Стезя тотальности

      Я прослушиваю свои собственные записи, надеясь отыскать в них какую-нибудь зацепку. Несомненно, вести дневник таким образом — лучше, чем ничего, но всегда ли я бывал честен? За прошедшие недели и месяцы не произошло ровным счётом ничего, что приблизило бы меня к Эрику. Всё как оборвалось на тот Хэллоуин — одна эра закончилась, а другая началась уж больно лениво, туманом вместо цунами, медленным приливом. Рутина. И не только она. Неожиданно о нашем центре вспомнил Гауптштадт, было несколько проверок. С Эл-Джеем пришлось помучиться, но я его отвоевал себе в итоге. Связано ли это с трансляцией через Аллена? Очень может быть.       «Неожиданно», сказал я. Да ну, Пирс… Эрик Ланге — ещё та заноза в заднице. И ты прекрасно помнишь, кто за ним стоит.              Ник уехал в свой родной город. Признаться, мне немного не хватало его волынки — игра в три часа ночи (он всё-таки решил порадовать меня напоследок) запомнилась надолго. И мне, и всем соседям. Лоуренс только недобро посмеялся и сказал «он ещё не на такое способен», чем вызвал лёгкий укол ревности.       Я пытаюсь протоколировать свои ощущения. Если «ревность» — то так и говорю. Возможно, я контролёр и собственник, а? Что ж, сенатор Штернберг на своих олимпийских высотах такой же. Кроме ревности я обескуражен и зол. Ядовитое хищное чувство подымается во мне — когда хочется схватить Джордана в охапку и хорошенько встряхнуть, послушать, как в этой голове загремят шестерёнки, грубо ворваться в работу механизма и перенастроить так, чтобы…       …чтобы выйти на Эрика. «Чёртов Ланге», ругаюсь я вполголоса. С другой стороны я понимаю, что подобное отношение к Аллену несправедливо. Он об этом не просил. (Я имею в виду его «странную пятнадцатую».)       Потом на смену кипящей ярости приходит уныние, но тут уже нечему удивляться: зимние месяцы в Детройте — не для слабонервных. Всё сжимается, ссутуливается, дома выглядят особенно угрюмыми, словно поджавшие пальцы ног бродяги. С началом зимы пошла очередная миграция диких собак. Ультразвуковые пушки, которыми обычно орудуют городские службы, действовали на нервы. Стаи кочевали из одного района в другой, преследуемые дронами, бежали, поджав хвосты. Не знаю, как действовали бы в Европе — наверное, пытались бы организовать питание? Раздачу бесплатного супа? Администрация Детройта, по указам Гауптштадта, не могла больше отстреливать животных («И правильно, — сказал мне Жаров за чашкой чая, — изучение этих популяций куда полезнее для науки!»), но гоняла беспощадно. Однажды под моими окнами пробежала стая — около минуты двигалось единое полотно серо-палевых спин, опущенных хвостов, прижатых ушей. В самом конце ковыляли триподы, не отстающие, впрочем, от основной массы. В тот момент я стоял с кружкой кофе и смотрел на улицу. Неожиданно в ушах тонко засвербело — оранжевые кирпичи дронов неумолимо следовали за собаками. Когда стая скрылась, я отхлебнул кофе, он показался мне слишком горьким, и я вылил его в раковину. Почему мне хочется фиксировать все эти мелочи?       Одно дело, если бы мы с Эриком просто расстались — как расстались с Ником — но нет. Понадобилось корректировать мою память. Сейчас воспоминания возвращаются, нет необходимости пользоваться услугами «Машин времени». Спасибо Аллену.              

