Стезя тотальности

      Примерно через две недели, в начале марта, я вместе с Эл-Джеем нанёс визит к Дугласу. В нарушение всех правил, конечно же, и прекрасно осознавая это. Не знаю, в чём именно было дело — произошедшем на Хэллоуин, дозе «Зи-Шайн», долгой зиме, ангельском послании — но нечто, что внутри меня обычно сопротивлялось отходу от заведённого порядка вещей, оказалось словно бы пробитым. Изнутри же сочилось другое, забытое и отвергаемое: сукровица сдерживаемых мыслей и нереализованных позывов, всё то, что благополучно ушло вглубь за тот период, когда я на чердаке родительского дома отложил в сторону последнюю ветхую тетрадку «Серой Тени» с бумажными, пожелтевшими от времени страницами, и отправился учиться в военную Академию — подумать только, это период тянулся большую часть моей жизни! Странно было признать внутреннюю мягкотелую, моллюскообразную массу за нечто действительно важное, но я понял, что должен сделать это, в противном случае, помимо апофении и паранойи мне грозит шизофрения… Внутреннее призывало нарушать правила, действовать нелогично. Думаю, именно это внутреннее как раз входило в контакт с персонифицированными волновыми аномалиями, к нему они обращались. Вита Канис назвал бы его «кор».              Аллен с интересом разглядывал обстановку — старинные бумажные книги, пластиковые и виниловые диски, фотографии и картины на стенах, непонятную антикварную технику. Я принёс термос с кровью, который Дуглас с благодарностью принял; пили мы красное вино, ели хлеб и сыр. Разговор зашёл о музыке, вернее, Дуглас тихим голосом рассказывал Эл-Джею историю группы «Корн» (с ошибкой в написании), особое внимание уделив вокалисту коллектива. Сперва я пытался слушать внимательно, но, так как рассказчик обращался не ко мне, скоро потерялся в собственных мыслях.       Этот вечер я запомнил как очень мирный и спокойный — невзирая на то, что Дуглас периодически включал что-нибудь из произведений «Корн» в качестве иллюстраций. Но даже рыдания и рычание вместо привычного пения воспринимались в обстановке захламлённого дома по-своему уютно, мой внутренний моллюск словно бы вибрировал, попадая в такт. Джордан по привычке сполз на пол, прислонившись спиной к одному из кресел, качал головой, закрывал глаза и морщился как от боли — правда, я уже знал, что боль вызывала в нём именно музыка и что эта боль, возможно, благо. По крайней мере он уже не прятался под стол и не плакал навзрыд. Впервые я понял: то, что поначалу казалось мне смешным и даже раздражающим в Джордане — его особенная мягкость — это такой же внутренний моллюск, устрица без раковины; полузабытые фигуры Моржа и Плотника гигантскими тенями взметнулись до потолка, исчезающего в серой массе весенних дождевых облаков.       Вопрос Аллена вернул меня в реальность. Сперва я даже не понял, что он спросил, осознание начало приходить с опозданием, уже во время ответа Дугласа.              — Зачем тебе кровь?       Пауза. Эл-Джей чуть подаётся вперёд, руки обнимают колени. Сегодня на нём серебристо-сиреневый костюм, переливающийся в полумраке комнаты, когда по ткани проплывают стайки миниатюрных оранжевых рыбок. Бледное, одновременно мягкое и упрямое лицо с выражением лёгкого удивления. Дуглас сидит в кресле, против света; его лицо теряется в тенях, сам он кажется даже не человеком, а фантомом. Я помню, что Рик Келли, мой предшественник на посту главы ЦПИ, запретил задавать Дугласу этот вопрос. «Принесёшь ему термос с кровью из лаборатории», — сказал он мне с выражением некоторой брезгливости. — «Не спрашивай, зачем». И я не спрашивал. Просто брал термос и приносил. Хотя мы подружились с Дугласом… разговаривали о многом порой, но никогда — об этом. И вот теперь — Аллен.       Время как будто замедляется. Я понимаю, что из колонок звучит не музыка, а белый шум. Рот Эл-Джея приоткрыт, он напоминает большого ребёнка. Некоторое время Дуглас сидит спокойно, затем его пальцы чуть сжимают подлокотники кресла — он колеблется. Наконец, звучит ответ:       — Для координации.       