я предстаю перед судом (и все они признают меня виновной)

Уэнсдей уставилась на трех братьев, чувствуя, как у нее начинает болеть голова. Борьба или охота были легкими испытаниями, но совместимость? Разве Инид не могла просто позволить ей убить их? Все, чего она хотела, это доказать надоедливым мальчикам-волкам, что она достойна ухаживать за их сестрой. Если бы Инид позволила ей, она бы относилась к девочке как к своему солнцу, обожала бы и боготворила ее. Она украдкой взглянула на покрасневшую блондинку. Не то чтобы она хотела, чтобы Инид дала ей шанс… Но это был шанс получить ее. — О, это хорошая идея! — Колин присвистнул. — Именно! — Дункан кивнул, как возбужденный щенок. Из всех братьев он больше всего напоминал ей Инид. — Итак, Уэнсдей, если Инид… Если ты… Если кто-то… — Пауза… — Да, мне нечего сказать, дай мне секунду. — Завтра утром ты подала бы ей кофе с молоком или сливками? — Колин прищурился. — Ни то, ни другое. — Уэнсдей усмехнулась: — Инид не пьет кофе, ей из-за него плохо, она любит чай. Трое мальчиков немедленно повернулись к своей сестре с одинаковыми вопросительными взглядами на лицах. — Ты задал вопрос, на который не знаешь ответа?! — Инид зарычала. — Конечно, мы знаем ответ! — Балор покраснел: — Мы просто хотели убедиться, что, если ты изменилась? Пыхтя, блондинка ответила: — Она права. — Вау, я этого совершенно не знал. — Дункан снова улыбнулся. Были ли они с Инид запрограммированы улыбаться всему подряд? — Я бы купила ей булочку, потому что она отказывается есть что-либо еще из столовой и в противном случае пропустит завтрак. — Добавила, удивив всех братьев и сестру Синклеров. — Она… И в этом тоже права. — Инид закусила губу. Это мучительно. — Как насчет любимого мясного блюда Инид? — Снова спросил Колин. — Например, если бы была какая-то годовщина, что бы ты приготовила на ужин? — Независимо от времени суток, всякий раз, когда она что-то празднует, Инид предпочитает сладости мясу. — Уэнсдей закатила глаза, разве они не знали свою сестру? — Я бы купила ей торт из ее любимого магазина в городе. Те шоколадные радужные пирожные, эстетика которых ей нравится. Сверху, конечно, клубника. — Конечно, — кашлянул Колин, украдкой взглянув на Балора. Старший мальчик выступил вперед с высоко поднятой головой. — Если бы кто-то навязывался к Инид, пока ты была с ней, что бы ты сделала? — Спросил, скрестив руки на груди. — Например, если бы кто-то приставал к ней или флиртовал с ней? Самый простой вопрос в мире. Она была Аддамс, а они точно знали, как бороться с конкурентами. — Если бы это был кто-то, кто ее не интересует, я бы немедленно убила бы его за то, что он посмел прикоснуться к ней. — Уэнсдей невозмутимо ответила: — Если бы это был кто-то, кто ей действительно нравится, я бы вызвала его на дуэль за привязанность Инид. На это Дункан показал ей два больших пальца, в то время как на лицах Колина и Балора отразилось одинаковое удивление. Затем все трое отвернулись от обеих девушек, перешептываясь друг с другом, прежде чем, наконец, повернуться обратно. — Этот ответ приемлем. — Колин хмыкнул. Вдруг пришло озарение. — Любимое животное Инид? — крикнул Дункан, ухмыляясь. — Любимое животное Инид? В качестве домашнего животного? Кошки. В качестве еды? Кролики. — Любимый цвет? — Оранжевый, как листья осенью. Она слышала, как Колин шепчет Балору: — Разве не розовый? Ничуть не смутившись, Дункан продолжил: — Любимое время года? — Зима, потому что она любит смотреть, как падает