Горящий нимб.

      — Я так давно тебя не видел! — произнёс своим присущим задорным голосом кролик Банзо, обводя взглядом связанную до зубов Лэрин. Ремни так туго сдерживали её, что шевелить она могла только головой. Сэма будто бы вообще ничего не смущало, — Как поживаешь?       — Нормально, — сухим, типичным ответом на типичный вопрос отвечала девушка. Её глаза налились кровью от той злости, которая пробудилась из-за столь глупого вопроса, словно Сэм издевался над ней, видя, что она связана и наверняка уже зная все события между Лэрин и котом за последние дни, — Конечно нормально, разве может сука БЫТЬ ПО-ДРУГОМУ БЛЯТЬ?! НОРМАЛЬНО ВСЁ, ДА-А-А!!!       От испуга Сэм отскочил от кровати, пока Лэрин раздирала глотку в своём крике и пыталась вырваться из стягивающих всё её тело кожаных ремней. Она окончательно стала похожа на психа, когда начала истерично смеяться. Вместе с откровенной злостью Лэрин была взбудоражена гормональным фоном, от положения и от того, что, как никак, она сама ещё… не взрослая. Подросток. Недоросль.       — Что с тобой? — жалобно спрашивал Сэм, когда наступила секунда напряжённого затишья.       — Действительно, что со мной… — саркастично отвечала покрасневшая от гнева Лэрин, остатком помутневшего сознания понимая, что ведёт себя неадекватно, — Тео придёт, нам бошки открутит… Надо быть тише.       Кролик подошёл к кровати поближе и печальными, сочувствующими глазками-пуговками пытался поймать взгляд Лэрин. Она посмотрела на него в ответ, уже готовая со злости проломить все стены в этой фабрике, но тут же остыла, увидев в игрушке маленького ребёнка, на которого накричали, практически, ни за что. Узнав в нём себя младшенькую, совсем неокрепшую девочку, её сердце болезненно кольнуло. Она увидела себя со стороны, как она стала сходить с ума, как помешалась на этой преисподней под названием «Playtime co». Как говорится, с волками жить — по волчьи выть. Когда кругом одни неадекваты, сложно самому сохранить понимание адекватности такой, какая она есть. Вообще есть ли она? Что такое здравомыслие, какое оно само по себе? Правда жизни открывается нам именно в форме парадоксов.       — Извини… — сквозь зубы промямлила Лэрин, — Просто… Мне всё надоело. Не ты, Сэмми, я говорю вообще… о всём. Я не перестану проклинать тот день, когда мы решили прийти сюда. Сука.       — Дрёма связал тебя, потому что ты пыталась убить себя? — напрямую спросил заяц, хотя знал, каков будет ответ.       — Да, — кивнув, ответила Лэрин с горечью и горящей ненавистью, — Теперь каждый раз, когда этот ублюдок уходит… он сначала усыпляет меня, а потом привязывает к кровати. Да так, что никак не выбраться, хоть ты усрись тут блять.       От злости рыжая не могла в полной мере фильтровать свой лексикон. Сэм, вероятно, понимал это и не говорил что-то против, хотя ему было неприятно слышать те грязные словечки, которые отпускала его подруга.       Можно ли сказать, что то, что она теперь связана так туго, без шанса высвободиться самостоятельно — её собственная вина? На первый взгляд, да, потому что по сути всем, чем Лэрин занималась, находясь в Приюте, косвенно или напрямую связано с побегом. Помимо всего прочего, она действительно нанесла себе неизгладимый вред, последствия которого чувствует до сих пор, хотя прошло не мало времени. Она много раз пыталась сбежать — поэтому условия жизни только ужесточаются, свобода до предела ограничивается, без всяких там поблажек, а когда ей всё-таки выпадает возможность быть развязанной, её всюду сопровождает этот фиолетовый кот, чуть ли в туалет с ней не ходит. «Мы с Тамарой ходим парой…» — вспоминала Лэрин, как шутила Бригитта, когда замечала то, как они с Лэрин неразлучны и почти всегда находятся рядом друг с другом, как истинные лучшие подруги. А если подумать, то во всех её бедах, начиная со здоровья, заканчивая самим заточением на фабрике, виноват только Кот-Дремот. Если бы не он, Лэрин и её друзья уже давно были бы дома и, наверное, уже и не вспоминали бы о том, что когда-то посещали эту «заброшку».       С прошлой их встречи, Лэрин имела не лучшее впечатление о своём желтобрюхом собеседнике. Её насторожило отсутствие в нём эмпатии. Но теперь, когда Сэм помог ей попить воды, пусть и коряво, и много воды утекло мимо, но он смог помочь ей всем, чем мог. Было сложно, но, каждый раз Сэм приговаривал: «Я хочу тебе помочь…» или «Ты же хочешь пить…» и продолжал пытаться доставить ей воду. Он выслушал Лэрин, дал ей высказаться обо всех горьких переживаниях. Это ли не эмпатия?       — Спасибо, Сэмми, — набрав в лёгкие столько воздуха, сколько позволили ремни, вздохнула Лэрин с явной досадой, — А ты как поживаешь?       — Хах, нормально, — почти с той же интонацией ответил ей Сэм, но не на нервах. Кажется, между ними слово «нормально» негласно стало кодовым, обозначающим, что дела обстоят хуже некуда. Лэрин понимающе кивнула, с одной стороны недоразумевая, как этому кролику удаётся так хорошо скрывать своё настоящее настроение. С другой стороны, она так привыкла видеть его всегда задорным и позитивным, что уже не представляет его каким-то другим.       — Хм. Есть новости? — сменила тему Лэрин.       С этого вопроса Сэм начал выдавать ей просто всё, что слышал за последние дни. Зачастую не понимая, что говорит кролик, рыжая всё же слушала его, иногда, когда речь заходит о чём-то неинтересном, погружаясь в собственные мысли, и тогда монолог Сэма становился прекрасным фоновым шумом. Месяц назад, когда Лэрин была ещё свободна от всего того мрака, в который погружена на данный момент, ей было бы до тошноты скучно слушать это непрерывное жужжание ребёнка. Может, ныне она тоже не особо увлечена разговором с Сэмом, но тут есть парочка аспектов.       Как минимум, она уже стала так называемым «членом семьи» забытой Богом компании Playtime, и, собственно, поэтому она должна быть осведомлена обо всём происходящем на ней. По большей части Сэм рассказывал ей о своих друзьях и об играх, в которые они играют, но иногда может замолвить словечко о чём-нибудь интересном и даже полезном для Лэрин, поэтому абстрагироваться от беседы насовсем нельзя, приходится прислушиваться к словам Сэма, чтобы не упустить ничего важного. Ещё одна причина, по которой рыжая не против того, чтобы Сэмми говорил с ней — отступающее чувство одиночества. Где, как ни на этой адской фабрике, можно сполна ощутить душевную пустоту и одиночество. Поэтому голос кролика Банзо, рассказывающего ей обо всём и обо всех, частично успокаивал Лэрин, позволял оправиться от недавно пережитого стресса.       Таким образом, Сэм раскрыл ей пару вещей.       Шум в коридоре. Кто же тогда шумел? Лэрин прекрасно помнит, как она сидела на диване в каком-то просторном зале и пыталась разговорить кота, выйти на душевную беседу. Попытка кончилась печально, а именно — кот снова начал распускать лапы и трогать Лэрин там, где нельзя. Но и тут возникла проблема, на время спасшая девушку: некто начал словно бы нарочно чем-то греметь в коридоре, вынудив Дрёму отлучиться, оставив при этом Лэрин в покое. На время. И из-за всей суеты, неприятностей, она почти забыла про эти шумы в коридоре. Но, когда Лэрин начала вкратце пересказывать события последних дней, о многих из которых Сэм уже знал, она вспомнила про эти шумы и поинтересовалась, знает ли кролик, кто это был.       — Без секретов, я не знаю, — пожимал кукольными плечами Сэм. У него на плечах лежали лямочки его милого зелёного комбинезона, и, судя по тому, что они никогда не спадают, они пришиты к его телу. Наверное, так себе ходить с пришитой к тебе одеждой… — Но я думаю, что это мог быть… вряд ли, но Пеклопёс.       Лэрин чуть не поперхнулась воздухом, услышав знакомое имя.       — Пеклопёс?! — переспросила она с выпученными глазами.       — Да не знаю я! — засмеялся Сэм, найдя реакцию Лэрин весьма забавной, — Я просто видел, что он нёсся по улице, от Дома Милого Дома. Вот… А так, это мог быть кто угодно. Даже я…       — В смысле даже ты?       — Ну, я просто игрался там… — застенчиво произнёс кролик, заведя руки за спину и карикатурно, как в мультиках, изображая смущение. Кстати, для них, как и для всех жителей фабрики, выражение «на улице» значит территорию под куполом приюта, вне каких-то зданий типа Дома Милого Дома и других. Она же как бы построена была под видом обычной городской улицы. — Я искал место для пряток и полка случайно обвалилась. Стало очень пыльно, я испугался, что меня по звуку найдут, и убежал. Но меня всё равно нашли.       — Значит, всё-таки это был ты… — с ноткой разочарования произнесла Лэрин, поняв, что по его описанию всё сходится: что-то грохнуло, потом убегающие шаги.       