Freeze Me

Секундная стрелка скользит по настенным часам, отмеряя затянувшееся молчание. Жужжавший механизм так и не подаёт никаких признаков жизни. Беспокойство змейками проскальзывает в восемь сердец, набирающих скорость с каждым мгновением. Чонин дёргает за крышку ящика, но та не сдвигается ни на миллиметр, словно приваренная. - И что, и где? – он похлопывает ладонью по чёрному корпусу, начиная паниковать. - Может вошло не до конца? – Чанбин отодвигает его и проходится ногтем по прорези, где исчезла купюра. – Странно, тут ничего нет. - Нет кнопки какой? – предполагает Хёнджин, вытягивая шею и пытаясь разглядеть устройство. - Да нет вроде, - Чанбин наклоняется, всматриваясь в резьбу. – Тут сбоку дырка для ключа, я так понимаю, это для сброса механизма. - И ключ, конечно же, у этого обоссанного Джехёна, - скалится Минхо, складывая руки на груди. – Мне сразу не понравилась эта тупая идея с телефонами. Сидим теперь без связи как австралопитеки какие-то. - И без денег, - Чонин жалобно потряхивает коробку, в которой скачет его телефон. – Оно сожрало мой полтос. Что за прикол вообще? Почему не сработало? - Может глюк в системе, косячный механизм, - Чан озадаченно чешет затылок. – По крайней мере, оно работает. - Да и чего толку-то? – вздыхает Джисон, потирая шею. – Может раздолбаем эту херовину? Сами виноваты, что бросили нас без предупреждения. Найдём камень какой и раздолбаем. - Этот стеклопластик слишком прочный, его просто камнем не раздолбаешь, - качает головой Сынмин. – А если по механизму заехать, не факт, что он откроется, он может вообще полностью накрыться и потом даже ключ не принять, тогда точно придётся куда-нибудь в мастерские обращаться, чтобы распилили. - Так, давайте без вот этого, мне ещё нужен мой телефон, - тут же волнительно протестует Чонин. - Как-то всё совсем не очень получается, - Феликс хрустит пальцами. – Стафф пропал, местный телефон не работает, ящик тоже не работает. Не хочу нагнетать, но это какая-то подозрительная херь, которая мне очень не нравится. Как будто всё специально. Что нам теперь делать вообще? За его словами следует тишина. Бесполезная прозрачная коробка, за пару секунд сожравшая их надежды, бесхозно стоит на столе, продолжая как ни в чём не бывало отсчитывать время. Взгляды мужчин буквально друг за другом сами собой падают на Чана. Они привыкли, что обычно он даёт какие-то указания, и ждут ответа. Подняв глаза, он замечает это, шумно выдыхает через нос и промаргивается, собираясь с мыслями. Руки разводятся в стороны. - Давайте думать логически и не будем паниковать. Механизм реально мог дать сбой, так бывает, возможно, это просто брак. Мы не взаперти. Мы можем в любой момент уйти отсюда, если что-то случится или никто так и не появится. Уйдём, спустимся по дороге и пойдём в полицию. У нас есть отопление, у нас есть еда, у нас есть вода. Дом мы проверили, здесь нет посторонних, двери сейчас закроем, а если кто вернётся, то они постучат и мы откроем. Да и на улице такая метель, что никто сюда просто не дойдёт. Поэтому я предлагаю успокоиться и продолжить отдыхать, мы в любом случае не можем ничего проверить или куда-то податься, пока метель не закончится. Если есть какие-то идеи, то говорите. - Ну вообще, логично, да, - чуть погодя, соглашается Чанбин. – Ничего не случилось так-то. - Кроме исчезновения команды рабочих, - напоминает Минхо. - Если бы это был какой-то разбой, то мы бы слышали крики или грохот, в доме был бы погром, а тут всё чисто абсолютно. - Они явно сами ушли, - кивает Сынмин. – Тут вообще никаких следов, всё как обычно. - Короче просто ждём. Опять, - подводит итоги Джисон. - Да, больше ничего не остаётся. - Тогда делаем так, - объявляет Чан, ободряюще улыбаясь и обводя всех взглядом. – Сынмин, Чонин, Ликс и я идём мыть посуду, раз мы не помогали готовить. Остальные свободны до ужина. - Мне надо продукты обратно убрать, - Минхо подтягивает рукава синего пуловера и поворачивается к Джисону. – Ты в спальню? - Да не, с тобой спущусь. Всё равно надо взять чего-нибудь пожевать до вечера. - Окей, пошли. Комната Чонина пустеет. На лестнице звучат шаги спускающихся. Чанбин трёт глаза, шагая к