Ты холодна, а я горю

Ксавьер и Уэнсдей сидели в одиночестве в чайной комнате и ждали, когда вернется мадам Дефонт с эликсирами. Ее не было уже несколько минут, Ксавьер даже успел написать Инид и Аяксу, что их не будет до утра. — Ты в порядке? На минуту мне показалось, что еще немного и ты потеряешь сознание, — произнес Ксавьер, озадаченно смотря на девушку. Она кивнула, ее лицо все еще было слишком бледным. — Покажи ладонь, — сказал он. Она безропотно протянула руку, показывая порез на ладони. Он все еще кровоточил. Ксавьер взял одну из разноцветных салфеток со стола и обмотал ладонь девушки. — Это было глупо с твоей стороны согласиться на эликсир, — сказала она, кладя ладонь на свое колено. Ксавьер же так не считал. Это было легкое и правильное решение. Он не собирался упустить информацию, которая могла обелить имя Уэнсдей. Кроме того, она принимала участие во множестве сумасшедших идей. Он знал, что она не смогла бы отказаться и от этой. — Это было также глупо, как и соглашаться на кровавую клятву без меня, — ответил он. — Я подумала, что если что-то пойдет не так, то хотя бы один из нас выберется. Кроме того, ты гораздо более брезглив, чем я, — ответила она. — Если бы я не знал тебя, то подумал, что ты проявляешь заботу, — сказал он. — Хорошо, что ты меня знаешь. Он смотрел на нее, и в памяти всплыл момент, как она говорил: «Он — мой», что так не вязалось с ее холодостью по дороге сюда. — Да, — хотел он сказать, — Я — твой. А ты — моя? Он тяжело сглотнул и промолчал. — В твоих снах была Дефонт? — спросила Уэнсдей. — Не знаю. Возможно. Женщина в моих снах была менее… сильной. Энергия Дефонт разрушительна. Уэнсдей собиралась ответить, когда мадам Дефонт вошла в комнату, заставляя их обоих замолчать. — Следуйте за мной.