Есть лишь одна несостыковка: у кролика Банзо пластиковые, миниатюрные лапки. А шаги были довольно увесистыми. Он же вроде как такой же большой, как Кот-Дремот, да? Вроде как Лэрин надеялась, что это был именно Пеклопёс — а значит, он имеет доступ к Дому Милому Дому, может проникнуть и добраться до Лэрин. А вроде как сразу же всплывает и огромный минус из такого варианта исхода — Пеклопёс может добраться до Лэрин. Она не знает его, не знает его намерений, стоит ли его опасаться. Может, он похлеще Дрёмы окажется? Неизвестность порождает самые сильные страхи. Во всяком случае, рыжей ещё не предоставилась возможность столкнуться с псом, и считает, что всё, что не делается, то к лучшему. Верно? Она не знает.       — А ты общаешься с Пеклопсом? Или с Заей… Попрыгушей, — спросила девушка.       — Нет, — кролик покачал головой, его вид обрёл серьёзность, — Мы не общаемся. Дрёма говорит, что нам нельзя общаться. А те, кто это делал, рассказывали, что Пеклопёс очень странный. Наверное, он тоже не-у-рав-но-ве-шен-ный. Бекка видела его у алтаря Прототипа…       Лэрин кивала, мысленно убеждаясь в том, что лучше всё-таки не надеяться на их помощь. Пеклопёс может быть опаснее Дрёмы, и, в отличие от последнего, намерен именно убить, сожрать, принести в жертву или что похуже… Получается ли, что кот защищает её? Он уже защитил её от Прототипа, может, и от остальных держит её подальше? Девушка в душе посмеялась с этой убогой теории.       Также, в ходе разговора Сэм доложил, что Папочку-Длинные-Ноги, вернее, его останки, пустили в оборот. То есть, время от времени его подъедают. Неугоден Богу, но угоден желудку. Какая мерзость… Ещё она узнала, что уже середина ноября, хотя в последний раз было начало октября (тогда-то Лэрин, Бригитта и Томас и объявились на фабрике Playtime). Время так быстро пролетело… К слову, Сэм узнаёт, какой сейчас день, обычно, от Дрёмы, а вот откуда ОН знает — вопрос со звёздочкой.       Тема их диалога плавно свелась к самому Коту-Дремоту, и Лэрин не упустила возможности поспрашивать о нём всеведущего кролика Сэма.       — Ты что-нибудь знаешь о его прошлом? — от вопроса Лэрин игрушка выглядела озадаченно. Словно не поняла, о ком идёт речь, — Hy, почему Теодор оказался в приюте. Какая его история?       Кролик заметно обрёл растерянный вид. Его рот порывался говорить: он хотел, но не мог. Лэрин видела, что Сэма охватил неизвестной природы страх. Неужели ему что-то известно?       — Сэм? Расскажи мне всё.       — Что? — зашуганным голосом переспросил кролик.       — Расскажи мне о прошлом Теодора, — твёрдо повторила Лэрин.       Сэм заметался, его медные тарелочки в руках тёрлись друг о друга, выражая нарастающую тревожность. Как человек бы заламывал себе пальцы от нервозности, так Сэм шелестит тарелочками, которые он физически не может выпустить из своих рук.       Но вдруг к нему внезапно вернулись его привычные беззаботность и задор.       — Я ничего не знаю! — ответил Сэм, — Он ничего нам не рассказывает об этом.       — Сэм, ну пожалуйста, скажи правду, — Лэрин попыталась выглядеть максимально серьёзно, понимая, что перед ней просто пропитанный угрозами жестокой расправы ребёнок, который боится своим языком без костей заработать уйму проблем.       — Мне нечего тебе сказать… — Сэм смог состроить самые честные глазки.       Лэрин обиженно и угрюмо глядела на кролика Банзо, продолжающего утверждать, что ничего не знает. А как объяснить его недвусмысленную реакцию? Ему точно что-то известно. И, судя по тому, как он пытается это скрыть и промолчать, то, что он знает, дело не из обычных. Потому что если бы всё было просто, это не стало бы такой межгалактической тайной. Ну, раз Банзо не собирается говорить, то тема закрыта, увы, навсегда. Ей неоткуда больше искать информацию…       — Хочешь сказать, этого никто не знает, кроме самого Теодора?       — Прототип знает! — кролик нервно хихикнул, понимая, что шутка неуместна.       — Кто бы сомневался… — прорычала Лэрин, — Меня обижает то, что ты всё знаешь, но не говоришь.       — Я… Прости, прости… Я не хотел тебя обидеть. Но… я боюсь, что если я тебе что-то скажу, потом будут неприятности… Попробуй спросить Дрёму.       — Я уже спрашивала. Он тоже ничего не говорит. Как будто чужие до сих пор. Хм, неужели там настолько всё плохо?       — Э… Ну… Тогда… — Банзо проигнорировал вопрос и придвинулся к Лэрин поближе, чтобы говорить тише, — Есть другой источник.       — Не томи… — не унималась Лэрин, замерев в ожидании продолжения.       — Я знаю, что есть тетради. Толстые. В них много закладок с буквами.       — И где они, Сэмми?       — Я не знаю… — мотал головой Сэм, будто бы говорил неправду и пытался это скрыть, — Где-то на фабрике. Они часто теряются.       Лэрин попыталась разведать у кролика, где, хотя бы примерно, вести поиски тех самых тетрадей, но он закрыл эту тему словами: «Пожалуйста, больше не спрашивай меня об этом», не дав ни малейшего намёка. Ну, наверное, он действительно не знает.       Может, он имел в виду ту чёрную папку из офиса, в которой был сборник всех документов Теодора Грамбелла, в частности результаты медобследований. Где она нашла его фотографии, а так же… фотографии с операционного стола… и внутренних органов… И всё же, там не было никакого алфавита, а значит, речь идёт о другом источнике. Хотя, то, что интересует Лэрин, могло быть и в той папке. А ведь когда-то она держала её в своих руках… Видимо, в первый и последний раз.       Прям детектив намечается.       В сущности, Лэрин начинает завидовать Сэму и его удаче. Он так ловко и удачно прячется, а главное — вовремя. Маленький, да удаленький. Ей бы следовало у него поучиться. За пару минут до возвращения кота, он услышал его и успел смотаться, попрощавшись с Лэрин, пообещав вернуться. А она печально проводила его взглядом, так и не успев спросить, какая история жизни у Сэма.       В который раз приход кота навивает самые отвратительные эмоции и воспоминания. Его приторный маковый аромат заставляет веки тяжелеть, и Лэрин вольно-невольно хочет отодвинуться, чтобы его не чувствовать. Усыпляющий шлейф, стремительно распространяющийся по воздуху, точно является его дополнительным оружием: спутывает сознание, ослабляет, нагоняет тоску и лень. Или дело в обычной реакции Лэрин на кота, а не в запахах?       Она не поздоровалась с ним, и он молчал в ответ. Между прочим, он что-то принёс с собой. Лэрин взмолилась, чтобы это была еда. Без очков трудно увидеть, что там, но не то, чтоб вкусненьким, а хотя бы съедобным даже не попахивало. Был запах медикаментов. Смутившись в начале, рыжая напомнила себе о том, что кот, сам по себе, иногда может пахнуть больничкой, и нечему тут удивляться.       «Как же хочется кушать…»       Она всё ещё была туго-натуго обтянута ремнями, поэтому успокоиться не представлялось возможным. Как тут успокоиться… Интуиция подсказывает, что в этот раз что-то пойдёт не так, как задумывалось. Дело нечисто. Лэрин лежала в ожидании худшего, хотя ничего ещё не произошло.       Больница… Лэрин вспомнила, как кот брал её кровь, и как эта процедура была изнурительна, мучительна. Кот тогда не пожалел ни времени, ни своего садизма. И пожадничал, забрав столько крови, что девушка потеряла сознание. Уставшее сердце забилось в неизмеримых скоростях, хотя давно уже хотело остановиться, отдохнуть от жизни, которой живёт его владелец. И воздуха в комнате стало будто бы мало — ремни не позволяли дышать полной грудью, из-за чего дело медленно шло к асфиксии.       Без лишней любезности, кот один за другим отвязывал от неё ремни и складывал их под кровать, чтобы потом, позже, достать их и связать ими девушку, прежде чем уйти вновь. Он готов был признаться, что обездвиженной Лэрин нравится ему больше, и процесс связывания доставляет искреннее удовольствие.       Чтобы расстегнуть ремень, его следует сначала оттянуть, чтобы язычок пряжки выскользнул из отверстия, и затем, придерживая металлическую рамку, вытащить конец ремня из пряжки. В моменте кот слишком сильно оттянул ремень, тем самым сдавив грудную клетку девушки, из-за чего воздух вышел из лёгких с коротким, но очень симпатичным для ушей стоном.       Только уловив изумлённый взгляд кота, Лэрин не позволила себе растеряться и нарочно начала громко кашлять, почти, якобы, задыхаясь. При чём старалась делать это как можно более низким, басистым голосом, чтобы кот напрочь забыл о том, что только что слышал. И в конце, как вишенка на торте, она крайне хриплым голосом прокомментировала: «Заебал! Чё так грубо-то?»       Его взгляд сменился апатичным, вероятно, будь у него человеческое лицо, он бы скукурузил самую брезгливую и неодобрительную физиономию. Рыжая насторожилась из-за того, что неподобающе разговаривает с ним, и из-за неловкой ситуации в целом. Однако же, он продолжил снимать оставшиеся ремни с большей аккуратностью.       