себе и чувствуя внезапную усталость. Прошла едва ли половина дня, но он уже кажется каким-то перегруженным и бесконечным. Непонятная ситуация, к которой добавился не открывшийся ящик, неплохо давит на мозги. Карточка прикладывается к аппарату и тот коротко пищит. Чанбин уже начинает заходить в комнату, как слышит трёхэтажный мат от Хёнджина, который шёл впереди и дошёл до своей комнаты раньше. - Ты чего там? - Карточка эта обосранная, - тот зарывается пятернёй в волосы. – Внутри оставил, блин, придурок. - Внутри? – Чанбин вскидывает брови, после чего до него доходит. – Да ладно? Хорошо карманы проверил? - Естественно, - Хёнджин заново выворачивает карманы штанов наизнанку. – Я реально забыл про неё и тупо вышел, ну что за дерьмо, а? Вот именно сегодня, когда этого мудилы нет. Кулак с досадой ударяет по двери. Забытая карточка и отсутствие хоста, который мог бы открыть замок мастер-ключом, означает лишь то, что у Хёнджина нет никакого шанса попасть в свою комнату. Его спальня полностью отрезана от дома. - Ну что могу сказать, - сочувственно посмеивается Чанбин. – Добро пожаловать ко мне. - Мешать тебе, что ли, из-за того, что я безголовый? – Хёнджин уныло ковыряет ногтем панель. - Чему мешать? Лежанию на кровати? - Ну всё равно. Твоё пространство. - На которое я тебя приглашаю. Пошли, не бубни, не в гостиной же тебе спать. Места на целый табор. Распахнув дверь, Чанбин машет рукой, зазывая внутрь. Хёнджин чуть мнётся, после чего поджимает нижнюю губу и повержено плетётся к нему. Лёгкие наполняются персиками, когда он проходит мимо, заходя в комнату. Закрыв дверь и кинув карточку на стол, Чанбин падает на разворошенную кровать. Живот немного тяжёлый после вкусного обеда. Хёнджин ложится рядом, тяжело вздыхая и, кажется, по-прежнему не веря в то, что он умудрился так накосячить. - Тебе настолько не хочется быть в моей компании? - Дурак, что ли? – Хёнджин хлещет его по предплечью. – Меня бесит, что я такой дебил. - Бывает, что теперь поделать? Обосраться и не жить, что ли? Забыл и забыл, здесь спать будешь, если никто не придёт, какая разница? - Бесит всё равно. Там же вещи мои. - Не помрёшь без вещей. Немного подумав, Чанбин поднимается и подходит к столу. Он берёт блокнот, в который ранее выписывал цитаты, листает его и, раскрыв на чистом развороте, вкладывает туда ручку, после чего возвращается на кровать и кидает его Хёнджину на живот. - Рисуй сиди, разнылся а то. Тот недоумённо берёт блокнот в руки, проводя пальцами по странице. - А чего рисовать-то? - Откуда я знаю? Что хочешь, то и рисуй. Подтянувшись назад, Чанбин рыщет рукой и достаёт из складок одеяла свою книгу. Подложив подушку под голову, он какое-то время ёрзает, устраиваясь поудобнее, сгибает ноги в коленях и кладёт книгу на бёдра, убирая закладку на левую сторону. Начиная читать, он слышит, как Хёнджин шуршит, перебираясь назад и, похоже, садясь к спинке у изголовья кровати. Вскоре по комнате разносится лёгкий шорох ручки, бегающей по бумаге. Тело расслабляется, оказавшись на плоской мягкой поверхности после еды. Невозможность выйти на улицу Чанбина особо не напрягает. В прошлый раз он ходил гулять не потому, что внезапно загорелся любовью к морозу, скребущему кожу, а потому что ему нравилось проводить время с Хёнджином, который испытывал от такой погоды искренний восторг. Поэтому лежать сейчас в тепле, но при этом ощущать чужое ненавязчивое присутствие кажется в какой-то степени выигрышной ситуацией. Он абсолютно не против его нахождения в своей комнате. Особенно учитывая то, что они могут спокойно заниматься своими делами, не надоедая друг другу и не пытаясь придумать, чем бы заняться вместе просто потому, что так якобы принято. Можно быть вдвоём, но при этом не находить общее занятие и постоянно разговаривать в обязательном порядке. За четверть минуты пролистывается несколько страниц, заканчивается очередная глава. Чанбин разглаживает рукой новый разворот и чуть поворачивает таз, меняя положение, чтобы не затекала поясница и ноги. Вскоре другая часть одеяла тоже шуршит. Боковое зрение выхватывает ступню в чёрном носке. Глаза переходят на новый абзац, как вид внезапно перекрывается