Стезя тотальности

      Последние заметки оставлял ретроспективой, так как не мог заставить себя наговаривать их по мере поступления. Увы. Вообще, всё, что можно здесь услышать — это выжимка, сок череды дней, недель, а то и месяцев, заполненных рутиной, серым детройтским небом, мокнущей в дожде зеленью и жужжанием просыпающихся Химер. Обнаружил, что не могу продолжать, как раньше. Кризис среднего возраста, не иначе. Нет никакого желания видеться с Лоуренсом (хотя я несколько раз бывал в «Сучьем вареве», и всегда удачно), зато — хочется разговаривать с Алленом. С Лукасом Линдбергом я бы тоже с удовольствием поговорил. И, наверное, с Витой Канисом. Эти «адепты хаоса» походят на тех, кто незримо поддерживал Серую Тень в его приключениях — знание, запавшее в душу мальчишки и возродившееся вновь в мужчине. Я даже перестал ломать голову относительно того, как мне добраться до Исландии и где именно искать там Эрика; полагаю, что избавление от подобных мыслей — попыток заранее предугадать результат при слишком большом количестве неизвестных — едва ли не величайшее моё достижение за все прожитые годы. Вместе с тем, крепнет ощущение, что в Исландию я всё равно попаду — сам не знаю, как. Исландия сейчас — это точка, из которой расходятся волны в прошлое и будущее, идёт рябь по психосфере. Почему не Африка? Потому что в данный момент Эрика там уже нет.              Из недавнего разговора с Эл-Джеем.       Мы снова гуляем в парке, в один из немногих светлых, почти солнечных дней. Аллен, как обычно, идёт неуверенно, словно окружающая нас реальность — всего лишь дизайнерская программа оформления помещений. Так же, как и в далёкий прошлый раз, мы останавливаемся возле одного из старых деревьев — огромного вяза — и Аллен прислоняется к стволу, закрыв глаза.       — Жизнь, Пирс, — это не то, о чём мы думаем.       (Как всегда, Джордан прямолинеен.)       — Поясни.       — Это не только сознание и существование от момента рождения до момента смерти. Камни живут, Пирс. Вода на глубине в несколько километров живёт. Космос, пустота в нём — живут. Для Вселенной нет разницы. Всё, что существует — живёт. Это синонимы, понимаешь? Существование есть жизнь. Разложение, разрушение есть жизнь. Сон есть жизнь. Всё схвачено, как в янтаре, всё сразу.       Аллен приоткрывает глаза, и я знаю, что по цвету они — как старый замшелый вязовый ствол под его щекой.       — Дуглас одновременно сейчас и сто тридцать лет назад, неразрывно. Даже когда его нет, он либо здесь, либо там. Когда я сплю и даже если больше не существую, я одновременно там, где я есть, во всех местах и временах.       — Интересно, — говорю я.       Позже я обдумываю его слова; на память приходят воспоминания об унылых коридорах, словно бы сделанных из тусклого стекла, где всё время как будто бы видишь мельтешение на периферии зрения (наша прогулка по закоулкам дома Дугласа в Дирборн? Вряд ли). Воспоминания кажутся очень старыми, как из детства (может быть, мне это снилось?), с ними также связана фигура тучной обнажённой женщины с серой кожей… Маниакальные Уличные Проповедники и их «Святая Библия» 1994 года выхода — вот что вспыхивает в мозгу. Я решаю переслушать альбом. Потом включаю «Корн» того же 1994 года. И здесь, и там — детские травмы, в случае с Проповедниками — невозможность принять мир взрослых, у «Корн» — здесь и сейчас, кошмары, таящиеся под кроватью, тёмная комната. Что-то, связанное с этим периодом. Не доживающие до 18 лет носители волны № 15. (То есть, так было раньше. Сейчас уже нет. Сейчас они живут.) Ребёнок более впечатлительный, его легче напугать, поэтому травмы, полученные в детстве, остаются на всю жизнь: гвоздь, вбитый в молодое дерево (сюда же: история Аллена Джордана о девятидюймовых гвоздях).       То, что поведал мне Эл-Джей, полностью совпадает с моим собственным недавним озарением, пока я, будем откровенны, трахал от души красавца с ночным небом по коже.       То, что мы переживаем в детстве, остаётся в нас так же, как жизнь, не покидающая во время сна, не прерывающаяся ни на секунду, ни на мгновение. Каждый период нашей жизни продолжается в своём времени, и единственное, что мы можем сделать — это оставить его там, не пытаться из состояния сейчас пройти его заново без изменений, испуганным ребёнком, потому что, хотя именно в этом случае есть вполне реальная возможность войти в ту же реку дважды, трижды, четырежды — это не имеет смысла, поскольку лишь углубляет протоптанную тропинку. Волна 15 — это протоптанная тропинка, на которую скатываются зазевавшиеся путники, искренне видящие в ней единственную дорогу; это — ловушка Серой Дамы. Это то, что было начато ей, её место охоты, её попытка уйти бесконечного одиночества. Всё, что угодно — только не сойти с тропы. И именно это надо изменить.              

