему в целости и сохранности вернули родного ребёнка. Зажав кнопку питания, он сначала замирает, не увидев ответной реакции, но затем экран всё же зажигается, начиная загрузку. - Слава тебе Господи, как же я скучал, - Хёнджин поглаживает чёрный корпус. - Хоть с этим никаких накладок. - И не говори. Иначе… Громкий стук заставляет дёрнуться от неожиданности. Причём стук был не по двери их комнаты. - Это внизу? – Хёнджин обеспокоенно оборачивается. - Похоже. С колотящимися сердцами они убирают включающиеся телефоны в карманы и выглядывают в коридор. Из комнаты местных женатиков так же торчат две головы с озадаченными лицами. В правом крыле можно заметить остальных. Первым с места сдвигается Чан. Он бесшумно выходит в коридор полностью и осторожно подбирается к переходной площадке. Выглянув из-за угла, он осматривает холл, после чего кивает всем. Мужчины так же тихо выдвигаются к нему, нервно теребя рукава. - У всех открылись ящики? – спрашивает он шёпотом. - Да. - Да, мне выпал мой полтос. - Хорошо. Пойдёмте спустимся, надо проверить кто это. - А может за ножиками сначала? – предлагает Минхо. - Это уж слишком. - Ну, не знаю, - тот демонстрирует кухонный нож, который, похоже, утащил в комнату перед сном и держал у ноги. - Только давай ты сразу поножовщину не устраивай, - предупреждает его Сынмин. - Не учи меня, а то и сам отхватишь. - Хватит, - обрывает Чан. – Пошлите. Мужчины не спеша спускаются по лестнице, на каком-то инстинктивном уровне стараясь не шуметь, хотя никакой явной угрозы не было. Оказавшись внизу, они выглядывают в окна, однако те обхватывают лишь угловые части террасы. Чан подходит к двери. Феликс следует за ним и кладёт ладонь ему на плечо, кивая. - Кто там? - Чон Джехён. Они удивлённо переглядываются. При этом в глазах загорается яркое облегчение. Мысленно они его уже едва ли не похоронили. Чан поворачивает замок и отходит вместе с остальными. Дверь открывается, мгновенно впуская кусающий щиколотки мороз и запах снежного наста. Неяркая полоса солнца рассыпается по тёплому ковролину. - Доброе утро, - хост в чёрном пальто приветливо улыбается как ни в чём не бывало, обнажая ямочки. - Надеюсь, у вас есть хронологический список из оправданий, потому что я уже составил трёхтомное эссе для фидбэка, - чеканит Минхо, сверля его взглядом. - Понимаю, вы все очень злитесь, но я готов всё вам объяснить. - Объясняйте, - Чанбин складывает руки на груди. Джехён шмыгает чуть покрасневшим от холода носом и закрывает дверь, чтобы перерубить свистящий ветер, вкидывающий в дом почти сразу же умирающие на полу снежинки. Он разувается и расстёгивает пальто. С волос летит снег. - Для начала я бы хотел извиниться перед вами, но не за наше отсутствие, а за то, что мы не рассказали вам всю правду. - То есть? – хмурится Чан, настороженно наблюдая за ним. - Я не совсем хост, точнее, это не моя основная деятельность. Я доктор психологических наук, специализируюсь на социальной психологии. Больше всего меня и мою команду интересует поведение групп людей, оказавшихся в нестандартных ситуациях, их реакции, взаимодействия, распределение ролей, эмоциональный фон и так далее, здесь много нюансов. Специально для этого мы… - Вы сделали из нас крыс, - прерывает его Минхо с загоревшимися от ярости глазами, когда его накрывает осознание. – Засунули нас в коробку и смотрели за цирком. - Поэтому здесь везде камеры, - подхватывает Чанбин. – Вы наблюдали за нами. - Обосраться, а, - Хёнджин неверяще качает головой. – Что за Стэнфордский эксперимент? Какого хрена? - Я понимаю, что это шокирующая информация и ваши реакции абсолютно нормальные, - спокойно продолжает Джехён. – Но для чистоты эксперимента мы, конечно же, не могли вам о нём сообщить, иначе потерялся бы смысл. Нам нужно было проследить ваши естественные реакции на новые обстоятельства. - Зачем? В чём смысл? – спрашивает Феликс, напряжённо щурясь. - Я не могу раскрывать всех научных деталей, так как это важный исследовательский проект, и вы не единственная группа испытуемых. Но если говорить в общем и целом, то нам было важно посмотреть на то, как вы взаимодействуете