Неудобный

      Женя проснулся рано утром от страшного момента в собственном сне. Сам сон он не помнил. Пытался в вспомнить всеми силами, но в голову лезло только произошедшее ночью и мокрые, полные боли глаза Татьяны Николаевны. Он сделал ей больно. От этих воспоминаний сначала в горле образовался ком, потом из глаз потекли слёзы, а потом Женя понял, что сопротивляться бесполезно и дал своей грудной клетке содрогаться, позволил себе всхлипывать.

Как я мог?! Как?!

      Все вокруг ещё спали. И Глеб, и нездорового вида Макар, снова оказавшийся без одеяла, и Саша за ним, вжимающийся спиной в стену, и Дима… Миша заворочался в своей кровати и сел, потирая глаза кулаками.

Я его разбудил…

      Любопытно, что если ночью никто не просыпался от шагов и перешептываний, то утром сон у некоторых не такой крепкий, и Мише хватило негромких всхлипов, чтобы проснуться. Миша встал с кровати, прошелся по комнате и опустился на корточки перед заплаканным лицом Жени.       — Ты чего, Женька? — тихо спрашивает он, запуская пальцы в волосы Жени.       — Меня с-спалили. Ночью. — сообщает Женя, зная, что с Мишей можно этим поделиться.       — Кто?       — Сколовская. Она меня к Мишиным отвела с-сразу.       — Тшшшшш. И что? Сильно наругали что ли?       — Н-нет.       — А в чем дело тогда?       — Татьяна Николаевна… Ей на меня смотреть больно б-было. Она почти плакала.       — Ну а как ты хотел? Понятное дело, она огорчена. Её ученик, которого она вырастила, руки себе режет. А руки режут не от хорошей жизни. Ей просто тебя жалко стало.       — Так в этом и п-проблема.       — Нет в этом никакой проблемы. Это естественно. Что же ты им сказал о причинах?       — Что я якобы первый Г-глеба ударил.       — Поверили?       — Д-да.       — Лучше бы правду сказал.       — Чтобы они узнали, что это не первый раз? Ну уж нет-т!       — Они бы помогли решить эту проблему…       — Это не проблема!       — Я бы поспорил… чем резал-то? Признавайся.       — Бритву новую купил. — врёт Женя, потому что на нож у него свои планы, и отдавать нож Мише в эти планы не входит. — Её отобрали.       — А они в курсе, что все мы в курсе?       — Нет. Они не спрашивали об этом. А если спросят, я вас не выдам.       — Эх, Женька, Женька. — вздохнул Миша, тепло улыбаясь. — Как умудрился спалиться? Ты же у нас мафиози опытный.       — Макар мне подставу устроил.       — Серьёзно что ли? Макар? Ночью? Звучит как бред.       — Короче. Он ночью долго не спал, пришла Соколовская, сделала ему втык, и ушла, сказав, что через полчаса придет ещё раз проверить. Макар мне потом сказал, что она не придет, потому что тренеры всегда говорят, что придут, и не приходят, и лёг спать. Этот гений мысли уснул, а я пошёл в ванную резаться. Я решил, что раз все наши спят и никто не придет, то дверь закрывать — лишний шум. А Соколовская взяла и пришла! — Женя и не заметил, как за время разговора с Мишей дыхание стало ровным.       Миша фыркнул.       — Мда, просчитался Макарчик. — вздохнул он. — А ты, Женька, дурачок.       Миша шутливо щелкнул Женю по носу.       — Сам. — отозвался Женя и стукнул Мишу костяшкой по лбу.       — Я о самом главном спросить забыл. Из-за чего? На самом деле.

Ну вот! А так хорошо сидели…

      — Из-за Глеба.       — Нашел из-за чего загоняться.       — То есть тебе его не жаль? Его избили вообще-то.       — Да жаль, жаль, конечно, но ты тут причем?       — Я не заметил, что его с нами нет. О своем думал.       — Как и мы все. Но почему-то никто, кроме тебя, себе увечья не нанес. Хочешь сказать, что остальные не переживают? Ещё как! Просто нужно с этим справляться по-другому, понимаешь? Да и вообще, Глеб сам виноват…       — Нет! Не виноват! — сразу начал протестовать Женя.       — Бесполезно с тобой спорить. — покачал головой Миша.

Нож! Его надо спрятать сейчас!

