Ты холодна, а я горю

Уэнсдей спряталась под пирсом рядом с озером, ожидая появления Кэсси и Адриаты. Они с Вещью разошлись, чтобы отправить сообщения с соответствующих мобильных телефонов Кэсси и Адриаты: ‘Встретимся на пирсе в 2:00 утра хх’. Она бросила кости. Теперь пришло время посмотреть, окупилось ли это. Если бы Кэсси и Адриата действительно были в тайных отношениях и убили Томаса, как она подозревала, они, без сомнения, пришли бы встретиться друг с другом. Уэнсдей не хотела лгать Ксавьер о том, что она уехала со своим дядей, но она сочла это необходимостью. Если Уэнсдей ошибалась, ей действительно пришлось бы где-нибудь спрятаться на некоторое время. Или, что еще хуже, если бы она была права, Ксавьер настоял бы, чтобы он пойдет с ней. Если что-то пойдет не так, он окажется в опасности, и она не сможет с этим жить. Хотя у нее не хватило сил что-либо сделать, не попрощавшись должным образом. Она позволила себе овладеть им вот так еще раз. Лучше солгать и пойти своей дорогой. Она привыкла к этому. Затем Уэнсдей услышала голоса над собой. Она присела еще ниже, песок слегка захрустел под ее ботинками. — Кэсси? Почему ты хотела встретиться, что-то случилось? — это была Адриата. — Что? Это ты написала мне, чтобы мы встретились в 2:00, — ответил высокий хриплый голос Кэсси. — Кэсси, любовь моя, я думаю, стресс из-за всей этой истории с Томасом сказывается на тебе, — сказала Адриата успокаивающим и мелодичным голосом. Послышались шаги, затем звук соприкасающейся ткани. Возможно, они обнимались. Уэнсдей была так близка к разгадке. У нее в кармане было записывающее устройство. Предполагалось, что Вещь должна была находиться поблизости с аналогичным устройством. Если ей повезет, то они продолжат изливать душу, и ей даже не придется вмешиваться. — Я-я думаю, ты права. Я так нервничала, особенно с тех пор, как мы втянули в это Уэнсдей. Я просто чувствую себя так плохо… — Уэнсдей Аддамс — преступница, и точка. Не имеет значения, что она не убивала Томаса. Карма наконец-то настигнет ее, — сказала Адриата. — Может быть, ты и права… Затем Уэнсдей подвинулась, и ветка хрустнула. Это было не слишком громко, но этого было достаточно, чтобы прекратить разговор. — Кто там? Выходи, — сказала Адриата. Уэнсдей медленно выдохнула и поднялась на пирс, чтобы присоединиться к двум другим девушкам. Они уставились на нее, потрясенные. — Здравствуйте, Адриата и Кэсси. Похоже, вы обе были очень заняты. Адриата, казалось, пришла в себя первой, ее свирепые черты приняли нейтральное выражение. — Что ты слышала? — сказала Кэсси, дрожа. — О, ничего особенного. Но то, что я услышала, подтвердило мои подозрения, что Адриата перерезала горло Томасу в отместку за нападение на тебя. Когда детективы обнаружили больше улик, вы начали нервничать. Когда вы заметили, что детективы проявляют ко мне интерес, вы решили подставить меня, взяв мой нож из моей комнаты во время девичника и бросив его в озеро. Что подводит нас к настоящему моменту. Как я справилась? — Хммм. Ты хороша. Но только одна поправка. Томас перерезал себе горло. Когда я сказала ему сделать это, — сказала Адриата. У Уэнсдей кровь застыла в жилах. Она вляпалась по уши. У нее не было ничего, чтобы защитить себя от силы сирены Адриаты. Она проклинала себя за то, что не воспользовалась украшением, которое Бьянка подарила Ксавьеру. — Уэнсдей, мне так жаль, мы бы не подставили тебя, но ты… — начала Кэсси, но осеклась. Она была в слезах, на грани истерики. Уэнсдей почувствовала укол сочувствия к ней. — Мы бы не подставили тебя, если бы ты не начала совать нос повсюду, как маленькая любопытная сучка, — сказала Адриата, ухмыляясь. — Меня не волнует, что ты убила Томаса, но я должна была очистить свое имя, — сказал Уэнсдей. — И как именно ты это сделаешь? Все против тебя, — сказала Адриата, скрещивая руки на груди и подходя к ней ближе. — Я записываю весь этот разговор. Приберегу это для полиции, — сказала Уэнсдей, наконец раскрывая свои карты. Это было глупо и опрометчиво, но это было все, что у нее было. Но, по воле судьбы, Уэнсдей вообще пришлось беспокоиться не об Адриате. Это была Кэсси. Она схватила Уэнсдей и вонзила клыки ей в шею. Уэнсдей