Кот развязал всё, кроме рук. Это как когда скачиваешь какой-то файл и загрузка останавливается на 99%. Интуиция, видимо, тогда не подводила Лэрин, когда нашёптывала ей мерзким голосом, что вот-вот должно случиться нечто.       В напряжении из-за боязни перед котом и тем, как ей известно, что он вполне может исполнить, Лэрин начала сгибать ножки, чтобы прижать к себе колени и частично закрыться ими. Но она не успела это сделать — кот опередил её, взгромоздившись на её ещё вытянутые ноги своим телом, таким образом почти забравшись на кровать.       — Что ты делаешь?! — испуганно и возмущённо воскликнула Лэрин, хотя в этот раз, в отличие от всех предыдущих, она не была на грани паники или нервного срыва. Может, она не выдаёт своего страха, но выглядит она чересчур спокойной для такой ситуации. Как будто бы… ей почти плевать на то, что с ней будет в дальнейшем. Или это не так?       Раздался знакомый запах спирта. Лэрин не унималась и, подобно кролику Сэму, жужжала коту под ухо, мол, что ты делаешь, что это, что то, сё… Нахлынули воспоминания её самого первого дня на фабрике. В соседней комнате, на такой же кровати, её руки были связаны, она пыталась вырваться, даже смогла жахнуть монстра под дых. А он колотил рыжую за это до потери сознания. Ситуация чертовски схожим образом повторяется. Щёки зарумянились от злости, а руки начали коченеть из-за того, что кровеносные сосуды пережало и без того затянутыми ремнями.       — Тео! — заговорчески процедила Лэрин, пытаясь высвободиться, — Прекращай!       Она продолжала брыкаться и всячески уворачиваться — явно появился интерес к жизни. Только не снова, только не опять. Рыжая, словно на предсмертном одре, пыталась докричаться до кота тем, что в её положении нельзя этим заниматься, нельзя выводить её из себя. Говорила, что он самая бездушная и бесчувственная мразь, которую она только видела за всю свою недлинную жизнь. Хотя, по сути, кот просто нависал над ней, упирая её тело в кровать так, что ей затруднительно было шевелиться, и ничего не делал, словно он с любопытством слушал и ждал, что она ещё ему скажет.       Перебирая варианты продолжения действий кота, Лэрин только сильнее пугалась, но вообще… чувства были смешанные. Вроде, как и всегда, девушка рвалась к свободе, хотела вырваться, брыкаться, отстаивать свои границы и тело. Но она слишком устала от этой войны. Всё с большим напором на неё давят мысли о том, чтобы сдаться, принять пассивность, бросить всё на самотёк. Она много спит, имеет много свободного времени. Она не работает, не учится, не таскает тяжести, но при этом устаёт, как будто делала всё это перечисленное целую неделю, круглыми сутками, без сна и отдыха.       Но так долго не будет продолжаться, всё-таки, терпение не железное, а время не резиновое. С целью утихомирить Лэрин, кот приложил свою лапу, соразмерной с головой девушки, к её виску, и, как показалось Лэрин, погладил её. Не ударил, не оттянул волосы, ничего болючего… тогда что он сделал, если не больно? Даже слёзы, приготовившиеся течь рекой из её глаз, всосались обратно.       Он пока не убрал свою лапу с её головы. Свет от ночника падал так, словно кот зловеще нахмурился. То, что он делает, это очевидная угроза, если она не перестанет брыкаться. Демонстрирует своё физическое превосходство. Лэрин затихла и стала убеждать себя, что раз ничего страшного ещё не произошло, то и бояться не надо. Вернее, это рано или поздно произойдёт, но не сейчас, а значит похер. Вдох, выдох.       Время замедлилось, но не действия кота. Пока Лэрин не шевелится, кот перевёл взгляд на её плечи, а следом опустил на них свою могучую лапу, чтобы затем острым когтём стянуть горловину кофты, оголив одну её руку чуть выше, чем до локтя. Понятно, что когтём это сделать без царапин на человеческой коже и без порчи одежды было бы нереально. Не заставив себя ждать, кот вылил немного спирта ей на плечо, тем самым продезинфицировав его. Вот почему пахло спиртом и больницей…       — Ты что творишь… — вроде слышно, а вроде беззвучно пробормотала Лэрин, когда начала понимать реальность и своими плохо видящими глазами увидела в другой лапе кота что-то, похожее на шприц, — Не смей. Не смей, сука. Нет.       Вот тут стало больнее, потому что кот, заметив новые попытки Лэрин высвободиться, специально плотнее навалился на девушку, надавливая на болючие зоны.       — Не надо, ну что ты делаешь… — она знала, что кот собирается делать, но слабо надеялась на снисхождение. Ужаса добавлял тот момент, что Лэрин без очков и посему видит размыто, — Господи-Боже, где бы я ни согрешила, я клянусь, я больше не буду… Только, пожалуйста, прекрати всё это! Тео, твою мать, ты слышишь меня, хватит!       В ту же секунду она даже смогла услышать этот практически неуловимый звук прокола кожи плеча иглой шприца. Это не так больно, если сравнивать с тем, что Лэрин довелось испытать: удары током по чувствительным зонам, порка ремнём, отравление, изнасилование, поднятие в воздух за волосы, избиение по лицу, головой об стену… Это не сравнить с обычным укольчиком в такое мягкое, безболезненное место. Было не по себе от того, что кот лежит на ней, на её кровати. Лэрин отвернула голову в сторону, чтобы не видеть и не слышать ничего происходящего, перестала брыкаться, чтобы, как она себе сказала: «не мешать ему поскорее закончить это издевательство».       Неизвестный Лэрин препарат был введён без проблем, но одним шприцом она не отделалась. Невзирая на многочисленные расспросы, кот так и не ответил ей, что он ей вкалывает и как это должно будет на ней отразиться. В душе, Лэрин догадывалась, что это не смертельная инъекция, а наоборот, скорее всего, что-то, что должно ей помочь лучше, чем просто вскипячённая вода и молитвы. Догадывалась, но поверить не могла.       Вколов ей четыре дозы чего-то непонятного, вводя игру шприца до предела глубоко, в самую мышцу, кот слез с девушки и расстегнул оставшиеся ремни, попутно убирая за собой всё, что принёс. Лэрин немного утешила себя тем, что, как бы это ни было плохо, кот справился довольно быстро, ведь просто вколоть в неё какие-то вещества не такое ювелирное дело, как брать кровь.       Лэрин сидела и поглаживала истерзанные кожаными ремнями запястья, желая забыться, проигнорировать реальность. В ту же секунду, что кот слез с кровати, полностью освободив рыжую, он кинул ей что-то к ногам, после чего устранился из комнаты со всем, с чем пришёл.       К её счастью, это оказалась еда. Конкретнее — консерва с, вроде как, мясом. Почему-то она была ледяная, словно очень долго находилась в морозильной камере. В том или ином случае, у консервы была своя открывашка, которой Лэрин незамедлительно воспользовалась, будучи озверевшей от голода. Она не смотрела срок годности, ею движил пустой желудок. Она уже подумывала начать есть бумагу, бетонные стены и кафель, и мелки детские из шкафа. Может попробовать на будущее испечь плесень? Типо, сырая она опасная для организма, можно и отравиться нехило, а если провести термообработку, все вредные вещества должны подохнуть, и бон аппетит? Звучит, как бред сумасшедшего. «Голод проймёт, станешь есть, что Бог даёт».       Лэрин съела половину консервы с, вроде как, говяжьим мясом, от заледенелости противным и почти нежующимся. Приходилось даже отскабливать ломкими когтями кусочки жизненно важной пищи. Она зачастую глотала так, не жуя. Всё от волчьего аппетита. Серьёзно, её нисколько не беспокоило откуда здесь консервы, если прошло много времени с закрытия фабрики, и можно ли это вообще есть. Она просто ела, набивала тощее пузо, чувствуя, как разгорячённые внутренности остужают холодные куски мяса. Вроде, и хорошо, что они покрыты льдом — не особо чувствуется вкус.       Кот вернулся довольно быстро, будто бы его съедала паранойя, что, пока его нет, Лэрин попытается сбежать — но она даже встать с кровати ещё не успела. К его возвращению, девушка доела полбанки, оставив немного на потом, заведомо зная, что ещё долго кот может не приносить ей еды, тем более такой добротной.       После столь долгих часов лежания, девушке наконец пришло время заново вспоминать, для чего ей ноги. Резвая Лэрин вскочила с кровати, из-за чего потемнело в глазах, закружилась голова и она рефлекторно ухватилась за кота, чтобы не упасть. И ухватилась она… за его лунный медальон. Мало того, что Лэрин поцарапалась об острый наконечник позолоченной луны, она ещё и немного расстегнула застёжку-молнию на груди кота, к которой этот медальон был прикреплён. В открывшемся пространстве она ничего не смогла толком разглядеть, и задумалась о том, чтобы расстегнуть пошире, но, чувствуя на себе сверлящие глаза Дрёмы, выдернула себя из растерянности и застегнула молнию обратно, сделав всё так, как было изначально. От греха подальше.       — Можно вопрос? — Лэрин задрала голову, чтобы видеть фиолетовую улыбающуюся морду и установить прямой зрительный контакт.       — Нет. — как отрезал, ответил ей кот, уверенный на сто десять процентов, что она собиралась спросить о том, что она увидит, если расстегнёт молнию.       В неловком молчании, они добрались до туалетной комнаты. Всё это время Лэрин думала: «Какого Х произошло?» Уколы какие-то, о которых кот не желает рассказывать, потом еда, как вознаграждение за вынесенную неприятную процедуру. Опять же, из-за того, что он не предупредил её о своих, наверное, безобидных намерениях, девушка, наученная кошмарным опытом, успела перепугаться и возненавидеть кота ещё больше.       Промыв в раковине свои руки, всевозможные раны, Лэрин старалась ну пусть немножечко, но не думать ни о чём. Было бы гораздо удобнее в душе промыться, но после прошлого она до последнего будет откладывать свой поход в душ. А кот небось только и ждёт, когда она спросит разрешения. Она осматривала свою спину через зеркало: нацарапанный рисунок костлявой ладони, видимо, Прототипа, уже начал заживать, кровавая корочка сохнуть и отваливаться, из-за чего спина дико чесалась. Кожа вокруг раны во лбу стала желтеть, что свидетельствовало о том, что идёт активный процесс заживления.       Лэрин не любит прочищать свои раны, потому что во-первых, они могут снова начать кровить, во-вторых, это больно, и раны потом ещё долгое время ноют после промывки, в-третьих, если что-то делать часто и каждый день, рано или поздно оно надоест. Но прекращать тоже нельзя — если начнётся инфекция, без хирургического вмешательства не обойтись.       Приподняв кофту, Лэрин стала рассматривать свой живот. На нём было несколько уже затянувшихся царапин, пожелтевших синяков… И не было живота. Конечно, ещё очень рано… Девушка вспомнила, сколько тогда заглотила таблеток и как болел её живот. Она была просто уверена, что, если она не умрёт, то случится выкидыш. Опечаленно, Лэрин пристально осматривала свой живот и бережно гладила его, боясь, что не сможет сбежать с фабрики и ей придётся родить на свет ни в чём не виноватого ребёнка, которого не сможет защитить. Возник вопрос: а что за ребёнок-то получится у них? Сначала девушка подумала, что ребёнка нет и ей только кажется, что беременна, а на деле это просто опухоль или киста. Потом она подумала, что, вероятно, ребёнок родится уродом, покрытым фиолетовой шерстью, с кошачьими ушами, рогами-копытами и хвостом. Но, развивая эту мысль, спросила себя, а почему обязательно урод? По факту, кот имеет человеческое происхождение и, местами, биологию, а значит, по логике, и ребёнок должен выглядеть по-человечески. Вздохнув, девушка отодвинула эти надоедливые мысли на потом.       Синяки под глазами отекли и набухли, и понятие «мешки под глазами» обрело буквальность. Хорошо бы лёд приложить, нанести масочку для лица, кремчик, пенку-умывашку, и закрепить всё это снимающим стресс массажиком. Бригитта бы точно смогла посоветовать ей подходящий магазинчик и бренд. Интересно, где она сейчас и как… Только подумав о ней, Лэрин сама впала в ступор, похожий на тот, который иногда случается у кота, но смогла выйти из него и приказать себе не отвлекаться от процесса ухаживания за собой.       Волосы Лэрин спутались до предела, в особенности из-за того, что их давно не расчёсывали и не мыли. Раз она их уже умыла, под холодной водой в раковине и жидким мылом для рук, пришло время помучиться.       Достав заранее положенную ею в ящик расчёску под раковиной, она смотрела на неё и думала о том, как было бы плохо, если бы кот догадался об ещё одном способе пытать Лэрин. Взять гребешок и начать безжалостно драть её кучерявые волосы. Ух… Лэрин морщилась в попытке распутать колтуны на своей голове. То, что волосы мокрые, немного упрощало процесс.       