      Женя выбрался из-под одеяла и встал с кровати.       — Куда? — спрашивает Миша, поднимаясь.       — В туалет.       Женя прошел через прихожую, вошёл в ванную, запер дверь и оглядел комнату. Окровавленный нож так и лежал на полу. Его никто не забрал. Женя поднял нож с пола, повертел его в руках и начал думать, куда спрятать. Спрятать нужно было где-то в ванной, так как силуэт ножа в кармане пижамных штанов будет виден. Женя не нашел ничего лучше, чем запихнуть нож под душевую кабину. Это он и сделал, а затем с чистой совестью вернулся в спальню. Миша уже снова лежал на своей кровати, но спать явно не собирался, об этом свидетельствовала книга в его руках. Женя же лёг на свою кровать и забрался под одеяло. Глеб шумно выдохнул и перевернулся на другой бок, но не проснулся. Женя прикрыл глаза и затих на неизвестное количество времени. Он был готов вечно лежать в теплой постели в тишине, но у тишины есть пределы, в роли которых, в данном случае выступал звон будильника на телефоне Димы. Дима выключил будильник, и все вокруг закопошились. Сам Дима сел в кровати, зевая, Артур, Марк и Андрей заворочались на верхних полках, Глеб рядом с Женей лениво потянулся и оперся на локоть, Саша за Макаром открыл глаза и отодвинулся от стены. Только Макар, нездоровый вид которого Женя уже ранее подмечал, продолжил спать. Нездоровый вид заключался в алых щеках и выступивших капельках пота на лбу. Плюсом к нездоровому виду на боку у Макара красовалось огромное цветастое пятно, и ссадина под ним тоже имела место быть. Артур с Марком слезли со своих мест и подсели к Жене с Глебом, которые предварительно подвинулись, освобождая место для товарищей. Женя зевнул и сел, опираясь спиной на Марка. Марк обвил Женю руками и уперся подбородком ему в макушку. Саша подвинулся ближе к Макару, начал его расталкивать за плечи, но вдруг резко остановился и нахмурился.       — Димка? — позвал Саша.       — Чего тебе, Сань? — отозвался Дима, встал с кровати и потянулся.       — По-моему ему хреново. — доложил Саша.       — В смысле? — Дима быстро подошел к кровати и устремил взгляд на Макара.       — Да он весь горячий. Потрогай.       Дима сел на край кровати, опустил руку Макару на лоб и вернул взгляд на Сашу.       — Я не чувствую. — заговорил Дима.       — Зато я чувствую. У него жар, я тебе отвечаю. Не сильный, но жар. Да и на щеки посмотри. Он как будто три произвольные подряд отъехал. — настаивал на своем Саша.       Дима вздохнул, снова посмотрел на Макара и начал аккуратно тормошить его.       — Макарчик. — позвал Дима, стараясь разбудить друга. — Мака-ар! Просыпайся!       Макар сонно промычал, открыл глаза, сел и прокашлялся.       — Ты как себя чувствуешь? — спросил Дима сразу как только кашель прекратился.       — И тебе доброе утро. — зевнул Макар. — В целом нормально. А что?       — Да выглядишь ты нехорошо. — объяснил Дима. — Саня тут вообще вопит на всю комнату, что у тебя жар, и что ты помираешь. Ты точно ничего не чувствуешь?       — Ну… — Макар задумался. — Чуть-чуть, кха-кха, есть озноб и голова тяжелая. Но не помираю, это уж точно. Зря Саня переживает.       Сане от этого легче не стало, и он настоял на том, чтобы Дима позвонил Рукавицыну, чтобы тот связался с врачом команды. Дима и позвонил, сказал «Макар плохо себя чувствует» и понеслась. Сначала в комнате появился Евгений Владимирович, поворчал немного и позвонил врачу. Пришел врач, поспрашивал про кашель, измерил Макару температуру и прослушал легкие. Температура и правда оказалась повышена, но не сильно: тридцать семь и три.       — Странная ситуация. — вздохнул врач. — Ничего криминального в легких я не услышал. Если кашель и насморк уже несколько дней, то температура с этим никак не связана. Ты вот эту красоту чем-нибудь обрабатывал? — спрашивает он у Макара, указывая пальцем на ссадину на боку.       — Нет. — ответил Макар.       — Тогда ты, скорее всего, в кровь себе что-то занес. Хотя никаких признаков воспаления я не вижу. Ещё ссадины есть у тебя?       Женя вспомнил данное самому себе обещание, касающееся темы заражения у Глеба или Макара.

Хватит ли мне сил его выполнить?

