Ненавистный пожиратель сердец

У многих возлюбленных случаются казусы.

Кто-то пытается достучаться до спутника жизни словами, кто-то мгновенно лезет в драку, будто они абсолютно чужие друг другу, а кто-то идёт на компромисс.

Почему любовь бывает такой непредсказуемой штукой?

      Клянусь, я не встречал людей, которые никогда не испытывали тяжкое чувство влюблённости. Оно окрыляет… И тянет на дно с той же скоростью, с какой вырастают крылья у бедолаги, познавшего понятие любви и испытавшего на себе все прелести и недостатки этого «аффекта».       Девственные умы оттраханы этим горячим образом любви. И у всех разное понятие.       Словами общества: любовь — это бессонные ночи, частые думы о том, кто посеял в душе зачатки безумного чувства, свидания под луной, последний ряд в кино. Общепринятая романтика, весь этот фетишизм и установленный, к сожалению, переваренный желудками миллионов, бред, проглоченный без капли сомнения в чужом мировоззрении.       Нет, ну вы правда влюбляетесь и… Принимаете это? Вы не пытаетесь причинить себе боль воспоминаниями, чтобы доказать: «любовь — боль. Любовь — плохо». Как же нет? Странно это всё. Какие могут быть мечты о прогулке по полю под звёздным небом, когда в голове носится лишь: «будешь страдать, будешь страдать»…

«Будешь страдать».

«Будешь страдать».

«Будешь страдать…»

      Не столь важно, на самом-то деле. Любовь слепа, как говорят. Отговорка от здравомыслия или сухая, горькая правда?       Итак, что же случилось с главными героями, и для чего я сейчас читал нотации?

***

      Произошло это одним дивным вечером. На улице уже темнело, пробудился холодный весенний ветер, гуляя по кварталам в поисках «жертвы». Стихия жалобно, потом злобно, вновь жалобно, с мольбой… (По кругу), выла и гудела в закрытые окна жилых домов, не давая покоя только тем, кто уже возвращался. Посмотришь и можно сделать вывод: город засыпает. Но ведь это не совсем верное утверждение?       Нет.       За дверью послышался неразборчивый говор на немецком, с явной агрессией. Пара секунд, и она отворилась. Вошли двое. Доминантную сторону в этой дилемме было невозможно отличить, от обоих шёл бесконечный поток слов, и слова эти бились друг о друга, никому не давая выговориться.       — Почему ты так предвзято относишься к моему творчеству? Я вкладываю в каждый текст душу! — обиженно закатил глаза Тилль, навесив ярлык «обузы» на свою пассию.       — Да потому, что… Слишком пошлыми получились строки! Понимаю твою тягу к прекрасному, но это абсолютное непотребство! Никто из вас не считается с моим мнением. Да если бы не я. Если бы не я!..       Рихард пытался буквально выплюнуть последнее слово. Он был обескуражен, растерян, но вместе с этим зол и гневен.       Жгучая обида оставила за собой раны на сердце, точно так же, как и человеку, стоящему напротив.       Молчание.       Ничего лучше, чем уйти от проблемы, не пришло ему на ум. Это чтобы не разругаться насовсем. К тому же, внутренние демоны хотели, чтобы обидчик приполз извиняться на коленях, забравшись в голову и вытворяя там хаос. Скрыться бы от этой нечистоты.       — К черту, — прошипел лид-гитарист и уже направился в сторону выхода, но тяжёлая рука остановила его, ухватив за запястье и крепко-крепко сжав.       — Стоять, Круспе, — тон стал ниже, вразумительнее, только анархист Рике не желал слушать. Никто бы не заставил!       — Больно! Пусти! — слишком тонко вскрикнул Рихард, по вине инстинкта ощутив поддельную боль, но отделавшись лёгким испугом. Он дёрнулся с большей силой и упорством.       Линдеманн же молча пошатнулся, в попытках удержаться на месте. Ещё недолго пытался уговорить Рихарда на серьёзный разговор, который, возможно, в конце станет монологом, физическим воздействием…       Жаль, его драгоценная вторая половинка не проявляла интереса.       Вспыльчивый нарцисс счёл важным наблюдать только то, как ладони расслабились, а толстые пальцы разжались, отпуская Круспе восвояси. Осознав, что свободен, тот вылетел из комнаты, как птенец из родительского гнезда, подальше, лишь бы не встретиться вновь с «негодяем».       Фронтмен оказался слишком податлив и мягок, щелкнуло где-то, что не стоит испытывать так долго любимого, а тем более поднимать лапу на Цвена. Хотя кажется, что вина лежит совершенно не на нём.       Шанс отдохнуть друг от друга был. Поэтому Тилль присел на ближайшую мягкую поверхность, которая оказалась креслом, и, устроившись, как попало, тот сложил руки перед собой, выполняя дыхательное упражнение.       Он испытывал не столько ненависть, сколько унижение и душевную муку. Крайне ранимая и чувствительная натура у него…       В это время в стервозной "кликуше" бушевал целый спектр эмоций. Подстраивая дыхание в унисон каплям дождя, которые ударяли о крыши домов, он потягивал дым сигареты, будто она работает как успокоительное, как самый настоящий наркотик. Одну за другой. Пока совсем не перестал переживать стресс, получаемый ранее.       Стало безразлично, тоскливо даже, без милого взора светлых глаз, без тактильных ощущений, которые час от часу дарили спокойствие. И вправду, он не мог. И бесился.       Не мог оставаться равнодушным к Линдеманну.