Скрипка

Уже через неделю нога у старшего была в полном порядке (за что спасибо нужно было говорить не столько медицинской алхимии, сколько тому, что Флетчер действительно начал себя вести как настоящий медбрат и нещадно ругался на Рассела за попытки встать раньше времени – что выглядело до того смешно, что Рассел покорно садился обратно на кровать и не делал никаких попыток возразить), и жизнь вошла в своё русло. Правда, ближе к Новому году дел навалилось какое-то несусветное множество – оба Трингама засыпали прямо за рабочими столами под ворохами выписок и трактатов, а Магвар всё требовал и требовал непонятно чего… А в середине декабря он и вовсе вошёл в лабораторию и важно заявил, что ему срочно необходимо переговорить именно со старшим. Флетчер озадаченно покосился на брата (раньше начальник разговаривал с ними обоими), но тот, тяжело вздохнув, кивнул ему: – Сбегай погуляй что ли, братец. Только шарф не забудь, простынешь ещё. – А долго гулять?.. – младшему было обидно, но он и виду не подал – надо значит надо. Рассел взглянул на Магвара. Тот задумчиво поджал губы, а затем выдал: – Ну уж часа два – не меньше! А лучше три! –… забеги к Берсио, чаю у него попьёшь, согреешься! – крикнул вслед Флетчеру Рассел, когда младший уже выскочил за дверь. – Хо-ро-шо! – бодро отозвался Флетчер, скрываясь за углом особняка. Рассел на секунду позволил себе мягкую виноватую улыбку, после чего вновь посерьёзнел и, нахмурившись, повернулся к Магвару. – Ну так о чём вы со мной хотели поговорить?

***

За углом Флетчер сбавил шаг, а потом, выйдя на городской проспект, и вовсе побрёл совсем медленно. – Я-то чем мешаю? – грустно пробормотал он сам себе, пряча стынущие руки в карманы. – Может, надо делать больше, чтобы братику было полегче? Вот например, ту главу он вообще-то, если уж совсем честно, мог и сам разобрать, посидев над книгой на часик дольше. Да и последнюю реакцию мог бы провести сам. И вообще. Флетчер понуро опустил голову. Мог – но это ведь так здорово, делать что-то вместе со старшим братом! Ему очень нравилось, когда Рассел ему что-то объяснял или показывал, а потом следил, как у Флетчера получается сделать это самостоятельно, и кивал, сдержанно, но довольно улыбаясь, если получалось, и никогда не ругался, если не получалось… Но ведь, в конце концов, это съедает довольно много времени, а ему, Флетчеру, две недели назад уже исполнилось одиннадцать – можно быть и повзрослее. Брату и так несладко приходится. Младший шмыгнул носом. Да, это точно. Решено – теперь будет всё делать сам. Тем более надо помочь. Тем более скоро Новый год – а это значит, что будет хотя бы пара выходных, которые, как пообещал Рассел, они проведут не за книжками. А ближе к Рождеству и вовсе маячил каток – старший клятвенно пообещал, что они обязательно туда сходят. Флетчер улыбнулся своим мыслям, поднял глаза – и удивлённо замер. Город преобразился. Не то, чтобы что-то действительно изменилось, вовсе нет – Ксенотайм по-прежнему выглядел убого и серо. Но атмосфера была почти праздничная. А дело было в том, что на хмурую тёмную дорогу крупными хлопьями падал самый настоящий снег. Флетчер, почти не веря своим глазам (последний раз он снег видел лет пять назад – зимы здесь были тёплые), вытащил руки из карманов и вытянул их перед собой. Да, было ужасно холодно, а перчатки он давно потерял и всё ещё не признавался в этом Расселу. Да, дул пронизывающий ветер, и пальцы у него моментально покраснели и задеревенели. Но зато на ладони падали и не сразу таяли крупные хрупкие снежинки. Грустные мысли моментально вылетели из головы младшего Трингама. Осталось лишь по-детски радостное ощущение веселья и счастья. «Надо будет срочно рассказать Расселу! – подумал Флетчер, с разбега запрыгивая на замёрзшую лужу прямо посреди дороги. Лёд захрустел – мороз стоял лёгкий, и вода ещё не успела застыть накрепко. Тем больше был восторг. – Обязательно!» Про то, чтобы пойти к Берсио за чаем, он и не подумал – а вспомнил о том, что хорошо бы погреться где-нибудь, уже спустя час, налетев