all the ways about here belong to me

«Скорая помощь», которую они угоняют от стен больницы, лихо мчится по ухабистой проселочной дороге. — Минуты через три я приторможу, и вы покинете борт, — кричит сидящий за рулем дядя Фестер. — Я постараюсь сбить их со следа, уведу машину как можно дальше. — Вряд ли это поможет, если меня объявят в федеральный розыск, — замечает Тайлер. Ему приходится крепко держаться за поручень. — А он мало что понимает, да? — весело спрашивает их водитель у своей племянницы. — Он неофит. Дай ему время, — отвечает Уэнсдей. И поясняет для Тайлера, — Мы вытащили тебя из Баркли-хауса. Это психиатрическая больница для Изгоев, и они очень, очень не любят, когда правительство вмешивается в их дела. И тем более, когда узнает об их провалах. Они никуда не сообщат о твоем побеге. Но пустят по нашему следу свою специальную бригаду ищеек. — Звучит успокаивающе, — бормочет Тайлер. — Возьми, — Уэнсдей бросает небольшой мешочек, который он ловит одной рукой. Пальцы сминают податливое содержимое, и по запаху Тайлер понимает, что это кофейная гуща. — Взяла на вооружение твой рецепт. Вскоре Фестер сбавляет скорость, и они с Уэнсдей выпрыгивают из задних дверей. Она тут же сворачивает на обочину и исчезает среди высокого кустарника. Тайлер спешит следом. Полчаса они петляют по лесу, пока не выходят на окраину какого-то городишки. В тупике неприметной, совершенно мертвой в полуночный час улицы их ждет новый автомобиль. — Вы что, угнали его из музея? — перед Тайлером стоит великолепно сохранившийся, шикарный форд-кабриолет родом из пятидесятых. В темноте с трудом можно понять какого цвета кузов. Кажется, вишневый. — Дядя Фестер обожает находить нестандартный транспорт, когда пускается в бега, — невозмутимо поясняет Уэнсдей. — Сумка с твоей одеждой в багажнике. Переоденься. Найдя искомое, Тайлер с удивлением понимает, что это и правда его одежда. Старая одежда из дома. — Откуда она у тебя? — спрашивает, стягивая через голову больничную футболку. — Я заходила к твоему отцу перед тем, как он уехал из Джерико, — Уэнсдей стоит, оперевшись о кузов кабриолета. — Он не знал, что с ней делать. Как и с остальными твоими вещами. Ему явственно дали понять, что из больницы ты не выйдешь никогда. Он был совершенно разбит. Тайлер ежится. Не то от ночного холода, не то от последних слов. — Я не хотела давать ему надежду, — продолжает Уэнсдей. — И все-таки попросила собрать небольшую сумку с вещами, которые могли бы тебе пригодится. — Спасибо, — говорит Тайлер после короткой паузы. Он заслоняется откинутой крышкой багажника, чтобы переодеться. И чтобы скрыть смятение, которое вызвал в нем этот разговор. — А вот и вы, — с ноткой нежности, которой он никогда не слышал в ее голосе, говорит кому-то Уэнсдей, пока он зашнуровывает кроссовки. Оба ворона здесь. Один на ее плече, один на вытянутой руке. — Вы знаете, куда мы направляемся, — говорит она, свободной рукой поглаживая шейку Говарду. Или Филлипсу. Тайлер не представляет, как их отличить друг от друга. — Держитесь рядом. Та из птиц, что сидела на руке Уэнсдей, вдруг перелетает на плечо Тайлера и устраивается на нем, перебирая когтистыми лапками. — Привет, приятель, — Тайлер с опаской поворачивает голову, не уверенный, что не получит сильным клювом промеж глаз. — Спасибо, что составили мне компанию. Ворон легонько прихватывает клювом мочку его уха, прежде чем издать осипшее «кррр», взлететь и раствориться в темноте. Ворон с плеча Уэнсдей поступает также. — Это был Филлипс. Ты ему нравишься. А вот Говарда я бы на твоем месте опасалась, — комментирует случившееся Уэнсдей и ныряет на переднее сидение форда. — Тебе повезло, что я учился ездить на механике, — Тайлеру нужно время, чтобы подогнать кресло водителя под себя и понять, как все устроено. — Так, а где переключатель скоростей? Когда он готов тронуться, Уэнсдей ставит на приборную панель мобильный с открытым навигатором, снимая с языка вопрос, куда собственно, ему ехать. — Значит, решилась дать шанс технологиям двадцать первого века? — спрашивает Тайлер, когда более или менее осваивается за рулем. Они покинули безымянный городок и выехали на шоссе. — Телефон подарил Ксавьер, — с убийственной прямотой говорит Уэнсдей, смотря только на дорогу. Тайлер крепче сжимает руль. — Вы с ним… поладили? — с трудом подбирает он глагол. — Ты так завуалировано спрашиваешь, не стали ли