друг с другом в стрессовой ситуации, какие решения принимаете, как пытаетесь справиться с обстоятельствами, какие прослеживаются роли в коллективе. - Роли? – переспрашивает Джисон. - Да. Как вы и сами заметили, у вас появился явный лидер, старающийся держать ситуацию под контролем. Также вы распределяли обязанности в бытовых вопросах. - Чего там исследовать, это всё логично, тоже мне, - фыркает Минхо раздражённо. - Как выяснилось: нет. В разных группах поступают по-разному в зависимости от параметров. - То есть мы ещё и какая-то категория? – вскидывает брови Чонин. - Да. Ваша группа состоит из цисгендерных мужчин, относящих себя к гомосексуалам. Также новым фактором стало наличие сложившейся пары, чего раньше у нас ещё не было. - Ну охренеть теперь, - Минхо вскидывает руки. - Вы собирали на нас досье, - понимает Чан, тщательно обдумывая всё услышанное и собирая картину воедино. – Поэтому запрос на путёвку обрабатывался неделю. - Все группы тщательно подобраны, это является ключевым фактором исследования, - кивает Джехён. – Это играет большую роль в более глубоком понимании человеческого поведения, межличностных отношений, механизмов образования и работы микро-групп. Ваше участие вносит большой вклад в развитие науки. - Да в жопу вашу науку, вы следили за нами, это натуральное сталкерство, - Чанбин обводит дом рукой. – Ещё и разговоры наши слушали. - Так, стоп, - Минхо кривит губой, делая паузу. – Вы и в наших комнатах камеры заныкали, извращенцы вы обоссанные? - Нет, конечно же, мы не стали настолько нарушать вашу приватность, - хост учтиво посмеивается. – У нас тоже есть определённые рамки, за которые мы не можем выходить. Камеры и прослушивающие устройства находятся везде, кроме ваших комнат, включая улицу и лес. Там скрыты специальные морозоустойчивые камеры. - Конечно, я вам поверил. - Вы не обязаны в это верить, но можете сами проверить свои комнаты до миллиметра, если хотите. - А что за хрень с карточками? – Хёнджин машет пластмассовым прямоугольником. - Во-первых, хочу поздравить: вы первая группа, узнавшая о том, что все карты одинаковые, это было очень интересно. Во-вторых, мы учли возникновение непредвиденных ситуаций. Если бы что-то случилось, мы бы оповестили вас по специальным скрытым динамикам о том, что вы можете воспользоваться любой из карт, чтобы открыть дверь. Также вы являетесь одной из трёх групп, обнаруживших наш люк. - Так вы реально там сидели? – удивляется Феликс. - Да, опять-таки в целях безопасности мы не покидали базу отдыха, чтобы оказать своевременную помощь. - Почему именно пропажа стаффа? Почему именно такие обстоятельства? – допытывается Чан. – На что это влияет? - К сожалению, я не могу вам этого сказать, до выпуска официального доклада об этом может знать только наша команда. - То есть вы над нами поорали и мы даже не можем узнать нахрена козе баян? – цедит Минхо, всё так же сжигая его взглядом. - Увы, такова исследовательская тайна. Результаты готового исследования, а также индивидуальный разбор личностного портрета вы получите по почте уже после того, как мы сможем опубликовать наши данные. - Что ж, ваш личностный портрет я опубликую уже сегодня, чтобы в эту дыру никто больше не совался. - Вынужден огорчить: этого вы сделать не можете, - качает головой Джехён. - В смысле? Это ещё почему. Раскрыв полы пальто, он достаёт планшет для бумаг, который они видели в первый день. Приподняв скобу, он вынимает содержимое, вот только там не просто лист с именами, около которых они расписывались. Этот лист является лишь частью длинной сложенной бумаги с кучей текста. - Вы зафиксировали своё обязательство не распространять никаких данных, связанных с исследованием. В случае нарушения это повлечёт уголовную ответственность, а также большой денежный штраф за убытки, которые понесёт наша исследовательская организация из-за утечки данных. Мужчины в шоке всматриваются в строки. Их рты приоткрываются, а ответ на подобное заявление находится не сразу. - Это обман, мы не знали, что там есть продолжение, - заявляет Чанбин. – Вы скрыли от нас то, за что мы подписываемся, это