на неожиданно глубокую лужу. Лёд привычно хрустнул – и вдруг провалился так глубоко, что растерявшийся Флетчер обнаружил себя стоящим по щиколотку в воде. Упс… Он тут же выскочил на брусчатку, но было уже поздно – ноги промокли, и стало ужасно холодно. Только этого не хватало. До Берсио идти минут пятнадцать – за это время он точно заболеет, и привет… И что он Расселу скажет? А как старший на него посмотрит? Вот так укоризненно и грустно, со словами «Ну и как же ты так умудрился?..», а потом будет отпаивать его горячим чаем и парацетамолом, а у самого синяки под глазами от недосыпа… Флетчер весь съёжился и беспомощно огляделся. Решил помочь брату, а сам только проблем лишних создал. Ну почему было сразу не отправиться к Берсио? Надо было пойти гулять, да ещё куда… (Флетчер понятия не имел, до чего сейчас был похож на Рассела, который с месяц назад в воскресенье тоже «пошёл гулять, да ещё куда»). А правда, куда?.. – Что, молодой человек, заплыв решили устроить? – раздался над ухом младшего Трингама добродушный смешок. – До океана далековато будет, не доплывёте… Флетчер изумлённо обернулся. Перед ним стоял сухопарый маленький старичок, немногим выше его самого. Одет старик был в потёртое, но добротное пальто и каракулевую папаху, которой на вид было не меньше полувека – такой она была засаленной. Вместе с тем, мужчина казался странно знакомым. – Ой, здравствуйте, – по инерции выдал Флетчер, – а ведь это вы на скрипке тогда играли, да? – и вдруг, закрасневшись. – Простите… Уголки губ у старичка дрогнули, и он рассмеялся хриплым дребезжащим смехом. – Ну, герой, сам стоит трясётся от холода, а то – скрипка! – отсмеявшись, он взглянул на младшего Трингама исподлобья и улыбнулся, обнажив ряд гниловатых, но ровных зубов. Странно, но улыбка эта вышла тёплой и доброжелательной. – Играю я на скрипке, что правда то правда. Ты что ли в мою каморку тогда заглядывал? – Я… извините… – щёки у Флетчер а напоминали цветом перезревшую свёклу, хотя зубы уже начинали мелко стучать от холода, забиравшегося даже под зимнюю куртку и толстовку. – Чего извиняешься? – старичок покачал головой. – Мне приятно было… а хотя потом поговорим, сейчас пошли – отогреем тебя! – К-куда? – Флетчер сделал большие глаза. Рассел мысленно и очень сердито грозил ему пальцем: «А пойдёшь куда-то с незнакомцем – уши пообрываю, понял?!» Ничего он, конечно, не оборвал бы, он Флетчера за все одиннадцать лет жизни с младшим и пальцем не тронул, если не считать пары шуточных подзатыльников, но всё-таки он был прав, и инстинкт самосохранения ещё работал. – Куда-куда… – проворчал старик, кутаясь плотнее в своё пальтишко. – В логово к людоеду, конечно, есть тебя буду… Молодец, что с незнакомцами не ходишь, только я ж помочь тебе хочу, дурачок, – вымерзнешь сейчас, заболеешь, все праздники пропустишь, если чего похуже не случится – ну? Младший Трингам мялся, явно робея. С одной стороны, этот старичок прав. С другой, очевидно прав брат, с детства талдычивший, что с незнакомыми людьми уходить никуда нельзя. – … да и не такие уж мы с тобой незнакомцы! – наконец, сердито взмахнул руками старичок. – Видал же ты, как я на скрипке пиликаю! А ещё мог видеть, как я в библиотеке на вечере выступаю, – было разок! Я скрипач Ван дер Бугмен – может, слыхал от кого про чудака Бугмена? Пошли, говорю, дочка тебя чаем отпоит, мне совсем не улыбается бежать за врачами! У Флетчера в голове словно лампочка зажглась. Берсио недавно упоминал Бугмена – со смехом рассказывал, что тот ещё чудак, носится со своей скрипкой как с младенцем, дочка с трудом уговаривает его порой пообедать, но в целом – добрейшей души старик… Впрочем, последним аргументом стали ноги, которые младший Трингам уже почти не чувствовал. – Извините… спасибо… а куда идти?.. – Ну вот, совсем другое дело! – старичок просиял, придерживая едва не падающего Флетчера за плечи (начиналась форменная метель). – А идти недалеко – вот она, моя каморка! В самом деле, до Флетчера только теперь дошло, что ноги его принесли на тот самый перекрёсток.

