Второй шанс

      — А ты значит святой? — буркнул Ярый, закидывая ноги на стол. Его огромный живот, обтянутый жесткой тканью тюремной робы, приковывал взгляд Динара, но наводил на неприятные мысли о том, что и он сам скоро станет таким же. Жесткая холщовая рубашка будет натирать чувствительные соски, пуговицы не будут застегиваться на раздувшемся брюхе, а потом… что будет потом, он боялся даже представить. — Если ты здесь, то уже не святой.       — Иногда кажется, что я здесь по ошибке, — сдержанно ответил Динар, покосившись в сторону кровати, но не рискуя присесть на край.       Ярый расхохотался, некоторые другие омеги в комнате тоже засмеялись.       — Здесь все по ошибке, — совершенно серьезным тоном отозвался один из заключенных — щуплый низкорослый омежка с уродливым шрамом на лице. На который он, впрочем, тут же указал пальцем. — Это мне оставил мой отчим. И я убил его.       Динар пошатнулся. Мальчишка выглядел лет на двадцать, и было даже страшно представить, как нужно было довести парня…       — А Ярый сидит за убийство сожителя и его дружка, — продолжал омежка, — за…       Договорить он не успел. Ярый резко спустил ноги на пол, так что его ботинки с грохотом ударили в покрытый драным линолеумом бетонный пол. С невероятной для его положения резвостью он поднялся на ноги и подошел к Динару, который даже не смог нормально среагировать, поэтому просто поднял руки в защитном жесте. Но Ярый не собирался его бить. Он подошел близко-близко, так, что можно было детально рассмотреть радужку в его ярких голубых глазах. Он был высокий. Такой же высокий, как и Динар, и определенно очень красивый.       — Они насиловали меня по очереди, — задумчиво-отрешенным тоном произнес он, — так что я даже не знаю, от кого это дитя.       Изящная ладонь легла на вершину живота, провела вниз, поглаживая, будто успокаивая ребенка.       Динар опустил глаза, проследил за движением его руки, а потом прошептал:       — Мне жаль…       — Жаль? — хохотнул Ярый, отворачиваясь и возвращаясь к столу. Бросил небрежное: — Когда они уснули, пьяные и сытые, я взял нож и перерезал им глотки. А потом отрезал их ебливые члены и засунул в рты. И вот я здесь. И мне не жаль.       Замолкли все, кто был в камере. Даже тот, с книгой, медленно закрыл ее и уставился в столешницу долгим нечитаемым взглядом.       А Ярый тем временем прошелся из стороны в сторону, растирая руками поясницу, размышляя о чем-то, а потом снова вернулся к замершему каменным изваянием новенькому.       — Ладно, ты-то здесь чего?       — Долгая история, — отозвался Динар, отведя взгляд.       — Мы никуда не торопимся, — пожал плечами омега и, приобняв его за спину, повел к койкам. — Твоя будет эта, верхняя, над моей. А пока садись сюда.       Он надавил ему на плечо, заставляя опуститься на край кровати. Динар облегченно выдохнул. Он простоял на ногах почти весь день и был несказанно рад возможности присесть.       — Как тебя зовут? — спросил мальчик со шрамом, присаживаясь на койку напротив.       — Динар. Динар аль-Хадари. А…       Омежка протянул ему руку и представился:       — Без всяких «аль» — Никита. А это Сенька, — он махнул головой в сторону блеклого паренька с книгой, а потом, наклонившись ниже, прошептал доверительно, косясь в сторону дальних нар. — А там дед Семен лежит. Он задушил соседа-бету по пьяной лавочке. Вот уж кто здесь заслужено!       — Никита, — грубо оборвал его Ярый, привалившись плечом к стене, — не тебе судить. Он требовал с него деньги!       — Долг, — поправил мальчик, выразительно округлив глаза. — И тот бета мухлевал… А, не важно! Он все равно не разговорчивый! А там Кир…       — Ты всех собрался перечислять? Тут десять человек!       Динар ошарашено молчал, переводя взгляд с одного омеги на другого. Он-то думал, его сейчас повалят на пол и будут бить. Или загадки какие тюремные начнут задавать…       — Так, а ты тут чего? — наконец-то обратил на него взор Никита       — Я сглупил, — признался Динар. — Ради альфы нарушил закон. А он меня предал.       