Стезя тотальности

      — Ты знаешь этот мотив? «Вокруг розовых кустов, полны карманы лепестков…»       Не лучшее время и место для попытки изобразить мелодию.       Ник смеётся:       — Это не песня, это считалка…       Я продолжаю настаивать:       — Нет, песня такая тоже была. Давным-давно, в конце двадцатого века…       Ник притворно закатывает глаза.       — Отчего же не в семнадцатом? Или пятнадцатом?       Меня захлёстывает отчаяние вперемешку со злостью и возбуждением.       — Я бы хотел послушать, как ты её играешь… на волынке…       — Дай мне ноты или найди запись… Только утром, хорошо? И моя волынка не со мной, как ты заметил…       Трайбл-рисунки оказываются действительно просто рисунками. Кожа Ника — очень бледная и гладкая, такое чувство, будто его искупали в отбеливателе. Он на удивление домашний. Я пытаюсь понять, подстава ли это со стороны Лоуренса (ведь это он пытался нас познакомить), и не кроется ли за фасадом музыканта очередная хакерская организация (как «Эдем» за Реном Кербером и «Стёжка» за Ли Данковым — может быть, у них есть собственные доски знакомств?) (Или это были попытки Лоуренса приобщить меня к его миру взломщиков?) Странно, что я больше готов поверить в Ника, чем в Аллена, учитывая весьма похожую манеру одеваться у Эл-Джея и Лоуренса… Сомнения, впрочем, рассеиваются к утру: мой внутренний радар уверен — никаких хакеров на этот раз. Ник просто невозможно мил, как мороженое. (Возможно, Лоуренса больше интересует чисто внешнее разнообразие, определяемое цветом кожи и волос, формой скул и разрезом глаз.)       — Мы в последний раз отыграем на Хэллоуин, — говорит Ник мне утром. Он отламывает кусок хлеба и медленно намазывает его арахисовым маслом и джемом. — А потом вернёмся в Массачусетс. Вообще мне у вас нравится, клуб хороший, публика, акустика… Не думал, что вдали от Восточного побережья такое бывает…       — Мы не вдали, — рассеянно улыбаюсь я. — За нами ещё шесть штатов. Когда добираешься до Вашингтона — вот тут понимаешь, что Восточное побережье действительно далеко.       Ник смеётся и пьёт молоко.              На некоторое время наступает затишье. Эл-Джей привычно занимается наблюдениями, в то время как за ним наблюдают тоже — ничего необычного (считать ли это подозрительным и не параноик ли я?). Октябрь катится к завершению, и у меня даже есть время на охоту, да только не хочется — после того трёхглазого оленя и видения, которое возникло в голове при тогдашнем разговоре с Алленом. До снега ещё далеко, а вот Хэллоуин уже в ночь с субботы на воскресенье.              — Какие новости от Семёна? Собирается домой к жене? — спрашиваю я Дану в пятницу вечером, на исходе рабочего дня.       И, в то время, как она мне отвечает — «Да, сэр… Химеры начинают готовиться к спячке…» — не могу разобрать ни слова. Понимание приходит позже, поскольку именно это, скорее всего, и ответила бы Дана. Я киваю и быстро возвращаюсь в кабинет — для того, чтобы, стиснув виски руками, попытаться сконцентрироваться и сбросить с себя «колпак помех». Чёрт возьми… В последний раз нечто подобное было три года назад, во время Лондонского теракта — я тогда был в Кардиффе… но в тот раз это ощущалось слабее.       Выпить стакан воды. Сделать дыхательные упражнения. Вызвать сводку новостей. Всё чисто…       Неровный стук в дверь, Эл-Джей вваливается в кабинет — лоб покрыт испариной, глаза покраснели. Он несколько раз беззвучно двигает губами — как рыба, выброшенная на берег — а потом тёмная тень мелькает на лице, шлёпается плевком на пол и исчезает.       Аллен судорожно сглатывает и говорит:       — Пирс, до тебя чертовски трудно достучаться.       И то, как он говорит это, заставляет меня замереть на месте. Дыхание перехватывает снова. Имя возникает в голове, и я не могу понять, как за все эти годы я умудрился ни разу не назвать его.       Очередной плевок чернотой — кусочек тьмы начинает ползти червяком, затем рассыпается на сотни мелких букашек и растворяется в ничто.       — Посередине… между… Европой и… Америкой… — Аллен скалится, у него такой вид, будто он вот-вот потеряет сознание. Я вижу, как начинают закатываться его глаза, пока рука нашаривает опору у ближайшей стены. Голова резко мотается, капли пота разлетаются, попадая на меня, на самого Джордана, на пол. В ушах снова начинает шуметь, но зато я вижу — совершенно неожиданно и без всяких сомнений — как словно бы поверх Эл-Джея накладывается другой образ — буквально на несколько секунд: мокрые и потому непривычно потемневшие, более короткие, чем у Аллена волосы, сосредоточенные серо-зелёные, как лёд, глаза, куда более резкие черты лица (подбородок в светлой щетине, впалые щёки, сжатые губы) — по-моему, свитер, — это только краем глаза, вне фокуса уже, лицо важнее.       — Эрик! — хриплю я через сжавшееся горло.       Образ светлеет лицом, глядит прямо мне в глаза и ухмыляется, а затем пропадает. Аллен падает без сознания.              Джордан тяжёлый. Уже вышел из обморока, но пока спит. После недолгой внутренней борьбы я решил не подключать к этому делу дежурных Наблюдающих. В кабинете тепло, но я никак не могу согреться, смотрю на Аллена в его дымчато-сером, как грозовое небо, тренировочном костюме, и повторяю раз за разом: «Эрик». Каким образом это спящее на диване тело может быть связано с Эриком?.. Эрик. Ни знака, ни строчки за шесть лет… «Посередине между Европой и Америкой»…       …и потом — тот странный, чертовски странный факт, что я только сейчас вспомнил имя, как будто до этого момента оно было заблокировано. И это при том, что я в принципе помнил о существовании носителя «плавающей» волны, помнил его возраст… как, должно быть, помнил чисто автоматически строчку из отчёта по пятнадцатой группе. Эрик. Хэллоуин. Аллен Джордан. Корн. Эрик.       Сколько раз уже я подвергался психокоррекции, сам того не замечая? Что за волну на самом деле транслирует Эл-Джей?.. Какие ещё фрагменты памяти успел «зачистить» мне рыжий ассистент из Берлинского ИПИ шесть лет назад?       …Эрик старше Джордана на пятнадцать лет… Впервые сдвиги в психограмме произошли у Аллена в тринадцатилетнем возрасте, значит, Эрику было тридцать… Чем он занимался в то время? Кажется, был в Африке… Военные действия в Конго… Одному Богу известно, что там происходило…       Возможно, это вовсе и не связано.       Я опять смотрю на Джордана. Джордан всё так же спит, только глаза быстро движутся под трепещущими веками. Никаких следов Эрика. До поры до времени, Пирс, до поры до времени, говорю я сам себе.              