***

– Спасибо большое, вы меня спасли, – разрумянившийся Флетчер благодарно улыбался, грея руки о кружку с горячим чаем, которую поставили перед ним на столе. Женщина лет сорока грустно вздохнула, садясь напротив него и подпирая щёку ладонью. – Бог с тобой, пятый раз уже благодаришь… Может, всё-таки супа? – Да что вы!.. – Наливай! – строго заявил господин Бугмен. – Нечего мне тут! Худой, как шпала! Тут и съедать было бы нечего, кожа да кости… тебя что, дома не кормят? Флетчер вдруг свёл брови на переносице и, поджав губы, отвернулся. – Кормят, – коротко ответил он. – Я сам мало ем. Старичок растерянно замер на секунду, а затем, покачав головой, махнул дочери рукой. Та засуетилась, бросившись к плите. А Бугмен присел на лавку рядом с младшим Трингамом и осторожно тронул его за плечо. – Что, несладко тебе приходится?.. Флетчер обернулся. В его больших синих глазах читались укор и обида. – У меня всё в порядке, – твёрдо ответил он, и в голосе прозвучали стальные нотки. – Я ни в чём не нуждаюсь. Старик помолчал, внимательно разглядывая Флетчера чёрными глазами-жучками. Тот, нахохлившись, упрямо смотрел в ответ, стараясь не моргать, хотя глаза уже слезились. Он был похож на ощетинившегося котёнка, который при малейшем поводе готов цапнуть своего обидчика за палец. Но Бугмен вдруг тихо спросил: – Родители-то у тебя есть? Флетчер дёрнулся и разом как будто осунулся. Опустив глаза, он подвинул чай поближе к себе, наклонился вперёд, сделал маленький глоток и, ссутулившись, так же тихо, едва слышно ответил: – Нет. Только старший брат, – и тут же горячо добавил, вскинув голову: – Только вы не думайте, что мне плохо живётся! У нас всё хорошо! Братик обо мне очень заботится! – Брат, значит, – Бугмен задумчиво почесал подбородок, как будто пропустив мимо ушей возмущённое заявление Флетчера. – Старший… а на сколько старше? – На три года, – Флетчер нервно заёрзал на скамейке. Пусть только попробует что-то про брата сейчас сказать. Да он за Рассела… – Вот как, – старичок снова улыбнулся. – Молодец у тебя брат. Я бы гордился таким. Младший Трингам ни с того ни с сего опять покраснел до корней волос и от безысходности снова спрятал нос в кружке с чаем. – А я… я и горжусь. – На вот, ешь! – перед ним вдруг возникла до краёв наполненная лапшичным супом глубокая тарелка. А с ней – два больших куска ржаного хлеба. – Да что вы!.. – Ешь, говорю! Завтракал наверняка давно, а уже третий час! Да и набегался небось на улице! Выбора не оставалось, и Флетчер, отчаянно часто моргая, чтобы не расплакаться (он сам бы не мог объяснить, от чего), склонился над тарелкой.

