В твоей тени

      Связь с реальностью Харуми потеряла в тот момент, когда мазнула губами по щетинистому подбородку Тобирамы и упала прямо в крепкие мужские объятия. Сознание окончательно отключилось, сопротивляясь любым снам, и просто погрузилось в небытие.       Глаза неприятно слепило что-то яркое, проникающие под веки, словно пыталось выжечь роговицу. Харуми зажмурилась, растёрла лицо ладонями, утирая каплю слюны в уголке рта, а затем открыла глаза. Незнакомый потолок своим видом ввёл девушку в секундный ступор, а затем сработал прилив адреналина, из-за чего Харуми резко вскочила на ноги, которые тут же предательски ослабли и уронили девушку обратно на футон. Она огляделась, чувствуя, как начинает утопать в собственном смущении. Чужой комнатой оказалась спальня Тобирамы, но самого хозяина в ней не было, чему девушка была очень рада. Совершив ещё одну попытку встать на ноги и унять головокружение, Харуми пальцами прочесала спутанные пряди волос, приглаживая их и приводя голову в порядок. Мятое кимоно реабилитировать не удалось, поэтому, сделав всё, что было возможно, Харуми набралась смелости и раздвинула панель фусума. В главной зале около ирори сидел Тобирама. Он обернулся на несмелые, женские шаги и тут же проговорил, махнув рукой в сторону: — Я нагрел воды, чтобы ты могла умыться. — Тобирама-сама… — Харуми съёжилась, точно ожидая хлёстких ударов плетью. — Сначала приведи себя в порядок, — он отвернулся и заглянул в висящий над огнём чайник. — А потом поговорим.       Растеряв последние остатки достоинства и сгорая со стыда, Харуми сделала всё от неё зависящее, что могло хоть немного освежить её внешний вид и улучшить состояние. Голова трещала, будто изнутри её долбили дятлы, руки тряслись от волнения, а желание выпить целое озеро плотно засело в похмельном сознании. Наконец, покончив со всеми процедурами, девушка, вновь переборов себя, вышла к Тобираме. Тот без единой эмоции на лице протянул ей чашку с горячим чаем. — Пей, — скомандовал он, и Харуми послушно осушила пиалу. Мужчина заново наполнил чашку, отдал девушке. — Ну, как спалось?       Харуми вздрогнула, горько пожалев о том, что стук керамики о зубы прозвучал слишком отчётливо. Тобирама же заулыбался и, приняв более непринуждённую позу, отпил чай из пиалы. Казавшееся в самом начале их диалога угрюмое расположение духа хозяина дома внезапно приобрело оттенки радости и беззаботности, отчего Харуми напряглась еще сильнее, решив, что веселье связано с её вчерашними неумелыми попытками сблизиться с мужчиной. Стараясь скрыть появившийся румянец, Харуми опустила голову и пролепетала: — Замечательно, — и чуть погодя добавила: — Простите, Тобирама-сама, мне ужасно стыдно… — За что? — Сенджу отставил чашку в сторону. — За то, что пришла в мой дом без приглашения? Или за свои скудные методы соблазнения? — он протянул ладонь к лицу Харуми, надавив на её подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Или за то, что оставила меня ни с чем, заняв при этом мою же постель? Ну, за что ты просишь прощения? — За всё, — произнесла Харуми, пытаясь не расплакаться. — Не думай, что всё это сойдёт тебе с рук, — Тобирама понизил голос, но тут же рассмеялся: — Однако сегодня у меня хорошее настроение, поэтому я закрою глаза на твои выходки, если ты пообещаешь, что больше подобное не повторится. Договорились? — и удовлетворённо улыбнулся, когда Харуми активно закивала головой. — Умница. — Тобирама-сама, — аккуратно начала девушка, допивая остывший чай, — могу я узнать повод вашей радости? Вряд ли это как-то связано со мной. — Отчасти. Не буду скрывать, что твоё поведение меня тоже позабавило, — хмыкнул Сенджу, — однако весть о том, что Мадара вскоре будет занят разбором ссор двух своих женщин вызывает не меньшее недоумение и смех. — Двух? — Харуми показалось, что она ослышалась. — Ах… Ты ж не знаешь… Вчера вечером официально подтвердили дату свадьбы Мадары Учихи — шестнадцатое апреля — день, когда девочку из клана Кимура сдадут в рабство главе великого клана, — саркастически прыснул Тобирама. — А вторая… Вторая кто? — не унималась Харуми, всё ещё лелея надежду, что ей лишь почудилось. — Это слухи. Но очень громкие. Вроде как его постоянно видят и слышат в доме Каори Учихи. Надеюсь, не нужно объяснять звуки какого характера доносятся из её минка по ночам?       