I’ll do anything for you to see you smile

Уэнсдей очень хорошо знает школьные предметы, более того, знает сверх школьной программы, имеет неплохую спортивную подготовку, она хороша в фехтовании…. Чем отвечать на вопрос: «Что она умеет делать хорошо?» легче ответить на вопрос: «Что у нее получается плохо?» Ответ будет прост и очевиден: «общение с людьми». Но на вопрос: «Что у Уэнсдей получается лучше всего?» каждый ответит по-разному. Большинство, разумеется, скажет «изводить, мучать, пугать (и тому подобное) людей», несколько учеников Невермора, которые не ожидали, что новенькая умеет неплохо фехтовать, ответят: «фехтование», Ксавьер, скорее всего, ответит: «стрельба из лука»… Вариантов ответа много, ведь Уэнсдей идеальна во всем, или же... почти во всём. Многие слышали, как по вечерам откуда-то раздается звук виолончели. Конечно же, некоторые предположили, что это могла быть Уэнсдей, но образ закрытой ото всех девочки с маниакальными наклонностями они не смогли связать с прекрасной игрой на виолончели. За эти пару дней Энид просто влюбилась в эти прекрасные звуки виолончели. Энид могла слушать их часами, наблюдая за Уэнсдей. Когда Уэнсдей начинала играть, Энид не сразу выходила на балкон, как бы боясь спугнуть. Она заходила чуть позже, вставала около стены и слушала. До этого Энид думала, что не любит классику и слушает только «дурацкие, безвкусные», по мнению Уэнсдей, песни. Но Энид полюбила классику, не понимая почему: то ли от того, насколько хорошо Уэнсдей её исполняла, то ли от того, насколько красиво пальцы зажимали струны, а другая рука легко водила смычком; выражение лица Уэнсдей в эти моменты было полностью расслабленным, а мысли были далеко от этого мира. Энид внимательно слушала все "выступления" Уэнсдей от начала до конца, и порой после таких концертов винила себя за то, что слишком много пялится, возможно смущая Уэнсдей, и без того сильно закрытую. В моменты игры на виолончели Аддамс было всё равно на весь окружающий мир. Каким бы ни было произведение, Аддамс находилась в идеальном спокойствии, к которому всегда стремилась в обычной жизни. Разумеется, она знала, что Энид регулярно пристально наблюдает за её игрой, но Уэнсдей было на это все равно, её это никак не отвлекало от присущего ей спокойствия. Аддамс думала о том, что ей даже нравиться то, как оборотень завороженно наблюдает за её игрой на виолончели, Уэнсдей нравилось также то, что Энид слушает её музыку более внимательно и чувственно, чем ту попсу, что звучит из телефона оборотня. А также юной Аддамс нравилось удивлять Энид, поэтому репертуар "концертов" ещё ни разу не повторялся. О такой маленькой шалости она не рассказала никому, даже Вещи. Уэнсдей, несомненно, была напугана тем, что ей нравится наблюдать за реакцией Энид, но она не могла ничего с этим поделать, а потому решила оставить всё как есть. Желание наладить контакт хоть с кем-то, желание прочувствовать чьи-то эмоции, показать Энид, что такое настоящая музыка, и попрактиковаться лишний раз в игре на виолончели – именно такие оправдания говорила себе Уэнсдей, выходя на балкон в очередной раз для того, чтобы понаблюдать за Энид. Такую маленькую шалость она не обсудила с Вещью, и надеялась, что он ничего не поймёт. А Вещь действительно ничего не заметил: просто аккуратно переворачивал ноты очередного произведения. Если раньше на вопрос: «Что тебе нравится больше всего?» Уэнсдей отвечала холодно: «ничего», то сейчас на подобный вопрос она ответит: «игра на виолончели». Конечно, ей сложно было бы это признать, но у неё действительно появилось любимое занятие. Она стала играть гораздо чаще, но не только