
Метки
Описание
АУ, где новой Истребительницей вампиров становится Корделия.
Примечания
Вдохновилась заявкой, сейчас как раз смотрю сериал, замечу, что впервые в жизни. На что-то особенное не претендую, надеюсь лишь, что автор заявки, как и другие возможные читатели, хотя бы немного будут довольны моей задумкой.
С каноном так или иначе пришлось немного помудрить, дабы воплотить идею в реальность, но старалась не уйти в ООС, что сложно сказать, насколько хорошо получилось. Все-таки Корделия и истребление вампиров - штука весьма сложная.
Часть 5. Опасности желаний.
13 января 2023, 04:51
Она просыпается не на лужайке возле дома, не в больнице и не в собственной спальне. Перед глазами все плывет, кружится, танцует, однако нутром девушка чувствует, что что-то не так. И когда мир более-менее останавливается, давая возможность разглядеть себя получше, Корделия понимает, что именно не так.
Она лежит на кровати, да такой роскошной, что ее двуспальная дома казалась просто куском матраса на ножках, — с балдахином, резным изголовьем и шелковым бельем в придачу. В воздухе царил аромат сирени и лаванды, — где-то явно горела курильница или ароматические палочки, — а легкий свет нежными лучами проникал через шторы персикового цвета, колышущиеся от каждого порыва дующего из приоткрытого окна ветерка. Сказка.
Корделия подходит к большому трюмо и видит в отражении вроде и себя, а вроде и совершенного другого человека, ибо то, во что она превратилась в последнее время, мучаясь от недосыпа и вся в каких-то ссадинах да кровоподтеках, совершенно не походило на прежнюю красавицу школы, на лице у которой всегда блуждала довольная улыбка уверенной в себе девушки.
Она была одета в легкий пеньюар, струящийся по ее телу словно вторая кожа, длинные волосы свободно струились по плечам, блестящие от здоровья и качественного ухода. Не было ни разбитой губы, ни царапин; Корделия улыбается, глядя на свое отражение, и еще какое-то время вертится перед зеркалом, пока наконец на начинает вспоминать события предыдущего вечера. Была записка, было желание. Да, то определенно было желание, только вот чье и с какой целью? Однако слишком все было замечательно и красиво вокруг девушки в этой богато обставленной комнате, слишком походило на ее золотые мечты, чтобы она переживала насчет того, что более не является Истребительницей каких-то там упырей с кладбища. Ведь в том был смысл желания, не так ли? А значит кому-то она явно была обязана сказать большое спасибо.
В комнату заходят, без стука или какого-либо иного предупреждения, и перед девушкой предстает молоденькая горничная, боязливо опустившая взор перед Корделией, и скромно спрашивает, не нуждается ли хозяйка в чем-то перед отъездом.
— Каким отъездом?
— Господин ждет Вас внизу, велел напомнить про банкет…
— Банкет? — Удивленно спрашивает Корделия, распахнув полные алчного до новых, приятных ощущений глаза. — У кого? С кем? А кто приглашает?
Горничная тушуется, явно не готовая к таким расспросам, но тут Корделия замечает то, что завладевает ее вниманием на какое-то время больше, нежели собственный интерес. На руках у прислуги красовались свежие синяки, мелкими кровоподтеками расходящиеся от предплечья и до запястья, а бледное лицо казалось совершенно обескровленным, будто из девушки выпили всю кровь до последней капли.
От этой мысли Корделия ежится. Нет, никаких вампиров. В этом солнечном и приятном месте не может быть никаких вампиров. А синякам можно найти сотни объяснений, не связанных с чем-то плохим.
— Хорошо, я скоро буду. Только…
«Только я не понимаю, с кем именно мне нужно ехать на банкет и зачем», — думает про себя красавица, совершенно не понимая ситуации. Ее жизнь изменилась, пошла по другому руслу, но разве не должно быть рядом матери и отца, каких-то привычных ей вещей, хотя бы как-то связанных с прежней жизнью? Или, быть может, ее отбросило на несколько лет вперед, и она уже окончила школу, стала богата и знаменита…
— Не важно. Ступай. Я сейчас спущусь.