блокнотом, который практически впечатывается в его лицо. Пахнет дешёвой бумагой и пастой. - Зацени. - Ну не в лицо же. - Только не на лицо? – хихикает Хёнджин. - Идиотина, всё к одному сводишь, - Чанбин шлёпает его по коленке и берётся за блокнот, отводя его на адекватное расстояние, позволяющее как минимум сфокусироваться. – Ого. Это типа э… скетч? - Ага. Карандаша с ластиком нет, так что пропорции нормально подкорректировать никак. Ну, и людей я не часто рисую. - Прикольно, мне нравится. На листе чёрной ручкой обозначены очертания кровати, включая складки на одеяле и простыни. Хёнджин бегло обрисовал Чанбина с книгой в руках со своего ракурса, плотными штрихами закрасил ему волосы на макушке и одежду. Лица с такого угла не видно, разве что кончик носа. Помимо зоны кровати он также минималистично обрисовал окно, стол, дверь в ванную, шкаф и имитирующие древесину полосы на ковролине. Выглядит всё немного хаотично и рвано, но при этом не грязно, можно без проблем понять, что именно нарисовано и насколько оно отдалено. Эдакий небрежный стиль. - В школе обычно сидел калякал что-нибудь, чтобы руку занять, - Хёнджин вертит ручку в пальцах. – Лабиринты какие делал, либо класс рисовал, всякую фигню со стола. - Я в крестики-нолики играл. - Так парты же раздельные везде. - Мы с другом параллельно вели два листа и просто показывали друг другу через ряд. - Вау, какие технологии. - А то. Всякое придумывали со скуки. - Давай поиграем, - Хёнджин забирает блокнот и ручкой чертит линии по свободной странице. – На щелбан. - Если я сделаю тебе щелбан, то у тебя череп треснет, - посмеивается Чанбин. - Так ты не со всей дури-то херачь, ты же можешь руку контролировать. - Кто знает? Тяжело контролировать-то. - Оставляю на твоей совести. Хочешь, так вмажь, если победишь. Давай, - Хёнджин ставит крестик в самом среднем квадрате. - Сам напросился. Взяв у него ручку, Чанбин ставит нолик внизу. Они ходят по очереди, передавая ручку друг другу, однако всё заканчивается ничьёй и приходится начать заново. Минуту спустя они вновь возвращаются к тому же результату. Тогда Хёнджин предлагает увеличить поле, но зачёркивать так же, только если соберётся три символа по вертикали, горизонтали или диагонали. Матч становится напряжённее, появляются первые комбинации, приходится думать над тактикой. Ручка чиркает по бумаге. В последний квадрат ставится нолик и чертится чуть кривоватая линия. - Вот ты и попался, - победоносно гаркает Чанбин, подсчитав количество зачёркнутых трёшек, и хищно трёт ладони друг о друга. - Говнюк, а, - бормочет себе под нос Хёнджин, с явной досадой хлопая по матрасу. - Подставляй свой прекрасный лоб, сейчас он превратится в разделанный помидор. - Хреновые у тебя комплименты. - Сам виноват, это ты предложил, - Чанбин показательно разминает пальцы на правой руке. – Последнее слово. - Член. - Ёмко. Хёнджин наклоняется с явным сопротивлением и зажмуривает глаза, когда Чанбин тянется, чтобы откинуть с его лба медовые пряди. Палец потирает лоб, обозначая свою цель. - Плюнь ещё. - Тьфу. Чанбин притворяется, что харкает, но конечно же, не делает этого. Он прижимает средний палец большим и прикладывает его к намеченной точке, примериваясь. Хёнджин непроизвольно втягивает голову в плечи, начиная сжимать веки плотнее и напрягаясь. - Постарайся не кричать. - Кончай резину тянуть, а. Бей уже. - А что, нервничаешь? - Нет, блин, кайфую. - Правильно, кайфуй, пока можешь. Башку бы твою придержать, чтобы далеко не улетела, - довольно гогочет Чанбин. - Ты в постели так же три часа прицеливаешься? – Хёнджин приоткрывает глаза, криво усмехаясь. - Готовься, вхожу. На этих словах Хёнджин тут же зажмуривается обратно, напрягаясь сильнее и переставая кривить губы. То, как он боится щелчка, ужасно забавно, потому что обычно он бросается в любые передряги и бровью не поведя. Оттого дразнить его интереснее. Чанбин последний раз прикладывает пальцы к нужной области, после чего отводит руку на сантиметр. Секунда и большой палец выпускает средний. Хёнджин вздрагивает, поднимая плечи, после чего открывает глаза и хмурится немного озадаченно. - И всё? - Вот и всё, а ты боялась, только