Скрипка

Всю следующую неделю Рассел всеми правдами и неправдами пытался выведать, что же так заинтересовало Флетчера в том окне. Ничего, однако, из этого не выходило – из-за того, что в городе в очередной раз прорвало трубу, им теперь приходилось возвращаться из лаборатории по другой дороге, и возможности заглянуть туда не было. Сам Флетчер не давал никаких поводов для беспокойства – работал как обычно, смеялся с шуток старшего как обычно, вздыхал из-за трудоголизма старшего как обычно, сам засиживался допоздна как обычно. А на провокации Рассела либо просто не поддавался, либо до того озадаченно смотрел исподлобья, что тот, махнув рукой и ворча что-то неразборчивое под нос, возвращался к работе с реактивами. Собственно, старший Трингам сам не мог объяснить, почему это вообще его так волновало. Подумаешь, на что можно в окне жилого дома заглядеться. Может, младший там кошку увидел. Или кролика. Или араукарию какую-нибудь. Хотя какая в подвальных условиях вам араукария?.. Скорее уж кактус – всё одно Флетчер всякую живность любил, от растений до людей. С другой стороны, то-то, наверное, и беспокоило, что будь это какая-нибудь живность, младший вряд ли бы стал так упорно отмалчиваться. Ну что он, поругал бы его что ли? Не боится же Флетчер при нём на каждое дерево таращиться, хотя Рассел регулярно закатывает при сём действе глаза… Нет, всё-таки тут что-то было нечисто. Но что? В воскресенье утром Рассел проснулся затемно и сразу решил, что ему осточертела эта тайна и пора бы её уже разгадать. Он тихо оделся, зашнуровал ботинки, натянул на голову шапку и, заглянув напоследок в комнату к младшему (спасибо Магвару, теперь в жилье они не нуждались) и убедившись, что Флетчер крепко спит, выскользнул в коридор, а затем и на улицу. Погода стояла мерзкая – было темно, холодно и промозгло. Подняв воротник парки, старший Трингам уверенно зашагал против выдувающего всё и вся ветра прямо в сторону таинственного перекрёстка. По пути он дважды едва не сломал себе ноги, почти врезался в фонарный столб (темно, лампочка перегорела, а ещё и ураганный ветер!) и чуть было не улетел в котлован, вырытый прямо посреди улицы неделю назад. – Чёрт знает что, – буркнул он сам себе, отряхивая коленки от извёстки, в которую умудрился упасть, споткнувшись о кусок брусчатки. – Так я не то что не дойду, а ещё и Флетчера без завтрака оставлю… да и без обеда… и без ужина… Перспектива оставить младшего брата голодным (хотя не то чтобы Флетчер был несамостоятельным, скорее уж наоборот, просто Рассел был ужасно принципиальный: «Я обещал маме за тобой присмотреть, вот и не путайся под ногами! – Да что я, сам кашу не сварю?.. – А-ТА-ШОЛ! – Да всё, всё, не ругайся…») заставила старшего подняться на ноги и с новыми силами зашагать к проклятому местечку. Вот оно, наконец, то самое окно. Старший Трингам нетерпеливо наклонился, чтобы разглядеть получше, и… Его брови взлетели и скрылись за светлой чёлкой. Чего?.. Что бы это могло значить? Просто подвальная комнатушка, ничего больше. Сквозь неплотно задвинутые маленькие шторки хорошо видно убранство. Обстановка… не сказать чтобы очень уж вопиюще бедная, но далеко не богатая. Первый год после смерти мамы и исчезновения отца они с братом жили примерно так же. На простом и грубоватом деревянном столе стоял белёсый от разводов стакан, из которого в разные стороны топорщился странный букет из сухостоя – чертополох, две бурые от старости розы, пшеничный колос и несколько травинок. Рядом со столом одинокий стул с витыми ножками и продавленным сиденьем. В углу покосившийся буфет с посудой, на стенах какие-то плохие гравюрки – вот и всё, что здесь было. Хотя нет, было ещё кое-что, что придавало этой картине какой-никакой, а всё же благородный и чуть ли не романтический вид – рядом с импровизированной вазой на столе лежали скрипка со смычком. А впрочем, ну скрипка и скрипка, подумаешь, невидаль. Рассел в недоумении пожал плечами. Неужели Флетчера мог заинтересовать этот интерьер? И почему? «А почему, собственно, обязательно интерьер?» – одёрнул он вдруг себя. Мало ли что тут могло происходить в тот момент. Может, тут драма какая разыгрывалась – ведь всё это про людей… И на что можно было надеяться, придя сюда сейчас? Что перед ним заново разыграют спектакль? Да ну, бред какой… Старший Трингам отстранился от окна и сам на себя мысленно выругался. Ну и балбес. Это ж надо, так себя накрутить. И чего ему в воскресное утро не спалось? Лежал бы сейчас себе под тёплым одеялом, слушал мирное сопение Флетчера, лениво потягивался, потом пошёл бы ставить чайник… нет же, дёрнула нелёгкая. Смешно подумать. Только брату об этом лучше не рассказывать – не поймёт и не оценит. Ещё и распереживается: «Ты-ы?.. По такой погоде?.. Зачем?.. Тем более там освещения нет, как ты только ничего себе не переломал?..» А он почти и переломал, чего греха таить… – Уй, чёрт! – сквозь зубы прошипел Рассел, хватаясь за лодыжку. Понарастягивают всяких ограничителей, ходи потом во тьме спотыкайся… А зачем ты, спрашивается, пошёл-то во тьме ходить? Старший Трингам поднял голову и истерично хмыкнул. – Тоже мне старший брат нашёлся… «пример для подражания»… Не дай Фламель Флетчер мне так подражать начнёт – прибью!