***

Дефонт проводила их в большую, пустую комнату. Стены были стерильно белые. Деревянные полы блестели. Единственной вещью в комнате был блестящий серебряный поднос, стоящий на маленьком столе, с двумя склянками. Жидкость в них была темно-красной, будто кровь или вино. — Так что конкретно с нами произойдет? — спросил Ксавьер. — Оно отведет вас туда, где вы хотите быть, — ответила мадам Дефонт с улыбкой. — Объясните, — сказала Уэнсдей, прокашлявшись. Она не боялась того, что с ней произойдет. Она просто не хотела терять контроль. — Оно пробудит ваши скрытые желания и всякие страхи, которые вас сдерживают, оно даст вам то, чего вы оба хотите. Я называю его «Рай», — сказала Дефонт. Это все еще звучало слишком расплывчато, что нервировало Уэнсдей. — И это работает? — спросил Ксавьер. — Это именно то, что мне и нужно узнать. Теперь пейте, а я оставлю вас наедине, позволяя магии проявиться в полную силу, — сказала Дефонт, протягивая склянки. — До дна, — пробормотал Ксавьер, и они оба выпили. Зелье обожгло горло Уэнсдей, но она проглотила все до последней капли. Вероятно будучу удовлетворенной, Дефонт покинула комнату. Едва дверь захлопнулась, Уэнсдей почувствовала изменения. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Ксавьер, заправляя волосы за уши. Ей казалось, что она перепила шампанского и опьянела от его пузырьков. У нее было прекрасное настроение, все тревоги ушли. Расследование, Эрнандес, Томас, остальные тревоги, все они больше не существовали. Как не существует и вчерашнего дня. И завтра тоже не существует. Существовал только этот момент, Ксавьер и необъятное чувство эйфории. — Потрясающе, — ответила она. — Я тоже, — сказал он, засмеявшись. По ее коже побежали мурашки, когда она увидела ямочки на его щеках. Не было смысла отрицать ее симпатию. Страха не было. Это Ксавьер. Она тонула в его длинных ресницах, его идеальных скулах, полных губах. Она желала прикоснуться к нему. — Смотри, тут есть все мои инструменты, — удивленно сказал он. Уэнсдей обернулась, и вместо пустой комнаты увидела мастерскую со всеми его картинами. Большое пустое полотно также было там, ожидая своего часа на мольберте. Чуть дальше стоял маленький розовый двухместный диванчик. — Позволь мне позировать для тебя. Нарисуй меня, — сказала Уэнсдей. — Да. Пожалуйста, Уэнсдей, позволь мне, — сказал он. Ксавьер подхватил ее и закружил. Уэнсдей рассмеялась. — Еще, — сказал он, смотря на нее так, будто она — необыкновенное сокровище. Этот взгляд согрел ее. Вместо того, чтобы отвести взгляд, она тонула в нем, позволяя себе упиваться его обожанием. — Я думала, ты собираешься нарисовать меня, — прошептала она. Она начала расстегивать свои блузку. Потом бюстгальтер. Она потянула за молнию на юбке и позволила ей упасть к ногам. Она избавлялась от своей одежды медленно до тех пор, пока не оказалась полностью обнаженной, чувствуя как по телу скользит его взгляд и не стесняясь этого. — Господи. Уэнсдей. Могу я…? — Ксавьер прикоснулся к кончику ее косы. Она кивнула, позволяя ему расплести косы его длинными, ласковыми руками. Ее длинные черные волосы упали волнистым каскадом на обнаженные плечи. Он провел ее к дивану, и она легла поперек него на бок, подперев лицо одной из своих рук. — Ну как? — спросила она. — Идеально. Ты просто идеальна, — ответил он, отходя от нее и направляясь к мольберту. Он начал рисовать. Уэнсдей позировала. В комнате царила тишина, пока он работал, воздух накалялся каждый раз, когда он смотрел на нее, сведя брови. Уэнсдей было неважно, сколько прошло времени, будь то час или два. Она позволила ему увидеть себя и не хотела, чтобы он останавливался. — Я закончил, — сказал он, откладывая кисть. Его ладони были покрыты краской. Он улыбался и едва дышал. Она встала и подошла оценить картину. — Что думаешь? — спросил он. — Это прекрасно, — сказала она. Это была она, лежащая на диване. Сходство и мазки краски были идеальными, да, но он также уловил суть Уэнсдей. Это были ее глаза, а также огонь, плескавшийся в них. Это были ее губы и все резкие слова скрытые внутри. Любой мог взглянуть на нее и увидеть, что тот, кто ее нарисовал, знал ее изнутри и снаружи. — Ты нарисовал шрам на моем плече, — сказала она, поворачиваясь к нему. — Да. Ты подставилась под стрелу ради меня. Могла умереть. Я этого не забуду, — сказал он. А потом он наклонился и поцеловал ее в шрам. — Я могу убить за тебя, — сказала она. — Я знаю, это самое лучшее признание от тебя, — сказал он и поцеловал ее. Их рты двигались в унисон, медленно, горячо. Ладони Ксавьера на ней оставляли полосы краски везде, где он прикасался к ней. Ее талия, ее бедра, ее плечи. Его касания разжигали огонь в ней, и она прижалась ближе. Они переместились к диванчику, Ксавьер быстро избавился от своей одежды, стер краску с ладоней и лег на нее. Он начал целовать ее более нетерпеливо и ввел два пальца внутрь нее. Она терялась при каждом движении пальцев внутри. — Прошу, — сказал она. — Все, что угодно, Уэнсдей, — сказал он, скользнув внутрь нее. Она застонала, притягивая его ближе. Он двигался в ней, медленно и глубоко. Все ее чувства, казалось, обострились, и она почувствовала, как внутри нее нарастает знакомая волна. Он смотрел ей в глаза, двигаясь внутри нее, и она не отводила взгляда. Ладонь Ксавьера скользнула между ними, касаясь ее клитора, и прошли доли секунды, когда она сжалась вокруг его члена, кончая, простонав его имя. Он начал входить в нее с большей интенсивностью. Это было умопомрачительно вкусно, и она была невероятно мокрой. Он поцеловал ее, и она чувствовала, что он приближается к собственному оргазму, ей нравилось, что у нее была эта частичка плотского, интимного знания о нем. — Я люблю тебя, — сказал он, и она позволила ему. Ксавьер вышел из нее, со стоном кончая ей на живот. Они оба были покрыты краской и потом, но он обнял ее, и ни один из них не пошевелился. Внезапно Уэнсдей почувствовала сильную усталость. Это было похоже на конец кофеиновой катастрофы. Будто она приняла снотворное. Ее веки затрепетали, закрываясь, и она заснула в объятиях Ксавьера, счастливая и вся в краске.