потому, что это очень нравилось её соседке, а также потому, что она сама получала от этого удовольствие. Пьеса за пьесой, соната, прелюдия, фуга, симфония… Чего только не звучало на этом балконе. Он был действительно особенным местом. Здесь Энид не пыталась заговорить с Уэнсдей, а та в свою очередь не пыталась её как-нибудь уколоть очередной грубой фразой. Они обе просто молчали, наслаждаясь музыкой, наслаждаясь спокойным моментом раздумья. Энид стояла неподвижно, почти не дыша, она завороженно смотрела на то, как пальцы Аддамс бегают по грифу, вверх-вниз, поочередно зажимая каждую из четырех струн инструмента. Уэнсдей была далеко не в этом мире, мысли унесли её в недалёкое прошлое, когда она только сюда приехала. Она вспомнила, как испытала отвращение, первый раз увидев Энид, уж слишком ей была непонятна её экстравертность. Тогда Энид предприняла первую попытку обнять, и в первый раз была отвергнута, но не смотря на это провела экскурсию по школе, несмотря на то, что Аддамс её об этом не просила, а даже наоборот, пыталась уверить, что всё посмотрит сама. Их первый вечер начался с ссоры: Аддамс выбросила яркие наклейки со своей половины окна, разделила комнату чётко на две половины, а потом предъявляла претензии к Энид по поводу её стиля в оформлении комнаты и стиля в одежде. «И как она после такого продолжает со мной общаться?» - пронеслась мысль в потоке воспоминаний Уэнсдей. А после их первой ссоры в первый же день Аддамс-младшая пошла на балкон, играть на виолончели. Тогда она впервые увидела, как современный подросток без острой необходимости отрывается от экрана телефона и, с восторгом в глазах, слушает классическую музыку. Энид её тогда очень удивила, и Уэнсдей подумала, что, несмотря на то, что на эту девчонку "вырвало радугу" еще не всё потеряно. Водоворот чудесных звуков музыки захватил и Энид, унеся куда-то вдаль. Уэнсдей действительно превосходно играет. Почему-то Энид вспомнились слова её соседки: «я считаю, что чувства - бесполезная трата энергии», после того как Энид об этом подумала, она задалась вопросом: «а может ли человек, который действительно ничего не чувствует и не хочет чувствовать, так красиво играть… а может она не всегда такая холодная… хотя, я видела как она приехала с родителями: она почти не проронила ни слова, не обняла, ничего… Так что же ты такое, Уэнсдей Аддамс?» А прекрасная мелодия какой-то пьесы продолжала звучать. Энид не сразу заметила, но ни Вещи, ни нот на пюпитре больше не было. А Уэнсдей смотрела на гриф и продолжала играть. Энид безотрывно наблюдала за выражением лица соседки, оно было более озадаченным, чем обычно при игре на виолончели. Энид начала еще более пристально наблюдать за игрой. Вскоре Уэнсдей прекратила игру, и, что было удивительно, она первая начала разговор с Энид, чего никогда не происходило раньше: — Как тебе моя импровизация? – сказала Уэнсдей спокойным тоном. — Стоп-стоп что? Это была импровизация? Как ты так… Это… это было… было просто… ВАУ!!! У меня даже слов нет… вернее, я не знаю какие из них подобрать… - немного заикаясь, тараторила Энид. — Ты в принципе красноречием не блещешь, а твой блог оставляет желать лучшего. – с насмешкой сказала Уэнсдей. «Зато она проявила хоть какие-то эмоции, даже если это была насмешка надо мной.» - подумала Энид. — Да ну тебя, Аддамс! Мне действительно очень понравилась твоя игра. Да и я в принципе не ожидала от себя того, что... – Энид немного запнулась. – полюблю классическую музыку. Ты не представляешь как красиво и расслабленно ты выглядишь, когда сидишь здесь. Если бы я не опасалась за свое здоровье, я бы даже назвала тебя милой. – немного