Любовь есть смерть долга

Снова эти кошмары. Тот же голос, та же холодная шершавая колонна, два тела и страх. Животный страх, который скоро пройдет и сменится на неугасающую ярость. А пока в глазах мальчишки лишь горечь и обида. Не смог помочь. Не смог защитить. Не смог… Равнодушно открыв глаза Амен направился к столу. Ему не очень нравилось копаться в своих снах, навязчивые кошмары всегда были одинаковыми, не стоит уделять им столько времени. То ли дело думать о девушке, что будоражит его душу. Непокорная, дерзкая, или только пытается такой казаться. С ним становится другой… Облокотившись о стол его заволокло в воспоминания. Её образ… Тонкий стан, горящий взгляд, и волосы, так красиво обрамляющие её нежное лицо, покрывая хрупкие плечи. Нежные руки, аккуратные пальчики. Всякий раз дерзит, но ведь тепла хочет, заботы, защиты. Хоть и не показывает. — Так и не дала ответа… В Исфет всё! Пойду и спрошу прямо. Уже достаточно говорили, бегает как кошка от меня. В этот раз не убежит. Уверенным шагом эпистат направился к двери. Отворил и замер в изумлении: — Эва? — Я…Мне нужно кое-что спросить, Господин. — Заходи, — пропуская девушку внутрь он заметил интересную деталь. «Чего ради в таких нарядах по ночам шастать? Тряпка одна, еле прикрывающая тело. Чтобы что, беду навлечь?» — О чем думаешь? Нахмурился. — Работа, Эва, о работе думаю. — Амен… «Она посмотрела на меня так, что я готов был сделать все, чтобы эти глаза всегда смотрели на меня также трепетно.» — Сохрани это только для меня. — Что? — Сохрани для меня этот взгляд, Эва. Он трогает мое сердце. Вот тут. Прохладная шероховатая ладонь притянула меня к себе и приложила ладонь к себе на сердце. Боги… Вот так взял и положил мою руку к себе на сердце. Ничего не сделав забрал себе мое. — В твоих глазах я вижу то, что, думал, давно утерял. «И что, я должна покинуть его?! Уйти вот так? Взять и убить его, без всяких усилий? Я ведь не этого хочу…» — Ты опять плачешь. Почему? — Я думаю, мне следует покинуть поселение, Господин. Все, с кем я приехала… нет никого в общем. Я одна, горе-писарь, что мне делать здесь, под ногами мешаться? — Твой разум покинул тебя, Эва?! Куда ты пойдешь, скажи на милость! В ту подворотню? Или расписывать горшки на рынке? Тебе не место там! Ты ведь не такая. — Господин, знаешь ли ты какая я… Я свыклась со своей судьбой, такова моя участь. Не хочу обузой вам быть. Все равно здесь я не пригожусь, только мешаю. — Чушь какая, и слышать этого не желаю! — Я ведь по-хорошему говорю, Амен, честно тебе признаюсь. Не отпустишь — сбегу, будь уверен! — Сбежишь значит? Эва, я переверну каждый камень в Мемфисе, зайду в каждый дом Гермополя, пройду всю пустыню, и подниму на уши весь Египет, но, так и знай, найду тебя и из-под земли достану. Этого хочется? — Есть места, из которых уже не достать. — Знаешь ведь как отношусь к тебе. Знаешь, что в обиду не дам. Убью всех, кто посмел обидеть, так чего же ты бежать решила? — Мертвых не убить, Амен, не все мои обидчики по земле ходят. «Задумался. О чем это она толкует?.. Глупая! Знает ведь, что чувствую, и все равно уйти хочет, упрямая Неферут!» — О чём это ты толкуешь? «Поделюсь с ним, вдруг не увидимся больше… Да и мне про его горе уже известно.» — Ты ведь знаешь, что Исман мне семьей стал, но не знаешь, почему я из дома сбежала… Я покинула свою семью, потому что после смерти отца матери стало на меня плевать. Она занялась своей личной жизнью, да так, что я уже и не вспомню всех мужчин, что она домой водила. Она ненавидела меня. Своё дитя. А очередной её ухажёр… — она остановилась. Так тяжело было вспоминать случившееся, вновь накрыло то забытое чувство слабости. — Он… — Говори, Эва. " По ее опущенному, забитому взгляду, он, кажется, уже и сам всё понял. Эвтида волновалась, перебирала пальцы. Всё стало понятно. Она, красивейшая из женщин, пережила такое тяжелое детство. Ни о каком доме любви и речи быть не могло. О, Как он был глуп, забрасывал её этими словами, решил было, что она жрица любви. Глупец!» — Он пытался взять меня силой, и в этот же день мне удалось сбежать. Больше я не видела свою мать. — Выпалила она, как отрезала. — И куда делся этот ничтожный? — Он сжал челюсть, Хремету Гипсей Белу повезло, что он был мертв. Иначе от гнева Эпистата сбежать бы не получилось. Он разорвал бы его на части. Нет. Сначала бы заставил извиняться на коленях, а потом долго и мучительно пытал. И только потом, может быть, убил бы его, но самой мучительной смертью, что только можно придумать. — Умер. С тех пор я в семье Исмана, но, теперь уже и Исмана нет… Амен не выдержал, подошел, сел рядом, сгреб в охапку своих объятий, может так у него получится утешить её, унять боль. Эва прижалась к мужской груди, зажатая среди крепких рук она находилась в самом безопасном месте во всем мире. — Ты ведь не обидишь меня, Амен? Я никому не рассказывала этого, знал только Исман. Он единственный мужчина, с кем водила дружбу, как брат мне был. — Никогда, Эва. Не обижу. И другим не позволю, не посмеют! «Что это? Неужели она не знала мужчин? Боялась. Наверняка от внимания отбоя не было, но страх, страх оказался сильнее.» — Я не причиню тебе вреда, Неферут. И принуждать ни к чему не буду. Останься сегодня, не могу тебя такую отпускать. Израненную… — Амен говорил и поглаживал её волосы, успокаивал как мог. Эва же только крепче обняла его. Кое-как устроившись на кровати они уснули, как и оба того хотели — обнявшись… «Будь что будет. Если и погибну здесь, значит так суждено было, от судьбы не сбежать. Сердцем я всегда с ним, всегда буду рядом. Даже если сбегу, часть меня уже принадлежит ему, а у меня в руках его сердце, и этого уже ничего не изменит.» Шезму и Охотник в объятиях друг друга, это уже вошло в привычку…