Игла звукоснимателя на проигрывателе виниловых дисков проходит свою последнюю дорожку, и становится тихо, только шуршит мартовский дождь да издалека доносится собачий лай.       — Для координации… чего? — Аллен ещё сильнее подаётся вперёд.       Именно в этот момент я вновь обретаю осознанность, а Дуглас спокойно говорит:       — Координации времени.       — По привязке к морфогенетическим полям? — Эл-Джей облизывает губы, перекатывается на корточки, пальцы рук упираются в ковёр. Сейчас в нём есть нечто чудовищное.       — Что-то вроде.       — Кровь сохраняет определённую вибрацию, которая помогает тебе настраиваться на нужный отрезок времени? Свежая кровь?       Дуглас кивает. Даже в падающих на лицо тенях заметно выражение удивления. Аллен продолжает:       — И ты как бы синхронизируешься с этой волной и попадаешь в нужный… момент… А можно посмотреть машину?       Кажется, я успеваю услышать лёгкий вздох, возможно — вздох облегчения; Дуглас кивает снова. Медленно поднимается с кресла.       — Пирс? — Голос сквозь шелест дождя, сливаясь с каплями. — Будешь свидетелем.              Дуглас ведёт нас в дальнюю часть дома — она совсем нежилая, похоже, обитает он только в двух комнатах, знакомых мне; старинная деревянная мебель нагромождена небрежно, стулья поставлены на столики и комоды, и я, пожалуй, знаю парочку антикваров, способных убить за втиснутую в угол тумбу (у этой тумбы должно быть какое-то особенное название) с потемневшим тройным зеркалом, в котором, вторя нам в движениях, мелькают тёмные безликие фигуры. Потом Дуглас спускается в неглубокий подпол, а мы с Алленом смотрим сквозь открытый люк — места там хватает только для одного. Простой деревянный ящик с откидной крышкой, в нём — конструкция, напоминающая чем-то миниатюрную версию русской ракеты URS-10. Дуглас поднимает голову:       — Я не буду открывать его сейчас, он работает. Могут возникнуть помехи.       К моему удивлению, Аллен кивает так, как будто понимает, о чём речь.       Мы возвращаемся обратно в гостиную и вновь занимаем покинутые несколько минут раньше места — два кресла (Дуглас и я) и ковёр (Эл-Джей).       — Первая четверть XXI века, более ста лет назад, — подаёт голос Дуглас. — Я устал от пандемии, от… всего того, что творилось вокруг. Идея казалась фантастической, однако сработала. Принцип резонанса. Но я не учёл того, что волны расходятся нелинейно.       Я усмехаюсь. В памяти возникает Кристофер Петерсон с чашечкой пуэра. Что-то он такое говорил похожее… После короткой паузы Дуглас продолжает:       — Сперва я вообще не мог как следует настроить, были ошибки… — Он едва заметно морщится. — Потом научился. Основной цикл — 54, шесть по девять. В прошлом году окончательно стабилизировалось. — Дуглас кивает в сторону Аллена. — Когда ты появился в Центре, я полагаю. Изначально экспериментировал с собственной кровью — не вышло. Потом был Джонатан. Я понятия не имел… — Дуглас замолкает, но губы продолжают шевелиться. — В 2150 году, шесть лет спустя… — шепчет он совсем тихо.       Я начинаю слушать внимательней.       — По-видимому, это всё-таки зависит от внешних связей. Сила притяжения, — говорит Дуглас, опять громко.       — Ты никогда не бывал в будущем? — спрашивает Аллен.       — Я сейчас в будущем. — Улыбка у Дугласа, впрочем, не слишком уверенная.       — И ты не хочешь вернуться в прошлое?       — Не могу. И не хочу тоже. Прошлое не существует. Тот вариант, который я покинул… его больше нет.       — Дела… — Аллен закрывает глаза и запрокидывает голову, упираясь в бок кресла.       — А болезнь Гюнтера? — подаю голос я.       Дуглас улыбается одной половинкой рта:       — Аномалия при скачкé. Не было и нет, но в одной конкретной точке проявилась как вероятность. Келли меня подловил…       — Келли тебя, похоже, за вампира считал.       Дуглас фыркает.       — Вампиры — норм, — снова открывает глаза Эл-Джей. Вид у него при этом исключительно честный. Дуглас окидывает его долгим взглядом и объявляет:       — Поставлю «Неподключенный», Эм-Ти-Ви, 5 марта 2007 года. 144 года назад.       Я уже вижу на обложке диска слово «Корн» с ошибкой.       — Шестнадцать девятилетних циклов, — шепчет Джордан.              