Ярый присел рядом, заинтересованно заглядывая ему в глаза.       — Нарушил закон?       — Да, — вздохнул парень. — Я был окружным прокурором. Помог банде замять одно громкое дело, а потом… потом они меня подставили.       Снова повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь сиплым дыханием спящего деда Семена.       — Надолго закрыли? — спросил Ярый, обнимая руками свой живот.       — Семь лет.       Никита присвистнул.       — Видимо, очень серьезно подставили.       — Пострадали люди, — признался Динар, обнимая себя за плечи. — И я не могу себе простить.       Ярый схватил его за локоть и крепко сжал, заставляя взглянуть себе в глаза.       — Ему, — резко произнес он, выразительно вскинув бровь. — Ты не должен прощать ему.       — Он… — Динар прикусил язык. Вовремя. Не хватало еще признаться, что он ждет ребенка от главаря чертовой банды! Главаря, который не признает ребенка, называет его обманщиком и вообще утверждает, что бесплодный!       Они проговорили до самого отбоя. Никита помог ему расстелить постель, безостановочно болтая обо всем на свете, а Ярый наоборот притих. Он снял с себя рубашку, и Динар поспешил отвести взгляд. Пялиться на то, как омега сосредоточенно втирает крем в исполосованную растяжками кожу на почти фиолетовом животе, не хотелось, но невольно глазами он возвращался к нему, и Ярый вскоре это заметил.       — У тебя есть дети? — спросил он, не спеша натягивая на себя белую растянутую майку.       — Нет, — хрипло ответил Динар, смущенно теребя в руках застиранное казеное полотенце.       — И у меня нет, — вздохнул парень и, поморщившись, потер плоскую, но все же потяжелевшую грудь. — Я и не думал, что это так тяжело. Выносить. Если бы знал… хотя, меня и не спрашивали, хочу ли я ребенка.       — А…       — А аборт было поздно делать, — предугадал его вопрос Ярый, проведя руками по короткому ежику волос на своей голове. — Да и ребенок не виноват ни в чем.       Динар кивнул. На языке крутился вопрос, и он все не решался его задать. Но вскоре все же спросил:       — Что будет дальше? После родов.       — Ребенка отдадут в дом малютки, — тихо отозвался Ярый, сжимая пальцы в кулаки. — А когда я отсижу… Я его заберу.       — У тебя нет… ну, родственников?       — Отец, — кивнул парень. — Но он пьет не просыхая. Он продаст мелкого цыганам за бутылку водки. Ну уж нет!       У Динара на глазах вдруг закипели слезы. Он сглотнул вязкую слюну и шмыгнул носом. Ярый, конечно, это заметил. Окинув взглядом комнату, он протянул руку, заставляя сокамерника подойти ближе и сесть рядом.       — А ты?..       — Я? — непонимающе отозвался Динар, утирая слезы кулаком.       — Какая неделя? Не бойся, я никому не скажу.       — А…       — Как я узнал? По запаху. У меня очень обостренное обоняние, как и у всех беременных омег.       Динар обернулся. Никита играл с Сеней в карты, разместившись на верхних нарах, дед храпел. Никому до них дела не было.       — Шестая, — прошептал он, — тот альфа сказал, что ребенок не от него, хотя я точно знаю, что от него. Говорит, что бесплодный, но это бред! Я же…       — Послушай меня, — Ярый взял его руку в свои и сжал крепко-крепко, — добивайся временного размещения в лазарете, когда придет время. И не спорь ни с кем никогда. Понял? Ради малыша.       — Что?..       — Врачи здесь дерьмовые, это правда, но они врачи. Лучше быть под присмотром. Требуй витамины и питания. Ты имеешь на это право.       — Яр, а ты сам-то почему еще не в лазарете? — тихо спросил Динар, глядя в его большие красивые глаза.       Ярый горько усмехнулся.       — Здешняя охрана меня не любит и на уступки не пойдет. Я натворил много глупостей. У них на меня зуб. Поэтому запомни: будь мягким и покладистым до самых родов. Как только малыша заберут из этого гадюшника, можешь хоть глотки им рвать!..       

