И жили они долго и счастливо? Или...

POV Анна

Стоило стражникам покоев распахнуть двери, а нам войти внутрь, как дети, ожидавшие нас в покоях султана, резко развернулись в нашу сторону, и на их лицах заиграли просто лучезарные улыбки, а глаза вмиг заблестели от переполнявшей их радости. — Анна! — воскликнул самый младший из наследников и уже собрался было подбежать ко мне, как вдруг резко передумал и несколько стыдливо взглянул на Повелителя, стоявшего рядом со мной. — Простите, Повелитель… Абдулмеджид, Салиха и Гюльфидан также не могли скрыть своих улыбок, но, надо признать, одарили выходку Абдулхамида едва укоризненными взглядами. Повелитель чуть развернулся в мою сторону и его тёмные, как сама ночь, глаза словно говорили: «Я же говорил, что они будут рады видеть тебя!» Я лишь смущённо улыбнулась, понимая это. Я так скучала по этим детям! Господи, а ведь они, скорее всего, даже не понимали, что теперь каждому из них уготовано своё место, совершенно равное остальным. Увидев их — таких прекрасных, повзрослевших — я едва могла сдержать подступившие к глазам слёзы. — Анна, ты не против? — вдруг поинтересовался Повелитель у меня. — Конечно нет, — ответила я, не скрывая своей улыбки и без лишних подсказок понимая, что он имеет в виду. — Можете обнять Анну, — разрешил султан, немного отойдя от меня чуть поодаль, тем сам дав возможность детям со мной обняться. И в один миг все четверо детей окружили меня и буквально заобнимали, если так можно сказать. — Мы так скучали! — воскликнула Гюльфедан. — Анна! — радостно взвизгнул Абдулхамид, поднимая руки и прося, чтобы я его взяла на руки. Конечно же, я не могла отказать ему в этом и взяла его на руки. Маленькие ручки тут же опоясали мою шею, и малыш шёпотом произнёс мне на ухо: — Простите меня за маму. Я должен был остановить её. Она не должна была ругать вас и кричать и поднимать руку. Его совсем детский голосок звенел от переполнявших его совсем не детских чувств. Может, в силу возраста его разум до конца не понимал всей ситуации, но в его чёрных глазах отражалась вся сила его переживаний, и она была совсем не маленькой. Я хотела просто свести произошедшее к неловкому недопониманию между мной и его матерью, но, увидев в глазах младшего наследника такую осмысленность, решила ответить со всей возможной серьёзностью: — Ты не виноват в том, что произошло. Но если тебе будет легче, то я, конечно же, принимаю твои извинения. Однако я хочу, чтобы ты знал: тебе не стоит брать на себя вину за чужие ошибки, — настаивала я, легонько сжимая его крохотную ручку. — Дядя сказал ему почти то же самое, — вдруг услышала я голос Гюльфидан. Она легонько приобняла меня и, на секунду прижавшись ко мне щекой, мягко произнесла: — Мне вас так не хватало. На моём лице вмиг появилась нежная улыбка. — Правда? — поинтересовалась я, опустив Абдулхамида на пол и одной рукой обнимая подошедшую Салиху и Гюльфидан, при этом мимолётно взглянув на Повелителя, который всё это время продолжал стоять чуть в стороне от нас, не проронив ни слова, но пытливо всматриваясь мне в глаза. Он словно всеми силами пытался уловить моё настроение, моё состояние, но на мой вопрос он едва заметно кивнул и одарил меня мягкой улыбкой.