***

             Вернувшись в Центр — отвозил обратно Аллена — я, разумеется, проверил системы. Эл-Джей, судя по ним, никуда не выходил. Уникальная личность, вероятно, сродни Дугласу-путешественнику во времени. Раньше бы это меня просто взбесило, но Пирс Грей 2151 года только чуть пожимает плечами. Далее в планах — «Сучье варево», брутальный подвал в даунтауне. Там меня знают как Серую Тень или просто «Грей». Я не хочу ни о чём думать сегодня ночью. Да я и не смогу. Сейчас мне нужен только секс.              

***

             Озарение пришло прямо в процессе — кожа парня, назвавшегося банально «Джеком» была точной звёздной картой северного неба, по крайней мере всё то, что было выше пояса: светящиеся в темноте спальни точки, соединённые паутинками линий в созвездия, яркая синяя звезда «Колокольчика», она же «Объект 17», там, где ей и положено находиться — в основании шейных позвонков (она могла бы быть вульгарной, но в сочетании со спиралями на руках смотрелась, скорее, закономерно, в конце концов, именно её я и заметил в первую очередь) — всё это двигалось и сжималось подо мной, синий маячок ходил перед глазами, пока наши тела работали, а голова стремительно пустела. Я вдруг увидел всю картинку объёмной — всё то, что произошло со мной после встречи с Эриком (в сознании это было приравнено к лишению девственности): сам Эрик, катастрофа с зеркалом, Лукас, ангелы, Штернберг, Европа, Клаус, Томми, Кристофер, Рен, Лоуренс, Ли, Ник, Джорди, зал «Солярис», трёхглазый олень, сегодняшний вечер — всё вдруг встало на свои места, соединилось линиями в объёмные геометрические фигуры, парящие где-то по-над головой, не в небе, не в космосе даже, а просто выше. На пике прозрения из меня вышибло дух — на несколько секунд — в этот момент я кончил. Осознание было таким огромным, что ещё некоторое время я не смел пошевелиться и пришёл в себя только когда Джек промычал что-то благодарно-невнятное. Я не остался у него на ночь и поехал домой с чувством, будто меня то ли починили, то ли подменили. «Сучье варево» оказалось волшебным эликсиром. Помню, что в тот момент я думал о грядущих беззакониях — и мне это нравилось.              

***

             Отчёт Аллена я получил по личному каналу, в виде шифровки на почтовую карточку, и тут же поставил на воспроизведение.              Имя — Аллен Джордан, Джорди, Эл-Джей. Дата — 5 марта 2151 года. Время — 23:07, 11 часов 7 минут после полудня. Мне двадцать шесть лет. Я сижу на полу в своей комнате, здесь темно, но я знаю, что по стенам плавают рыбки радужного цвета, дизайн 2124 года. Может быть, чуть перемудрил с настройками, но меня устраивает. Э-э-эм… Итак… Сегодня было много интересного. Был у Дугласа, послушал несколько альбомов «Корн», оказалось, имеет значение, где и с кем слушать. Дверь не открывалась, как если бы был один. Атмосфера дома показалась густой, но застоявшейся, возможно, она действует лучше всего на своего хозяина, так как настроена именно под него, но слишком плотная. Зато я понял насчёт того Джонатана (как меня назвал Дуглас): у нас с ним одна волна, похожая вибрация. Я думаю, есть тип слепоты, когда человек не видит, а ощущает только волну. И он не понимает, что не видит, потому что его чувства смешиваются, это синестезия: он принимает одно за другое, и его мозг декодирует волновую чувствительность как зрительную. Поэтому для Дугласа я был «Джонатан», я и есть Джонатан, вот в чём штука, хотя клетки тела конечно другие. Но суть транслируется не клетками, не молекулами и атомами, из которых они состоят, а волнами. Даже если не будет зрения, слуха, вкуса, обоняния, осязания — я всё равно смогу отличить одно от другого благодаря волне. Потому что всё суть пустота и волны… вокруг розовых кустов. Когда я слушаю музыку, то она как будто идёт изнутри, не снаружи, гораздо больше чувств, чем от чего-либо, как будто резонанс в крови. Ещё о Дугласе: выходит так, что он протранслировал себя в другой временной отрезок — если считать время линейным. Поэтому в прошлом его уже нет, а здесь он появился как бы рябью и только недавно вошёл в период стабильности. Всё может быть. Я вроде как якорь для Дугласа. Может быть, это резонанс… [пауза] Вспомнил старика из Бонд-Хаус — восковая кожа и такие же тёмные глаза, он всё смотрел на меня и шевелил губами, но не говорил. Как его звали? Портер? Поттер? Что-то простое. Это как Дуглас пятьдесят лет спустя, кто знает? Хотя не могу его представить с Альцгеймером. Возможно, он «помнит» меня оттуда, из дома престарелых, когда перепутал со своим старым знакомым Джонатаном, который так напоминал ему другого, из «Корн». [пауза] Сегодня опять повторилось как на Хэллоуин, но слабее. Он только смотрит, не говорит. Это уже четвёртый раз. И я не могу его убрать, не могу встретиться с ним как следует, просто смотрит. Это личное сообщение, Пирс, пожалуйста, не отправляйте никуда. Мне нужно уже его увидеть, он растёт во мне как семечко. И… и как будто его поливают… всем этим... Растёт как после дождя. Э-э-э… конец.               Границы. Сколько их не устанавливай, они всё равно будут нарушены. Никакая раковина не спасёт, и, в итоге, бейкермиллеровская мякоть будет вынуждена приспосабливаться к новым условиям.       Эволюция — вот что это такое.