юбочка поднялась. - Так и чего ты нагнетал тогда, блин, если не собирался серьёзно бить? - Хёнджин толкает его. - Я серьёзно бил. Со всей силы. Это ты просто титановый. Чанбин тепло улыбается, смотря на его недовольное устроенным цирком лицо. Конечно, он не собирался щёлкать его в полную силу. Он же не садист, чтобы намеренно делать ему больно. В пальцах едва ли было напряжение. Какое-то время Хёнджин сверлит его взглядом, после чего всё же не выдерживает и тоже улыбается, лбом бодая его в плечо. - Издеваешься надо мной. - Ты бы предпочёл, чтобы я реально долбанул тебя со всей силы? - Нет. - Вот и всё. Вздохнув, Хёнджин откидывается назад, падая спиной на кровать. Руки разбрасываются в стороны, правая кисть свисает с матраса. Ноги в чёрных домашних штанах с широкими резинками на лодыжках вытягиваются, распрямляясь. Шоколадные глаза скользят по кремовому потолку. Чанбин берёт ручку и от нечего делать заштриховывает нолики в их игровом поле. Колёсико шелестит, чиркая по бумаге и вплетаясь в белый шум наряду с ледяными постукиваниями по окну. Когда большая часть ноликов превращается в чёрные круги, в комнате вновь звучит голос. - Ты реально думаешь, что всё нормально? Вопрос Хёнджина заставляет ручку остановиться. Не то чтобы он был неожиданным. Вопросы касательно того, что всё-таки случилось и почему они остались одни, так или иначе циркулируют где-то на заднем фоне, иногда выплывая на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. В конце концов, как ни крути, ситуация действительно странная и нестандартная. Их компания осталась предоставлена самой себе на верхушке заснеженной горы в Пёнчане. Все удобства есть, но незнание деталей так или иначе не даёт расслабиться на все сто процентов. - Наверное, - Чанбин пожимает плечами, смотря в окно. – Типа это всё странно, да, что все резко пропали, но ничего подозрительного в плане криминала-то нет. В такую пургу реально опасно бродить, так что логично, что они не могут вернуться. Надо подождать, пока распогодится. - С ящиком дерьмо, конечно, - Хёнджин закидывает руки за голову. – Мало того, что сам по себе замут какой-то не внушающий доверия, так он ещё и не открылся. - Мне кажется, тут в любом случае не было бы связи сейчас. - Ну всё равно, как-то спокойнее бы было. - Было бы, да, - соглашается Чанбин, после чего поворачивается, кладёт руку на его лодыжку и чуть сжимает её. – Да ладно, не парься так, пока что причин для паники нет. Мы в безопасности, двери закрыли. Если что, то реально можно просто собрать манатки и свалить. - Мои-то манатки все в комнате. - Дойдём до города, докопаемся до ментов, они выломают дверь, делов-то? - Вообще да, - с заминкой соглашается Хёнджин. – Я точно стащу отсюда пару бутылок, пошли они в жопу. - Справедливо, ну, - Чанбин издаёт смешок. – Прикарманим себе чего, сами сказали, что всё включено. В комнате становится тихо. Каждый размышляет о своём, благо поводов пораскинуть мозгами достаточно. Возможно, хотелось бы, чтобы их было меньше. Часы показывают, что время перевалило за три, однако из-за танцующей снежной бури свет изрядно приглушён, как будто уже настал ленивый вечер. Конфетти из мелких теней продолжает калейдоскопом вертеться по полу и стенам. Хёнджин садится, поправляя задравшийся свитер. - Не хочешь дом осмотреть? - В плане? - Глянуть, что тут вообще есть. Не хочу показаться гиком, который много часов задротил в Резидента, но раз стафф умудрялся никому на глаза не попадаться, то может тут есть какие-то проходы? - Идея, конечно, логичная, но нам-то с них какой толк? Кухня открыта. - Вдруг есть проход в комнату хоста? Теория с тем, что они его грохнули и умотали, попахивает детективным романом, но всё может быть. Тем более, там может быть мастер-ключ. Чанбин задумчиво пожёвывает щёку изнутри. Палец постукивает по блокноту, заставляя ручку чуть вздрагивать. - Ладно, пошли. Всё равно заняться нечем. Ступни приникают к тёплому полу. Взяв со стола карточку, Чанбин придерживает дверь, выпуская Хёнджина, и выходит за ним в коридор. Они поворачиваются налево к кладовке, чтобы начать свой осмотр оттуда, и видят, что щель в проёме подсвечена включенной