снег, и Рождество. — Любимое занятие на Рождество? — Лежать под елкой и смотреть на огни, слушая музыку. — Еще даже не было Рождества, откуда ты это знаешь? — Балор нахмурился. Уэнсдей раздраженно повернулась к нему. — Я слушаю, когда твоя сестра что-то говорит, тебе стоит попробовать. Рассерженный мальчик открыл рот, чтобы возразить, но его прервали. — Моя очередь! — Колин заговорил: — Итак, Аддамс, каков наилучший способ успокоить Инид, когда она встревожена? Опять же простой вопрос. — Ну, ей нравится лежать на траве, когда тепло, особенно если она может снять обувь и пощупать землю. — Отвечает она: — Горячий шоколад с этим притягивающим взгляд разноцветным зефиром помогает в холодные дни. Если ни то, ни другое невозможно, она тает всякий раз, когда кто-то трет ее затылок, так что это было бы наиболее эффективно. — Она позволяет тебе трогать ее шею? — Пробормотал Колин, широко раскрыв глаза, и Уэнсдей приподняла бровь. — Это супер… — Он замолчал, когда Инид ударила его локтем в живот. Было ли в этом что-то необычное? — А что случается, когда она волнуется? — Балор фыркнул. — Иногда у нее вылезают когти, но иногда нет. — Уэнсдей перечислила: — Ее голос слегка меняется на более высокий, ее улыбка становится более напряженной, и она играет с пальцами, чтобы успокоить себя. — Что еще? — Она также не может стоять спокойно, постоянно переминается с ноги на ногу, как чрезмерно возбужденный… — Она замолчала, когда улыбка Дункана исчезла, и он быстро покачал головой из стороны в сторону, в то время как оба его брата сузили глаза. Верно, они, вероятно, не оценили бы это слово. — Щенок. — Уэнсдей невозмутима. Не то чтобы ее это волновало. — Ты что, называешь ее собакой?! — Прорычал Балор, топая к ней. — Бэй, остынь, она не это имела в виду, — Дункан схватил старшего мальчика. Балор оттолкнул его, но остановился как вкопанный. Инид снова выпрямилась, и Уэнсдей пришлось напомнить себе, что не стоит колоть надоедливого брата, ради Инид. — Маленькие волки — щенки, но я не они и никогда бы не назвал Инид собакой. Уэнсдей нахмурилась. — Она говорит это с любовью, Бэй, — вмешалась Инид. — Когда Уэнсдей хочет кого-то оскорбить, она это делает. Он фыркнул, на его лице появилось угрюмое выражение, как у ребенка. — О, у меня есть вопрос, — Дункан повернулся к своей сестре, его счастливый тон помог снять напряжение. — Что тебе больше всего нравится в Уэнсдей? Щеки Инид стали ярко-красными, и Уэнсдей почувствовала, как ее собственное лицо становится теплее. — Почему ты допрашиваешь Инид, мохномозглый? — Балор зарычал, снова отталкивая маленького мальчика. — Эй! — Дункан надулся: — Как мы можем определить, подходят ли они друг другу, если мы не зададим сестре несколько вопросов? — В его словах есть смысл, — пожал плечами Колин. — Итак, Инид, какой подарок ей сделала бы ты? — О, я на самом деле… — Инид снова прикусила губу, и взгляд Уэнсдей остановился на ней. — Думала о том, может быть… Принести ей свежую добычу в следующее полнолуние? Колин фыркнул: — Да, поверь мне, опыт научил меня, что человеческие девушки не ценят это так, как девушки-волки. — Я бы с удовольствием. — Уэнсдей честно ответила: — Обязательно сделай это, я была бы признательна за свежие образцы, мне больше всего нравится работать с искалеченными тушами. — Вау, — прошептал Дункан. Колин нахмурился: — Ты бы взяла Аддамс на охоту в полнолуние? — Если она не возражает против воя, — Инид пожала плечами: — Уэнсдей вполне может прийти, я