Когда прислуга ушла, Корделия начинает собираться, постепенно замечая в себе новые перемены. Точнее, перемены были старые, словно откат назад, ибо более в ее теле не было той силы, с которой можно попробовать свернуть горы. Она вновь стала прежней.
— Отлично. — Улыбаясь, говорит сама себе девушка. — Никаких упырей, никаких жутких тренировок, никаких осиновых кольев!
Она спускается вниз, еще больше поражаясь убранству дома, но внизу застает весьма любопытную картину. В большой гостинной, обставленной с лоском и явным вкусом, стояло еще несколько красавиц, одетых в изящные вечерние платья. Корделия смотрит на их лица, но не узнает ни одной.
— Так, все в сборе? Теперь запоминаем: говорим тогда, когда спросили, отвечаем вежливо, никаких шуточек и своеволия. Вы должны понравиться, это самое главное. Какое наказание последует за сучьи выходки — сами знаете.
Маленький, коренастый мужчина в шляпе говорил все это таким уставшим голосом и смотрел на девушек таким уставшим взглядом, что его можно было почти пожалеть. Почти. Корделия, разумеется, не была бы Корделией, если бы не спросила, — предусмотрительно свалив все на свою забывчивость и рассеянность, — куда идут, для чего и какие условия выхода, да и вообще, что происходит, какова ее деятельность в этом всем. Сдобрив вопрос милейшей улыбкой, она расчитывала на такой же милый ответ, но коротышка, стоящий перед ней, смерил девушку таким взглядом, от которого по ее спине пробежал холодок.
— Ты дура или притворяешься? Твой папочка и так не может уже платить достаточно, чтобы зад его дочурки был в тепле и комфорте! Думаешь, что ничего не должна за столько лет? Хочешь обратно в свое захолустье? Это легко устроить, лапушка, там будут рады свежему мясу.
Притон с проститутками. Шикарно, она продает себя за деньги. Но если отец лично ходатайствовал за ее обустройство здесь, значит все должно быть в порядке. Он не мог ее продать. Может быть, это просто рекламное агенство, и давняя мечта сбылась, она стала моделью! Или актрисой.
— Так, если вопрос улажен, тогда собираемся и на выход. Машина уже ждет.
Девушки без возмущения садятся в лимузин, — вышколенные и послушные, — а на вопросы Корделии внимания не обращают. Ее словно не существует, и почти каждую из своих спутниц она более чем раздражала своими непониманиями, уточнениями и глупыми шутками, которыми пыталась скрыть свой нарастающий страх. В итоге одна из девушек не выдерживает и, повернувшись к ней всем корпусом, буквально выплевывает ей в лицо:
— Слушай, ты заткнешься или нет? Сиди тихо, пока Альфред не услышал. Если у нас будут из-за тебя проблемы, то я лично разукрашу твою наглую…
— Заткнитесь обе! — Слышится голос водителя, и девица тотчас замолкает. — Курицы тупорылые…
Более разговоров в машине не велось, и вскоре девушек привозят на банкет.