***

             Десять часов вечера, Аллен перевернулся на бок и посапывает, а меня осеняет здравая, как мне кажется, мысль: Эрик в Исландии. «Посередине между Европой и Америкой» — что ещё может быть? Пытается выйти на связь, да только передатчик оказался (я кошусь на Аллена) своевольным. Но почему именно таким способом? Видимо, другим невозможно… А для того, чтобы узнать, отчего Эрика снова занесло в Исландию (когда-то он, вроде бы, уже изучал там что-то), придётся, хочешь не хочешь, просить помощи у Лоуренса…       И ещё, конечно, остаётся сам Аллен. Является ли связь с Эриком односторонней? И… решусь ли я пожертвовать Алленом, как пришлось пожертвовать когда-то Клаусом Кальбом? Слишком много вопросов, Пирс.              Нет, не решусь. Джорди должен жить. И — хотелось бы — жить счастливо… Не нужны все эти героические жертвы. Да и Небесное Воинство молчит, а весь этот пафос — от них обычно. Чтобы Гавриил трубил и всё такое.       Прежде мне помогала музыка Маниакальных Уличных Проповедников, пришедшая от Лукаса Линдберга. Но Лукас сейчас далеко. И занимается совсем другими делами…       От Аллена Джордана ко мне пришли «Корн». Может быть, это новый ключ. Думай, Пирс, думай.       Мне кажется, будто я пытаюсь поймать одновременно несколько золотых рыбок в пруду с тёмной водой. Теоретически — возможно, но вот практически…       Идеи, одна безумнее другой, продолжают рождаться в моей голове, когда Эл-Джей шевелится, а затем резко садится и ошалело оглядывает обстановку.       — Доброе утро, — автоматически говорю я. На часах около одиннадцати, я уже не уверен, что мне вообще нужно ехать домой.              