уверена, что ей понравится соревнование, и она отлично обращается с ножами, так что может разделать всех, кого мы убили. — Ты сказал нам не брать ее с собой на охоту! — Колин заскулил. — Я говорил тебе не беспокоить ее, — прорычал он. — Прекрасно! — Мальчик фыркнул. — Ты так и не ответила на мой вопрос, — надулся Дункан. — Давай, что тебе больше всего нравится в Уэнсдей? — Не заставляй ее отвечать на этот вопрос! Я не хочу слышать, что моя младшая сестра считает сексуальным, — нахмурился Колин. — Мы уже установили, что это готические цыпочки, которые могут обращаться с ножами, мне не нужно, чтобы у меня было еще больше шрамов. — Только потому, что ты поверхностный, это не значит, что она такая же! — Дункан высунул язык: — Ну что? Инид? Уэнсдей наблюдала, как блондинка уставилась в землю, ее лицо покраснело. — Я не знаю, Уэнсдей… Мне действительно нравится… Разочарование начало сжимать ее внутренности. Похоже, Инид не смогла бы придумать что-то позитивное. — Мне действительно нравится все, что связано с Уэнсдей. Молодая Аддамс моргнула, застигнутая врасплох. — Мне нравится, как она защищает людей, о которых заботится, мне нравится, как она борется за мелочи, — улыбнулась Инид, поднимая глаза, чтобы наконец посмотреть на нее. — Мне нравится, насколько она искренне мила под всем этим… Мила? Инид определенно бредила или лгала. — Мне нравится слушать, как она играет на виолончели, мне нравится наблюдать за ней, когда она сосредоточена на чем-то, я имею в виду, у нее самое милое выражение лица, когда она читает! — Выпалила она: — Мне нравится ее голос, и ее запах, и знаешь ли ты, что у нее ямочки на щеках?! Уэнсдей сглотнула, слова Инид заставили ее почувствовать что-то ужасное: привязанность. — Я имею в виду, видеть ее ямочки — все равно что видеть кровавую луну, редко, но стоит подождать. И она становится очень увлеченной занятиями, это действительно… — Чел, хватит! — Колин с отвращением проворчал: — Ты просто убиваешь меня, ты влюблена, мы поняли! Обе девушки покраснели, Инид открыла рот, чтобы возразить, но Дункан заговорил раньше, чем она смогла. — А как насчет тебя, Уэнсдей? Что тебе нравится в Инид? При этих словах Уэнсдей сделала паузу. Что ей нравилось в Инид? До сих пор это был одновременно и самый простой, и самый трудный вопрос. Инид была преданной и доброй. Но она не была слабой, она была из тех людей, которые были добры, потому что они сильны. Инид была сильной, и не только потому, что она была оборотнем. Она повернулась к блондинке, пытаясь придумать ответ. Инид покраснела сильнее под ее пристальным взглядом. Это ей в ней тоже нравилось. Нравилось, как Инид смотрела на Уэнсдей с ее пунцовыми щеками, нравились ее мягкие глаза и… Юная Аддамс злилась на себя, она сбивалась с пути. — Инид сильная и очень преданная, — перечислила Уэнсдей, снова поворачиваясь к трем мальчикам. — Это очень важные качества в партнере. — И это все? — Колин скрестил руки на груди. — Она также всегда была добра ко мне, и она искренне заботится обо мне, что я… Ценю, — добавила, гадая, когда им будет достаточно. — Инид похожа на солнце, яркое и теплое. Глаза Дункана загорелись: — О, она твое солнце, а ты ее луна? Это так восхитительно! Уэнсдей нахмурилась, — Я не… — Я не говорила, что она моя луна! — Закричала Инид, ее лицо было совершенно красным. — Тебе и не нужно, ты изменилась из-за нее, — поддразнил Колин, — И ты определенно смотришь на нее и говоришь о ней так, будто она твоя луна. Уэнсдей