Ты холодна, а я горю

На утро, едва проснувшись, Уэнсдей мечтала об отмщении. Точнее, об отмщении и головной боли убийцы. Она медленно поднялась и направилась в ванную, стараясь лишний раз не шуметь, чтобы не разбудить Инид. Включив душ, она повернулась и посмотрела в зеркало. Отражение в нем ее не порадовало. Потекшая тушь разводами лежала под глазами. В живых осталась лишь одна косичка. На ней все еще была вчерашняя одежда. Она быстро разделась, залезла под струю воды и начала с гневом смывать с себя следы произошедшего прошлой ночью. Сцена в лесу отпечаталась в памяти, пробуждая в душе гнев и унижение. Во-первых, нужно разрушить жизнь Томаса. Во-вторых, больше не пить. В-третьих, Ксавьер… Вспоминая прошлую ночь, она почувствовала дрожь в коленях и села на пол душевой кабины, позволяя горячим струям воды бить по спине. Она уставилась на черные пластыри на своих коленках, а перед глазами вспыхивали отрывки прошлой ночи. Ксавьер, его руки успокаивают ее. Ксавьер, его благородство, то, как он очищает ее. Ксавьер, ладони художника заставляют ее заснуть. Все это было слишком для нее. Она хотела сгореть заживо. Она хотела выдрать свои волосы. Она хотела разодрать его лицо за то, что видел ее в таком состоянии. Она хотела причинить ему боль. Она хотела, чтобы он причинил ей боль. Уэнсдей стояла под струями воды, пока она не остыла, вернувшись в комнату, девушка увидела Инид с бейглом и черным кофе в руках. — Подумала, что тебе может пригодиться, — произнесла Инид смущенно, ставя чашку кофе и тарелку на стол Уэнсдей. Уэнсдей кивнула и села за стол, делая глоток кофе. — И так… ты в порядке? — спросила Инид. — Почему ты спрашиваешь? — Ну, ты была достаточно пьяна вчера, а похмелье бывает чересчур жестким, так что… — Я в порядке, спасибо, — быстро ответила Уэнсдей, с облегчением поняв, что Инид ничего не знает. — О, это хорошо. Я в библиотеку. С Днем Рождения! — воскликнула Инид. Она ушла, оставив Уэнсдей с похмельем и желанием умереть.

***

Стук в дверь разбудил ее. За окном было темно, она явно заснула за столом. На часах было восемь вечера. Черт. Уэнсдей встала и направилась к двери. Открыв и увидев, кто стоит за дверью, она развернулась и снова села за стол. — Что? — спросила она. — И я рад тебя видеть, Уэнсдей, — хмыкнув, ответил Ксавьер, входя в комнату. — Что тебе нужно? — Я хотел убедиться, что ты… в порядке. Тебе нигде не было видно, так что… — Почему я должна быть не в порядке? — спросила Уэнсдей, раздраженная тем, что он был вторым, кто задал этот вопрос. — То есть мы притворимся, что прошлой ночи не было? Понятно. — Я сказала тебе. Я перебрала. Пошла в лес, меня вырвало. Нашла тебя. Конец истории, — произнесла девушка. — Нашла меня? Конец истории? — переспросил Ксавьер. — Да. — Господи, ты невозможна, — произнес он, подходя к ней. Ее сердце сжалось, желудок перевернулся; она крепко скрестила руки на груди. Край темно-фиолетового синяка выглядывал из-под ее рукава. Взгляд Ксавье метнулся к нему. Он потянулся и схватил ее за руку, задрав рукав ее свитера, обнажив ужасный синяк в форме отпечатка ладони. Уэнсдей яростно вырвала у него свою руку, кипя от ярости. — Кто это сделал? — спросил Ксавьер, его голос был тихим и спокойным. Но его грудь быстро поднималась и опускалась, что выдавало его. Уэнсдей отвернулась, упрямо сжав челюсти. Она не заметила синяк раньше; она была уверена, что прикрыла бы его получше. — Кто, блядь, сделал это с тобой, Уэнсдей? — потребовал Ксавьер. — Я же сказала, что упала. — Черта с два, — выдохнул он. — Я разберусь с этим сама, — ответила она с гневом. — Так что же это, все-таки? Ты просто упала или есть, с чем разобраться? Господи, Уэнсдей, тебя… — Ты что думаешь, что раз ты помог мне, когда я напилась, то теперь тебе нужно защищать мою честь? Думаешь, мне нужна твоя помощь? Это жалко, Ксавьер, даже для тебя. Ксавье отшатнулся, будто она ударила его. Он сжал челюсть, помолчал мгновение, прежде чем ответить. — Так и думал. Ты подпустила меня к себе и испугалась этого, а я снова расплачиваюсь. Ты уверена, что ты такая крутая и стойкая, но я-то вижу тебя насквозь, Уэнсдей, — произнес он. — Я не боюсь тебя. — Нет. Но ты боишься нас. Ты боишься довериться. Ты так чертовски напугана, что даже не хочешь сказать мне, кто причинил тебе боль, и ты защищаешь этого человека, пока он на свободе и, возможно, ищет другую жертву, — ответил Ксавьер, теряя терпение. — Я не жертва, — на выдохе произнесла Уэнсдей. Выражение лица Ксавье стало страдальческим. — Кто знает, верно? Я даже не знаю настоящей истории, — наконец сказал он. Уэнсдей ничего не сказала. — Что, если бы это была Энид? Ей бы ты тоже сказала позаботиться обо всем самой? — сказал Ксавьер. — Пошел вон. — Уже. Я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как ты делаешь это с собой, — огрызнулся Ксавьер, выбегая из комнаты и с грохотом закрывая дверь.