***

             Откровенно говоря, мне не по себе. Действительно ли Эрик хотел выйти на связь со мной? Действительно ли пытался сообщить своё местонахождение? А если… если это был кто-нибудь другой — сфабрикованный фантом, резонирующий с наиболее болезненными воспоминаниями… Стёртыми воспоминаниями — напоминаю я себе. Какого чёрта тогда вообще их будить? Понаблюдать за моей реакцией? Но кто видел, кроме Аллена? Здесь легко скатиться в паранойю, начать предполагать, что Эл-Джей оказался в нашем Центре далеко не просто так… Но я сам, лично, проверял его дело и документы. Сам боролся за то, чтобы оставить его здесь. Более того, мне кажется, что Аллену здесь, возможно, лучше, чем где-либо.              

***

             Этой ночью во сне у меня был старинный фотоаппарат, которым я мог снимать мысли и воспоминания людей. Из щели внизу аппарата (одновременно он напоминал очки для просмотра кино) выскакивали карточки с получившимися снимками. Я помню, что мы договорились с Алленом о съёмке — вот он стоит во дворе Центра, день солнечный и яркий, Эл-Джей в своём фиолетовом костюме, я навожу объектив и делаю снимок, но карточки одна за другой выходят чёрными, я думаю, что фотоаппарат сломан и злюсь, а Аллен продолжает улыбаться, а кто-то рядом говорит: «У него слишком яркий свет, поэтому он всё засвечивает».       Проснувшись среди ночи, я успел записать «Люцифер», а уже утром задумался — и над увиденным, и над записанным. Если ангелы со мной больше не контактируют, если Атратус только изредка показывается и не выходит наружу… есть ведь ещё тринадцатая бета. И «пятнадцатая странная». На тринадцатую бету «Люцифер» не слишком похож — там по ощущению нечто более… мелкое, что ли. А феномен «пятнадцатой странной» наблюдается впервые. Короче говоря, если не впадать в апофению и паранойю — не становлюсь ли я персонально, а другие работники Центра технически свидетелями функционирования новой аномалии?              Явление Эрика всего на пару секунд — а у меня уже снова раскалывается голова от мыслей слишком многих и ненужных. Если бы я кого и мог назвать Люцифером, то, определённо, это не был бы Аллен. Возможно, это как раз был бы Эрик.              