уставилась на него. Ее братья были довольно настойчивы в том, что поведение Инид по отношению к ней не было нормой, и разглагольствования девочки о том, что ей нравилось в Уэнсдей, определенно были… Ласковыми. Был ли это тот тип привязанности, который должен быть между друзьями, или нет? Более того, Инид не была ее солнцем. Она была справедливой… Она нахмурилась еще сильнее. В ней росло что-то неприятное, что-то, что висело в воздухе, особенно учитывая то, как Инид продолжала украдкой поглядывать на нее. Это началось как вопрос гордости, но теперь Уэнсдей поймала себя на том, что с нетерпением ждет, как блондинка будет стрелять своими маленькими искренними улыбками всякий раз, когда она правильно ответит на вопрос. Она наслаждается тем, как Инид говорит о ней. Уэнсдей стиснула зубы. Она чувствовала это, жужжание в ушах, которое было до того, как что-то щелкнуло и все обрело смысл. За исключением того, что она была уверена, что если докопается до сути, что-то изменится так, что ей в итоге понравится. Может быть, ей стоит просто заколоть Балора и покончить с этим. — Что бы ты сделала для Инид такого, чего не сделала бы ни для кого другого? — Спросил Дункан, ухмыляясь. Уэнсдей почувствовала, что замерла. Что-то внутри ее груди лопнуло, как пиньята, полная пауков. Вот она, правда, которая до сих пор ускользала от нее. Чего бы она не сделала для Инид? — Я бы… — Она замолчала, переведя взгляд на Инид, которая выжидающе смотрела на нее в ответ. Щеки блондинки все еще были великолепно пунцовыми. — Согласилась с тем, что ее братья раздражающие. Балор почти зарычал, но Дункан толкнул его локтем точно так же, как Инид сделала с Колином, и Уэнсдей обнаружила, что он, несомненно, был ее любимым братом Синклером. — Я бы смирилась со всеми ее раздражающими привычками, — продолжила Уэнсдей, обращаясь прямо к Инид. — Я бы обнаружила, что ее постоянные хихикания и визжания, и даже рычание во сне… Милые. Я бы постаралась работать над романом так, чтобы не беспокоить ее. Ее лицо потеплело, и то, как Инид продолжала смотреть на нее, не помогало делу. Но Уэнсдей была Аддамс, и они не делали признаний без энтузиазма. Слова продолжали слетать с ее губ, как тогда, когда ее отец признавался в любви ее матери. Итак, вот на что было похоже семейное проклятие. — Я бы… посвятила ей свои выступления на виолончели. Слушала бы ее разговоры часами и цеплялась за каждое слово, — перечисляла она. — Я позволяла бы ей обнимать меня, когда ей заблагорассудится, нарядилась бы в дурацкий костюм кошки… — Костюм кошки? — Дункан посмеялся. — Я бы ходила в мучительные походы по магазинам, чтобы подарить ей новые вызывающие рвоту плюшевые игрушки, когда она расстроена… Убила бы любого, кто ее расстроил. — Уэнсдей потянулась вперед, неловко схватив Инид за руку. — Я бы… поцеловала все ее шрамы, потому что они прекрасны, и они делают ее еще более крутой, чем она уже была. Девушка застенчиво заправила свои золотистые локоны за ухо, обнажив упомянутые шрамы, и глаза Уэнсдей внимательно проследили за этим движением. — Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы показать ей, что я… Могла бы стать хорошим другом. Я бы сделала все, что она от меня попросит, — призналась она, — Потому что она заслуживает всего мира, и я бы сделала все, чтобы дать ей его. Все лицо Инид озарилось, на ее губах появилась самая яркая и красивая улыбка, которую Уэнсдей когда-либо видела. Силы тьмы, она действительно была ее солнцем. Ужасная пытка.