внутри лампочкой. Переглянувшись, они направляются туда, однако ещё до того, как они успевают подойти вплотную, дверь распахивается. - Однако здравствуйте. - Тоже решили прогуляться? – на пороге стоит Чан, за спиной которого им салютует Феликс в длинной растянутой футболке с бутылкой виски на груди. - Типа того, - кивает Чанбин. – Осмотреть дом. - Мы тоже. Я подумал, что, может, здесь есть какие-то срезы для работников. Как раньше было в особняках. - Блин, я буквально то же самое сказал, - лицо Хёнджина сияет и он даёт Чану пять. – Я карточку свою обоссанную в комнате оставил и теперь хрен туда без мастер-ключа попаду. - У-у-у, тайминг такой себе, - сочувственно шипит Феликс. – И как ты теперь? - У меня будет бомжевать, - Чанбин кладёт руку Хёнджину на плечо. – Так что, вы нашли что-нибудь? - Нет, - Чан качает головой. – Кладовка как кладовка, все стены гладкие, никаких швов нет, инструменты тоже спокойно переставляются. Пол простучал, пустот вроде нет. - Вау, ты прям основательно. - Вырос на Скуби-Ду и Агате Кристи. - Огонь комбо, - смеётся Хёнджин. - Спасибо. Вы только начали? - Да. - Тогда пошлите дальше, мы своё крыло обшарили. Мужчины двигаются по неярко освещённому коридору к переходной части с лестницей. Шаги негромко звучат в однотонных древесных стенах. Чан ведёт ладонью по той, что была слева от них и не имела проёмов. Они неторопливо проходят мимо комнаты Хёнджина, затем комнаты Чанбина и минуют комнату без именной таблички. В этот момент Чанбин останавливается, делая шаг назад. Он вообще забыл про её существование и не обращал на неё никакого внимания. - Подождите, а здесь что? - Где? – Чан оборачивается и тоже смотрит на дверь, где вместо таблички с именем висят лишь цифры «117». – Я так понимаю, это комната на четвертого человека в крыле, но раз Минхо с Джисоном живут вместе, то она не понадобилась. - Точно, я вообще о ней даже не думал, - Хёнджин подходит и дёргает за ручку, которая, конечно же, не поддаётся. – Там же никого не может быть? Чанбин прижимается к холодной древесине ухом. Все замирают, наблюдая за его лицом и пытаясь прочитать реакцию. Одна секунда перетекает в другую, но слух не выцепляет ничего, кроме лёгкого гудения, скорее всего идущего от прогревающегося пола. - Тишина. - А туда нельзя через балкон попасть? – предполагает Феликс. - Они все идут через один, - Чан жестикулирует руками в такт своим словам. – В комнате Хёнджина есть балкон, у Чанбина нет, значит в этой комнате он есть, а дальше, в комнате наших женатиков, снова нет. Так же, как и с нашей стороны у хоста есть балкон, у меня его нет, а у тебя есть. - Дерьмо, - Хёнджин с досадой упирает запястья в бока. – Были бы везде балконы, можно было бы перескочить и глянуть, чего там. - Да вряд ли там что-то есть. Она ведь на гостей рассчитана. - Отличное прикрытие, чтобы там что-то заныкать. - В любом случае это никак не проверить, - пожимает плечами Чанбин и на всякий случай стучит по двери. – Никого. - Значит, вариант отпадает, - Чан сцепляет пальцы в замок и кладёт их на заднюю сторону шеи. – Идём дальше? - Больше ничего не остаётся. Компания спускается по лестнице, внимательно ощупывая перила. Чанбин изучает колонну в самом низу, проверяя не крутится ли чего. Сначала они рассматривают деревянную стенку, которой обшита боковая часть лестницы, идущая дальше вдоль переходной части между крыльями. Ногти не цепляются ни за какие швы, всё кажется прочно прибитым к каркасу. Снимается даже висящая посередине картина с каким-то лавандовым полем в бронзовой рамке. За ней такая же стена и ни на миллиметр не сдвигающийся крючок, на котором она и висела. В самой раме тоже не находится ничего подозрительного. Следом проверяются диванчики. Обивка и подушки тщательно ощупываются, сами они сдвигаются с места. Встав на колени и наклонившись, Чанбин разве что находит под одним фантик от лимонной конфеты, который туда скорее всего занесло сквозняком. После холла мужчины перемещаются в хорошо знакомую зону отдыха, действуя по той же схеме. Ощупываются стены, проверяются диваны, даже стойка с поленьями и то перебирается. Чан залезает головой в камин, пытаясь высмотреть что-нибудь