Отдалённая близость в шумной тишине

       — Ну? Каково это?        На самом деле, в какой-то момент Уэнсдэй позволила себе слабость, пока давние слова Ксавьера — видения порой бывают ложными — всплывали в затуманенном рассудке и убеждали, что парень перед ней — самый обычный.        Естественно, времени на психоанализ и внутреннюю аргументацию всего произошедшего у неё не было, потому оставалось поступить так же, как и всегда: нацепить машкеру невозмутимости.        — Что именно? — в нарушаемом едва слышными шагами безмолвии спросила она.        — Каково это… проигрывать? — в голосе Тайлера раздались первые нотки сантиментов, и Уэнсдэй, боясь затеряться во всём это, пыталась ориентироваться на него хотя бы визуально. — Знаешь, — всего несколькими медленными шагами он оказался над ней, чуть было не заставив прижаться спиной к двери, — в первое время я просыпался голым. Весь в крови. Без понятия, что произошло. Пока не начал вспоминать. Всё, — неожиданно он наклонился, так, что той показалось, будто вот-вот, и он превратится в монстра прямо в участке. — Звуки их криков. Панику в их глазах. Страх такой первобытный, что я начал чувствовать его вкус. Он был восхитительным, — голос опустила до мёрзлого шёпота: — Ты даже не представляешь, что грядёт.        Тайлер выпрямился. Менее резко, чем ожидалось.        А потом ушёл, теряясь в поле зрения меркнувшим во всех мыслях и видениях пятном. Вот так вот просто. Будто ничего и не было.        Уэнсдэй даже после возможности рационально мыслить, без внешних раздражителей вроде постоянно пищавшей соседки и руки без тела, не придавала никакой значимости тому, что когда Тайлер посмотрел на неё в последний раз за ту ночь, то его глаза едва ли прослезились.

***

       Не сказать, что это сеяло на неё столь сильную смуту, но по дороге в Невермор Уэнсдэй Аддамс не покидало ощущение, что как прежде в новой школе уже не будет.        Без словесной баталии с ныне почившим директором, без милого кучерявого парня в любимой кофейне и постоянного чувства вечной борьбы за место под солнцем.        Были лишь шутливые — почти дружеские — угрозы между ней и Бьянкой. Были лишь молчаливые взгляды с Ксавьером.        И тень. Чёрная. Высокая.        Уэнсдэй думалось даже, что знакомая, и внутреннее чисто-аддамское чутьё подсказывало: будет весело. В конце концов, это ведь не бесконечный и тошнотворный визг Инид, вернувшейся с энного свидания с Эйджексом.        Может, потому она продолжала — так, тайно — заглядывать в мастерскую Ксавьера в надежде на новые зацепки.        Но в одну глубокую ночь, когда серебристый свет луны едва ли просачивался через оконные решетки, её тайные походы в мастерскую прервал скрипучий лязг открывающейся двери.        — Однако же, это совсем не то, что ты мог бы подумать, Кса… — но стоило Уэнсдэй посмотреть на гостя через плечо, как слова мгновенно затерялись, а дыхание едва ли не выбило. Лишь глаза, мглисто-чёрные и сливающиеся с мглой, блеснули холодным презрением. — Это ты.        Уэнсдэй думала, что он превратится в хайда без задних мыслей, кинется на неё и закончит то, на чём их прервали месяц назад, но он стоял и глядел на неё в ответ в немом безразличии.        Тайлер был похож на самого обычного парня. Никто в здравом уме не скажет, что перед ней серийный убийца и монстр.        Но она резко оборвала собственные мысли: так оно и было. Он был монстром. Он убивал людей. Он уничтожал чужие жизни. Играл с людьми.        — Ты таки нашлась, — на выдохе констатировал Тайлер, сократив небольшое расстояние одним шагом. — Что, по-твоему, я сейчас чувствую?        — Облегчение, как будто в туалет сходил. Тебе ведь мамочка Лорел говорила быть хорошим хайдом, верно?        Шаг. Второй.        Закалённое подсознание даже не пыталось напомнить, что человек, которого она загоняла в угол, некогда пытался её убить.        Даже когда некогда знакомый взгляд, такой простой и говорящий всё без слов, — я нормальный, я совершенно нормальный, Аддамс! — вдруг показался ей до невозможности отстранённым.        — Всё строишь из себя Лару Крофт, Уэнсдэй? Не надоело подвергать опасности как других, так и себя?        — Встречный вопрос, — третий шаг показался оглушительным взрывом и прозвучал в ушах громче чудовищного рёва. — В пять лет я сделала свою первую куклу из зубов египетской кобры, в десять лет начала ковыряться в подаренном на день рождения трупе, а сейчас позволяю себе разговор тет-а-тет со своим недо-бывшим. Кто из нас двоих должен поджать хвост, Тайлер?        Глаза собеседника вдруг сузились. Уэнсдэй даже задумалась, как ему ещё удавалось что-то видеть в таком положении и в такой темноте.        Тишина давила на виски, сверлила дыру в ушах.        Казалось, будто в ней можно было услышать дыхание друг друга. Или мысли. Уэнсдэй не хотелось слышать ничего из этого, как не хотелось видеть и его самого.        — Твоя «светлейшая» голова, — ненавистно прошипел Тайлер, — даже представить себе не может, что грядёт.        — Повтор угрозы не делает происходящее более ясным. Попробуй что-нибудь новое.        Её прервал шум треснувшей лампочки, и Уэнсдэй чуть было не вскрикнула, ощутив, как осколок процарапал кожу на плече.        И без того слабый источник света исчез.        Она приготовилась к тому, что недруг разразится злоречивым рычанием, обратится в чудовище и попытается её разорвать, однако помимо беглых шагов и знакомого скрипа железной двери ей не удалось услышать больше ничего.        Уэнсдэй удивлённо выдохнула от понимания, что Тайлер просто ушёл. Это явно не то, что она ожидала от их встречи.        В конце концов, не просто так в конец её истории так строптиво желал воздвинуться вопросительный знак.