***

– Вот, совсем другое дело, – одобрительно подытожил Бугмен, когда Флетчер отложил ложку в сторону. – А то – да что вы, да что вы… – Спасибо огромное, – чистосердечно в очередной раз поблагодарил раскрасневшийся Флетчер. Одеяло, в которое его закутали едва ли не сразу на входе в комнатушку, сползло с плеч. Ногам в вязаных шерстяных носках было тепло и сухо. И вообще сам он заметно повеселел и теперь с любопытством озирался, разглядывая всё изнутри. – Было очень вкусно! – Ну то-то… – проворчала женщина, забирая тарелку и украдкой утирая глаза рукавом старенькой холщовой блузы. – А теперь, пока твои ботинки ещё сохнут, – старичок весело сощурился, – расскажи-ка, герой-мореплаватель, чем занимаешься. Неужто музыкой? Флетчер в очередной раз вспыхнул как маков цвет. Ну вот. Теперь совсем неловко… но не врать же? – Честно вам признаться – нет, – младший Трингам нервно сглотнул. Ему показалось, что в глазах Бугмена мелькнуло разочарование, но ему хватало лжи и в его повседневной жизни. – Я просто очень… люблю музыку. То есть, я не знаю, люблю я её или нет, я ведь её редко слышу. Но когда слышу, мне становится очень хорошо. Я поэтому тогда остановился у вашего окна. И поэтому тогда задержался на вечере в библиотеке, хотя брат ворчал, что мы по темноте ноги переломаем. А ещё… – он замялся и вдруг решительно выпалил: – Меня завораживает сама игра на скрипке. Я не знаю, почему. Но это как будто какая-то магия – вы словно заклинатель или волшебник – поведёте смычком так, будет такой звук, остановите руку – как будто воздух дрожит… – Флетчер с благоговением покосился на лежащую на другом краю стола скрипку и опустил глаза в пол. – И…извините. Наверное, это звучит глупо. Я не умею говорить о музыке. Если бы он в этот момент поднял глаза, то очень бы удивился – Бугмен смотрел на него ласково, понимающе, едва не с умилением. – А о ней не нужно говорить, – задумчиво проговорил старик, тоже переводя взгляд на скрипку. – Её только и можно, что творить и слушать, слушать и творить. А ты хотел бы сам стать немного волшебником? Флетчер недоверчиво поднял глаза. Волшебником… что-то это напоминает. «Братик, а алхимики – это волшебники? – Нет, Флетчер, алхимики – учёные. Но алхимия очень сильная штука: она может изменить мир и к лучшему, и к худшему. Папа старался, чтобы мир становился лучше. И в этом смысле алхимия немного похожа на волшебство. – А можно мне тоже стать алхимиком? – Ты ведь знаешь, что он не хотел, чтобы мы оба шли по его стопам. И ты сам пообещал ему, что не будешь заниматься алхимией. – Но почему? – Он считал, что нужно уметь жить и без этой жутковатой силы. – Но если она может быть полезной, почему нет?.. – Поздно уже, братец, давай-ка спать. – Но… – Поговорим об этом потом. Пока просто прими, что лучше не стоит». Он всё равно научился, тайком от брата, – слишком было интересно, не оторваться. Рассел тогда смирился, но с тяжёлым вздохом попросил младшего как можно меньше пользоваться алхимией. Флетчер немного подрос и понял, почему так. Но с другой стороны… с каким восхищением он всегда наблюдал за преобразованиями старшего! Как будто действительно какой-то обряд… И всё равно. – Всегда хотел.

***

– Ты как, в порядке? – Рассел повесил куртку на вешалку и окинул Флетчера внимательным взглядом с ног до головы. – Не попал в эту жуткую метель? У Берсио её пересидел? Флетчер задумался на долю секунды, а затем уверенно кивнул. Незачем Расселу знать об этой маленькой тайне – разнервничается, рассердится, а то ещё, чего доброго, наведается к Бугмену и устроит ему форменный допрос – а этого Флетчеру хотелось меньше всего. За полдня он успел по-настоящему подружиться со старичком и его дочерью. – Да, всё в порядке! – младший нахмурился, вспоминая, что же он хотел рассказать, и вдруг просиял. – А знаешь, там так здорово было, когда снег только начинался! Такие огромные снежинки, с половину моей ладони! Представляешь? Рассел, а почему такие большие снежинки получаются? Старший хмыкнул, взъерошивая брату волосы. Какой же он всё-таки ещё ребёнок. – Я не помню