***

      Динар проснулся от скрипа металлической сетки койки и едва слышного прерывистого стона. Вообще-то за эту неделю он привык к постоянным звукам по ночам и уже не просыпался, но в этот раз что-то заставило его открыть глаза и прислушаться.       Спустя пару секунд стон, больше похожий на сдавленный скулеж, повторился.       Динар резко свесился с кровати, всматриваясь в мрак. Из зарешеченного окна лился тусклый свет прожектора, но рассмотреть все равно ничего не удавалось.       — Яр? — позвал он шепотом. Вместо ответа Ярый глухо выматерился и снова застонал.       Динар почти прыжком спрыгнул вниз, присел на койку омеги и схватил его за плечо, заставляя повернуть к нему лицо. Даже в неясном свете было видно, что оно бледное и покрытое испариной.       — Яр, схватки? — отрывисто спросил парень, пытаясь перехватить блуждающий взгляд.       — Да, — кивнул омега, зажмурившись.       — Давно? — рядом оказался Никита, каким-то немыслимым образом бесшумно спустившись со своей верхней полки.       — Не знаю, — скрипнул зубами Ярый, — но очень сильные уже…       — Зови кого-нибудь! — в панике воскликнул проснувшийся Сеня.       Никита ринулся к двери и забарабанил в нее кулаком. Остальные заключенные начали просыпаться и громко возмущаться, толком не понимая спросонья, что случилось.       Мальчишка на них внимания не обращал. Он бил руками и ногами в металлическую дверь и орал во все горло:       — Э-эй! Есть там кто?! Врача! Вы оглохли, мусора позорные?!       А Динар помог Ярому скинуть тяжелое одеяло и подняться повыше на подушку. Омеге было жарко. Он задрал футболку на животе, и теперь было видно, как ворочается ребенок, как схватки сотрясают все тело, прокатываясь волной…       Ярый вдруг запрокинул руки назад, схватился за изголовье кровати и хрипло закричал. Металлические нары ходили ходуном от его движений. Все вокруг уже поняли, что происходит. Кто-то вскочил со своей кровати, кто-то накрыл ухо подушкой, чтобы не слышать шум и поспать еще немного.       — Боже, что делать? — испуганно прошептал Сеня, потоптавшись рядом. — Может, воды?..       — Не знаю! — так же встревоженно отозвался Динар, не отрывая взгляда от искаженного мукой лица Яра, который вдруг завозился, пытаясь стянуть с себя штаны. Динар тут же бросился ему на помощь. И ему на руки буквально брызнули мутные воды с кровавыми прожилками. Он не знал, хорошо это или плохо, он знал только, что теперь дело пойдет быстро.       Схватки накатывали одна за другой, не давая Ярому передохнуть.       Наконец-то дверь распахнулась. Зажегся свет.       Охранник буквально отшвырнул Никиту в сторону, так что тот упал спиной на пол, замахнулся дубинкой.       — Нет! — закричал Сеня, кидаясь ему наперерез. — Врача! Морозов рожает!       — Врача ему! — проворчал охранник, поигрывая дубинкой. Посмотрел на стонущего от боли Яра презрительно, а потом не без удовольствия в голосе протянул: — Трахаться не надо было!       Динар вскочил на ноги, готовый ринуться в бой, на кулаках объясняя тупоголовому бете, где именно он не прав, но пальцы Яра с неожиданной силой сжались на его запястье.       — Не надо! — попросил он, жмурясь. — Не лезь.       — Ему нужно в лазарет, — миролюбиво произнес Сеня, демонстрируя открытые ладони. — Пожалуйста.       — Пожа-алуйста, — повторил с ухмылкой охранник, — то-то же! Вот как надо просить! — он сделал шаг вперед, взглянул на горящего, обливающегося потом Яра, который уже будто вообще не соображал, где находится, на его промежность выпячивающуюся под давлением головки ребенка, и небрежно бросил: — Вставай, чего разлегся? Или мне тебя нести?       — Я отведу, — ровным тоном заявил Динар, хватая Яра за плечо, чтобы помочь подняться.       Охранник хотел возразить, но, видимо, понимая, что сам омега дойти никак не сможет, а тащить его не было никакого желания, согласно кивнул.       Динар с Сеней с трудом смогли поставить Ярого на ноги. Длинная унылая рубаха скрыла его наготу, но на самом деле омегу уже вовсе не волновало, одет он или раздет.       Его колотила крупная дрожь, дыхание с хрипом вырывалось из легких, а ноги он и вовсе не мог свести. И стоять ровно тоже не мог.       Закинув его руку себе на плечо, Динар, сгибаясь от тяжести, сжал зубы и потащил омегу в коридор.       Там их ждал еще один конвоир. Не такой злой. Молодой омега.       — Может, сюда врача позвать? — неуверенно произнес он, глядя на безостановочно скулящего заключенного.       — Еще чего! — фыркнул бета. — У Федора Валентиновича ноги больные, он должен по-твоему на третий этаж карабкаться?!       Динар прикусил язык, чтобы не заорать на них. Нужно было спешить, а он сам едва ли мог двигаться. Яр повис на нем всем весом. Они не прошли и ста метров, не дошли чуть-чуть до лестницы: Ярый вдруг рухнул на колени, и Динар с трудом сумел удержаться на ногах.       — Не могу! Ребенок… Он уже… выходит… — бормотал он, пытаясь лечь.       — Черт, стой!       Динар кое-как скинул с себя рубашку, постелил прямо на бетонный пол и помог омеге устроиться на ней, широко раздвинув согнутые в коленях ноги.       — Блять, ну что за… — матерился бета, не зная, что делать.       — Я за Федором Валентиновичем! — крикнул второй охранник и, не дожидаясь разрешения, ринулся вниз по лестнице.       А Динар тем временем бездумно пялился на Яра, который напрягал все мышцы живота и спины, пытаясь вытолкнуть ребенка. От каждого усилия его сотрясала дрожь, лицо стало пунцовым. Он не кричал, только пыхтел, раздувая щеки…       Между его расставленных ног уже виднелась покрытая темным русым волосом головка. Она то появлялась, то вновь скрывалась, и Динар готов был поклясться, что в такие моменты слышал разочарованный вздох Яра.       — Не могу, — просипел он, приподнимаясь на локтях и запрокидывая голову вверх, к сводам высокого грязно-серого потолка. Длинные лампы сухо трещали, мерцали, бросали длинные тени на облупленные тоскливые стены. Звуки разносились по коридору, отбивались эхом, и было во всем этом что-то до того скорбное, что Динару снова захотелось разрыдаться. Не так должна появляться новая жизнь. Не в стенах тюрьмы.       — Я… — он подсел ближе. Он не знал, чем помочь. Орать «дыши» и «тужься» было глупо, ведь именно это Ярый и делал. На его лбу вздулись вены, губы побелели…       — Не могу, — повторил омега, потянулся рукой к своей промежности, запуская пальцы в зияющую воспаленную и блестящую от слизи и крови дырку.       На очередных потугах, головка вновь показалась, натягивая края…       Наконец-то со стороны лестницы послышались шаги и в коридор ступил пожилой врач. За ним бежал охранник, неся большой чемодан.       — Так, что тут у нас, — прокряхтел врач, тяжело опускаясь на пол. — Ага… Лейтенант, давайте сюда инструменты…       Динар отполз в сторону, надеясь, что его не прогонят. Ярый нащупал его руку и сжал, и тогда омега переместился ближе, положил его голову себе на колени.       