Любовь есть смерть долга

«Опять оно… Не могу вздохнуть, надо проснуться! Открывая глаза у Эвтиды перехватывает духание… Амен сидит над ней и душит, со всей яростью, с красными от ненависти глазами. Она может разглядеть каждую напряженную вену на его руках. Будто бы каждой частичкой своего тела он хочет её смерти, он хочет убить её… Ещё одна попытка проснуться. Вздох. Свет и… снова он. Только теперь он не душит её, а точит кинжал. Он сидит вполоборота, так что Эве удается разглядеть лишь немного свисающие локоны, ниспадающие на лоб. Цвет его волос отливает золотом, отражая свечу. Тихо. И только скрежет кинжала разрезает тишину, а вместе с тем и последнюю нить надежды на будущее, что могло бы быть счастливым рядом с ним.» — Убьешь меня? — тихо, нестерпимо тихо спрашивает она. — Ты уже ведь мертва, — сухо отвечает он. И лезвие ножа, что он так старательно точит, не сможет быть острее его хладности. — Не понимаю, Господин, — она действительно не понимает, чем вызвала это безразличие. «Пусть кричит, пусть изобьет, пусть казнит, но не ведет себя так, так холодно, так чуждо.» — Господин, — он издает смешок, — давно ли снова Господином стал, когда лгала мне говорила иное. Наконец он встает из-за своего стола и направляется к ней. Отблеск кинжала, играющий на свету, привлекает внимание Эвы. — Вот так? Убьешь меня не раздумывая? — Почему не раздумывая? Мог ведь отдать тебя на растерзание другим, с кем хлеб делила, с кем ночи коротала за разговорами, кому полюбилась, как мне.. Но никому тебя не дам, убью своей рукой, чтобы отвадить… Всё.. «Взмах. Я слышу, как лезвие рассекает воздух… — Его рука не дрогнет. Он уже все давно решил. Но все, что я вижу перед собой — голубые глаза. Он смотрит мне в глаза, убивая. Не стыдится и не жалеет. Стальной, как всегда, непоколебим и уверен в том, что делает.» -Будь по-твоему, Господин, — она оголяет шею, — только сделай все быстро, не хочу долго быть в сознании, обмякшей и безвольной. — Будь по-твоему, Неферут. Рука. Кинжал. Удар. Боль.Амен… -Амен… — отрываясь ото сна, в который раз Эва просыпается в слезах. Только теперь их нежно вытирает он. — Кошмары? — всё тот же голос, но теперь в нем нет прежней стали и ненависти. Он полон нежности и сопереживания. — Да, всё чаще снятся, мне нужно прогуляться, я могу идти? — Ты здесь не по приказу Верховного Эпистата, Эва, а по своей воле. Если хочешь идти — уходи, захочешь вернуться — приходи. Всегда тебе рад буду. " Так ли всегда? Когда правду узнаешь, тоже рад будешь? Не знаешь ведь меня совсем.» — Тогда сейчас я пойду, странно, если писарь будет сутками находится в жилище Эпистата, да и подышать хочу. — Никто и слова не скажет, Эва, уже говорил тебе. Твоя правда, иди, подыши. «Вырвалась. Из самых желанных объятий. Сбежать уже не получится, да и не хочется… Куда делось все буйство? Куда ненависть ушла? Разбитая Эва. Раньше такой только Исман видел, а сейчас поди весь Египет знает, как тяжко моей душе.» — Эва! Дурно выглядишь. Эпистат извел? Опять позвал и мучал, или поручения какие раздал? , — сквозь смешки говорит лекарь. — Ливий? Нет, сны дурные из себя выводят, сплю плохо. Проклятые кошмары мучают, не Эпистат. — Хочешь осмотрю тебя, может трав целебных дам, перед сном пить будешь? Странно это, что тебе кошмары снятся, да и сны тоже… — Пойдем, все равно проветриться хочу… Преодолев пару домов, они оказались у жилища лекаря. Здесь все было как и сам Ливий — идеально. Баночки, сложенные в ряд, мешочки с травами, склянки, особые