***

Уэнсдей проснулась на следующее утро в одиночестве. Она была в очень богато украшенной кровати, в очень богато украшенной комнате. На ней была одежда. Сначала она не поняла, где находится, и ее охватила паника. Затем она вспомнила и вскочила с кровати. В голове у нее стучало. Она, спотыкаясь, брела по залам, увешанным картинами эпохи барокко, пока не нашла мадам Дефонт и Ксавьера, сидящих в чайной комнате и пьющих кофе. Они оба повернулись к ней, когда она вошла. Она поняла, что не может смотреть на Ксавьера. — Ах, Уэнсдей. Я уже начала думать, что ты никогда не проснешься. Пожалуйста, присоединяйся к нам, чтобы мы могли завершить нашу сделку, — сказала Дефонт. Уэнсдей чопорно села. Ей не нравилась мысль о том, что они будут говорить без нее. Ей не понравилась идея, что Дефонт одела ее и уложила в постель. — Я предполагаю, что вы хотите узнать о действии эликсира, — сказал Уэнсдей. — У меня есть вся необходимая информация, — сказала Дефонт с улыбкой. — Тогда расскажите нам, что вы знаете о Томасе Блэкторне, — отрезала Уэнсдей. — Томас много лет приходил ко мне за эликсиром, который подавлял его ликантропию. Он хотел воспользоваться им, чтобы пойти в Иерихонскую среднюю школу, а не в «Невермор». Боюсь, что у меня нет о нем ничего, что могло бы помочь в вашем расследовании, — сказала Дефонт. — Ты рассказал ей? — Уэнсдей в ярости повернулась к Ксавье. — Что? Нет, конечно, нет, запротестовал Ксавьер. — Я уже знала о вашем расследовании до того, как вы появились на моем пороге, юные друзья, — сказала Дефонт. Она улыбнулась, как кошка, играющая с мышью. — Вы позволили нам выпить эликсиры и стать вашими подопытными, зная, что у вас нет никакой информации, которая могла бы нам помочь, — сказала Уэнсдей, кипя от злости. — Вы просили информацию о Томасе. Я рассказала. Сделка есть сделка. — Ты лживая, злобная… — Уэнсдей, остановись. Мы ничего не можем сделать, — сказал Ксавьер, обрывая ее. — Да, послушай Ксавьера Торпа. Тебе следует следить за собой. Моя доброта имеет свои пределы. Но я оставлю вас с этим. Убийца, которого вы ищете, — студент Невермора.

***

В машине Ксавьер чувствовал, как Уэнсдей воздвигает между ними невидимую стену, ту самую стену, которую он неуклонно разрушал. Она молчала и смотрела в окно, в то время как расстояние между ними и мадам Дефонт увеличивалось. — Послушай, Уэнсдей, я знаю, что все прошло не так, как мы хотели, но нам нужно поговорить о прошлой ночи, — сказал он, нарушая напряженное молчание. Ксавьер подумал о ней, лежащей поперек дивана, когда он рисовал ее. Он думал о том, как она смотрела в его глаза, пока он был внутри нее. В кои-то веки железная маска, которую она носила, идеальный контроль, который она сохраняла, исчезли. Она скрывала свои истинные чувства. Воспоминание об этом было как удар ножом в сердце, интенсивность этого была физически болезненной. Это было все, чего он когда-либо мог пожелать, как и обещала мадам Дефонт. — Здесь не о чем говорить, — сказала она. — Чушь собачья, — сказал он. — Ничего из этого не было настоящим, Ксавьер. Это был эликсир, — холодно сказала она. — Я думаю, мы оба знаем, что это неправда, Уэнсдей. — Ты ничего не знаешь. Все это было фальшивкой. — Я знаю, что ты та самая девушка, которая сказала мне, что убила бы ради меня. — Хватит. Просто веди машину, чтобы мы могли выяснить, кто убийца, и мы сможем оставить все это позади, — сказала она. Ксавьер покачал головой, крепче сжимая руль. Он ничего не добьется с ней таким образом, это было все равно что плыть против течения, и он устал, поэтому ничего не сказал. Он просто вел машину.