Он впал в какой-то странный транс, он уже ничего толком не видел и не понимал, не чувствовал онемения в руке, которую беспощадно сжимал пальцами обезумевший от боли Яр, не слушал слов врача, ворчание охранника. Все, что он хотел, это оказаться как можно дальше отсюда.       Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ребенок появился на свет. Он буквально вывалился в руки Федора Валентиновича, и даже яростный торжествующий крик омеги не смог заглушить этот жуткий хлюпающий звук…       Врач долго колдовал над ребенком, и только когда тот наконец-то запищал во всю мощь открывшихся легких, Динар облегченно выдохнул, поглаживая тяжело дышащего Яра по голове.       — Идите за носилками, — скомандовал врач бете.       — Пусть ножками топает! — огрызнулся охранник, но Федор Валентинович взглянул на него таким тяжелым взглядом, что мужчина не решил ослушаться.       Врач задрал на Яре футболку и положил уже обтертого младенца ему на живот, и омега инстинктивно, не глядя, придержал его за спинку.       Динар улыбнулся, глядя на крохотный мяукающий комочек. Синий, покрытый какой-то белесой корочкой, но живой и здоровенький. Он шевелил пальчиками и морщил личико, а губами слепо тыкался, пытаясь найти сосок.       — Молодец, — шепнул Динар, наклоняясь к Яру. Тот, не открывая глаз, улыбнулся.       — Спасибо, — ответил он сорванным голосом. — Если бы не ты…       — Все хорошо, — перебил его Динар, сжимая плечо жестом поддержки. — Только не называй его в мою честь! Он такой же светловолосый, как и ты, на египтянина не тянет!       Ярый хрипло рассмеялся.       — Хорошо. Будет… А, черт, не знаю. Как говорится, сперва подумаю над отчеством.       — Пусть возьмет твое, — пожал плечами Динар, поглаживая парня по голове, — Ярославович.       — Я не Ярослав, — хмыкнул омега, приоткрывая глаза. — Я Яромир. Яромирович как-то не звучит. Может…       Договорить ему не дала остаточная схватка. Он глухо выдохнул, напрягся. По его животу прошла дрожь, ноги напряглись…       — Хорошо, — кивнул вскоре Федор Валентинович, а потом покосился на бету, который, увидев плаценту, что-то сдавленно крякнул, будто его затошнило. Впрочем, они оба никак это не прокомментировали. — За младенцем сам ухаживать будешь или сразу звонить в дом малютки?       — Сам! — почти вскричал Яр, прижимая младенца к груди, будто его могли отобрать.       — Пять дней, — напомнил врач, тяжело поднимаясь на ноги. — Ну, поздравляю, не порвался. Сейчас еще на кресле гляну… Черт, где эти носилки?! Тут околеть можно! Совсем не топят, что ли?       Динару, который сидел в одной майке, стало зябко после его слов. Ярый тоже постарался обнять младенца обеими руками. Вокруг не было ничего, чем можно было бы прикрыть малыша, а по полу гулял сквозняк.       На глазах омеги вновь закипели слезы. Несправедливо. Какая ирония судьбы: Яр дал жизнь зачатому вследствие изнасилования ребенку в тюрьме, в которую сел за убийство насильников!       Он, Динар, работая прокурором, разбирал дела мошенников, воров, коррупционеров, вместо того, чтобы всеми силами бороться за права омег!       Пять дней! Яру дадут возможность быть с ребенком только пять дней!       Нет, так нельзя!       Динар зло вытер слезы кулаком. Глядя на такого умиротворенного парня с младенцем на руках, он хотел лишь одного — выйти отсюда и добиться справедливости! Хотя бы для этого конкретного омеги!       И он знал, как это сделать.       

