Ты холодна, а я горю

Уэнсдей очнулась в больнице три дня спустя. Ее родители были рядом, окружая ее типичной для них заботой. Хотя она была удушающей, она втайне была рада, что они приехали. В ее руке стояла капельница. Девушка была слаба, и ей с трудом удавалось держать глаза открытыми при резком флуоресцентном освещении. — О, моя дорогая, — сказала ее мать, гладя ее по лицу. Уэнсдей закрыла глаза и позволила этому случиться. Ее отец, естественно, плакал. — Нам так повезло, что этот мальчик спас тебя. Мы обязаны ему многими, многими благословениями, — сказал ее отец. Уэнсдей открыла рот, пытаясь заговорить. Это заняло мгновение. — Какой мальчик? — прохрипела девушка, хотя и знала, кто это был. Ксавьер. — Ксавьер Торп. Он нес тебя 2 мили по лесу. Врачи сказали нам, что если бы он не вытащил часть яда ртом, было бы слишком поздно вводить противоядие. Умный, очень умный мальчик, — сказала Мортиша. Уэнсдей поднесла руку к шее, нащупывая там повязку. Место укуса было болезненным и слишком чувствительным. — Неужели он… — Он здесь. Он здесь, дорогая, — сказала Мортиша, поглаживая ее по руке. Конечно, так оно и было.

***

Несколько часов спустя Уэнсдей убедила своих родителей уйти, чтобы поужинать. Инид пришла в гости с черными розами в руках. Она сказала Уэнсдей, что Кэсси пошла и призналась во всем полиции, но Адриату до сих пор не нашли. Уэнсдей должны были выписать завтра, если все и дальше будет идти гладко. Она хотела выбраться оттуда сейчас же. Ненавидела чувствовать себя беспомощной, ненавидела, что ее родители чувствовали необходимость быть рядом. Именно тогда Ксавьер постучал в дверь и приоткрыл ее. — Могу я войти? -сказал он своим низким голосом. — Да, — сказала Уэнсдей, и парень вошел внутрь. Она вздрогнула, когда увидела его. У него был подбит глаз, разбита губа, а рука была на перевязи. Это все было из-за нее, борющейся за то, чтобы убежать от него в воде, когда она была под влиянием песни сирены Адриаты. Инид сказала ей, что в борьбе сломала ему ключицу, отсюда и перевязь. — Ты бы видела другого парня, — пошутил он, глядя на ее лицо. — Это не смешно, — сердито сказала она. Она не ожидала, что почувствует себя такой расстроенной, увидев его. Ей стало физически плохо от того, что она дотронулась до него, чтобы причинить боль, хотя ничего не могла с этим поделать. Уэнсдей повторила ошибку, которую совершила два года назад, и была в ярости на себя. Она ослабила бдительность, позволив себе отвлечься на романтику. Если бы она не была так слаба в своем желании попрощаться с Ксавьером, она бы гораздо тщательнее продумала свой план по поимке Кэсси и Адриаты. Она бы аккуратно, ловко поймала их, и она бы торжествовала, и Ксавьер никогда бы не пострадал. Но она этого не сделала, и ему было больно. Из-за нее. Увидев ее лицо, он нахмурил брови и сел на стул рядом с кроватью. — Эй. Ты чего? — спросил он. — Ты не должен быть здесь, — сказала девушка. Ее сердце болезненно сжалось при виде его ран. Она хотела, чтобы он ушел. Она также хотела, чтобы он забрался в кровать и обнял ее. — Нет. Я не позволю тебе сделать это, Уэнсдей, — сказал он, сжимая челюсть. — Сделать что? — решительно сказала она. — Оттолкнуть меня. — Тебе больно из-за меня. Это все из-за меня, Ксавьер. Если бы ты не последовал за мной, ты бы не пострадал, и… — И ты была бы мертва. Я имею в виду, что это ты лежишь на больничной койке. Не я, — сказал он, обрывая ее. Она ничего не сказала. — Ты солгаал мне. Почему ты солгала мне? — прошептал Ксавьер. Она все еще молчала, закрыв глаза. — Я солгала, чтобы защитить тебя, — хотелось ей крикнуть. — Я солгала, потому что не могла вынести мысли о том, что с тобой может случиться что-то ужасное, и это случилось, потому что ты последовал за мной. — Если бы я не нашел тебя, ты была бы мертва, Уэнсдей. Ты знаешь, что это сделало бы со мной? Я бы не смог жить с самим собой, зная, что мог бы остановить тебя. И все это было ради чего? Чтобы ты могла доказать, что можешь раскрыть это дело самостоятельно? — сказал он, проводя рукой по волосам. — Я пыталась предотвратить нечто подобное, — сказала она. — О, это чушь собачья, Уэнс. Ты хотела доказать, что тебе больше никто не нужен. Я имею в виду, ты вообще думала о том, чтобы попросить меня о помощи? Мы могли бы сделать это вместе. Но твоя гордость, твой страх перед моей заботой победили, — произнес он. — Мне больше никто не был нужен, — отрезала она. — Очевидно, — усмехнулся он. — Чего ты хочешь от меня? Чтобы я сказала тебе спасибо? — Я хочу, чтобы ты была честна с собой в течение двух секунд, — сказал он. — По поводу чего? — сказала она, хотя и знала. — Твои чувства ко мне, — сказал он. — Какое это имеет отношение к чему-либо, Ксавьер? — Ты знаешь, что это имеет отношение ко всему, Уэнс. Просто перестань бороться с собой, хотя бы на секунду. Скажи мне, прямо здесь и прямо сейчас. Ты вообще что-нибудь чувствуешь ко мне? Девушка посмотрела на его лицо, совершенное и красивое, даже несмотря на синяки. Он смотрел на нее, ожидая. Всегда такой терпеливый и такой нежный, когда она так часто жестоко отвечала ему взаимностью. Точно так же, как травмы, которые он перенес физически, он терпел ее колючость, ее холодность, потому что знал ее и видел такой, какая она есть. Это случилось бы снова, она причинила бы ему боль, даже не желая этого, если бы он позволил это. Он тоже это знал, и все же. Он был таким хорошим, таким добрым, мягким там, где она была жесткой, всегда давая ей именно то, в чем она нуждалась. Она любила его, и осознание этого приводило ее в ужас. Поэтому, как трусиха, она ничего не сказала. Он молча кивнул и встал, чтобы уйти. — Прощай, Уэнсдей, — сказал Ксавьер и ушел, с тихим щелчком закрыв за собой дверь.