приспособления. Если Эпистат отбирал жизни, то Лекарь спасал их. Такие разные, но одинаково хорошо относятся к Эве. — Стало быть, я действительно поганый черномаг, даже сны мне снятся, не так все должно быть. — Ты только поняла? — смех Ливия раздался по жилищу, — Ну не хмурься, Эва. Все не так с тех пор, как ты начала это свое занятие. Умная ведь, пошла бы помогать кому, чего подвергать себя опасности понапрасну? Товарищи твои разбежались, одна тут, под прицелом. — Так и должно быть, черномаги… всегда одни… — задумчиво ответила девушка. — Сомневаюсь, что дело здесь в кошмарах, что терзает тебя на самом деле? — Если скажу, не поверишь. — Говори, — он отложил инструменты, что так старательно раскладывал, — я слушаю. — Я не просто так сегодня у жилища Эпистата была. Я…Мы…в общем отношения между нами действительно лучше, чем может показаться другим. Мы довольно близки, Ливий, прошлую ночь я провела у него. Предлагал мне уехать с ним в столицу, женщиной его стать… А я как могу это сделать, как не врать ему? Убьет ведь меня, не раздумывая. Долг его сильнее моей воли. Хочу, хочу уехать с ним, да только он ничего обо мне не знает. Терзаю свое сердце, да и его, поди, тоже. Не хочу больно делать, да только никак по-другому! Сбежать хотела, а он… Обещал найти везде, где бы ни была. Что делать мне, ума не приложу? О, Исфет, я пропала! — Плохи дела, Эва, — мужчина выдохнул. Хотел бы помочь тебе, да как? Расскажи ему, может он и не такой…жестокий? Полюбилась ведь ему, все поселение шепчется, мол, Эпистат голову потерял от любви, охотничьи инстинкты его подводят, обмяк… — Только шептаться и могут, делом бы занялись! Так ты дашь мне травы? — Нужны ли они тебе? Кошмары твои — плод терзаний. Ни одна трава не излечит израненную душу, Эва, тебе ли не знать? — Знаю… Что-ж, пойду делом займусь, перепишу папирусы, может отвлекусь хоть, спасибо, Ливий! Эва пошла в библиотеку, а тем временем Эпистат был тоже не один… — Говорю тебе, Тизиан, не вижу на ней ясно, что она черномаг. Но знаю, не чиста до конца… Не хочу быть правым, впервые. Надеюсь, что ошибаюсь, очень надеюсь. — Амен… Девчонка она добрая, иногда и изводит, как змея, но душа у нее добрая. Слабая, загнанная, кто знает, что ей пришлось пережить. — Знаю-знаю, но что это меняет, будь моя воля я бы все ей простил! — Всё? Даже если и вправду черномагом окажется? — Тизиан вскинул брови, — она погубит тебя, говорю и как друг, и как охотник. Это губительный союз. Головой ответите, оба. — Пусть признается только, пусть скажет правду… Может смогу спасти ее, нас. — Я постараюсь помочь, если смогу, но другие из отряда недовольны, происходят волнения, — не успел друг закончить фразу, как в жилище ворвался охотник. — Верховный Эпистат! Верховный Эпистат! Шезму! Отряд поймал шезму! Уже в темнице, ждут вас, чтобы посмотрели. — Шезму? Без приказа? Команды не было! — разъяренный Амен толкнул дверь и тяжелым шагом направился к помещению, где находились темницы. «Только бы не она. Только бы не она. Только. Бы. Не. Она.» Чем ближе он был к помещению, тем тяжелее давался шаг, понимал, предчувствовал, как выкрутится? Есть долг. Обязанности. Что сделает? Убьет? Нет! И другим не даст этого сделать! Впервые полюбилась ему женщина, не допустит, не позволит! — Что за самоуправа?! Кто отдал приказ? С каких пор сами решаете, что делать, с каких пор хватаете без разбора?! С кого спросить?! — Ёран проследил за ней, все же все её друзья причастны были. Не могла быть чистой, Господин. — А с каких пор Ёран