смущенно добавила Энид. — Ты только что сделала это, Синклер. Как можно быть настолько невнимательной? Ты ведь оборотень, а у вас, вроде как, чувства все должны быть сильно обострены. Около минуты обе девушки молчали, Энид подошла к перилам балкона: — Знаешь..., а я ведь не совсем оборотень… Впервые Уэнсдей заинтересованно посмотрела на свою соседку. Энид повернулась к ней. — Это мой максимум… – Энид показала острые когти небольшого размера. – Все мои ровесники уже могут обращаться в волка, а я… Родители переживают по этому поводу, думают, что я не смогу найти себе пару, друзья отвернутся от меня и я останусь совсем одна. – Энид замолчала. — А что в этом плохого? Тебя ничто не отвлекает от своих мыслей, ты не тратишь свою энергию на что-то лишнее, ты ни от кого не зависишь. Возможно, ты сейчас мне что-то скажешь про «поддержку близкого человека», но я заранее тебе объясню: если ты достаточно сильный человек, то ты в состоянии помочь себе сам, да и где гарантии, что близкий человек, в самый ответственный момент, тебе поможет или даже захочет помочь. Каждый должен быть сам хозяином собственной жизни, и не отдавать бразды правления другому человеку. – речь Уэнсдей была размеренной и спокойной. — Ну как же, ты не можешь оставаться всегда одна, ведь люди вокруг… - Энид замолчала. — Почему ты замолчала, я же тебя в этот раз не собиралась перебивать? Или до тебя просто дошло, что я права? — Нет, просто я осознала, что не вправе навязывать свои представления об идеальной жизни совершенно другому человеку, который буквально моя противоположность. — Я удивлена. Не ожидала, что ты осознаешь хотя бы одну из множества простых истин этого мира. – тон Аддамс по-прежнему оставался холодным. – Чувства – это совершенно лишний элемент в человеке. — Неужели ты даже никогда не плакала? – в немного истеричном тоне спросила Энид. Уэнсдей молчала, и Энид даже казалось, что диалог не будет продолжен, но Аддамс заговорила: — Это было, когда я была маленькой. Я плакала лишь однажды. Я тогда гуляла со своим скорпионом. Какие-то мальчишки схватили меня и заставили смотреть на то, как убивают моего питомца. Я сильно плакала, но в один момент осознала, что это бесполезно, всё равно его не вернуть. И тогда я дала себе обещание, что больше не позволю дать себе слабину. – в момент этой речи лицо Уэнсдей было спокойно настолько, что и не скажешь, что она описывала самое неприятное детское воспоминание. Энид молчала, не знала, как реагировать. Сама Уэнсдей Аддамс решила перед ней открыться. Немного, всего лишь на щёлочку, но Энид этого пока хватало, на большее она просто не могла надеяться. Энид вспомнила вопрос, который появился в её голове во время игры Уэнсдей: — Ты говоришь, что ничего не чувствуешь, не проявляешь эмоций, но как тогда у тебя получается так красиво играть, ведь в это явно надо вкладывать что-то такое… Я видела как играют на инструментах люди, которым было безразлично на игру, или которым было нечего в неё вложить. Все они играют далеко не так красиво. – Энид была напряжена, и лишь с окончанием своей речи она позволила себе немножко расслабиться. Уэнсдей продолжала смотреть своим безэмоциональным взглядом на Энид, но молчала. А Энид начало казаться, что она тонет в этих глубоких красивых глазах, что смотрели прямо на неё. — Слишком много вопросов, Энид. Завтра нас ждёт очередной скучный, долгий, похожий на предыдущие, день. – по окончание речи Аддамс гордо, но немного чопорно развернулась, и оставив виолончель на балконе, ушла назад в комнату. Энид так и осталась стоять и смотреть туда, где недавно стояла фигура самой загадочной девушки Невермора.