POV Махмуд

Все мои опасения по поводу возможной реакции Анны на этот ужин вмиг развеялись, стоило детям буквально оккупировать её. Они не могли оторваться от своей любимой учительницы. Адбулмеджид и Салиха буквально не отходили от неё ни на шаг, то и дело пытаясь приобнять или просто коснуться руки Анны, и остальные дети были им под стать. Я боялся, что увижу в глазах Анны боль или разочарование, стоит ей увидеть детей, но нет, она вмиг буквально ожила, и на какое-то мгновение мне даже показалось, что я увидел перед собой прежнюю Анну. И наблюдая за подобным, я то и дело мысленно возносил благодарности Аллаху, что он подарил Анне столь любящие сердце, которое могло даже в моменты полного опустошения рождать искреннюю любовь и теплоту. Я даже не хотел прерывать их: Анна и дети перекидывались фразами, вопросами, чередующимися с объятиями и смехом, но Заир всё же прервал эту идиллию, провозгласив, что ужин готов и ожидает нас. Поэтому, кое-как успокоившись, дети чуть ли не за руку тащили Анну к столу. Они тянули её за собой и, идя спиной, периодически оборачивались, глядя на Анну, словно боялись, что она могла испариться или убежать. В какой-то момент я даже отметил некую неловкость Анны. Она явно не ожидала столь пылкой реакции от детей на своё возвращение. — А я тебе говорил, что не один я буду рад твоему возвращению, — произнёс я, почти шёпотом обходя Анну и едва коснувшись её тонкой руки кончиками пальцев. Я распорядился, что Анна должна сидеть рядом со мной. Я должен был видеть её реакцию на всё происходящие, чтобы если в её глазах или поведении я отметил некую неловкость или неудобность, то мог моментально принять меры. Дети были явно не против, но Анна казалась-таки немного удивлённой, когда один из слуг выдвинул перед ней стул, стоящий рядом со мной. Мы были буквально на расстоянии вытянутой руки. — Благодарю, — произнесла Анна смущённо, но всё же присела на уготованное ей место. Абдулмеджид и Абдулхамид расположились напротив нас, а Салиха и Гюльфидан —рядом с Анной. Стоило Анне оказаться за столом, как на её прекрасном лице показалась неловкость. Но стоило мне под столом мягко сжать её руку, как она немного, но успокоилась, как и я, вероятно. Когда она была рядом, я всегда начинал ощущать непонятное даже для самого себя умиротворение. Слуги расставили приготовленные блюда, к которым, впрочем, мало кто притрагивался. Дети и Анна всё никак не могли наговориться друг с другом, и я не винил их за это и едва встревал в их разговоры. Я просто с улыбкой наблюдал, как на лице Анны и детей всё чаще и чаще появлялись улыбки, как их глаза начинали искриться от радости, как за столом то и дело начинал звучать заливистый смех. Правда, Анна нечасто позволяла себе смеяться, однако надо признать, что и её мягкий, пусть и не заливистый смех, как у детей, всё-таки несколько раз, но прозвучал за нашим столом — и это радовало. — Анна, но ты же продолжишь преподавать нам французский? — задала вопрос Салиха, когда ужин перешёл в тёплую и непринуждённую беседу с чаем, кофе и всевозможными сладостями и, разумеется, во главе стоял шоколадный торт, приготовленный детьми для Анны. — Эм-м-м, я не знаю… — замялась Анна. — Да и думаю, что Повелитель уже нашёл для вас прекрасного преподавателя, ведь меня не было несколько месяцев. И я не хотела бы нарушать ваш процесс обучения, это было бы невежливо по отношению к вашему новому учителю, — настаивала Анна, то и дело переводя непонимающий взгляд с меня на детей и наоборот. — Отец, позвольте Анне вновь преподавать. Я не вынесу ещё одного скучного урока от… — начала настаивать дочь, складывая руки вместе перед собой. — Да, дядя, этот новый преподаватель такой скучный… — перебивая сестру, добавила Гюльфидан, надув губы. — Салиха вон уже даже готова выйти замуж, чтобы не слушать эти нудные уроки, — заявил Абдулмеджид смеясь, а я едва не поперхнулся чаем, впиваясь в старшую дочь непонимающим и удивлённым взглядом. — Что? — спросил я как можно твёрже, при этом сильнее сжимая руку Анны под столом от переполнявшего меня негодования. Теперь, вероятно, пришла очередь Анны меня успокаивать, потому что она начала размеренно поглаживать мою руку, стараясь снять напряжение, сковавшие мои пальцы. — Абдулмеджид… — шикнула Салиха, Анна же едва скрывала смех. — Отец, я не это имела в виду. Просто новый учитель действительно очень неинтересно учит. И я сказала, что лучше выйду