***

             Сон, который приснился мне через десять дней после разговора в парке.       Мы с Джорди на крыше ЦПИ, той самой, которую я уже видел — внизу разросшийся парк и потрескавшиеся дороги, наверху — солнце; Джордан стоит на самом краю крыши, лицом ко мне, почему-то одетый в духе Ника Люка в килт и с волынкой в руках. Он подносит мундштук ко рту и с силой дует в него, но вместо музыки у Аллена на лбу открывается сияющий третий глаз, и ко мне приходит понимание, что Эл-Джей — Священный Олень.       Всё.       Остальное — не такое яркое, какая-то муть про бесконечную погоню в Нью-Йорке, где мне нужно добраться до Центра Виктории (по логике сна названного так в честь Виктории Линдберг, сестры Дженни-Мэй Линдберг, матери Лукаса, и одновременно являющимся физическим воплощением этой самой Виктории).              Я как раз заканчиваю описание сна, когда в коридоре безо всякого предупреждающего сигнала падает в лоток почтовая карточка. Кто-то шифруется. И при этом отлично знает коды доступа. Лоуренс? Ставлю на печать. Подпись незнакомая, но первые цифры указывают на Таиланд. Через несколько секунд чтения понимаю, кто это, и никаких сомнений у меня не возникает.       Ли Данков.       Ли пишет о том, что всё это время помнил меня. Ну-ну, и Лоуренс здесь совсем не при чём, конечно. Однако, мне приятно. Я тоже временами вспоминал Ли — не очень часто, но вспоминал. Удивительное сочетание генов, азиатских и славянских — характерное скуластое лицо, широко расставленные миндалевидные глаза серо-голубого цвета. Бритый череп, длинные ресницы. Тело воина, гибкость барса — в «Стёжке» (если не ошибаюсь, одно из ответвлений «Новой Весны») по традиции уделяли внимание физическому развитию. Ли был очень хорош. Прошло уже года четыре, как мы расстались, а были вместе мы одну весну и лето… По теории Аллена Джордана — мы всё ещё вместе, где-то, когда-то. До сих пор кидаем друг друга на маты в азартной борьбе или неистово целуемся под летним ливнем.       Сейчас, когда образ Эрика Ланге снова начал возвращаться ко мне, я задаюсь вопросом — что же было в нём такое, чего не хватало всем остальным — Рену, Ли, Нику, Джекам всех мастей и конфигураций?.. Может быть, я слишком разборчив, но все мои любовники — даже на одну ночь — всегда были отменно хороши. Даже, чёрт возьми, Жаров в своей ангелической ипостаси, добавляющей ему и перца, и огня.       Загадка, вот что. Настоящая загадка. Эрик был ребусом, который я так и не сумел разгадать. Заноза, вросшая под кожу. Исчезающая на горизонте точка. Задача, которую я должен решить. И я обязательно решу её.              1 мая. Суббота. Раннее утро.       Или дело в том, что это Эрику чего-то недоставало? Простая мысль пришла ночью, и я толком не могу её обдумать, она словно слепое пятно. Склоняюсь к тому, чтобы рассказать всё Аллену. Может быть его «третий глаз» увидит что-то, что скрыто от меня.              Я приезжаю в Центр к 11 часам. Странное ощущение, будто зелень стала ярче. Может быть, оттого, что тучи сегодня не настолько плотные. Как бы мне хотелось застать по-настоящему яркий и солнечный день, как в моём сне — чтобы весь, от рассвета до заката был пронизан лучами, и небо чтобы чистое, только, может быть, с лёгкой морщинистой рябью высоких перистых облаков. Говорят, в Европе в целом погода лучше. Что ж, раз они там могут незаметно для окружающих заниматься коррекцией психополей, погода, думаю, для них уже не проблема. Другой мир. Сложно представить Эл-Джея где-нибудь в Берлине — он бы смотрелся абсолютно чужеродной структурой… да он и здесь сорная трава.       Европа и Аллен Джордан не складываются у меня в голове. Возможно, именно поэтому есть шанс услышать что-то действительно интересное.              — Аллен, через пять минут буду у тебя, — сообщаю я из КПП. Я уже отправлял весточку о своём прибытии по дороге, но лишний раз не мешает напомнить: пунктуальность не является одной из сильных черт Джордана. Каждый раз удивляюсь, насколько я к нему снисходителен. Никто и никогда не обращался ко мне на службе просто по имени. Почему я делаю исключение для Аллена? Является ли это подсознательным ощущением нашего равенства? Но, в таком случае, равенства в чём?..              Эл-Джей ждёт меня возле входа в общежитие, сегодня на нём серебристо-серый костюм. После долгих мыслей об Эрике Аллен тоже видится мне по-новому. Очень настоящим. Как просто управлять людьми, думаю я. Дайте им ложную память. Или не допускайте до каких-то воспоминаний. Давайте препараты типа П-6 или хотя бы «Дэйзи». Или постоянно держите настройку психоволны в определённом диапазоне… К чёрту, хватит с меня теорий мирового заговора.       — Доброе утро, Аллен.       — Доброе утро, Пирс.       На какое-то мгновение затея рассказать всё кажется мне ужасающей. До этого дня я рассказывал всё только один раз — Лоуренсу и Кристоферу. Кристофера теперь нет…       — Вы что-то хотите сказать? — прямо спрашивает Эл-Джей.       — Да, — отвечаю я, пока не передумал. — Пойдём. Погуляем.              Мы останавливаемся среди бурно зеленеющей рощи — мне кажется, что если прислушаться получше, можно разобрать, как по артериям и венам деревьев шумит зелёный сок — в этот момент облака на несколько коротких секунд расходятся, и яркий луч падает прямо на лоб Аллену, словно помечая его. И я начинаю рассказ.              1 мая. Суббота. Вечер.       Закончил приводить в порядок сегодняшние записи. Если кому-то понадобиться их просмотреть, вернейший способ — сделать мне лоботомию. Разумеется, это шутка. Сегодня чувствую себя необыкновенно возбуждённым; пытаюсь понять причину — разговор с Джорданом? Мысли об Эрике? Записка от Ли? Всё вместе?       После встречи с Алленом занимался в тренировочном зале Центра, упражнения с гравитацией всегда «заземляют». Физически я уже устал, но двигатель продолжает работать. Телометрика выдаёт какие-то поразительные цифры, в старину сказали бы, что кровь у меня «кипит». Это и есть облегчение от исповеди? Чувствовал ли подобное Эрик, записывая свою исповедь для меня? Собственно, я рассказал только об опыте взаимодействия с Атратусом и о своих путешествиях в Зазеркалье. О Небожителях тоже кое-что, но не всё, разумеется, только основное, без «личной вовлечённости».       Реакция Аллена? Хмм. Не совсем то, что я ожидал. По правде, я ожидал, что он будет мирно слушать меня, быть может, опустившись на корточки под стволом вяза или каштана и закрыв глаза — как обычно. Только этого не было. Эл-Джей всё время переспрашивал, уточнял, прерывал меня собственными догадками и видениями (я вспомнил его полубессвязный рассказ о человеке, который забивал другим в головы деревянные гвозди — вот в таком же духе были комментарии), более того, он нависал надо мной вопросительным знаком, хватал за руку (ладонь у него оказалась неожиданно горячей) и заглядывал в глаза с таким видом, будто не мог поверить, что слышит этот рассказ именно от меня. Видимо, мой авторитет сильно возрос под конец встречи. Что до меня, то либидо во мне тоже явно пересилило, поскольку я продолжаю вспоминать ощущения от этой горячей ладони и мне они нравятся…       И вот что самое поразительное. Аллен умудрялся дополнять мой рассказ о Зазеркалье. Сперва это выглядело как позиция некого «третьего лица», но потом стало ясно, что нет, речь идёт о точке зрения, которая могла бы соответствовать тогдашнему состоянию Эрика. Вот что я думаю… Я думаю, что Эл-Джей каким-то образом ловит волну, которую транслирует Эрик. Или транслировал когда-то Эрик. Поэтому у него «пятнадцатая странная», которая не пятнадцатая по сути, а некая… «иксовая», что ли, синхронизирующаяся со сторонней трансляцией. Мне бы схватиться за голову в панике или фиксировать очередной не изученный феномен, но нет. Сейчас я абсолютно эгоистично, гадко и самодовольно рад, что Аллен Джордан в моих руках. Светлая сторона Луны, вот что он такое, — отражение солнечного света, опаловый третий глаз, преломляющий лучи. Чтец, пропускающий сквозь себя информацию.       Под конец нашей встречи мне больше всего хотелось крепко держать его за руку, как будто этот контакт — звено в цепи, как будто он может привести меня к источнику света, к Люциферу-Сияющему. Но пока мы были на территории ЦПИ, я не стал этого делать.       Это не отменяет ещё одного навязчивого ощущения: что даже несмотря на подобные предосторожности и не говоря уже о моём стаже работы, в ЦПИ я вряд ли задержусь надолго. Отсчёт пошёл. Дело за малым — встрече с Люцифером.              1 мая. Суббота. Почти ночь.       Надо вернуться к другим делам. Написать Ли. И написать так, чтобы это не было отслежено теми, кто за мной приглядывает; возможно, через Лоуренса. Поблагодарить его за коробку «Зи-Шайна». Попросить прислать ещё одну. Что угодно, только бы донести мысль, что в скором времени мне будет необходимо оказаться в Европе, более того — в Исландии. И при этом оказаться там не одному, а вместе с Алленом Джорданом, Эл-Джеем, Джорди. Если я — лозоходец, то Аллен — моя лоза. А кто умеет управляться с подобной контрабандой лучше, чем русские взломщики?