***

             Несколько недель я колебался, не стоит ли обратиться всё-таки к Лоуренсу и Кристоферу; несколько недель я то и дело спрашивал Эл-Джея: «Чувствовал ли ты что-то похожее на тот случай?» — и каждый раз получал отрицательный ответ; тормошил подчинённых, перепроверял показания датчиков и отчёты — словом, совершал множество телодвижений, как необходимых, так и ненужных. В то же время я ощущал себя ужасно заторможенным. Дни тянулись, как серая клейкая резина.              И вот — середина февраля, я и Лоуренс в одной из комнат подвала «Машин времени» на бульваре Мираклс, вместо чая — ящик с банками напитка под названием «Зи-Шайн», судя по маркировке — прямиком из Таиланда, дизайн упаковок — ярко-зелёный со вкраплениями кричащего розового. Лоуренс в тренировочном костюме, напоминающем те, что носит Джордан, но более функциональном: ткань плотнее, карманов с застёжками больше, цвет не такой броский. Взгляд цепляется за новую татуировку на бритом черепе — многолучевая звезда.       — Сперва допей эту баночку, а потом поговорим. — Знакомые тёмные глаза смотрят с интересом, а я чувствую себя развалиной. Вкус напитка соответствует внешнему виду упаковки: не сок, не сидр, но что-то такое фруктовое и бодрящее, экзотическое.       — Ник писал про тебя, говорит, ты такой весь замечательный, он бы хотел ещё раз встретиться, если будет возможность. — Теперь Лоуренс ухмыляется.       — Да ну? — Я делаю ещё глоток. По языку словно бы рассыпаются шипучие бусинки.       — Ага, ага, — кивает Лоуренс, лицо у него недоброе, но я и не помню, чтобы оно когда-нибудь было другим. — Отличная штука, добыл через Ли. Помнишь его? — Это уже о напитке и о том, кто был со стороны Лоуренса до Ника. Когда знаешь друг друга столько, сколько знаем мы, уже нет нужды объяснять всё.       — Данков? Ещё бы.       — До сих пор общаемся. Он сейчас в Таиланде. Тебя тоже помнит, ну то есть как… «Скажи, когда Пирс будет свободен», «у него есть кто-нибудь?», «я бы с ним ещё раз…» — Лоуренс так похоже имитирует акцент Ли, что я фыркаю. — Ты, камрад, западаешь людям в души. В ду-ши! — по слогам повторяет Лоуренс. Мы открываем ещё банки и чокаемся. —Уверен, все бывшие до сих пор мечтают о тебе… днями и ночами. Забыл спросить — ты чего пришёл? Как камрад к камраду или как?       — Или как, — эхом отзываюсь я. Язык уже не щиплет, вкус напитка кажется более нежным. Улыбка Лоуренса становится опасной, чем-то он напоминает мне росомаху. Я отстранённо вспоминаю, что Кайл Дженнер как-то назвал Лоуренса именно так. Кайл погиб, едва закончив Академию. Какая-то глупая авария. Почему я вспомнил о нём? Замечаю, как поменялся цвет упаковок напитка: вместо розовых там теперь фиолетовые пятна на фоне цвета морской волны.       — Где Крис? — спрашиваю, чтобы вернуться обратно в сейчас, в 7:58 пополудни 13 февраля 2151 года. Мне уже три недели как сорок шесть. Улыбка Лоуренса превращается в оскал.       — Крис ушёл. Тема закрыта.       — Ушёл… — В висках начинает постукивать. — Давно?       — Тема закрыта, — мрачно повторяет Лоуренс и делает глоток, не глядя на меня. Упаковки теперь — золотистых тонов.              В 8:42, почти через час, я выхожу на мокрую, обдуваемую всеми ветрами улицу, забираюсь в автомобиль и еду, погружаясь всё глубже в серые пучины исхода зимы. Я чувствую себя роботом. Я хочу отдохнуть… Уйти, может быть. Как Крис.       Когда уже подъезжаю к дому на перекрёстке Линвуд и Небраска-стрит, в ухе тихонько тренькает. Браслет сигнализирует: «Жаров». Вздохнув, переключаю на «приём».       Медовый голос на фоне гремящих небесных труб говорит всего пять слов по-русски: «Следи за собой, будь осторожен». Конец передачи. Некоторое время жду, когда же сквозь тучи проглянет луч солнца в дополнение к посланию, и только потом понимаю, что солнце давно зашло. Нестыковочка. Первый контакт за несколько лет! Неужели надвигается очередной Апокалипсис?       Но, как всегда после контакта с Небожителями, становится чуть легче на душе (пусть я обычно это отрицаю).              Текст оказался авторства всё того же поэта XX века, которого так любит цитировать Семён. И я даже не удивился, когда узнал состав «Зи-Шайна» и тот факт, что в больших количествах напиток может быть смертелен. Остаётся надеяться, что тот ящик, который я видел у Лоуренса — это весь его запас. Впрочем, зная цинизм моего друга, я не склонен ожидать его безвременной кончины. Если Лоуренс вздумает уйти… (как ушёл Крис?) — он унесёт с собой как минимум несколько кварталов. И это будет хорошо. Нужно что-то радикальное для нашего чёртова города. Что-то злобно-кипучее, как мозг Лоуренса, чтобы хоть немного его растормошить. Может быть, поэтому такие, как Лоуренс переживают таких, как Кайл Дженнер, светлый наш Кайл с открытой улыбкой: они копят яд, интеллектуальный алкагест, чтобы потом смыть всю накипь…       «Следи за собой, будь осторожен». На исходе дня я неохотно обдумываю мысль — неужели мой старый друг хотел меня отравить? И как, чёрт возьми, ушёл Крис?              Раньше я думал, что мир меняется, пока я на него не смотрю. Теперь я понимаю: он меняется прямо на моих глазах. Новая Эра неумолимо вползает, заполняя собой все выемки и ямы. Заполняя собой абсолютно всё.