ахнула от боли, вырываясь из рук Кэсси. Она споткнулась, ее рука прикрывала укус. Кровь стекала по ее шее на топ. Больно было не от укуса, а от яда. Она уже чувствовала его, как огонь, медленно распространяющийся из раны на мягкой, нежной плоти ее шеи. Ей нужно было противоядие. — Черт, Кэсси. Теперь ты должна обратить ее, или позволить ей умереть от укуса. Они в любом случае узнают, что это был ты! — Адриата закричала. — О боже мой, о боже мой, прости, я запаниковала… Уэнсдей… что мне… — Кэсси опустилась на землю, закрыв уши руками. — Я думаю, есть только одна вещь, которую мы можем сейчас сделать, — вздохнула Адриата. Уэнсдей уже была слишком дезориентирована, чтобы бежать, яд замедлял ее чувства. Адриата повернулась к Уэнсдей, глаза ее сияли. — Прыгни в озеро и утони, — сказала она голосом сирены, окутавшим Уэнсдей. Уэнсдей была беспомощна сделать что-либо, кроме как повиноваться. Это была ее миссия, ее долг — прислушаться к приказу, который дала ей Адриата. Конечно, она утонула бы в озере. Она не могла вспомнить, зачем еще она существовала, кроме как для того, чтобы выполнить этот приказ, который отдала ей сирена. Укус в ее шее теперь был лишь тупой болью, едва заметной, когда она медленно пошла к концу пирса. У нее было смутное ощущение шагов, убегающих от причала. Уэнсдей подошел к концу причала. Без колебаний она прыгнула в воду и позволила себе утонуть. Вниз, вниз, вниз, она опускалась на дно озера. Было темно и холодно, а ее одежда была тяжелой. Ничто из этого не имело значения, было только: Прыгни в озеро и утони. Прыгни в озеро и утони. Прыгни в озеро и утони. Это прокручивалось по кругу в ее голове. Больше ничего не было реальным. Прыгни в озеро и утони. Жжение в ее груди от недостатка кислорода было сравнимо с ожогом от яда на шее, медленно распространяющимся по всему телу. Однако это была запоздалая мысль. Несущественная. В глазах у нее потемнело. Это был почти конец. Она довела дело до конца. Затем чья-то рука схватила ее, обвив вокруг талии. Она тянула ее к поверхности озера. Уэнсдей в ярости попытался высвободиться. Никто не собирался ее останавливать. Она должна была выполнить приказ. Прыгни в озеро и утони. Прыгни в озеро и утони. Она должна была это сделать. Уэнсдей боролась изо всех сил, пытаясь вырваться. Она брыкалась, царапалась, выставляла локти. Тем не менее, рука держала ее и тянула к поверхности. Хотя она боролась со своим спасителем, она не могла бороться со своим телом. Она больше не могла задерживать дыхание. Она сделала большой глоток и вдохнула воду, и все вокруг почернело. Когда она пришла в себя, то лежала на спине на берегу. Кто-то делал ей компрессию грудной клетки, и она начала откашливаться водой, задыхаясь и отплевываясь. — Дыши, черт возьми. Уэнсдей, дыши, пожалуйста! Уэнсдей снова закашлялась, и ее глаза распахнулись. Это был Ксавьер. Он был насквозь мокрым, как и она, и плакал. Мир все еще был туманным, края расплывчатыми и черными. Ее шея горела. Песня сирены была прервана. Уэнсдей повернулась на бок и выплюнула еще воды, вызвав рвоту. Она вся тряслась, и Ксавье схватил ее за плечи. — Хорошо, хорошо, детка, продолжай кашлять. Когда она закончила, то слабо опустила голову обратно. Теперь, когда ее легкие были пусты, она больше не могла игнорировать горячую агонию от яда, который распространялся по ее телу. Она закричала, ее горло пересохло от вдыхания воды. Ее рука царапала шею, отчаянно указывая на следы укусов от клыков Кэсси. — Уэнсдей, что это… о, черт, — сказал он, отталкивая ее руку, чтобы он мог осмотреть ее. Это было как вспышка, боль, не похожая ни на что, что она когда-либо испытывала раньше. Это угрожало ее рассудку. Ее ноги задергались, и она не смогла сдержать еще один крик боли. — Иди за помощью, сейчас же! — Ксавьер на кого-то закричал. Ее мир погружался во тьму. Она не хотела умирать вот так. — Боже, я надеюсь, что это сработает, — в отчаянии пробормотал Ксавье. Он помог ей лечь на спину, прижался ртом к следам от уколов на ее шее и начал сосать. Он пытался вытащить яд. Рука Уэнсдей сжала его руку. Она почувствовала, что ее сознание ускользает. Губы Ксавьера все еще был на ее шее, когда все потемнело.