Тобирама осклабился, подлил себе чай и уставился на удивлённое лицо Харуми. Девушка, раскрыв рот, переваривала поданную ей информацию, от которой стало дурно, словно от яда. «На что я надеялась? Услышать своё имя? Какая я ничтожная, какая глупая! Все его вопросы были адресованы не мне, а тёплые взгляды явно видели не меня» — голос в голове кричал, бился, как загнанный, раненый зверь на охоте. В груди стало жутко больно, а на душе противно и горестно. Харуми поставила пустую пиалу перед собой, пытаясь сдержать порыв упасть на татами и разрыдаться от отчаяния и осознания собственной ненужности. — Что с тобой? — обеспокоено спросил Тобирама, глядя на полуобморочное состояние Харуми. Он, со всей присущей ему нежностью, взял её ладони в свои и придвинулся ближе. — Всё ещё плохо себя чувствуешь?       Подобная перемена в мужчине, который нравился Харуми, несмотря на её противоречивые отношения к нему из-за Мадары, очень удивила девушку. Тёплые, слегка шершавые ладони крепко сжимали её пальцы, отчего внутри всё сворачивалось в непонятный эмоциональный ком. Совесть не позволяла признаться Тобираме в том, что он был лишь средством достижения её глупой цели вывести Мадару на ревность. Заглядывая в тёмные глаза цвета сочной, спелой вишни, Харуми шумно сглотнула и торопливо забормотала, пока её не покинула смелость: — Тобирама-сама, спасибо вам за заботу обо мне. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь достойно отблагодарить вас за это. Несомненно вы отличный шиноби и прекрасный, — Харуми залилась румянцем, — красивый мужчина. Вы мне нравитесь… — Это я уже слышал, — кивнул Тобирама. — Оттого, — перебила его девушка, — я и не хочу делать вам больно.       Тобирама удивлённо уставился на Харуми, а после ласково улыбнулся. Он нежно, почти не касаясь, заправил упавшие ей на лицо иссиня-чёрные пряди волос и тихо произнёс: — Смелое заявление, но, боюсь, силёнок у тебя на это не хватит.       Он отодвинулся от Харуми и занялся углями в ирори. Лицо Тобирамы выражало мыслительный процесс, и девушка, поглядывая на него украдкой, старалась угадать о чём он думает. Новая партия чая, который Харуми никогда не любила, вливалась в неё на удивление споро, растекаясь приятным жаром по груди, и грустные мысли растворялись, теряясь в общей атмосфере, как чаинки в буром напитке — они по-прежнему никуда не делись, но были уже не на поверхности сознания. Девушка чувствовала себя в безопасности и покое, взирая на плавные движения мужчины, сидящего рядом: на его красивые предплечья, не скрытые рукавами хаори; на серьёзное, задумчивое лицо; на рассыпанные пепельные волосы, отдающие серебром. Тобирама был полной противоположностью Мадары во внешности, но суровый взгляд явно был их общей чертой.       Допив, как показалось Харуми, весь чай в доме Тобирамы, наконец пришло время попрощаться. Мужчина настаивал на том, чтобы проводить девушку до дома, но Харуми отказалась, чувствуя себя по уши в долгу за хорошее к ней отношение: Тобирама не только не воспользовался беспомощностью гостьи и её состоянием, но и ухаживал за ней всё утро, пытаясь снять последствия неудачной попытки смешать травы и алкоголь.       Когда холодный, зимний воздух наполнил лёгкие Харуми, та невольно улыбнулась, вдыхая полной грудью. Тобирама, не надевая верхнюю накидку на себя, проводил девушку до конца тропинки, ведущей к его дому. Прощаясь, он задержал Харуми, аккуратно взяв её за рукав плаща: — Днём у меня много дел, — он огляделся, будто выискивая вражеских шиноби, а затем порывисто, но нежно, тронул губами лоб Харуми, оставив на коже лёгкий, невинный поцелуй. — Но вечером я хотел бы вновь тебя увидеть. Выбрось всё спиртное из дома, пожалуйста. Я принесу тебе вкусный чай.       Харуми хотела было возразить по поводу напитка, но чувство радости и возбуждения от переполняющих эмоций заткнуло ей рот, так и не дав вырваться мыслям наружу. Она согласно кивнула, развернулась, поплелась домой и, несмотря на морозное раннее утро, встречающее рассвет и разливающееся солнечным светом по округе, почувствовала на душе покой и уют. «Я тоже ему нравлюсь… И это так волнительно. Значит то, что о нём говорят, неправда: Тобирама не ненавидит всех Учих. Ему не по вкусу только Мадара-сама. Ну, собственно, неудивительно, — Харуми скривилась, вспоминая ответ лидера клана на её попытку доложить о работе. — «Славно!» Ну и всё тогда. Не видать вам, Мадара-сама, моей любви, как своих ушей! Чтобы я ещё хоть раз постаралась ради вас!.. Ещё хоть раз изворачивалась, чтобы встретиться с вами взглядом!.. Да ни за что! Не будет больше моё сердце ускорять темп, а ноги не станут подгибаться при виде вас! И не позволю самой себе стать вашей безмолвной, влюблённой марионеткой. Есть на свете мужчина и получше, готовый быть со