***
Страх. Животный, всепоглощающий страх. Вот что чувствовала Корделия, когда оказалась на том самом банкете и увидела, что это за сказочный мир, в котором она очнулась. Это был клуб, с казино и всеми увеселительными мероприятиями в придачу. В клетках, подвешенных над полом, танцевали молоденькие парни и девушки, которых посетители могли трогать как хотели, грубо хватая стройные тела, царапая ногтями покрытую блестками кожу, а если очень хотелось, то и вовсе попросить владельца заведения вытащить желанную игрушку из заточения и отдать на пользование. Корделия мечется, чувствует, как истерика подкатывает к горлу. Ни одного знакомого лица, никого способного или желающего помочь. В отсеке для игры в бильярд какой-то холеный хлыщ в пиджаке от Армани насиловал девушку, уложив ее лицом в стол. Корделия проходит мимо, шумно сглотнув вязкую слюну вместе с подступающими слезами, глядя на то, как в хрупкое тело вколачивается этот ублюдок с зализанными, редкими волосами, схватив девушку за бедра и насаживая ее на себя. Когда он изливается в нее, с глухим хриплым стоном навалившись сверху, то потом просто отходит в сторону, а несчастная буквально сваливается со стола, не найдя в себе сил даже чтобы отправить платье. На внутренней стороне ее бедер синели кровоподтеки, а лицо было смертельно бледным, почти неживым. — Давай шевелись! — Прикрикивает на Корделию идущий позади коротышка. — Или хочешь заменить ее? Они идут вереницей мимо отдыхающих, которые на прибывших девушек обращали мало внимания. Им хватало хлеба и зрелищ, а безнаказанность добавляла азарта. Наконец Корделия достигает верхнего этажа, где перед ней открывается дверь в обширный кабинет, и там, за широким столом, сидит существо, на фоне которого любой вампир казался сущим очарованием. Витые рога, растущие как раз над покрытыми волосами ушами, обескровленные десна, выпирающие из-под тонких, синюшных губ, маленькие кроваво-красные зенки и когтистые лапы, которые облаченный в костюм существо положило на стол перед собой, тотчас смерив каждую из зашедших девушек тяжелым взглядом. — Сколько им лет? — От шестнадцати до двадцати, господин. — Елейным голосом шепчет коротышка, сняв перед существом шляпу. — Девственницы? — Все до одной! — Хозяин желает чистой крови. — Когтистая лапа принимается постукивать по столу, отбивая некий ритм. — Но ему столько не нужно. Остальных я заберу. Коротышка напрягается, быстро стрельнув в стоящего за существом мужчину глазами. — Для сопровождения, господин? — А тебе какое дело? Как ты вообще смеешь спрашивать меня, зачем они мне? Корделия едва не рвется к двери, когда на нее устремляется пронзительный взгляд кроваво-красных глаз, и чувствует, что по щекам все же стекают соленые слезы. — А тебя я помню, красавица. Твой отец щедро отплачивал нам, чтобы тебя не трогали. Заметь, что в прошедшем времени. — Существо усмехается, встав из-за стола. — Такие как он считают, что становятся ровней нам, работая на общее дело. Но, — лицо Корделии обдает зловонием, а чужие тонкие губы растягиваются в улыбке, — вы всего лишь рабы. Она не может даже заставить себя пошевелиться, когда когтистая лапа нагло обшаривает ее тело, больно сжав грудь и схватив за горло; не может дать отпор, когда раздвоенный язык скользит по шее, оставив на коже вязкий, липкий след. — Боишься. Это хорошо. Из общего числа девушек отбирают троих, а остальным было велено ждать в соседней комнате, пока в них не появится нужда. Корделия уже не сдерживает слез, тихо всхлипывая на глазах у остальных невольниц, и от накативших чувств, бурей разразившихся в душе, хочется орать во весь голос, ибо на большее не было сил. Одна из девушек оказывается натурой сострадательной и восприимчивой к чужому горю; она подходит к ней, аккуратно приобняв за плечи, и позволяет разреветься на своем плече, прекрасно понимая, что чувствует другой человек в такой ситуации. — Скажи спасибо, что нас так долго держали просто так. Мы могли уже давно пойти в расход, если бы наши родители не платили им. — Отец продал