нечестно. Вы навешали нам вранья на уши. - Враньё – это сознательное искажение истины. Я же истину не искажал, вы сами не попросили просмотреть все бумаги. Если бы я отказал вам, тогда бы уже можно было меня в чём-то обвинять. Вы могли просмотреть, под чем вы подписываетесь, но вы этого не сделали. В холле звенит тишина, пускающая по диафрагме булькающую горечь. Как бы ни хотелось этого признавать, они действительно сами не посмотрели, где именно оставляют свои подписи. В этом он прав. - Слушай, а давай скинем весь этот официоз, - через какое-то время не выдерживает Минхо и щерится с усмешкой. – Да, это не обман. Но признай, что это ублюдский поступок. Вы все по-ублюдски нас развели ради своего эксперимента. Джехён кривит губы. Его лицо словно расслабляется, сбрасывая профессиональный тон. - Признаю. Мы по-ублюдски вас развели. - Хоть что-то в тебе от нормального человека. - Но мы сделали это ради науки. Нам пришлось. Я ведь сказал: это бы уже не был чистый эксперимент, если бы мы всё рассказали. Или рассказали хоть что-то в принципе. - Гадство всё равно, - вздыхает Джисон, отшатываясь и покачивая головой. - Слушайте. Я понимаю, что это неприятно, да. Что вы не знали, что происходит. Что вы не знали, что мы за вами наблюдаем сутками. Но никто ведь не пострадал. Вы не понесли никаких убытков, вам не нанесли никакого вреда. Вы провели свой отпуск в хорошем месте с хорошими условиями. - С хорошей работой, ага, - едко усмехается Минхо. - Это уже от нас не зависело, это был ваш выбор, как группы. Твой выбор в первую очередь, так как готовить ты вызвался сам. - Отпуск за наши деньги, где вы с нас поимели ещё больше, - щёлкает языком Хёнджин. – Как-то не комильфо. Теперь нам ещё и рты затыкают и вообще могут засудить. Классно, охереть просто. - Здесь у меня есть хорошие новости. Входите! Дверь вдруг распахивается, впуская новый морозный порыв. В дом входит трое мужчин в белых пуховиках. Гости ODDINARY настороженно изучают их глазами, неосознанно подбираясь поближе друг к другу и готовясь к чему угодно. Нервы как были накалены, так и остались, только теперь словно появилась новая нить. Что будет дальше? Их заставят молчать? - В качестве благодарности, а также моральной компенсации мы выдадим вам суммы, равные стоимости путёвки, - Джехён забирает переданный ему пухловатый конверт и постукивает по нему ногтями. – Но на этом не всё. Сумму стоимости путёвки мы увеличили в два раза. За ваш вклад в наше исследование. Также все продукты, которые вы разобрали, вы можете забрать с собой, пожалуйста, берите сколько хотите. Мы уже начали уборку снега, так что скоро приедет автобус, который отвезёт вас обратно в Сеул. Как вам такая компенсация? Взгляды переходят с хоста на конверты, которые появляются в руках мужчин с нечитаемыми выражениями лиц, затем друг на друга и снова на хоста. Новость о получении денег привнесла новое дуновение в сложившуюся атмосферу, словно понатыканную иглами упрёка и недовольства. - Бабки – это бабки, - Минхо выходит вперёд и тянет руку. – За бабки можно и не бить рожу. - Ты бы не стал бить мне рожу. Это не в твоём характере, - Джехён заглядывает ему глаза с толикой самодовольства, показывая, что знает о нём больше, чем тот может подумать. – Но спасибо. Он отдаёт конверт. Минхо смеряет его жгучим взглядом, открывает конверт и перебирает купюры. Затем он забирает второй конверт и возвращается назад, отдавая его Джисону. - Что ж, раз мы всё выяснили, то можете разбирать свои деньги и идти собираться. И напоминаю: всё, что вы узнали о научных исследованиях ODDINARY, остаётся здесь. Мы будем наблюдать за вашими социальными сетями, в том числе и новыми аккаунтами. Если не хотите проблем с законом, то не рискуйте. Вы делаете это ради науки. С Рождеством. Шквал новой информации перегружает сознание настолько, что мужчины даже толком и не разговаривают, разбредаясь по своим комнатам. Умственные процессы дымятся, занятые обработкой новых данных. На полное осознание явно потребуется несколько дней. Чанбин долго сидит на кровати, смотря прямо перед собой и пытаясь как-то уложить всё в мысленных