      — Да. Вот. — Макар показал локоть.       — Эта тоже выглядит нормально. — заключил врач и повернулся к Евгению Владимировичу. — Есть вероятность заражения крови, а это штука серьезная, до летального исхода. Его надо в больницу везти на анализ крови. Но не сейчас, чуть позже, когда прием откроют. Сейчас пока пусть сходит поест, а то свалится без сил где-нибудь.       — Хорошо, я вас понял. — кивнул Евгений Владимирович. — Спасибо вам.       — Моя работа. — отмахнулся врач, собрал вещи и вышел.       — Ну, что скажешь, человек-катастрофа? — спросил у Макара Евгений Владимирович.       — Извините? — предположил Макар.       — Твои извинения тебя не вылечат, к моему сожалению. Зачем они мне сейчас?       — А вдруг их не будет потом. Мертвый Макар перед вами не извинится. — спокойно проговорил Макар, внутренний дзен которого, казалось, не знает границ, и Женя даже не понял, шутит он или нет, но почувствовал, как Марк, в объятьях которого находился Женя, вздрогнул. Зато Дима рядом с Макаром по-дебильному заулыбался, из чего Женя, которому после ночных событий было вообще не до улыбок, сделал вывод, что всё-таки да, шутит. Евгений Владимирович тут же отвесил Макару дежурный отеческий подзатыльник, а потом, заметив улыбку на лице Димы, отвесил подзатыльник и ему тоже.       — Не неси ерунду! — прикрикнул Евгений Владимирович, а потом продолжил спокойным тоном: — Так. Раз уж Макар волей-неволей отмазал вас всех от утренней пробежки, ведь мы её до завтрака уже провести не успеем, то оставшееся до завтрака время занимаемся порядком. Вам надо привести в порядок себя и комнату. После завтрака приду и проверю. Услышали?       — Да-а. — выдали парни хором.       — Занимайтесь. — кивнул Рукавицын, направился к выходу и, перед тем, как закрыть за собой дверь, добавил: — И да, Дима, вот этого молодого человека, — он указал пальцем на Макара. — на тебя оставляю.       Дима пробубнил что-то в ответ, и дверь захлопнулась.       — Умирающий лебедь, блин. — фыркнул Дима. — Вот, кстати, тебе и идея для произвольной. Тебе пойдёт.       — Ага. — кивнул Макар. — И как мертвый лебедь будет демонстрировать умирающего, умник?       — Ну, покатаешь, пока ты ещё умирающий. Не сразу же помрешь.       Женя чувствует, как Марк снова вздрагивает.       — А от «умирающий» до «мертвый» сколько времени проходит при заражении крови, кто нибудь знает? — интересуется Макар.       Марк со слезами на глазах резко отстраняется от Жени, валит корпус на кровать и закрывает уши руками.       — Х-хватит, пожалуйста. — выдавливает он.

Довели…

      — Блядь, Макар, ты идиот или да?! Ну знаешь же, что он не выносит такие разговоры! — резко заговорил Саша. — Нахрена было сейчас вот это всё разводить?!       — Я забыл, Сань. — смущенно ответил Макар. — Сори.       Женя осторожно гладит Марка по спине, наклоняется к нему, убирает ему руку от уха и тихо говорит:       — Больше не будем, Маркел. Прости нас.       Марк кивает и убирает руки от ушей.       — Маркуш. — зовёт Саня. — Маркуша, иди сюда.       Марк садится в кровати, смотрит на Сашу, встает, проходит небольшое расстояние между кроватями, пролезает между Макаром и Димой и устраивается рядом с Сашей. Сашка Марка сразу обнимает и гладит по голове.       — Никто не помирает, Маркел. — произносит Саша. — А этих двоих не слушай. Они придурки, каких ещё поискать.       — Не придурки. — мотает головой Марк, и Саше приходится с ним согласиться.       — Женька. — окликнул Артур. — Где ты ночью был? Мы с Марком тебя искать побежали.       Все, кто не был в курсе ночных событий, с недоверием покосились на Женю. И Женя начал объяснять все с самого начала. Он рассказал про подставу от Макара и по глупости незакрытую дверь, про поход к Мишиным и про то, как объяснял тренерам такой поступок.       — Блин, да кто ж знал, кха-кха, что она заявится. — пожал плечами Макар. — Да и ты, конечно, красавец, дверь не закрыл. Это ж надо было так умудриться.       Женя с Макаром согласен. Не закрыть дверь — глупая ошибка.       — Ой, себя-то вспомни, бог предсказаний. — приподнял брови Дима.

Не понял. Что это он должен вспомнить?

