За стеклом

Когда пелена неизмеримого счастья спала с моих глаз, и взгляд пробежался по инструкции применения этого прибора, я был в неприятном удивлении. Бесспорно, если эта штука поможет мне жить обычной людской жизнью, то она имеет права выглядеть как угодно, но в эти же мысли втыкается другая, словно стрела в пролетающую утку. Выход в свет — значит ответственность за свой внешний вид, как всегда думал я, как оно и казалось в детстве, когда перед каждым выходом из дома мама настоятельно просила меня проверять, нет ли лишних складок на рубашке, или не измялись ли штаны на коленках. Фыркаю на собственные воспоминания, поправляя маску в районе носа, и от неожиданности мысли, что прошибла меня словно молния на поражение, останавливаю руку на мягкой ткани респиратора. Маска, простая медицинская маска из коробки десятков таких же из ящика моего стола, а решение такой глобально накатившей проблемы. Если смотреть по чертежам и примерам ношения этого микро-очистителя воздуха, то его вполне возможно спрятать под моей маской, чтобы не вызывать лишних вопросов у окружающих. Хотя, если откинуть первостепенную мысль о других людях, и зарыться в мозги поглубже, там будут только переживания о том, что подумает он, когда увидит меня в маске, среди обычных людей, которые куда-то спешат даже сейчас, я слышу весёлые, чужие голоса откуда-то с улицы. Может быть это дети соседей выбежали во двор играть, или каким-то чудом попавшие в элитный район подростки восхищаются местными видами построек и природы. Образ того темноволосого парня из дома напротив рассеивается вместе с воздухом вокруг меня, когда я круто разворачиваюсь на пятках и буквально срываюсь на бег, перепрыгивая ступеньки лестницы на второй этаж. Чуть-ли не припечатываю проснувшуюся от моей суеты Бубу, на что кошка негромко мяукает, но когда замечает, что я крайне занят, то горделиво уходит туда, откуда я так рьяно бежал с минуту назад. Не удосуживаюсь даже закрыть дверь в комнату, оставляя её настежь открытой. Последнее что меня сейчас волнует, это какая-то там открытая дверь или идущая завтракать кошка, хотя сейчас более подходящее время для обеда. Эпицентр внимания – это тот самый чудо-прибор, бумажка с инструкцией, и возможно ещё какие-то документы, которые были прихвачены с кухни абсолютно случайно. Когда в руках оказывается этот самородок биокибернетики, взгляд цепляется за крохотные иголочки на началах небольших кабелей. Страшно даже представить, куда должны быть вколоты эти иголочки, и куда должна цепляться эта металлическая клипса. Прочитывая инструкцию по применению в третий раз, я наконец-то допёр, что, куда и зачем должно тут вставляться, и ощутив приятную дрожь предвкушения по позвоночнику и лопаткам, подхожу к зеркалу в ванной. Открываю коробочку, оставляя её на пустой полочке раковины, пока в одной руке покоится бумажка с инструкцией, а в другой тот самый заветный прибор. Глубоко вздыхая, наклоняюсь к зеркалу, чтобы не ослабнуть духом и не дать заднюю. И только одна мысль о том, что уже сегодня я смогу выйти на улицу, греет душу. Чтобы совсем не ударятся в фантазии, последний раз прочитываю текст на бумажке из правой руки и откладываю её от греха подальше. Зрачки бегают по собственному отражению, оглядывают мешки под тускло-голубыми глазами, ровный нос, и плотно сомкнутые, бледные губы. Взгляд утекает вниз, на устройство в руке, и страх будто отключается после взвешивания плюсов и минусов этой процедуры. Снимаю плёнку с крохотного аккумулятора, размыкаю друг от друга иголочки, и быстрым движением подношу их остриё к носу. Ещё тогда, на кухне, я заметил что одна из иголочек, что длиною не больше миллиметра, полая, а вторая вполне обычная. И сейчас эта полая иголка принимает в себя другую, пронзая кожу на месте, где обычные люди делают пирсинг септума. Зажмуриваюсь от мимолётной боли всего на доли секунд, сильнее сжимая между пальцев оставшиеся детали прибора. Иголочки идеально ровно входят друг в друга, с характерным щелчком обосновываясь на своём месте. Следующим на очередь была клипса, как показывала картинка в инструкции, должная крепиться на нижнюю губу, закрепляя собой проводящую трубку, которую я изначально посчитал трубкой от капельницы. Этот процесс почти не приносит боли, просто хватаюсь клипсой за губу, поправляя небольшую прозрачную трубку как надо. Осматриваю себя с неким трепетом, выглядит эта установка странно, но почти не мешается, что