шкафчиках. В конечном итоге, он шлёпает себя по щекам и делает несколько больших глотков воды. Главное, что всё в норме. Все живы и здоровы. Они едут домой. Анализами пусть занимаются эти чёртовы учёные со своими тараканами и заскоками. Встретившись через полтора часа в холле и спустив вещи, они бегло обсуждают произошедшее, по большей части матеря хоста вместе с его командой. Пока что реальная суть всей ситуации не укладывается до конца. В ожидании автобуса они решают совершить повторный рейд на кафетерий, чтобы дополнительно стащить себе бесплатные продукты, раз уж не придётся тащить их через сугробы. Закончив утрамбовывать сумки, они под руководством Чана обмениваются контактами, чтобы как-нибудь снова встретиться и вспомнить былые времена. Покидая дом, в котором они провели неделю, головы невольно оборачиваются, окидывая его последним взглядом. Всего семь дней, которые ощущались как целый месяц. Окна золотятся в лучах выглянувшего солнца, хрустящий снег переливается, ярко мерцая. Пахнет мёрзлой хвоей. По оперативно расчищенным дорожкам носятся маленькие снежные вихри. Здесь остаются их пропитанные треском поленьев вечера. Чемоданы и сумки залетают в багажный отсек. Хлопает дверь. Поднявшись по ступенькам, Чанбин проходит в салон и садится рядом с Хёнджином, устроившимся у окна. Здесь они и познакомились. Пальцы переплетаются. - Рад, что сваливаешь обратно в бесснежный Сеул? - Ещё бы. Больше никаких сугробов и отмёрзших конечностей. - И потрясных пейзажей. - Ну, один пейзаж у меня точно будет. - Пока не сходим на каток, ничего я тебе не отдам. - Да сходим мы на твой каток, - Чанбин закатывает глаза, посмеиваясь; автобус рычит, трогаясь с места. – Завтра как встанем, так пойдём. Толкаться в рождественских очередях. - И никаких отмазок. - Никаких отмазок, обещаю. За окном мелькают укрытые поблескивающим снегом ветви плотно закутанных деревьев. Автобус чуть покачивает на ухабах. Скорость не слишком большая, однако колёса всё равно проскальзывают по льду. Хёнджин чуть сползает в кресле и устраивает голову на плече Чанбина, который вытягивает руку, позволяя ему устроиться поудобнее и приобнимая его. - Мне будет не хватать этого места. - Да, мне тоже. - Тебе? – удивлённо переспрашивает Хёнджин. – Ты же сам сказал, что рад свалить. И снег ты ненавидишь. - Ну, здесь же не только снег. Дом мне понравился, если не считать всей этой хрени. Посиделки. Наши с тобой полежалки. Да и так-то можно потерпеть снег, - Чанбин делает чуть беспечный голос. – Если ненадолго выйти погулять. - Охренеть, вот это характерный рост. В следующий раз едем с тобой на горнолыжный курорт. - Иди на хер со своим горнолыжным курортом. - Поедешь как миленький. - Не дождёшься. - Дождусь. - Нет. - Да. - Нет. - Гулять в лес вытащил и туда вытащу, у тебя нет шансов. - Во что я ввязался? – вздыхает Чанбин. - В меня, - усмехается Хёнджин. – Ты ещё не понял, что тебе меня не переупрямить? - Это мы ещё посмотрим. Я всё ещё считаю, что твоя зима – это говно, так что особо не гордись собой. - Бу-бу-бу. - Бе-бе-бе. Автобус поворачивает и за стеклом проносится мерцающая россыпь снега, слетевшего с задетых елей. Чанбин смотрит на медовую макушку на своём плече и улыбается, прижимаясь к ней щекой. Хёнджин перебирает пальцами свой голубой шарф, срывая с него мелкие катышки и бросая их на пол. Пахнет морозными персиками. Слышно, как на соседних сидениях переговариваются остальные гости ODDINARY. Чанбин по-прежнему не любит холод. Он ждёт окончания зимы. Однако он не может не признать, что иногда бывает неплохо заморозить все свои проблемы и переживания и обратить внимание на мир вокруг себя. Вспомнить, что помимо работы там может быть что-то ещё. Кто-то. Кто-то сумасбродный и неугомонный, видящий мир по-своему и готовый этим делиться. Кто-то внимательный и тёплый, готовый не только слушать, но и слышать. Кто-то обжёгшийся, но не боящийся вновь открыться. Кто-то, за кем можно последовать хоть в пургу по тонкому льду. Кто-то любящий зиму, но пахнущий весной и хранящий внутри летний огонь, золотящий осенние пряди. Этот кто-то точно не даст замёрзнуть.