мы встречаться? Нет, я предпочла Юджина. — Юджина?! — Тайлер поражен настолько, что на секунду теряет контроль над управлением, и автомобиль виляет. — Я шучу. Ты привил мне отвращение ко всякого рода романтическим отношениям на долгие годы вперед. — Помни, что я за рулем. И могу от расстройства от таких шуток направить машину в дерево или отбойник, — ворчит Тайлер. — Какая банальная случилась бы смерть, — Скучающе роняет Уэнсдей. В салоне повисает тишина. Тайлер делает несколько попыток завести другой разговор, но натыкается только на односложные ответы. — Если не хочешь разговаривать, то давай хотя бы музыку включим. Или, не знаю, в города сыграем, чтобы я не задремал за рулем. — Что за игра «в города»? — спрашивает Уэнсдей. Получив ответ, говорит. — Похоже на то, что я придумала в пять лет. «Мертвые города». — Мертвые? — Опустевшие, заброшенные или вовсе исчезнувшие по причине войн, техногенных и природных катастроф, или экономического упадка. — Ты хоть раз играла в нее с кем еще? — спрашивает Тайлер с откровенным весельем в голосе. — Мы играли с Вещью, — сухо отвечает Уэнсдей. — Хорошо, давай сыграем каждый в свою игру. Я буду называть обычный город, а ты — мертвый. Идет? — он дожидается кивка и говорит, — Нью-Йорк. — Карфаген, — молниеностно реагирует Уэнсдей. — Был стерт с лица Земли войсками Римской республики в 146 году до нашей эры в ходе трудной осады и ожесточенных уличных боев. — Новый Орлеан. — Нуэва Кадис. Одно из первых поселений европейцев на южноамериканском континенте. Пришел в упадок из-за естественного истощения популяции раковин, как следствие массового промысла жемчуга, и разрушительного урагана в 1541 году. — Ты будешь давать пояснения к каждому своему ответу? — Почему нет. Ты хотя бы узнаешь что-то новое. Твоя очередь. — Спрингфилд. — Двиград. В XVII веке население города подчистую выкосила эпидемия чумы. Город обезлюдел и так и не был заново заселен. Остатки средневекового замка, городские ворота и сторожевые башни можно увидеть и сейчас. — Детройт, — Тайлер начинает входить во вкус. — Теночтитлан — «место колючих кактусов» — город-государство, стоявший на месте современного Мехико. Один из самых развитых городов своего времени: в нем были каменные пирамиды, храмы, насыпные дороги и даже каменный водопровод. Конкистадоры сожгли и разрушили его ради золота и ванили. — Нагасаки, — неожиданно для себя выпаливает Тайлер. Город, который рисковал присоединиться к списку тех, что сейчас перечисляет Уэнсдей. — Ирам, — не задумываясь парирует она. — О, это одна из моих любимых историй. Крепость Ирам была одним из самых богатых населенных пунктов на территории современного Омана. Торговые караваны из Персии, Греции и Рима так и текли в город за благовониями и миррой. Согласно исламским преданиям, Ирам был разрушен по воле Аллаха, однако в 1980-е годы археологи выдвинули более прозаическую и ужасающую версию: город провалился в подземную карстовую воронку, которая и была причиной появления цветущего оазиса в пустыне. В течение многих столетий, пока горожане выкачивали из-под земли воду, воронка разрасталась, пока наконец земля не разверзлась и не поглотила Ирам и всех его жителей. Они играют так, пока не начинает светать. — Думаю, пора сделать первую остановку, — Уэнсдей бросает взгляд на часы. — Тебе нужно будет принять таблетки и немного отдохнуть. — Таблетки? — Ты же не хочешь получить «синдром отмены», разом соскочив с препаратов, которыми тебя накачивали в больнице? Остановимся в мотеле. Дядя Фестер сделал нам фальшивые водительские права. Тайлер ничего не говорит, но внутренне восхищен ее предусмотрительностью. Он паркуется у ближайшей дорожной гостиницы с неоновой розовой вывеской, и Уэнсдей подает ему пластиковое удостоверение и пачку налички. — Джон Джордж Хэйг, 24 года, — читает Тайлер. — Звучит довольно невзрачно. Мне нравится. А как зовут мою фальшивую спутницу? — Laisse moi me présenter. Je m'appelle Marie-Madeleine de Brainvilliers, — каким-то совершенно новым, переливчатым голосом произносит Уэнсдей. Тайлер пытается сдержаться, но улыбка сама по себе расплывается по лицу. — Какая же ты… позерка, — беззлобно припечатывает он ее и легонько дергает за одну из косичек. И пока она не успевает ничего сказать или достать холодное оружие с целью лишить его пары пальцев, вылезает из автомобиля и идет на круглосуточную стойку регистрации.