меня… — Он спас тебе жизнь! Все могло быть гораздо хуже, а так есть шанс понравиться этим демонам и остаться в живых. Она рассказывает Корделии все, что та хотела услышать, и от осознания ситуации, случившейся по глупости самой Корделии, паника подкатывает к горлу, сдавливая его подобно железному обручу. Саннидэйл, как выяснилось, оказался полностью во власти вампиров. Некоторые люди стали работать на них, став кем-то вроде рабов на коротком поводке у хозяев, и отец Корделии не стал исключением. Не имея иного выбора, он последовал совету других богатых родителей, пристроивших своих детей в крупных городах Америки, и переводил огромные суммы для того, чтобы девушку никто не трогал, сохранив тем самым дочери жизнь. Вначале обещали, что Корделия будет просто жить в Лос-Анджелесе, никак не трогаемая ни вампирами, ни демонами, но вскоре платить становилось уже нечем, бизнес стал нести убытки, а потому судьбу девушки пришлось пересмотреть. — Это еще хорошо, что многие родители хотя бы как-то платят демонам. Тех, кого отдали Хозяину, видимо, отчислений больше не получают… — Но они так спокойны… Девушки и впрямь казались абсолютно безразличными к своей судьбе и никак не выказывали страха. Но что-то в их взгляде еще с самого начала показалось Корделии странным, а потому она не удивилась, когда услышала про гипноз — причину чужого умиротворения. Демон говорил про Хозяина, и от этого у девушки перехватило дыхание. Она стала судорожно искать выход из комнаты, но кроме небольшого окна почти под самым потолком иного пути на выход не было. — А ты тоже под гипнозом? — Я? — Чужой смех, жалкий и натянутый, коробит слух, а полные отрешенности глаза прочно врезаются в память. — Нет, я уже давно приняла свою судьбу. Мои родители стали вампирами, и больше за меня некому платить. Меня не отдали Хозяину, а с демонами еще можно как-то договориться. Есть один клан, осевший… Далее Корделия уже не слушает. Наспех вытерев слезы, она осматривается по сторонам в поисках того, что можно подставить к окну, чтобы вылезти наружу, но стоило ей начать двигать мебель, как все остальные девушки насторожились, враждебно окрысившись в ее сторону. — Нам всем попадет из-за тебя! Альфред! Альфред! Корделия бьет самую громкую из девиц с кулака, вложив в удар весь свой гнев и ярость, после чего задирает платье до середины бедер и взбирается на пирамиду из стола, еще не открытого ящика с виски и стула, оказавшись почти на полпути к свободе. Она подтягивается на руках, стократно жалея, что более в ее жилах не течет сила Истребительницы, и успевает вывалиться в окно как раз в тот момент, когда ее за ногу почти хватает прибежавший на шум коротышка в шляпе. Она падает в мусорный бак, удачно приземлившись, — как ей вначале показалось, — в мешки с отходами, но когда она начинает подниматься на ноги, то видит, что под ней лажал совершенно не мешок. Обескровленные тела нескольких парней, выкинутых как самые обыкновенные отбросы, стеклянными глазами уставились на замеревшую от шока Корделию, тонко подсказывая ей, что бывает, когда ты всего лишь ненужный миру расходный материал. — Она за углом! Девушка слышит крики, далее женский визг. Выбравшись из бака, она бежит сломя голову в переулок, почти не разбирая дороги и не зная, где ей скрыться от преследования, как вдруг кто-то хватает ее за локоть и пытается утащить за собой. — Пусти меня! — Тише ты! Или хочешь вернуться обратно к своим дружкам? Худосочный молодой мужчина в грязной одежде, давно вышедшей из моды, с паническим страхом пытается уговорить Корделию пойти за ним, бросая быстрые взгляды в сторону нарастающего шума за поворотом. — Я прошу тебя, доверься мне! И она, трясущаяся от паники и безысходности, решает рискнуть.***
