В твоей тени

      «Говорила же: молодые побеги, а не ветки» — раздался голос покойной матери в голове девушки, когда она, используя мелкий нож, обрезала молодую хвою в зимнем, сосновом лесу. Выдохнув пар изо рта, положив в корзину очередной кончик колючей ветки, она улыбнулась ностальгии: ей нравилось в детстве по зиме собирать целебные дары природы — тогда они с мамой вдвоём могли обойти большой участок леса, замёрзнуть, а затем развести костёр среди зелёных красавиц и, вслушиваясь в тишину зимней сказки, пить свежезаваренные травы, закусывая согретыми над огнём лепёшками. Харуми была слишком юной для того, чтобы понять — мама отвлекала дочь от постоянного отсутствия отца в доме, рискующего жизнью на заданиях. Тогда посиделки в лесу не навевали грусть, а напротив — дарили радость единения с близким человеком. Она бы с удовольствием и сейчас повторила с кем-то этот уютный ритуал, но этот «кто-то» уже как неделю не показывался на глаза, отчего Харуми было чертовски тревожно и стыдно, поэтому девушка плохо спала и совсем ничего не ела. Она считала, что упустила свой единственный шанс на счастье с достойным мужчиной, спугнув его своей неумелой напористостью и излишней откровенностью в действиях. Мысли о Тобираме начинали душить сознание, поэтому Харуми твёрдо решила выяснить причину долгого отсутствия мужчины в поле зрения, даже если придётся идти с поклоном к самому Хокаге.       Хрустнув плотным снегом, сверкающим в свете утреннего солнца, она подошла к другой молодой ели, а обрезав кончики веток и спрятав их в корзину, поёжилась от холода — она с рассвета здесь, и было бы неплохо подумать о возвращении домой, чтобы согреться от морозной прогулки. Чувствуя покалывание в немеющих ногах, девушка с мыслью «достаточно» поспешила на главную дорогу к деревне, ведущую из леса, а выйдя на неё, ускорила шаг по направлению к заснеженным домам, кутаясь в плащ, чувствуя, как скоро превратится в сосульку. — Харуми-чан! — откуда-то сбоку послышался бодрый старушечий голос. — Бабуля Ханаба? — девушка тут же склонилась в поклоне, уважив старушку доброжелательной улыбкой. — Как поживаете? — Проснулась, — отмахнулась пожилая женщина, — и на том спасибо. Ах, милая, что с тобой? Ты заболела?       Харуми поджала губы. Тёмные круги под глазами из-за недосыпа не добавляли молодой девушке привлекательности. — Не беспокойтесь, — замотала она головой. — Просто рано встала. — Ты побереги себя, а то кто же мне будет делать настои для моих больных суставов? — Ханаба заговорщицки подмигнула девушке, а затем схватилась за девичий локоть, почти повиснув на нём. — Кстати об этом — я как раз шла к тебе за лекарством. — Оба-джан, — вздохнула Харуми, — сколько раз я вам говорила, что мои отвары и настои не являются полноценным лекарством. Вам нужно обратиться к хорошему лекарю со своими коленями. — Да что ты, — замахала свободной рукой старушка, — и не подумаю. Буду я ещё тратить время специалистов. Часы, потраченные на меня, они бы могли отдать тому, кому они нужнее. А мне уже недолго осталось… — Ну, не говорите так, — поморщилась Харуми, прижимая морщинистую руку ближе к своему плащу. — Полно, деточка, не стоит печалиться, — успокаивающим тоном произнесла Ханаба. — Нет у меня больше причин задерживаться тут. Всех похоронила: и сына, и мужа. Сил больше нет смотреть на цветущую сакуру в одиночестве. Боги словно издеваются надо мной, задерживая в мире смертных…       Старушка замолчала, и Харуми не решилась нарушить возникшую тишину, давая пожилой женщине окунуться в грустные мысли, которые порой одолевали и саму девушку в некоторые моменты жизни.       