решает, чист кто или нет?! Где? — В первой камере. — Что сделать успели? — Ничего… Приковали, ну, ловили когда, извивалась, брыкалась, может поранили ненароком… — Ёрана ко мне, пусть ждет. Остальные прочь, и чтобы больше никогда подобного не было. Иначе должу Фараону, не сам вас головы лишу! Охотники покинули комнаты. Секунда, перед тем как зайти в темницу. Ошибся. Осёкся. Просчитался. Сглупил. Дал слабину. Открыл камеру. Вот она. Волосы закрывают её лицо. Руки висят в кандалах, безвольно. Тонкие запястья, стёртые, видно, не смирилась с судьбой. — Убить меня пришел? Наконец-то. Отдал приказ схватить, отчего сам не убил, пока мирно спала? Не смог? Тихий, но уверенный голос вырвал его из размышлений. — Я не отдавал приказа, думай, что говоришь. Не посмел бы так с тобой поступить. — Странно, без твоего приказа в поселении и скорпион не жалит. — Эва! Приказа не было, охотник видно узнал что-то, подслушал может, или увидел что. Не то подумал, схватил, но я узнал только сейчас. — Теряешь хватку, Господин. Охотник твой все правильно понял. Не без вины я здесь… Такова правда, Амен. Я — Шезму. Убей меня поскорее, не хочу запомниться как безвольная трусиха. — Правда, значит, отчего не сказала раньше? — Конец все равно один. Узнал бы ты тогда, узнал ты сейчас. Путь мой известен и мне и тебе. — Отчего занялась этим? — Куда мне было идти? Без семьи, без дома, без образования, в дом любви? Не пошла бы ни за что! А тут Реммао, взял горшки домашние расписать, а там и обучаться начала. Нехитрое это дело, у меня получалось, даже скрываюсь я, как оказывается, лучше других. Но… Также как ты, дала слабину, потеряла бдительность и вот я здесь. Убей же. — Брось это дело, Эва. — Тяжелые слова, что для него, что для нее… — Чего? — Если попрошу, сможешь отказаться? Поедем в столицу, будешь помогать мне, лекарю, если хочешь… Если не сможешь без этого, то я попрошу у жреца помощи. Не могу обещать, что он согласится, но может получится. Бросишь это дело?.. — Конечно — Я спрашиваю без тени сомнения, Эва, и жду от тебя честного ответа. Мне не нужна ложь. Если ты продолжишь врать мне, я уже не смогу тебя спасти, так и знай. — Брошу, Амен. Не буду заниматься этим. Да я и сейчас давно не беру заказов, давно не практикуюсь. Пишу да учусь только. Брошу, клянусь. — Стало быть, поедешь со мной? — Поеду, — она оживилась, попыталась встать, глаза ее загорелись с интересом, с надеждой, неужели её жизнь станет нормальной? Амен расстегнул кандалы, придержал девушку. Эва положила руки ему на плечи, посмотрела тем самым взглядом. — Между нами больше нет секретов. Вот она я, настоящая, перед тобой. Чиста, открыта, как книга. Нет сил больше врать и придумывать, хочу быть с тобой. Хочу уехать. Быть твоей и только. Сможем? — Конечно, Неферут, сможем. Он впился в ее губы, так нежно, так аккуратно, но так уверенно. Оба знали что друг друга не оттолкнут. Залечивают давние раны, спасают друг друга сами того не зная. Эва обвила руками шею мужчины. Он же заключил её в объятия, держа за талию. Такая тонкая, помещается в его объятиях без всякого труда, хрупкая, словно создана была только для его рук… Девушка углубляла поцелуй, ведь теперь не было преград, он принял её такой, а она всегда выбирала его. — Эва, мне нужно решить это, — махнул на кандалы. Ёран проследил за тобой, не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Пойди к себе, отдохни, утром я приду, обещаю. — Хорошо, спасибо, — она спешно поцеловала его в щеку и ушла. — Ёран… Что ж тебе не сиделось…