точно, но, кажется, это связано с влажностью воздуха – чем больше влаги конденсируется на маленьких снежинках, тем больше они увеличиваются в размерах. – Да? Здорово… – Флетчер с восхищением уставился в стену прямо перед собой – и посерьёзнел. – А что от тебя хотел господин Магвар? Тут уже нахмурился сам Рассел. Вернее, не нахмурился – по его лицу просто пробежала небольшая тучка. – Да так, за всякие отчёты говорил – дескать, конец года, непростое время, нужно то, нужно сё, пятое, десятое… – Ещё отчёты? – Флетчер вытаращил и без того большие глаза. – Но ведь тебя под ними скоро уже видно не будет! Что ж ему ещё надо?.. – Не переживай, я справлюсь, – старший Трингам пожал плечами. – Только вот знаешь… – Что? – младшему этот тон не понравился. Он уже взобрался с ногами на кровать и теперь смотрел на брата исподлобья. Рассел замялся, а затем, запустив пальцы в волосы на затылке, виновато вздохнул. – Тебе, наверное, придётся часто так до Нового года гулять – мы за сегодня всё не успели обсудить, и вообще у Магвара какие-то грандиозные планы. Пауза. – Рассел, я мешаю? – тихо спросил Флетчер. – Что? – возмутился тот. – С чего ты это взял?! – Ну, – младший опустил глаза, – раньше он при мне всё рассказывал. А теперь вот. Старший присел на краешек кровати и взял брата за плечи. – Братец, посмотри на меня, – и, когда тот поднял голову, ровно и уверенно продолжил, – ты не мешаешь. Понятно? Ты мне наоборот очень помогаешь. Просто это проблемы с документацией – и нечего тебе с ней возиться. Ладно? – Ладно, – Флетчер опять опустил глаза. – Ты не обижаешься? – тише и почему-то виновато спросил Рассел. – Нет, – младший мотнул головой. – На что тут обижаться? Просто мне… немного грустно гулять одному, вот и всё. Пауза. – А может, ты позовёшь ту девочку… ну, которая всё время у Берсио ещё? – ещё тише предложил старший. – Элизу? – младший неопределённо пожал плечами. – Может, да. Да ладно, не переживай. Я найду, чем заняться. Снова пауза. – Извини, что так, – Рассел тоже опустил глаза. – Да брось, не за что тут извиняться. Главное – сам не утони в этих бумажках, – хмыкнул Флетчер, легонько толкнув брата в плечо. – Да уж постараюсь, – тот усмехнулся, ещё раз напоследок взъерошивая Флетчеру волосы и поднимаясь на ноги. – А ты иди зубы чисть и ложись спать тогда. – А ты? – Я ещё немного почитаю. – Не сиди допоздна. – Я знаю, братец, спасибо. Спокойной ночи. – И тебе спокойной ночи, Рассел. Уже лёжа в постели при свете ночника, Рассел поймал себя на мысли, что в пятый раз перечитывает одну и ту же страницу, но не может понять ни слова. Он с раздражением отложил фолиант на тумбочку, выключил свет и закрыл глаза. Но уснуть не мог ещё долго – всё ворочался и кусал губы. Он чувствовал себя ужасно виноватым перед Флетчером. Особенно после этого его «Я мешаю, Рассел?» Конечно, Флетчер не мешал. Он вообще скрашивал пребывание в лаборатории. Но Магвар говорил о таких вещах, о которых… ну да, чего греха таить – о которых он не хотел сейчас рассказывать брату. Да и сам бы не особо желал о них слышать, но уж назвался груздем, полезай в кузов, а прямо говоря, назвался Эдвардом Элриком – будь готов к жутким экспериментам и открытиям. И что он за алхимик, этот Эдвард? У них-то что за горе случилось, что он в государственные алхимики подался? А впрочем, какое ему дело… А вот до Флетчера очень даже какое. Это же очень больно было – «мне грустно гулять одному». И хотя брат говорил без всякого укора, Рассел слышал здесь обвинение самому себе. Не было у Флетчера друзей его возраста. Да и младше или старше тоже. С младшими ему было скучно, со сверстниками неинтересно, а старшие – старшие здесь были до того сорной травой, что Расселу в его тогда ещё тринадцать пришлось выловить на пустыре трёх четырнадцатилеток и внятно им растолковать, что трогать хоть пальцем его брата – идея крайне плохая. После того случая обоих Трингамов зауважала вся местная шпана – но с уважением пришёл и страх. Так что здесь тоже минус. Собственно, поэтому Флетчер сутки напролёт и торчал со старшим братом в лаборатории – здесь он