Хрупкий снег сминался под тяжелыми шагами старушки, виснувшей на руке Харуми; ветер гнал рваные снежные облака по ещё голубому небу, отчего были смутные сомнения на счёт погоды на целый день; пухлые снегири своими красными грудками светили на ветках деревьев, точно праздничные фонарики, и заливались морозными песнями. Дорога до дома Харуми заняла больше времени, чем девушка планировала: пальцы ног закоченели от снега, липшего к носкам; нос устал шмыгать, гоняя жидкость туда-сюда; и тело содрогалось от каждого щекотливого проникновения ветра под полы плаща.       После недолгого прощания и соблюдения всех правил продаж, Харуми проводила старушку до тропинки, а затем вернулась в дом, чтобы развести огонь в ирори и, наконец, согреться. Планов на день не было: у Кахоми вернулся супруг с задания, а Азуми простудилась, поэтому встреч с подругами в списке дел не оказалось. Харуми мысленно вычеркнула ещё один пункт, когда привела дом в порядок: разложила травы по нужным баночкам, подписав каждую; собранные веточки хвои перебрала и оставила подсушиться; заштопала небольшую дырку на зимнем плаще, образовавшуюся, судя по всему, сегодня, а орудуя иглой, прикусила губу, злясь на то, что не может сделать ровный шов, однако идти к местной швее не позволяла гордость.       После обеда Харуми решила прогуляться на центральной площади, послушать жужжание деревенского улья с его свежими новостями и сплетнями. Выйдя за пределы района Учих, Харуми, бредя по улице, щурилась от белоснежного мира, освещённого послеполуденным солнцем: ветер прогнал снежные тучи, окончательно открыв голубое небо, и тысячи лучей искрились на свежем снегу, сопровождая девушку до самой главной дороги, где всегда было многолюдно, живо и шумно. Центральная площадь — так её называли жители, — была перекрёстком всех главных дорог Конохи, и здесь можно было встретить и торговца, и старейшину, и главу любого клана, и договориться о встрече с интересующим человеком. В этом сердце начинала свой путь улица торговых лавок, здесь же за углом ремесленники могли принять заказ на свои услуги, а ещё одна улочка вела к лазарету, в котором Харуми недавно провела две недели и обзавелась новыми знакомствами. Она надеялась встретить кого-нибудь из новых подруг, что, вполне возможно, выскочили на пару минут в пекарню за вкусной сдобой, или скучающих бабуль, сидящих на лавках аккурат в центре перекрёстка, или кого-нибудь ещё интересного, с кем можно было завести разговор — лишь бы не находиться наедине со своими мыслями. К тому же, даже случайный человек мог стать кладезью нужной информации о местонахождении младшего Сенджу.       Харуми оказалась права: солнечная погода и снег выгнали на свежую прогулку многих жителей, в том числе и матерей с детьми, что позволили своим чадам развлекаться в своё удовольствие. На подходе к месту Харуми невольно заулыбалась командному духу и сплочению: ребята сгребали снег со всех поверхностей, старясь соорудить горку повыше, и среди них с диким хохотом маячил Хокаге — помогал молодому поколению в их интересной задумке. Она видела, как Хаширама при помощи древесной техники создал каркас для аттракциона, а затем призвал маленьких бездельников залить её водой и залепить снегом, после чего юное поколение с вёдрами наперевес принялось выполнять задание от Хокаге. Глядя на веселье, Харуми подумала, что и сама была бы не прочь скатиться, как вдруг увидела знакомую фигуру в плаще, сцепившую руки на груди, застывшую в немом ожидании — Мадара стоял поодаль от горки и ждал, пока его друг наиграется с детьми. Она отошла подальше от бывшего объекта страсти, чувствуя неловкость перед Учихой за свои прошлые попытки ему понравиться и, пробираясь сквозь толпу с людьми, внезапно столкнулась с Хаширамой: мужчина спешил со всех ног заливать водой горку, но повстречал на пути Харуми. От внезапного толчка содержимое ведра тут же пролилось под ноги девушки, но она вовремя отскочила. — Ох, прошу