— Они обращают не всех. Им нужна еда, а чтобы люди размножались, нужны условия. На самом деле, что вампирам, что демонам нравится этот мир: казино, деньги, развлечения, наркотики. Они не хотят его уничтожать, а многие даже устроились так, что стоят во главе серьезных корпораций. Те, кто им служат, имеют некоторые вольности. Твой отец, видимо, из таких ребят. Парня, как оказалось, зовут Дойл, и на него велась охота. Сидящая в одном из отсеков канализации Корделия с трудом переводит дыхание после побега и даже внимания не обращает на снующих в разные стороны крыс, тихим писком то и дело напоминающих о своем присутствии. Она думает о том, куда привело ее стремление отказаться от того бремени, что тяжким грузом легло на плечи, о своих родителях, попавших в рабство по ее глупой прихоти, и о том, кто же именно подсунул ей свое желание, столь радостно отозвавшееся в ее собственном сердце. Почему все просто не могло спокойно встать на свои места? Почему она должна разгребать то, на что даже не подписывалась? — Почему они охотятся на тебя? Ты же наполовину демон. — Вот именно. Наполовину. — Дойл криво усмехается, ковырнув мыском какой-то камушек. — Грязная полукровка. Но дело не только в этом. В большей степени они меня ненавидят из-за того, что я не на той стороне. Я и мой друг не слишком вписываемся в их общий расклад, понимаешь? Корделия уже не хотела ничего понимать. Самым большим желанием девушки было просто свернуться где-нибудь калачиком, уснуть, а после пробуждения понять, что все это было только плохим сном. Но так не бывает, в ее жизни так точно. — Раньше рождались Истребительницы. Ну, знаешь, такие крутые девушки, способные надрать злодеям зад. Но вот уже пять лет как нет вести ни об одной из них. Последнюю обратил Хозяин, и она теперь держит в страхе один маленький городок… — Пять лет? — Как во сне спрашивает Корделия. — Прошло пять лет? Дойл смотрит на нее как на слегка умалишенную, но все же кивает в ответ. Неужели она действительно ничего не помнит? — Это все моя вина. Этот чертов медальон и записка! — Какой медальон? И Корделия рассказывает ему то, что произошло с ней в тот злополучный вечер, даже не надеясь на чужое понимание. Однако в чужих глазах нет осуждения, только апатия и глубокая усталость. Видимо, этому парню пришлось через слишком многое пройти и очень многое повидать, чтобы удивляться таким историям. — Да, хреновое дело. Но ты же не знала. К тому же, не каждый готов взвалить на себя такую ответственность. — Значит, Ангел был неправ. Я не достойна и во мне нет ничего необычного… — Погоди-ка. Ангел? — Вдруг встрепенулся Дойл. — Моего друга тоже зовут Ангел. Он, случаем, не вампир? Корделия медленно кивает, вмиг оживившись. Значит, он еще жив, и, возможно, он сможет ей помочь! Однако не все так легко, как показалось Корделии на первый взгляд. В этом новом мире, где были лишь хищники и их добыча, таким как Ангел для жизни отводились не столетия, а дни, и счет шел на часы. На него охотились, — в особенности он интересовал Хозяина, так и не сумевшего вернуть того на прежний кровавый путь, — а с учетом того, что Ангел сумел завладеть весьма ценным артефактом, способным изменить сложившееся положение вещей, то вряд ли вампиру вообще было суждено прожить хотя бы еще несколько лет. — Этот медальон исполняет желания, но загадывать их может лишь простой смертный. Хозяин много лет прятал его, чтобы тот не попал в руки людей, а теперь Ангел вынужден скрываться, потому что выкрал его и… — Подожди! — Корделия резко вскакивает с места и принимается мерить узкий тоннель нервными шагами. — Вот что мне нужно! Я загадаю желание и все вернется на свои места! Это так просто! — Не совсем. Одно желание на одного человека. Ты можешь лишь отменить уже загаданное, но тогда нужно уничтожить медальон. Тебе уничтожить. — Отлично! Отменю желание и все. Где сейчас Ангел? Дойл глубоко вздыхает, нервно потерев шею, и честно признается, что понятия не имеет. Он скептически смотрит на эту девушку, в грязном вечернем платье, взлохмаченную и заплаканную, но что-то ему подсказывает, что если мир и суждено будет изменить, то именно с ее помощью. — Есть одно место, что-то вроде бункера, только вот находится оно фактически в самом аду. — Хорошо. Точнее, это плохо, но где это место? — Тот самый городок, о котором я тебе говорил. Саннидэйл.