замуж, чем послушаю ещё одно его занятие. Это невыносимо, — простонала она, одаривая меня извиняющимся взглядом, а я, кажется, мог спокойно дышать. — Радикальные методы, — произнесла Анна с улыбкой, которая, правда, тут же немного потускнела, когда она задала следующий вопрос. — А женщины после замужества разве не могут продолжить обучение? Это запрещено? — спросила она у меня. Ну да, конечно! Анна была бы не Анной, если бы не задала этот вопрос. Стоило только припомнить наш первый разговор в лодке. — Не то чтобы запрещено. Просто после замужества у женщины в большинстве своём возникают иные обязанности. Рождение детей, создание быта. Учёба не возбраняется, но её редко продолжают после создания семьи. Учёба жены может быть продолжена только после разрешения мужа. — Но, дядя, я хочу учиться! Намык Паша знает столько иностранных языков, я тоже не хочу отставать от него. Особенно если Анна согласится вновь преподавать! — заявила Гюльфидан. — Тем более я уже почти всё забыла с этим новым преподавателем. — Что ж, тогда вам, действительно, я не нужна как преподаватель, — неожиданно заявила Анна, пряча глаза за кромкой чайного стакана. Её слова произвели бучу негодования за столом и мой шок. — Что? — Почему? — Но Анна Петровна! — Но мы хотим учиться! Я едва мог разобрать, кому из детей принадлежала каждая из произнесённых фраз. Тем более, честно говоря, я и сам был удивлён словами Анны. Я бы с удовольствием возобновил наши с ней уроки французского. — Если вы уже забыли всё, чему я вас учила, за несколько месяцев моего отсутствия, то вероятно, знания, которые я вам дала, были недостаточно вами усвоены, а значит, в этом есть и мой прокол как преподавателя. И тут началось. — Нет! Мы всё помним, я всё помню! — воскликнул младший сын, буквально подскочив на стуле. — Я не имела в виду, что мы всё забыли, может быть, стоит просто освежить знания, но мы всё помним! — тут же сменила свою тактику Гюльджан. Я и Анна не могли сдержать смех, наблюдая подобную картину. — Ох, дети, — воскликнул я, смеясь, отставив чай и с неприкрытой радостью наблюдая за смеющейся Анной. — Случилось чудо, — заявила она. Если бы не дети, сидящие рядом, то я с огромным желанием взял бы руку Анны в свою и поцеловал её. — Анна, но вы согласитесь опять преподавать нам французский? — настаивал Абдулмеджид. — Если Повелитель не против… — Я не против! — Я буду рада, но мне действительно понадобится время для составления работы, чтобы узнать ваш нынешний уровень языка. И только после этого я смогу понять, с чего мне стоит начать обучение. — Ура! — в один голос воскликнули ребята, и девушки сияли лучезарными улыбками, способными озарить своим светом всю комнату. ***** Ещё через некоторое время наследники покинули мои покои, не забыв перед уходом попросить у Анны позволения поговорить с ней тет-а-тет, если она будет не слишком уставшей. На это Анна, конечно же, согласилась. Но сейчас я мог насладиться обществом Анны. Стоило детям покинуть мои покои, как я как можно тише подошёл к Анне, стоявшей у входа на балкон и всматривавшейся в открывшийся ей вид. — Я рад, что смог услышать и увидеть твою улыбку и твой смех, — произнёс я как можно нежнее, приобнимая её за талию и притягивая к себе, за что был вознаграждён вздохом облегчения. — Я уже и забыла, когда последний раз улыбалась и смеялась, — ответила она, едва поглаживая меня по рукам, опоясавших её за талию. — Я буду стараться, чтобы ты улыбалась чаще, — прошептал я, целуя её в макушку. Внутри меня кипело желание взять её на руки и отнести в постель, заставив самым что ни на есть искусным образом ощутить радость. Я хотел быть с ней. Не просто хотел разделить постель с Голубкой, а жаждал разделить с ней своё сердце. Хотел, чтобы в моих объятиях она смогла ощутить силу. Любовь. Нежность. Но я понимал, что она ещё не готова к этому, поэтому и не настаивал на большем. Я уже был рад тому, что она позволила мне просто обнять её и коснуться своих губ моими. — Кстати, — произнёс я через несколько минут молчания. — Ты не против продолжить и наши уроки французского? — Инкогнито? — спросила она с улыбкой. — Плевать. Тем более стоит только рассказать Амберу — и все уже всё узнают, — ответил я смеясь. — Это точно, — произнесла Анна со вздохом, развернувшись в моих руках и смотря на меня своими голубыми бездонными глазами. — Я не против. Я лишь улыбнулся, получив её ответ, и накрыл её губы своими.