***

–… Да как же ты так? – Флетчер, ещё не до конца проснувшийся, но уже перепуганный по самое не хочу, зафиксировал эластичным бинтом щиколотку брата и беспомощно взглянул на него снизу вверх. Рассел тяжело вздохнул. На самом деле, он рассчитывал, что сам с этим справится и что вообще отделается простым ушибом. Но по мере приближения к дому нога болела всё сильнее и сильнее. Последние пару метров до двери он буквально прохромал с наворачивающимися на глаза слезами. Дальше пришлось прыгать вдоль стеночки. Вроде обошлось. Но в тот самый момент, когда Рассел уже вешал парку на крючок и думал, что всё позади, он машинально опустил левую ногу на пол – и она отдалась до того острой резью, что он подскочил как ошпаренный, ударился головой об полку для книг (здесь повсюду были полки для книг, даже на кухне, что было для двух алхимиков очень кстати) и, шипя от боли и несправедливости мироздания, осел на пол. И конечно, на шум тут же вылетел спавший очень чутко взъерошенный маленький Флетчер: «Что, где, почему, РАССЕЛ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!» И разумеется, совершенно проигнорировал ворчание старшего брата на тему того, что случилось ровным счётом ничего и шёл бы он обратно спать, и всё с ногой у Рассела в порядке, а то, что он держится за неё, как будто она сломана, так это так, ерунда, подвернул немного… И само собой, наотрез отказался отдавать бинт и сам перевязал Расселу ногу, да так ловко и скоро, что можно было подумать, что он всю жизнь работал медбратом. Медбратом? Старший Трингам мысленно фыркнул на эту мысль. Братом точно, а вот мед… ладно, об этом он подумает попозже. А пока надо было объясниться. – Мне внезапно захотелось прогуляться, – храбро и уверенно соврал он, разводя руками. – Шёл. Поскользнулся. Упал… – Потерял сознание, очнулся – гипс… – закончил за него неожиданно хмуро Флетчер. И ни с того ни с сего возмущённо стукнул кулаком по полу. – Что ты меня за идиота держишь, братец?! Рассел даже растерялся. Он никогда не видел младшего настолько искренне сердитым и даже строгим. Это было почти настолько же страшно, насколько и комично. И как себя с ним сейчас вести, тоже совсем не представлял. Да уж, вляпался в историю… После короткой паузы старший Трингам всё же глубоко вздохнул и виновато ссутулился. – Да не держу я тебя за идиота, Флетчер, – он прямо смотрел в глаза брату. – Проблема скорее в том, что я сам идиот. Вот и всё. Снова непродолжительная пауза. – Ты что… всерьёз захотел прогуляться? – Флетчер недоверчиво сощурился. Рассел кивнул. – … по такой погоде? – продолжал допытываться младший. Опять кивок. – … ранним утром в воскресенье? – не унимался тот. Вновь кивок. Повисло довольно долгое молчание. Рассел гипнотизировал свои руки, всей позой выражая глубочайшее раскаяние. Флетчер во все глаза таращился на старшего брата, как будто впервые его увидел. Наконец, младший шумно втянул носом воздух и, поднимаясь на ноги, выдал: – Я, конечно, всегда знал, что ты гениальный учёный… Рассел озадаченно поднял на него глаза. – … но что ты ещё и гениальный идиот, узнаю впервые! – гневно выпалил Флетчер – и унёсся на кухню, где чем-то загремел (очевидно, чайником). Рассел с минуту сидел в полной прострации, прежде чем его плечи мелко затряслись от беззвучного смеха.