очень радует меня. Под маской такое скрыть будет легче лёгкого, только если собеседник не будет слишком приглядываться. В голове что-то щёлкает, и я вспоминаю, что было указанно в записке от тёти Инги: «Но Леша, помни, только два часа, ни секундой больше!» Уже не помню, как так быстро сорвался с места, выскакивая из ванной, как оделся в более или менее приличную одежду, и опомнился только когда стоял в прихожей перед зеркалом, спешно натягивая кроссовки. Из большого настенного зеркала на меня смотрит высокий, худой парень с растрёпанными волосами, которые я наспех зачёсываю рукой, в сером спортивном костюме. А самое главное, в чёрной медицинской маске, которая отличается от общей цветовой гаммы одежд, но создаёт отдельный акцент, который концентрирует внимание на моём лице. И хорошо, и плохо. Взгляд падает на небольшой рюкзак, одиноко лежащий в углу прихожей. Навивает не самые приятные воспоминания о недавней ссоре с отцом, когда в пылу собственных эмоций я чуть не выскочил на улицу, чтобы показать ему что я не прикован к дому и смогу сам обрести свободу. Только вот остановила меня тогда от опрометчивого решения жёсткая рука не шивороте и стальной голос, призывающий поумерить свой подростковый пыл. Возможно, если бы не мой папа, я давно бы лежал замертво на крыльце нашего дома, после очередного срыва или депрессивного периода. Тут я признаю, что мой отец не такой уж и плохой человек, просто нас по-разному покалечила та ситуация десятилетней давности. Отмахиваюсь от навязчивых мыслей, перекидывая портфель через плечо, и смотрю в зеркало последний раз. Тело пробивает приятная дрожь от неизвестности за входной дверью и собственного необоснованного страха, хотя инструкцию и время использования я прочитал раз десять, если не больше. В последнюю секунду вспоминаю о времени, достаю из кармана телефон и ставлю таймер на два часа. Время пошло. Первым делом, после того как открывается дверь, я вижу ничего, кроме белого света. В прямом смысле, пока я суетился по дому, дождь кончился и выглянуло яркое весеннее солнце, ослепляя меня, такого непривыкшего к этому. Ощущаю жар солнечных лучей на открытых участках лица и запах. Этот давно забытый запах природы, цветов на клумбах около выхода и всей остальной атмосферы, которая заставляет мою душу буквально цвести, словно бабушкины бархатцы в деревне, так же поглощая греющие лучи в себя. Глубоко вдыхая свежий воздух, пропитанный озоном после проливного дождика, голубые глаза автоматически зажмуриваются от широкой улыбки, что я чувствую движение клипсы на нижней губе. Но даже это натяжение чувствуется как ещё один укол энергии и жизненных сил. А самое главное, я больше не ощущаю удушья от внешнего воздуха, нет больше фантомной ноги на груди, больно давящей на рёбра, нет и кома в горле, который раньше заставлял чуть ли не харкаться кровью от одного только мимолётного попадания в лёгкие кислорода. И, небольшая деталь которая позабавила меня не меньше безнаказанного нахождения на улице – это еле слышное жужжание моторчика очистителя воздуха на моём носу. Его слышу только я, и держу пари, даже если подойти ко мне ближе дозволенного, звук моторчика будет заглушён остальными звуками окружающей среды. Такими, как шелест листьев деревьев рядом, той самой яблони, до которой мне было рукой подать из окна спальни, или звуки капель воды, которые падают с крыш домов, разбиваясь о асфальт и ярко-зелёные листья кустов. Моргаю пару раз, чтобы увидеть хоть что-то, и оглядываю территорию участка. Тут всё так же, как и из моего окна, только ощущается гораздо острее и ярче, нежели раньше. Долго не задерживаясь в саду, чуть ли не бегом направляюсь к белым воротам, которые приведут меня в сказку, о которой я грезил пол своей жизни. В мир. Сказку чуть грызёт звон ключей, которые бьются друг об друга в связке, пока мои руки с небольшой дрожью открывают ворота, но даже чуть слышный скрип петель не испортят моё настроение, и не сотрут широкую улыбку, освещаемую солнцем, которую я даже забываю прикрыть ладонью. Первый шаг на гравийную дорогу, моторчик начинает работать чуть эффективнее, это я отлично слышу, как вертятся крохотные пропеллеры под маской, от чего я рефлекторно поправляю её на носу, и отпуская глаза от лазурного неба, усыпанного перьевыми облаками, и уходящей где-то вдалеке серой тучей, вижу тот самый дом. Двухэтажный домишка с аккуратным фасадом и элегантным забор из тонких железных прутьев