мной искренним, нежным и люб…»       Мысль Харуми оборвалась на полуслове, и в тот же миг всё, что думалось, стало себе противоречить: из соседнего дома важно и по-хозяйски вышел Мадара. Девушка вросла в землю, не в силах сдвинуться с места, глупо уставившись на то, как глава клана покидает жилище Каори Учихи. Сердце застучало так быстро и громко, что Харуми неосознанно прикрыла его ладонями, боясь, что мужчина заметит это. Её желание подойти к нему и вновь заговорить боролось со стремлением остаться незамеченной, и не ставить никого в компрометирующее положение. Однако Мадара, будучи человеком проницательным и внимательным, Харуми всё же заметил. Сурово нахмурив брови, он поднял ладонь, подзывая девушку к себе, и та, точно пребывая во власти гендзюцу, послушно зашагала к мужчине. — Не рановато ли для прогулок? — Мадара задал вопрос, пристально осматривая помятую Харуми. — Утренние прогулки поднимают мне настроение, Мадара-сама, — девушка поклонилась. — А свежий воздух полезен. — Особенно после бурного вечера? — тёмные глаза мужчины заигрывающе сверкнули. Не дожидаясь ответа из раскрытого рта девушки, Мадара произнёс, кивнув головой в противоположную сторону: — Налаживаешь «дружеские» связи с другими кланами? Это похвально. Но не стоит забывать о чести.       Харуми покосилась на дом Каори, а затем перевела взгляд на Мадару. Тот вздёрнул бровь и склонил голову на бок: — Хочешь что-то спросить? — бесстрастно осведомился он. — Нет, — и в этот короткий, ёмкий ответ, Харуми вложила всю ненависть и отвращение, которые только можно испытывать к мужчине, которого любишь. — Славно, — бросил Мадара и, не вступая больше в диалог, ушёл прочь.       Безмолвно стоящий рядом дом соперницы зазывал вломиться в него и оттаскать за светлые, совсем не учиховские волосы, его хозяйку. Харуми никогда не относилась к Каори предвзято: ей было плевать на то, есть она или нет, но в тот момент мир Харуми сосредоточился и замер на белокурой полуучихе, отчего ярость завладела девушкой — и она плюнула в сторону минка Каори, а после ускорила шаг.       Спустя время тихий, пустой дом Харуми наполнился теплом от ирори, запахом сырой рыбы и гневными выкриками: — Да что он в ней нашёл?! — прохаживаясь ножом по чешуе, рассуждала вслух Харуми. — Разве она может любить его так же сильно, как и я? Ставлю бутылку саке, что она с ним спит только ради влияния: тяжело быть вдовой, будучи Учихой лишь по покойному мужу, вот и подставляется под главу клана! Или Мадара слеп, что не видит этого, или ему это в радость. В любом случае — он глупец, раз не замечает других женщин, готовых отдать всё, не прося ничего взамен.       Весь день Харуми была на взводе, обсуждая сама с собой соперницу, которая таковой даже не являлась; идиотские, как ей казалось, поступки Мадары, включая его скорую свадьбу; и утешала себя воспоминаниями о нежных руках Тобирамы.       К вечеру энтузиазм поносить всех участников её бурного обсуждения поубавился. На смену злобы пришла меланхолия, наполнив глаза Харуми слезами. Она чувствовала себя совершенно потерянной, глупой, ничего не понимающей: ей нравился Тобирама, который хорошо к ней относился, но она продолжала грезить о Мадаре — мужчине, который не просто не принадлежал ей, но теперь никогда и не будет. Смириться с этой мыслью ей было тяжело, а принять собственное бедственное положение ещё сложнее. Забыть одного мужчину и переключиться на другого было крайне сложно. Харуми не могла понять, как можно перестать думать о человеке, который тесно связан с тобой, и все его решения напрямую влияют на твою жизнь? Если Мадара прикажет убить — Харуми возьмётся за нож; прикажет спасать — Харуми научится медицинским техникам; потребует раздеться и разделить с ним постель, — и Харуми выполнит это, даже если после придётся себя возненавидеть. На что она готова пойти, чтобы заслужить его внимание? И стоят ли все её усилия подобной награды?..       Утопая в размышлениях, Харуми не заметила, как жилище погрузилось во тьму. Побродив на ощупь, девушка зажгла свечи и подкинула дров в очаг. Настроение было хуже некуда, однако мысль об алкоголе Харуми сразу же пресекла: прошлый опыт доказал, что спиртное приносит больше проблем, чем их решения. Поэтому, заварив себе несложный отвар, девушка уселась у ирори, глотая настой в перемешку со слезами.       Вливая в себя вторую пиалу с отваром, Харуми вздрогнула от звона колокольчика, что донёсся с улицы. Тело напряглось, и в голове всплыло воспоминание, заговорившее голосом Тобирамы: «Вечером я хотел бы вновь тебя увидеть».