Все, что я хочу о тебе знать

      — Напомни, что ты здесь делаешь?              Стив задает этот вопрос не в первый раз и уже без наигранного раздражения. Майк лениво поднимает голову от комикса, который перелистывает, не читая. Идея помочь Стиву в видеопрокате, которой он прикрылся, только бы свалить от надоедающей опеки матери, уже не кажется такой уж идеальной.              Стиву не нужна помощь. У Майка просто не нашлось других идей. Он думал присоединиться к Дастину, но тот, помня про недавнее недосотрясение мозга, решительно отказался участвовать в этом самоубийстве и уехал к Робин и Уиллу. Кажется, он говорил еще про Вики. Майк видел ту однажды, но так и не понял, почему Робин так предвкушала эту смену.              — Ты своей миной распугиваешь посетителей, — сообщает Стив.              В пустом вот уже полчаса как видеопрокате его заявление выглядит полнейшей ложью.              — Просто объясни, почему ты решил сегодня доставать меня.              По лицу Стива видно: так просто он не отстанет. Поэтому Майк, тяжело вздохнув, закрывает комикс и почти ложится на стойку. Все-таки разговор предстоит не из трудных, но из нудных, которых лучше бы избегать.              — Вы все, «взрослые», присматриваете за нами, «детьми». Ты — не худший вариант. С тобой меня отпустили без проблем, и с тобой спокойнее, чем с Нэнси, которая непременно заставила бы меня что-то делать.       — Ну, хоть честно ответил. Только вот эти твои интонации. «Взрослые», «дети»… за вами ведь совсем не нужно присматривать, так? Вы ведь не срываетесь в самоубийственные миссии, стоит только оставить вас без присмотра…       — О, эти твои интонации, Стив! К тому же, мы учились у лучших. А кто присматривает за вами?       — Может, Хоппер? Пусть его здесь нет, уверен, у него везде свои глаза и уши.       — Тебя он тоже пугает?       — Ну, я все-таки не целовался с его дочерью. Поэтому я его не боюсь, а только разумно опасаюсь.       — Мы расстались.       — Ты же не про Хоппера, правда?.. Ладно, не кривись так. Я в курсе, ну, про вас с Эл. Робин очень наблюдательная и очень разговорчивая, хотя мне и пофиг, что там между вами происходит, пока вы не ломаете друг другу носы. Кстати, а что происходит между тобой и Уиллом?       — Мы не ломаем друг другу носы, — фыркает Майк и сглатывает вязкую слюну. Может, остаться дома, в компании мамы и Холли — неплохой вариант?       — Уверен, это потому, что Уилл — пацифист. Или что-то вроде того. Не представляю его, ломающим кому-то нос. Хотя под влиянием Векны…       — Он не будет под его влиянием!..              Взгляд у Стива странный.              — Разве мы теперь не объединяем всю тревожную хрень Хоукинса под одним именем? Ну, Векна/Один/Генри. Типа… для простоты?       — Уилл был под влиянием Истязателя Разума.       — Оке-е-е-ей, если это так важно для тебя… не хочешь поговорить, почему это настолько для тебя важно?       — Да вы, блин, задолбали предложениями поговорить!..       Майк вне себя от злости. На улице 80-е, никто не ведет долгих осознанных разговоров, черт возьми! Вокруг нет никаких преисполненных знанием людей, которые в ресурсе и в потоке.              Стив, во всяком случае, тоже не выглядит расслабленным. Начатый им же разговор напрягает и его. Объяснить иначе потребность в бессмысленном перекладывании кассет с места на место невозможно. Однако переводить тему или вообще молчать он точно не намерен.              — Чувак, ты слишком напряжен. Мне прямо хочется предложить тебе грибы Аргайла, хотя это и для здоровья вредно, и ты еще маловат, чтобы оценить их по достоинству. Но тебе точно нужно расслабиться.       — С чего бы это?!       — Где-то бродит маньяк, умеющий пробираться в чужие мозги, знаешь ли, и будет очень хреново, если он проберется в твои или в мозги того, кто рядом с тобой.       