интересное, и простукивает стенки внутри ладонями, но лишь измазывается в саже. - Чумазый. Заметив это, Феликс посмеивается и подходит к нему, пальцем утирая с носа чёрное пятно. Чан улыбается, смотря на него с явным удовлетворением, выдерживает короткую паузу и резко дёргается вперёд, касаясь веснушчатого носа. - Теперь ты тоже. - Эй, - Феликс тут же отпрыгивает назад и трёт кончик ладонью. – Вот и помогай тебе после этого. Волчара, блин. - Да ладно-ладно, не пачкал я ничего. Чистой рукой тронул, - Чан демонстрирует левую ладонь. - Получишь у меня. Феликс делает вид, что пинает его ногой, однако вызывает этим лишь радостный смех от полученного внимания. Чанбин и Хёнджин переглядываются, заговорщически ухмыляясь друг другу. Они оба отлично чуют, что тут творится что-то интересное, лишь подтверждая их недавнюю теорию. Нетрудно заметить, что Чан, который пусть и всегда вежлив и улыбчив со всеми, светится совсем по-другому, стоит Феликсу открыть рот или просто оказаться рядом. Воздух словно теплеет. В конечном итоге, зона отдыха так же не даёт никаких намёков на то, что в ней что-то может быть спрятано. Следом за ней обшаривается кафетерий, вплоть до полок с бутылками, а затем склад, где они шарятся за всеми упаковками и стеллажами. Прибранная кухня демонстрирует аналогичный результат. Ничего, абсолютно ни одного предмета, трещины, выпуклости, выемки, которые бы показались хотя бы чуточку подозрительными. ODDINARY кажется обычным домом с самыми обычными помещениями за исключением тех, к которым у них доступа не имеется. И без того тусклая полоса света, льющаяся сквозь окно, укрытое занавесом из вьюги, темнеет, словно медленно выскальзывая через щель в оконной раме и попутно стягивая за собой насыщенность из углов. Вернувшись в комнату, Чанбин включает лампу на тумбочке и, немного подумав, убирает к ней книги, после чего расправляет одеяло. Хёнджин помогает с другой стороны, а затем они почти одновременно ложатся на перестеленную постель со вздохами. Часы мерно отсчитывают секунды. - Может и хорошо, что мы ничего не нашли, - спустя какое-то время подаёт голос Хёнджин. - Почему? - Значит, ничего странного здесь нет. Всё нормально. - Ну да, если так подумать. - Просто дурацкие обстоятельства. - Ага. Как когда ты носишь с собой пауэрбэнк каждый день, ни разу его не используешь и именно в день, когда ты всё-таки выкладываешь его из рюкзака, тебе срочно нужно кого-то ждать, куда-то ехать и твой телефон сдыхает. - История моей жизни. Они тихо посмеиваются. После осмотра дома и проверки запертых замков становится спокойнее. База отдыха всего лишь оказалась окружена густой дремучей метелью, наверняка вынудившей работников, которые по тем или иным причинам отлучились на какое-то время, застрять там, куда они отправились. Нужно переждать. Любая буря когда-нибудь заканчивается. Чанбин сгибает одну ногу в колене. - Какое у тебя самое счастливое воспоминание? - У меня? – удивлённо переспрашивает Хёнджин. - Да. - Ты чего это вдруг? – смешок. - Просто, - выдыхает Чанбин с улыбкой. – Интересно стало. - Хм, - тянет Хёнджин, серьёзно задумываясь. – Наверное, когда мы в детстве с мамой и папой поехали на машине в Пусан. У нас, конечно, тоже в Канныне море потрясающее, но новый город – это всё равно всегда круто, приключение типа, тем более Пусан. Постоянно же говорят про Хэундэ и Кваналли. Мне было лет десять, наверное. Мы ехали по шоссе, слушали папины любимые песни на диске, подпевали, мама чистила мне мандарины. Ещё мы в города играли, я бесился, когда не мог ничего придумать, потом папа придумывал за меня какое-нибудь дурацкое несуществующее название и мне, блин, так смешно было почему-то. Помню, как я в зоне отдыха уронил на себя тарелку с ттокпокки, весь облился этим красным соусом и мне потом купили новые шорты и футболку с динозавром. И всё равно в таких местах же еда какая-то по-особому вкусная. Мы взяли мороженое, пошли в машину и ели его по дороге, я почему-то чётко помню, что играла «Патбинсу» Юн Джоншина и мы качались под неё. Охренеть, я прям почувствовал запах кожаных сидений в старой папиной машине. - Круто, что у тебя есть такие воспоминания. Прям