цвета спелой черники, который так удачно позволял мне наблюдать за ним. Но сейчас во дворе домика пусто, не бегает золотистый лабрадор, а за ним и невысокий брюнет, отборно матерящийся каждый раз так, что у любого человека из нашего района вянут уши. Или по крайней мере, у наших общих соседей. От этой безобидной мысли я улыбаюсь той улыбкой, которая спала с моих уст, как только натяжение клипсы на нижнюю губу стало тянуще-невыносимым. Этот, с первого взгляда, агрессивный мир встретил меня так тепло и радушно, что все детские рассказы моей няньки казались полным бредом с каждой секундой нахождения здесь, на этой дорожке из гравия с отпечатками шин, сочной травой по обочинам и этими аккуратными пентхаусами по обоим сторонам дороги. В последнем вагоне мысли я чувствую толчок в плечо, и поворачиваюсь под неловкое «ой!» приятным мужским голосом. Впадаю в ступор при виде человека перед собой: неуложенные каштановые волосы, чуть светлее моих, большие серые глаза, как та уходящая грозовая туча, и пухлые губы меж которых зажата сигарета. Молодой человек поднимает на меня ошарашенные глаза и застывает, пока его зрачки бегают по моему лицу. Если бы он не держал что-то между губ, то непременно бы раскрыл рот от удивления. Я отдаю себе отчёт о том, что это тот самый сосед, который вскружил мою больную голову несколько месяцев назад, когда ещё на земле лежал белёсый снежок, а темнело на улице несправедливо рано. — Сорян, не увидел тебя — спешно проговаривает сосед, зацикливая внимание на моей маске, но из норм этики всё-таки поднимает глаза чуть выше. Его мягкие черты лица сверху вниз кажутся ещё милее и очаровательнее, до такой степени, что я чувствую гул крови в ушах и жар в груди — А ты мой сосед, да? Из дома напротив! — парень показывает на дом за моей спиной одной рукой, другой вынимая из-за рта никотиновую палочку, и выдыхает сигаретный дым в сторону. Видимо, из-за маски на моём лице подумал, что дышать таким мне нельзя. И правильно подумал. Я стою как каменное изваяние, не смея пошевелится, и только дурно хлопаю глазками, будто увидел восьмое чудо света. Для меня оно так и было, обычный на первый взгляд молодой человек, с вредными привычками и этими невероятно глубокими глазами, стал мне словно амброзией после опарышей. Как рука помощи для бесповоротно утопающего в озере человека. Брюнет вопросительно смотрит на меня и мой буквально поедающий взгляд, неловко прикусывая нижнюю губу. Сигарета из его руки летит на дорогу, теряясь в мелких крошках гравия, и остаётся тлеть, так и не коснувшись губ своего владельца ещё раз. — Я Вова, кстати — резко заявляет парень, протягивая мне свою руку. Сильную, с чуть выпирающими венками и длинными, красивыми пальцами, совсем не такую как у меня, костлявую и до жути бледную. Я, чуть погодя, вынимаю одну руку из кармана, слабо пожимая ладонь Владимира. Она тёплая, и наверняка эти руки великолепно стискивают в объятьях, или.. — Какая холодная — перебивая поток моих мыслей, с хитрой улыбкой констатирует молодой человек напротив, отпуская мою руку. Сердце чуть ли не выпрыгивает из груди от этой лисьей улыбки, такой живой и уже любимой мной. — Лёша.. — это вырывается с нехилым таким опозданием, но Вова кивает, будто смакуя на языке моё имя. — Приятно, наконец-то, познакомиться, Лёша — с ещё более обольстительной улыбкой говорит сосед и быстро стремится к своему дому, как только видит машину родителей вдали дороги, оставляя меня одного стоять посреди пустой дороги. От мнимого транса меня освобождает гул мотора подъезжающей Бентли, и голоса двух взрослых людей, которые заставили меня буквально прыгнуть проём между моим домом и соседним со стороны. Оказываясь в тени виноградной лозы, посаженой когда-то моими родителями и соседом слева, открытая кожа лица, шеи и кистей рук наконец-то перестают сгорать под палящими лучами большой звезды. Выброс адреналина при общении с Вовой и отчего-то страх перед его родителя оттеснили на второй, или третий, план ощущение свободы и невероятного экстаза при нахождении на улице. Листочки лозы и небольшие неспелые виноградинки висят над моей головой, принимая на себя все губительные для моей бледной кожи лучики, которые, как я вижу перед собой, пробиваются в некоторых местах сквозь пелену листьев и освещают лужицы на земле. Блики от воды красиво бегают по рёбрам двух заборов, местами окрашивая их в зеленоватые оттенки. Даже при вдыхании доселе ядовитого