прощения за мою неуклюжесть! Не хотел никого задеть! — Хаширама, широко улыбаясь, обратился к Харуми. Он взглянул на её лицо, и улыбка тут же испарилась. — А я ведь вас знаю… — он нахмурился, явно пытаясь вспомнить информацию. — Харуми Учиха, — поклонилась девушка, чувствуя неловкость. — Да, мне Тобирама называл это имя. А вы намного красивее, чем он вас описывал… — он ещё раз осмотрел девушку. Та же про себя вздохнула, вспомнив про свои синяки под глазами. — Тобирама-сама… — запнулась она и замолчала. — Ну, что там? Долго ещё? — расслышала она голос Мадары за спиной. — Нам выдвигаться пора.       Толпа расступилась, и Харуми почуяла мрачную чакру, а затем увидела, как окружающие отходят от Хаширамы и неё, давая пространство для личных разговоров. Девушка старалась игнорировать присутствие Мадары: один лишь неосторожный взгляд на суровое лицо мог вновь перевернуть весь её мир, заставив желать невозможного. — Да погоди немного! — бросил Хаширама фразу другу. — Феодалы подождут! — затем вновь посмотрел на Харуми: — Я рад, что у моего братишки появился такой… — он покатал слова во рту, явно подбирая подходящее, — друг. — Благодарю, — Харуми поклонилась, а затем, стушевавшись, спросила слегка дрожащим голосом: — Хокаге-сама, будет ли мне позволено узнать, как поживает мой… друг? Я не видела его уже неделю. — О, не беспокойся о нём, — Хаширама улыбнулся. — Он отбыл из деревни по моему поручению, но скоро должен вернуться. Если точнее, то завтра. — Я рада, что с ним всё в порядке, — девушка слабо улыбнулась, боясь выражать более яркие эмоции при главе собственного клана, зная отношения Мадары к Тобираме.       Хаширама во все глаза рассматривал Харуми, нежно, почти по-отцовски улыбаясь. Впервые оказавшись в такой близости к Хокаге, девушка заметила, что старший Сенджу был вовсе не похож на брата: открытый взгляд, немного смуглая кожа, тёмные глаза и волосы. Но самым главным различием между братьями была улыбка: лёгкая, с нотами издёвки и сарказма, будто брошенная случайно и тут же спрятанная подальше от посторонних глаз улыбка Тобирамы разительно отличалась от беззлобной, широкой, искренней, заразительной улыбки Хаширамы. И не только внешность бросалась в глаза, но и характер: Харуми бы и помыслить не могла, что младший Сенджу также беззаботно и весело помогал бы детям и брату строить ледяные аттракционы. Скорее, он, как и Мадара, стоял бы в стороне и хмуро наблюдал за ребячеством Хокаге. На секунду девушка представила себе дурачащегося Тобираму и захихикала, прикрывая лицо рукой, чтобы не выглядеть сумасшедшей. — Когда вернётся, нижайше прошу передать ему от меня «хорошего дня», — раскланявшись с Хокаге и Мадарой, взгляда которого по-прежнему избегала, девушка отошла от мужчин, давая возможность наконец переключить внимание с неё на интересующие их дела.       Остаток дня Харуми провела на площади, общаясь с повстречавшимися на пути знакомыми; принимая заказы на настойки и отвары от простуды, что были в ходу в разгар зимы; вкушая угощения, которые торговцы предлагали у своих лавок, тем самым зазывая совершить покупку после дегустации. Хорошая погода располагала к размышлениям и созиданию, поэтому, когда солнце стало близиться к горизонту, заливая деревню тёплыми оттенками, Харуми двинулась в сторону дома, выбрав более извилистый путь, где открывался вид на реку: тёмная, ледяная вода завораживала своей мертвенной неподвижностью, и поверхность её переливалась в закатных лучах. Редеющие кустарники, прорастающие по всему берегу, резной ширмой отгораживали воду от любопытных глаз, точно стеснительную деву, что обнажилась для возлюбленного. В лесу птицы затянули вечерние песни, провожая солнце на покой, в надежде увидеть его завтра.       