вообще кайфово звучит. Чанбин улыбается, смотря на расслабленное лицо Хёнджина, от которого веет сладкой ностальгией. То, с каким теплом и задором он рассказывает про драгоценный момент из своего прошлого, оставляет в собственной груди какое-то приятное греющее послевкусие. Искренние эмоции всегда цепляют. Как будто он оттягивает штору и позволяет заглянуть в своё спрятанное от других укрытие. - Не то чтобы я часто об этом вспоминаю. Но когда ты спросил, это почему-то первое, что пришло в голову. Когда папа умер, я начал прокручивать все наши общие моменты, какие мог вспомнить. Как будто пытался посчитать достаточно ли их было или мы слишком мало времени проводили вместе. Вообще кажется, что мало, но, наверное, это из-за какого-то чувства вины и потому что я скучаю. Так-то, если трезво подумать, достаточно. Поэтому и всплыло в голове. - Мне кажется, это здорово, когда думаешь о человеке, которого уже нет, и вспоминаешь хорошие моменты, с которых можно улыбаться. Понятное дело, что больно, но всё равно раз сразу не бросаешься в слёзы и в первую очередь вспоминаешь с какой-то теплотой, ценя эти моменты, а не убиваясь из-за того, что это всё в прошлом, то это, наверное, считается исцелением? – размышляет Чанбин, закинув левую руку под голову. – Есть же фраза одна. Не плачь из-за того, что всё закончилось; улыбайся из-за того, что это было. - О, как, - Хёнджин издаёт беззлобный смешок и толкает его ступнёй. – Да вы, товарищ, кладовая мыслей, мудрец двадцать первого века, золотой источник мудрости, мессия Востока. - Пошёл ты к чёрту, а, - Чанбин отмахивается, с улыбкой фыркая и толкая его в ответ. – Я тут мыслями делюсь, распинаюсь, а он угорает надо мной. - Ну, не обижайся. Это просто было забавно. Я вообще согласен с тобой так-то, мысли дельные. - Да-да, отмазывайся. - Я серьёзно, - Хёнджин поворачивается к нему и берёт за локоть, потряхивая. – Мне очень нравится слушать, как ты размышляешь. - Не подлизывайся, - Чанбин закатывает глаза, впрочем, ощущая приятный укол дозы допинга для гордости под рёбрами. - Правда-правда, - замечая это, Хёнджин подползает чуть ближе. – Мне нравится с тобой разговаривать, клянусь своим планшетом. - Нашёл чем клясться, тоже мне. - Да в смысле, ты хоть знаешь, как я им дорожу? Там вся моя работа, все шрифты скачанные, все кисти, все пресеты. Я за ним и в огонь, и в воду, и на Ёидо в семь утра. - Вот последнее уже звучит серьёзно. - А то. Короче давай не это самое. Твоя очередь. Какое у тебя самое счастливое воспоминание? - Фига ты валишь, я на пересдачу, - посмеивается Чанбин, после чего задумчиво мычит, рассматривая потолок, под которым парит чернильный призрак надвигающейся зимней ночи. – Моё немного странное. - Вещай. Мне интересно. - Это было шесть лет назад. Я шёл по улице в Канзас-Сити, город в штате Миссури, где я учился по обмену. Ничего особенного там не было, обычный жилой район, дома, лужайки подстриженные. Это был вечер, часов семь где-то, сентябрь, но очень тёплый, по ощущениям самый настоящий июль вообще. И вот шёл я, смотрел по сторонам, собирался в Таргет зайти и меня как накрыло. Я просто резко осознал, что я там. Я в Америке, я учусь в американском университете, - Чанбин взмахивает рукой. – А я мечтал об этом хрен знает сколько. Ходить в эти Таргеты, Волмарты, жрать настоящие бургеры, жрать в Чипотле, завалиться на какую-нибудь тусу с красными стаканчиками, слушать вокруг американскую речь. И вот я там, я смог, я осуществил свою мечту. И, знаешь, я просто стоял как идиот, смотрел на небо, а оно такое яркое было, как апельсин, лыбился как не в себя и прямо купался в этом ощущении. У меня нет мечты переехать туда, я просто всегда хотел там побывать и поэтому, мне кажется, я себя никогда таким счастливым не чувствовал. Вот именно тот момент осознания. - Так это же офигенно, - Хёнджин вновь потряхивает его за локоть. – Необязательно какое-то масштабное событие должно быть. По мне, так это, наоборот, как-то по-особенному, что ли. Что вот был такой момент, когда тебя прямо проняло всего этой эйфорией. Я так и вижу, как ты стоишь на этой улице из типичных американских фильмов, а над тобой небо