      — Так я помню. — заявил Макар. — Такое забыть невозможно.       — Вот и расскажи молодым. Им полезно послушать. — проговорил Дима.       — Ладно. — Макар вздохнул. — Я тогда, правда, помладше вас был, лет шестнадцать-семнадцать, но это не так важно. Однажды ночью, на очередных сборах, меня че-то накрыло, и я, так же, как и Женя, решил попробовать успокоить душевные переживания очень нехорошим способом. Зашел в ванную, не закрыв дверь, разрезал руку. Стою я, смотрю на кровь, и тут заходит Рук. А Рук — это вам не Мишины, он разбираться не стал. Он схватил меня за ухо, затащил в комнату и избил. Прямо на глазах у проснувшегося Димы. Я орал как резаный, плакал, умолял прекратить, извинялся, а он продолжал лупить меня и говорил: «Хотел боли? Получай!».

Как так можно?!

      — Жестоко. — все, на что хватило потрясенного Жени.       — Зато эффективно. — отметил Макар. — Я после этого никогда к порезам не возвращался. Ни-ког-да.       — Так. Все. Закончили страсти всякие рассказывать. — скомандовал Миша и встал. — Нам комнату убрать надо.       Парни повскакивали со своих мест и принялись за уборку. Они поднимали вещи с пола, делали порядок на тумбочках, раскладывали одежду в шкафах, заправляли кровати. Потом по двое-трое профильтровались через ванную комнату и оделись. Через полчаса умытые, одетые и причесанные парни выдвинулись на завтрак. Женя все старался переварить рассказ Макара. Действительно ли Евгений Владимирович мог поднять руку на, по тому времени, ещё ребенка? Дикая мысль, особенно для Жени, которого тренеры не били даже в шутку. Но не будет же Макар болтать о том, чего не было с подачи Димы. Женя думает о том, выдержал бы он сам избиение кем-либо из тренеров? Женя не знает, и знать не желает. Марк шагает, обвитый рукой Саши, Дима не отходит ни на шаг от Макара, Андрей, Миша и Артур обсуждают что-то втроем, а Глеб молча идет один неподалеку от Жени. К Глебу Женя подходит поближе.       — Что тебе ночью приснилось? — спрашивает Женя.       — Вчерашний вечер. — не вдается в подробности Глеб, но Женя и сам понимает, какой эпизод мог явится Глебу во сне.       — Прости, солнце. — вздыхает Женя.       — За что? — не понимает Глеб.       — Я не обратил внимания, что ты не пришел к кассам.       — Да забей. Я просто вкус мармеладок долго выбирал.       Заслышав такое объяснение, Женя заулыбался.       — Че ржешь? — Глеб тоже улыбнулся пихнул Женю под ребра. — Я тебе серьезно говорю. Я реально просто залип перед витриной с мармеладками.       — Выбрал хоть? — фыркнул Женя.       — Выбрал. — Глеб потрепал Женю по волосам, тем самым взъерошив их. — Только у меня потом все отобрали.       — Поделюсь своими, так уж и быть. — Женя взъерошил волосы Глебу в ответ. — Стоп. Ты же чем-то платил? У тебя кошелек отобрали?       — Одну карту. — подтвердил Глеб. — Кошелек был у Миши. А карту я заблокировал сразу же, как до телефона добрался.       Дальше Глеб с Женей шли молча, и только на подходе к столовой Женя решился задать Глебу вопрос, который мучал его все это время.       — Послушай, тебя же только ударили в живот, да? Больше они с тобой ничего не сделали? — спросил Женя наконец и почувствовал, как сердце начинает биться быстрее.       — Ну, да. — Глеб призадумался. — И вещи забрали.       — Уверен? Больше ничего-ничего не было? Прям ничего-ничего?       — Жень, я не понимаю, к чему ты клонишь. — Глеб невинно хлопал черными глазами. — О чем это ты?

Не понимает, и хорошо.

      — Да так, просто. — отмахнулся Женя. — Забудь.       — Ладно. — неуверенно произнёс Глеб.       В столовой парни условились с представительницами прекрасного пола, что расскажут им все, что угодно, но когда поблизости не будет тренеров, набрали еды и расселись за столы. За столом обстановка была спокойная. Единственная вещь, которая напрягла Женю — все ещё грустный Марк. Артур сидел и вместо еды с горящими глазами рассказывал Марку анекдоты, стараясь приободрить. Такая картина Женю умиляла.

Все-таки дружба — это святое.

      Трогательную картину портит Макар, который напоминает Артуру о завтраке, и тому приходится прерваться на время приема пищи. Глядя на Макара, Женя снова вспоминает об обещании.

А если он и правда что-то цепанул? Если сейчас это подтвердится? Смогу ли я сдержать свое обещание? Смогу ли я прекратить свое существование?

      Вот вроде бы Женя обещание сам себе давал, о нем никто не знал, можно было и не выполнить. Но Женя почему-то не мог не исполнить его. Просто не мог.

Кто я, если даже сам себе обещаю то, что вряд ли смогу выполнить?