***

             Я остаюсь в Центре — обычное дело для меня. За окном накрапывающий весь день дождик усиливается. Я прошу Аллена рассказать всё, что он помнит, Эл-Джей, подумав, начинает вещать в своей обычной манере — скороговоркой, гипнотически покачиваясь взад-вперёд.       Около семи вечера у него возникло чувство, будто резко упало давление — при этом в голову «влетела идея», что непременно нужно зайти ко мне, донести некую мысль, какую именно — Аллен и сам не знал, но пошёл, несмотря на то, что с каждым шагом чувствовал себя всё меньше «в себе».       — Меня сперва нанизывают на булавку, а потом меня как будто вытягивает, и я над собой, всё вижу, но не могу повлиять. Как сонный паралич.       Аллен сейчас кажется младше, почти подростком.       — Это было с тобой впервые?       Эл-Джей мотает головой, косички разлетаются, бьют по лицу.       — Нет, — отвечает он. — Эти припадки у меня с пяти лет. Может быть, даже раньше. Дэйл говорил, что в Детройте мне помогут. И Рэйвен тоже говорил. И миссис Крафт.       Я даже не спрашиваю, кто такой этот Дэйл и все остальные. Я думаю о том, что всё это время мы искали не там. Исследовали не то. Пропускали что-то очень важное, может быть — самое важное. Что-то, что не оставляет следов, не выписывает кривых в графиках. Это — то ли возвращение в эпоху варварства, то ли переход на новый уровень, с которого вся наша наука кажется просто наивной детской игрой.       Полночь обрушивается ливнем. Как характерно для Детройта. Я достаю из шкафа подаренный Кристофером чайный набор, ставлю кипятиться воду.       — Зола, зола… — тихо бормочет Аллен.               Выбор — вот что самое сложное, вернее — постоянное подтверждение однажды уже сделанного выбора. Из этого и выковывается то, что люди называют потом «судьба», из множества маленьких действий, маленьких «вы уверены? Да, нет». Однажды мы с Эриком уже спасли друг другу жизни. Но никуда не уйти от того, что мне по-прежнему хочется делить с ним одну дорогу.       Я решаю отправить Аллена отдыхать, у меня такое чувство, будто сегодняшний инцидент был лишь прелюдией к чему-то куда более крупному и опасному. Эл-Джей не машина. Надеюсь, что и Эрик это понимает — что начал понимать такие вещи за прошедшие годы. Ощущение, которое возникает во мне, подобно детскому предвкушению чуда в Рождество, правда, из Эрика бы вышел на редкость плохой Санта.              

***

             В первом часу ночи я шагаю гулкими пустыми коридорами, провожая Эл-Джея в общежитие по обычно запертому подземному переходу. Следом за нами по стенам скользят стайки золотых рыбок, Аллен косится на них и улыбается.       — Поставлю себе таких же, — говорит он напоследок, когда мы расстаёмся перед дверью в его комнату.       — Посмотри в архивных настройках. Это довольно старое оформление, по-моему, середины двадцатых годов. — Ночь валится на меня своей грозовой тушей, мысленно я уже в восстанавливающей капсуле. Эл-Джей смахивает упавшие на глаза косички.       — Я пришлю завтра отчёт. Попытаюсь вспомнить. — Красивые пальцы небольшой ладони постукивают по дверному косяку. Ногти у Аллена покрыты начинающим облезать чёрным лаком.       — Хорошо. До завтра, Джордан.       — До завтра, сэр. Вернее, это уже сегодня.              Сегодня. На обратном пути рыбки сливаются в трёхглазых оленей.