Из его голоса пропадает веселость. И лучше бы Майку продолжать относиться к нему как к бывшему парню сестры, лучше бы не уважать его, считая понтующимся и ничего не понимающим взрослым. Было бы легче игнорировать и не хотеть ничего рассказывать.              — Поэтому мы постоянно предлагаем поговорить, Майк. Макс долго молчала. Помнишь, к чему это привело?              Майк кривит губы. Болезненная бледность Макс, ее неподвижность, утратившие яркость веснушки и волосы… Его опять немного подташнивает. Может, врач в больнице ошибся, и у Майка все-таки сотрясение?..              — А кто из вас разговаривает с Уиллом? — резко спрашивает он, прогоняя прочь ощущение беспомощности, и тут же понимает ответ. Который, впрочем, вслух подтверждает Стив.       — Все и разговаривают. Каждый, как умеет, — Стив хмурится, удивляясь повторному появлению в разговоре Уилла. — Но это же Уилл. Самый тихий, самый травмированный, самый разумный. К счастью, теперь у нас есть Робин.       — Почему именно она?       — Слушай, я не лезу в «почему», мне важен результат. Уилл говорит с Робин, Робин помогает Уиллу. Что еще имеет значение? Может, у нее и получится вытащить из него эти унылые мысли, — Стив поджимает губы и отводит напряженный взгляд. — У нас тут такие вещи творятся, и эти ваши несчастные подростковые влюбленности…              Майк нечем дышать. От падения — физического падения в темноту — спасают только собственные руки, вцепившиеся до боли в стойку.              — Уилл все-таки влюблен?..       — Эй, ты в порядке? Как-то резко побледнел…              Майк машет рукой и лжет, что он в порядке, только бы Стив продолжал лишать его, Майка, эфемерного «порядка», убивая каждой новой фразой.              — У него какая-то давняя несчастная влюбленность. Я не знаю подробностей, это полностью его личное дело. Но, как я и сказал, ему помогает Робин. Справиться со всем этим… вроде того. У Робин, знаешь ли, большой опыт несчастных влюбленностей. И много практики, к сожалению. Она хороша и притягивает к себе… тех, у кого разбиты сердца. Ты точно в порядке, Майк? Еще немного, и я врублю музыку погромче.              Нет, Майк не в порядке. У Майка кружится мир, кружится так сильно, что вот-вот опрокинет его навзничь, перевернет, перемешает внутренности и оставит в полном хаосе. Вместо ответа Стиву, продолжающему что-то спрашивать, Майк жадно пьет воду из бутылки, но не может напиться.              Уилл все-таки влюблен. Об этом писала Эл: Уилл рисует днями напролет для какой-то девчонки. Майк не верил, не позволял себе верить. Кажется, он видел ту девчонку, Эл разбила ей нос. Майк не готов признать, что сам хотел сделать что-то подобное, но он не бьет девчонок, ведь так? Он не ревнует лучшего друга к выскочке, которая даже не смотрит в его сторону… Но эти письма, эта неловкая встреча, все это осталось в прошлой жизни, происходило вечность назад, Майк общался с Уиллом после, и тот ни словом, ни взглядом, ничем не выдал себя. И так легко стало поверить, будто подозрения Эл лишены оснований.              Пустую бутылку воды Майк сжимает в руке. Хочется что-то разбить, опрокинуть, пнуть. От этого острого желания дрожат руки. Уилл ведь обещал, что не будет влюбляться!              А еще Уилл всегда рассказывал ему, Майку, первым обо всем, что происходит в его жизни, от покупки новых красок до ссор с подлецом-отцом. И это, оказывается, тоже изменилось; этого Майк тоже не готов был признавать. Между ними изменилось так много! Они изменились. Но, главное, Майк изменился для Уилла настолько, что теперь Уиллу проще солгать.              От этого Майку хочется кричать в голос. Вместо крика он криво улыбается и возвращается к комиксу, хотя не может ничего разобрать в расплывающихся перед глазами цветных пятнах.