чувствовал себя полезным, нужным и важным. А тут здрасьте приехали – иди гуляй… Это ведь было предательство со стороны Рассела. Старший Трингам сел на кровати и потёр горящие щёки. Стыдно и противно от самого себя. А что он сделать-то может, с другой стороны?.. Только поскорее избавиться от Магвара и всех этих в печёнках засевших отчётов, чтобы побольше времени провести с Флетчером на новогодних праздниках. Он встал и, на цыпочках прокравшись к комнате младшего, заглянул внутрь. Флетчер крепко спал, натянув тёплое одеяло до самого подбородка. Наверное, замёрз всё же сегодня, пока гулял… Рассел поджал губы. Ну всё. Он эти отчёты завтра к Уробороссовой бабушке!.. И Магвар пусть тоже туда катится! А то: «А может, вы и в праздники поработаете? Не за бесплатно, конечно…» Как бы Рассел ни горел делом отца, младший брат был его единственным родственником. И с ним так безответственно поступать нельзя. Придя к этой мысли, Рассел вернулся к себе, юркнул под одеяло и моментально провалился в тревожный сон, наполненный алхимическими формулами и годовыми отчётами, которые с него требовали почему-то размножившиеся до пятнадцати штук Магвары. Флетчер на тот момент, когда к нему заглянул Рассел, на самом деле не спал. Он невидящим взглядом смотрел в тёмную пустую стену и думал, что, наверное, всё же сам ещё совсем ребёнок, несмотря на то что ему уже одиннадцать. Интересно, как же Эдвард Элрик получил лицензию государственного алхимика в таком возрасте?.. А его младший брат – Альфонс, кажется, – он ведь и вовсе на год младше на тот момент был? А они, как известно, уже с того времени путешествуют вместе… Зачем? Чего они ищут? И как им удалось убедить взрослых в своей правоте? А впрочем… какая разница. Когда Рассел ушёл к себе, Флетчер перевернулся на спину. Наверное, он всё же мешается, хотя брат ему в этом напрямую ни за что не станет признаваться. Но раз так, то лучшее, что он может сделать – это не путаться под ногами и не создавать старшему лишних проблем, у него и так дел выше крыши. Правда, Флетчеру это раньше никогда не удавалось – он ничего не мог поделать с тем, что кроме как в лаборатории он нигде не чувствовал себя как дома. Да и Рассел тут же… Но вот прямо сейчас появилась надежда, что получится. Если господин Бугмен не будет против… Флетчер вдруг против воли широко улыбнулся, но тут же воровато спрятал лицо в подушке, как будто боялся, что его поймают на лжи. Ему бы очень хотелось поделиться с Расселом ещё одной большой сегодняшней радостью, но он страшно боялся, что старший его не поймёт. Или будет недоволен. Или вообще разозлится. Ведь младший понятия не имеет, как тот относится к музыке… можно попробовать это осторожно узнать – но явно не сейчас и не напрямую, и уж точно не упоминая господина Бугмена. О брате надо заботиться, а не добавлять ему головной боли. Вот например, в холодильнике, кажется, стоит давно задвинутая в угол и забытая бутылка молока, почти наверняка скисшего. Почему бы с утра не пожарить оладушки? Флетчер представил, как Рассел удивится и обрадуется – он ведь не знал, что Флетчер умеет управляться с выпечкой. На этой радостной мысли младший, довольный собой, и заснул. А наутро Рассел действительно влетел в кухню с круглыми глазами и открытым ртом и только что и смог выдать: «Нифига себе…» – что само по себе было лучшей наградой для Флетчера. А уж когда старший воистину страдальчески взглянул на тарелку и объявил, что ещё ел бы и ел, вот только некуда уже, да и вообще Флетчеру хорошо бы пойти в повара с такими талантами, то младший Трингам окончательно решил, что жизнь у него всё же удалась – и он может с чистой совестью убежать к своим новым знакомым. Он только не знал, что после того, как Рассел помахал ему на прощание рукой и крикнул не забывать греться горячим чаем, самому старшему пришлось уйти в ванную и хорошенько умыться холодной водой. Нельзя же было с Магваром разговаривать с красными от слёз глазами. Он, конечно, сам от себя такой реакции не ожидал, но уж слишком Флетчер его растрогал. Что добавило ажиотажа к его желанию работать.