Харуми протиснулась к берегу, присела и тронула пальцами воду: кожу кольнуло, а косточки заныли от резкого холода. Тонкие битые льдинки у самого края реки шуршали, точно мелкие стёкла, раздробленные для витражной мозаики, создавая приятные уху ощущения. Девушка осмотрелась, подняла небольшую сухую ветку, обнаруженную неподалеку, и побултыхала ледяные осколки — в детстве Харуми не упускала возможность сломать таким образом пару льдинок. Улыбнувшись от внезапного прилива ностальгии, она ещё немного поковыряла замёрзший берег, а затем встала, расправила одежду, спрятала руки в рукава плаща и осторожно ступая, выбралась на тропинку, ведущую к району Учих.       Поужинав в одиночестве и приготовив сборы и настои, заказанные ей днём, Харуми приготовилась ко сну. Уже лёжа под одеялом, девушка с головой погрузилась в фантазии по поводу завтрашнего дня, представляя встречу с Тобирамой, ведь если Хаширама сказал правду, — а в словах Хокаге она не позволяла себе сомневаться, — и Тобирама действительно рассказал старшему брату о ней, значит ли это, что Харуми серьезно заинтересовала Сенджу? Из-за разыгравшегося воображения, рисовавшего очень неприличные картины, Харуми почувствовала, что каждый сантиметр её тела сейчас раскалён до предела. Зажатое между ног одеяло и неуёмно ёрзающие от возбуждения конечности, спровоцировали прилив крови к низу живота. Харуми тут же выпрямилась, сбросив с себя покрывало, зажмурилась и со стоном выдохнула. Пристыдив себя, девушка вновь укрылась, натянув одеяло по самый нос, словно кто-то невидимый мог узреть её позорный румянец.       Её разбудил звон колокольчика на входе: вероятно гость желал оторвать шнур от металлического язычка, либо же ему очень нравился трезвонящий звук, готовый разбудить всех соседей. Харуми подскочила, понимая, что на сборы времени у неё мало. Приведя себя в порядок, девушка вознамерилась распахнуть сёдзи и высказать пришедшему всё, что она думает о ранних подъемах, однако в памяти вспыли слова Хаширамы о приезде его брата, и сердце девушки с трепетом замерло.       Переборов волнение, Харуми собрала всю волю в кулак, натянула приветливую улыбку и, наконец, отодвинула одну из входных створок. — Харуми-сан, — молодая пухлая девушка с тёмными волосами склонила голову в знак приветствия. — Прошу прощения за столь ранний визит. Сын расхворался, всю ночь давился кашлем… — В таком случае вам нужно к лекарю, Сино-сан, — Харуми тоже поздоровалась поклоном головы. — Мои отвары лишь облегчают состояние больного, но не лечат, поэтому… — Нет, нет, — замахала руками Сино. — Я уже обратилась в лечебницу, ребенок в надёжных руках. — А я чем могу помочь? — Харуми-сан, а нет ли у вас настоя, — Сино прикрыла ладонью рот, чтобы скрыть зевок, — чтобы сон нагнать? Я не спала всю ночь из-за сына, а теперь не могу уснуть из-за перевозбуждения, — последнее слово заставило Харуми поджать губы. — Вроде хочу, ложусь, а никак… — Подождите, — хозяйка дома скрылась за створками и через некоторое время вынесла Сино маленький пузырёк с желтоватой жидкостью. — По три капли на чашку с чаем, не больше, — предупредила Харуми и, получив оплату и слова благодарности, захлопнула сёдзе.       Завтрак был спешным, потому что колокольчик на входе не умолкал, словно все люди разом заболели. К полудню Харуми настолько вымоталась, что пообедать сил уже еле хватало. Приготовив себе незамысловатый обед, девушка уселась у очага, чтобы перекусить, но стоило взять в руки палочки, как снова раздался уже ненавистный ей трезвонящий звук. — Да что это за день такой сегодня? — бурчала Харуми, раздвигая входные створки, но, заметив на пороге посыльного Мадары, тут же замолчала. — Мадара-сама вызывает вас на аудиенцию, — поклонившись, оповестил девушку молодой человек. — Просил не задерживаться. Дело срочное. Речь пойдёт о вашей свадьбе…