просто бомбическое, полыхает прям, и тени везде такие тёмно-фиолетовые, у тебя кожа солнцем подсвечивается. Смуглая кожа очень круто в закатном свете смотрится. - Тебя опять понесло, - Чанбин смеётся, поворачивая голову и смотря на зажёгшееся каким-то вдохновением лицо, под которым разметались медовые пряди. – Я стоял как дебил с открытым ртом. Люди подумали, что я вштыренный, наверное. - Да в жопу этих людей. Ты стоял счастливый, понимаешь? Разве не красиво, когда человек прямо светится от искреннего счастья? Когда он чем-то горит и находится на пике этого чувства. В нём сырые настоящие эмоции. Чанбин смотрит на то, как ярко в свете охровой лампы теплятся шоколадные глаза. Они словно подожглись от того, с каким жаром Хёнджин защищает его же ощущения. - Да. Красиво, - ответ звучит на выдохе сам собой. - Ну вот. Отличное воспоминание. Я рад, что твоя мечта исполнилась. - А у тебя мечта есть? - Мечта, - Хёнджин растягивает гласные, смотря куда-то вверх и думая. – Супер расфуфыренный планшет? Но это такое себе для мечты. Больше как материальная цель. А из потенциально возможных ничего такого и нет по сути. - Тогда из невозможных? - Своя выставка. - Так почему это невозможно? – Чанбин переворачивается набок, чуть хмурясь. – Это же не на Марс слетать. - Всё равно. Я просто дизайнер, я не профессиональный художник, я не участвовал ни в каких конкурсах, нигде не делал себе имя в этих кругах. А многие дизайнеров и за художников-то не считают. То, что я там мазюкаю, это так, любительское. - В смысле любительское, если выглядит круто? Какая разница, если получается хорошо, даже не просто хорошо, а потрясно? - Сложно получить популярность в этом деле, - вздыхает Хёнджин, ковыряя рукав своего свитера. – Честно говоря, я придерживаюсь того, что это обычно вопрос связей, либо удачи. Так посмотришь на выставленное и думаешь: «Что за говно? Я членом в краске по бумаге повожу и то лучше получится». А это считают искусством, выставляют в галереях, люди деньги платят, чтобы на это посмотреть. - Потому что люди пафосные идиоты, которые строят из себя картинных сомелье, - фыркает Чанбин презрительно. – Кто-то плюёт на бумагу и выставляет это в галерее, а кучи напыщенных мудил ходят и такие «О, да, здесь так явственно чувствуется печаль сестры, потерявшей брата, и поднимается тема глобального потепления и голода племени Куку-кака в Небывандии». - Ну, вот такие они тонко чувствующие, - смеётся Хёнджин. - Очко у меня больше чувствует, чем эти позеры. А твои картины реально стоящие. Я видел только одну, да, ну и скетч, но мне серьёзно вкатило, у тебя руки золотые. Поэтому можно же сделать не прям официальную выставку от галереи, а начать с чего-то небольшого. Арендовать студию какую, выставить там всё красиво, пустить по интернету рекламу и народ будет захаживать. Может и какие арт-критики заметят, причём не эти, которым лишь бы обосрать и показать, что вот, мол, я страдал в универе несколько лет и жрал учебники, теперь я буду изливаться говном на вас, чтобы страдали вы. Нормальные чуваки, которые ценят, а не только машут какой-нибудь методичкой. - Можно, конечно, но…. – Хёнджин вздыхает, покусывая нижнюю губу. – Не знаю. Мне кажется, я не настолько уверен в своих навыках, чтобы пропихивать это людям. - Ты подумай над этим хотя бы. Твоя мечта возможна, просто к ней надо подход искать. Если надумаешь, то я помогу, у меня есть друзья, которые в рекламе шарят, таргетологи там всякие, ещё кто. Человек тридцать я тебе точно притащу и сам буду как штык. - Ладно, - Хёнджин снова посмеивается, только уже мягко, и какое-то время просто смотрит на него с плавной признательностью во взгляде. – Спасибо. Правда, мне приятно это слышать. Что ты хочешь меня поддержать. - Конечно, я тебя поддержу. Ты реально заслуживаешь своей выставки. А если будет кто вякать, то я их отведу за угол поговорить. Об искусстве. - О вкусах не спорят. - За говно по зубам получают. Хёнджин шлёпает его тыльной стороной ладони по бедру, но продолжает улыбаться. Медовые волосы рассыпаны по одеялу. Чанбин вдыхает в себя запах персиков, думая о том, что не привирает ни разу. Время неторопливо шагает к ужину.