***

      — Ты хотел меня видеть?       Альфа стоял посреди комнаты для свиданий, сложив руки на груди, и смотрел на Динара таким холодным отсутствующим взглядом, что хотелось ему врезать, стерев самодовольное выражение с его холеного лица.       Хотя, про самодовольство Динар придумал. Альфа выглядел уставшим и постаревшим. На его щеках была видна плохо сбритая щетина, под глазами залегли синяки, а волосы давно нуждались в стрижке. Но он пытался выглядеть собранным, пусть даже получалось у него хреново.       Динар поднялся ему навстречу. Времени оставалось немного. Ребенку Яра было уже три дня. Через два дня его заберут в дом малютки, а самого парня вернут в камеру. И оставят гнить на долгие шесть лет.       Сжав зубы до скрипа, Динар подошел к Мирону вплотную. Альфа не отшатнулся, продолжая холодно смотреть на него из-под ресниц.       Взяв его за руку, омега задрал тюремную робу и положил ладонь мужчины себе на оголенный живот. Еще плоский, рельефный, но уже начинающий округляться.       Мирон дернул губой, будто хотел брезгливо поморщиться, но Динар уверенно произнес:       — Мне похуй, что ты думаешь. Это твой ребенок. Он не может быть ничьим больше. Только твоим. Мы можем сделать тест, когда он родится. И даже когда отцовство подтвердится, я обещаю, что не потребую от тебя ничего. Ни копейки.       Альфа смотрел на него долгим нечитаемым взглядом, и его ладонь, лежащая на плоском животе омеги, казавшаяся закаменевшей, вдруг шевельнулась. Пальцы дрогнули, вдавливаясь в кожу.       — Тогда чего ты хочешь? — уже не таким уверенным голосом спросил мужчина, не спеша убирать руку, даже когда пальцы омеги на его запястье разжались.       Динар отступил сам. Отвернулся.       — Три дня назад мой друг родил. На холодном полу посреди коридора. Почти сам. Нам пришлось умолять охранников отвести его в лазарет. И меня ждет эта же участь. Твой ребенок родится на бетонном полу.       Мирон хотел что-то сказать, но омега резко вскинул руку, призывая его к молчанию. И продолжил:       — Через два дня ребенка заберут. А Яра вернут в камеру. Он увидит малыша через шесть лет.       Он тяжело оперся на стол ладонями. Все тело буквально горело, он чувствовал на себе тяжелый взгляд альфы. Он пытался собраться, но никак не мог справиться со стыдом. Он не хотел просить помощи у того, кто предал его, но все же просил.       — Мне нужен хороший адвокат для него. Я знаю, что ему можно выбить хотя бы место в колонии, где он сможет проживать вместе с ребенком.       — Ты просишь за него? — не скрывая удивления, уточнил Мирон. — А за себя? За своего ребенка?       Динар крепко зажмурился.       — Ладно. Если у тебя осталась хотя бы капля совести, ты сделаешь тест, убедишься в своей причастности к зачатию и заберешь его. А я останусь тут. Я знаю, за что сел и знаю, что в моем деле все кончено. Я должен поплатиться за свою глупость и доверчивость. Я поверил тебе, наивный придурок! К тридцати трем годам ума не набрался. Что ж, значит, должен ответить…       Он бы говорил и дальше, но его обвили крепкие руки альфы, а по шее широким мазком прошелся язык, и он уже знал, что будет дальше.       — Нет! — рванулся прочь Динар, но боль уже пронзила все его существо. Он дернул головой, чувствуя, как расползается под клыками альфы его кожа. Останется уродливая рваная рана… Обычно так сильно никто не кусает, обычно метку оставляют во время секса, когда боль притупляется, когда еще есть какие-то чувства…       Омега закричал, забился в сильных руках, но, понимая бессмысленность трепыханий, быстро затих, только хватал ртом воздух, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.       — Ты мой, — шепотом сообщил Мирон, целуя его в плечо рядом с кровящей меткой.       — А ты мразь, — отозвался Динар, всхлипывая. — Я любил тебя. Я ради тебя был готов…       — Я знаю, — альфа резко развернул его к себе. Все лицо его было перепачкано кровью, красные капли были на белоснежной рубашке, ботинках, на полу. — Я ублюдок. Я просто не мог поверить, что ты изменил мне. Я сорок лет был бесплоден. Так говорили все врачи, к которым я обращался. Омеги не могли понести от меня. И тебе я не поверил. Я идиот, Динар. И из-за меня ты здесь. Я вытащу тебя.