кислорода, я чувствую только полное умиротворение, душевное спокойствие и словно огромную вспышку в груди, которая как фитиль быстро-быстро пробирается к взрывчатке сердца. Всё вокруг так же трепещет под стать моему настроению, птицы громко щебечут где-то вдали, весело падают капельки дождя с крыш, листьев и заборов. В этот прекрасный понедельник, который для других является обычным, даже ненавистным, днём, я ощущаю себя самым счастливым человеком на земле. Как аленький цветочек в гниющем саду, единственный живой в окружении недовольных мордашек людей и сизых туч, которые норовят вернуться обратно в наш обособленный район. При мысли о грустных мордашках и людях в целом, в голову сразу прилетает, словно проекция или голограмма, образ моего соседа напротив. Чуть вьющиеся каштановые волосы, которые так кстати переливаются шоколадом на солнце, и брови в цвет волосы, густые и ровные, готов поспорить, передались от отца семейства. Чуть припухшие губы в мелких ранках, которые шатен продолжает кусать всё снова и снова, оставляя новые раны. Ровный носик, которые он миловидно морщил от попадания туда сигаретного дыма, а самое главное – его глаза. Радужки цвета тех самых мартовских туч, несущих за собой грозы и сильные ветра, цвета неспокойного океана перед штормом, а маленькие зрачки, расширяющиеся при взгляде на меня, выглядят как маленький дрейфующий кораблик, обречённый на то, чтобы остаться в этих глубоких водах навсегда. Вова улыбался мне настолько открыто, будто сам создатель кинул карту Ревёрса из УНО, словно не я наблюдал за ним столько времени, а точно наоборот. Мне даже не приходило в голову, что за эти месяцы я мог стать замеченным в своих злодеяниях, например, моё присутствие могла выдать шатающаяся шторка в моей комнате, или мой собственный силуэт во сумраке. Возможно, даже в те ночи, когда я в оба глаза пялился на курящего парня, или когда маниакальная фаза настигала меня в желании крикнуть ему что-то, пока он проходит около моего дома в наушниках, нескромно пританцовывая. Все мои мысли разбиваются о летящую во все стороны воду от лужи, в которую я со всего маху наступаю ногой, потерявшись в слоях своих мыслей. — Блять, погулял — бормочу себе под нос и ускоряю шаг, чтобы скорее обойти дом по периметру, и попасть внутрь. Обычными болезнями, по типу гриппа и простуды я давно не болел, мне и моей врождённой было по горло. Остаётся на том месте только шлейф моих духов, фантомные завитки воздуха, да чуть покачивающиеся от резких моих движений веточки лозы. Этот час, как оказалось когда я посмотрел на таймер в телефоне, принёс мне больше эмоций чем вся предыдущая неделя, а то и месяц. Пора домой, моё сознание не выдерживает таких резких прибавлений эмоций и чувств, что буквально распирали меня изнутри. Надо возвращаться в зону комфорта, иначе гудение моторчика и натяжение клипсы уже начинают сводить с ума, и саднящие от непрекращающейся улыбки щёки согласны со мной. Опомнился я уже дома, когда закрывал заднюю дверь дома, скидывая обувь и рюкзак куда попало, из-за рта вылетает громкий, усталый стон. К такому сладкому блюду под названием свобода стоит ещё привыкнуть, и насколько сладка эта свобода, настолько же и утомляющая. Проверяю, плотно ли закрыта дверь в дом, и наконец-то снимаю маску, в которой было безумно душно, и маленькая клипса вот-вот норовила соскользнуть вниз, на пол. Минуя кухню и гостиную, захожу в ванную комнату первого этажа, хмурясь от яркого холодного света ламп и таких же холодных тонов самой комнатки. Как бы сильно не хотелось мне скорее снять эту штуку со своего носа, но гигиена превыше всего! Всё по стандарту: включаю воду, закатывая рукава олимпийки, выдавливаю душистое мыло на руки, наблюдая как начинает формироваться пена, а дальше как всегда. Интереснее вещи идут дальше, я быстро наклоняюсь к зеркалу, хватаясь пальцами за кончики выглядывающих из носа кабелей, и дёргаю за них. Больно пиздец. Но чем быстрее, тем лучше, даже крови нет. Отцепляю клипсу, складывая этот приборчик к себе в карман. И моторчики перестали работать, после моего захода в дом. Без всяких сил вываливаюсь из ванной и бреду на второй этаж, потирая пальцами трубку прибора. На сегодня я бы хотел только упасть на кровать и уснуть мёртвым сном под тёплым одеялом, с мурчащей Бубой под боком, которая сейчас, по звукам, играется со своим мячиком в коридоре второго этажа. На первом месте сон, только сон. И может быть дрочка.