Вновь она ушла в раздумья, в частности суицидальные мысли. Недавно только едва не покончила с собой, а теперь, как ни в чём не бывало, ухаживает за собой. Ну, а что ещё делать? За ней постоянно ведётся слежка, даже тут, в туалете, сто процентов есть скрытые камеры. У Лэрин не получится теперь уйти из жизни просто так, а как быть иначе, кроме как жить с теми «обыденностями», что были раньше, принимая новые распорядки в виде гиперконтроля — она не знает. Тем не менее, она до сих пор бледна, как смерть, хотя загорала этим летом и загару ещё рано сходить. Нехватка витаминов…              Лэрин сидела перед ним на краю кровати в волнительном ожидании, что сейчас он будет её связывать. Он уже вытащил из-под кровати все ремни, дыхание девушки заметно, слышимо участилось, предвкушая, что грядёт ещё несколько часов мучительной обездвиженности. Она смогла поймать взгляд кота, установив с ним зрительный контакт, настраивающий на диалог.       — Ты собираешься уходить?.. — начала она жалостливо. Кот не отреагировал на её слова, уже кинув один ремень к ней на кровать. После этого жеста, она должна лечь и не двигаться, пока кот будет её связывать.       Но она не делала этого, идя наперекор уже установившихся правил. Тогда кот грубо схватил плечо девушки и повалил её спиной на кровать, раз она сама не собирается это делать. В этот момент Лэрин, неожиданно для себя самой, положила свою руку ему на костлявую лапу, близко к когтям.       — Пожалуйста, я не хочу… Можно просто пойти с тобой? Я не доставлю проблем.       В этот раз Лэрин не особо морочилась с тем, что говорит. Не формулировала предложение, как делала всегда. Она смотрела на кота без всякой злобы, вот именно «щенячьими глазками». Она умело строит глазки; вроде такая юная, а уже опытная девушка. Думает, что знает, как подловить парня.       — Нет. — твёрдо сказал ей кот, хватая ремень и угрожающе держа его над лежащей девушкой, намекая, что, если она не прекратит его упрашивать, то огребёт.       Лэрин больше всего на свете не хочет быть снова привязанной к кровати на неизвестное количество времени. Кот демонстрирует ей чистое безразличие, ему важно лишь одно: чтобы девка всегда была на одном месте, жива и, желательно, здорова. Сердце, если оно есть, твёрже алмаза, грубее, чем наждачная бумага. Ни разу он не испытывал к Лэрин сочувствия, не жалел её; издевался над ней так, чтобы и себя потешить, и ей навредить, но при этом она могла осуществлять жизнедеятельность и вынашивать потенциальное потомство.       Не стоит вновь говорить, как сильно она ненавидит кота. Но в то же время она заинтересована. Что, кроме превращения в чудовище, могло сделать его таким психопатом? Да, некоторые люди уже рождаются со скудным набором эмоций, всякое бывает. Но если так, то почему кролик Сэм так боится говорить о том, что знает об истории жизни Теодора? Загадка.       Кстати, она уже несколько раз называла Кота-Дремота его настоящим, человеческим именем. Вопреки предположениям Лэрин, он ни разу не дал ей понять, что ему не нравится или с его точки зрения это не тактично или невоспитанно со стороны Лэрин (хотя, казалось бы, с чего вдруг ему так думать?), и что ей не следует его называть по имени. Напоминать о наболевшем, как сыпать соль на рану… Хотя прозвище «Мой Господин», наверняка, понравилось бы ему больше, особенно с уст Лэрин.       — Теодор, — несвойственным голосом говорила Лэрин, будто гипнотизируя кота, цепляя его взгляд своим. Она не хочет ещё часов десять пролежать в кровати, повезёт, если в отключке благодаря красному газу, но и не хочет получить нагоняй ремнём за излишнюю настойчивость… разрывается меж двух огней. Она представила, что перед ней не монстр, а тот ребёнок с фотографии, так же, как и Лэрин, оставшийся без попечения родителей, и с ним нужно вести переговоры по-особенному, — Дай мне сказать, пожалуйста…       Голос девушки задрожал под напористым, возможно, взбешённым взглядом кота, держащего в руках ремень. Она явно потеряла свою уверенность и начала заикаться, путать слова и всё остальное. Но он дал ей шанс попробовать уговорить себя.       — Между нами есть некая недотра… недосказанность. Я понимаю, что в тот день я поступила неправильно. Я думала только о том, как хочу на свободу, когда принимала те таблетки… И мне жаль, что не думала… о тебе и о своём… долге… Прототипу… Прости меня за это. Пока я тут лежала, подолгу лежала, знал бы ты, как это ужасно, я переосмыслила своё поведение, мысли и всё… Я обещаю впредь быть лучше.       Со всеми своими словами девушка была категорически несогласна. Она не сдержит обещание, просто будет более скрытной и расчётливой. Она не считает себя должной Прототипу. Лэрин ничего не переосмыслила: она по-прежнему ненавидит кота и будет стараться сбежать с фабрики, ровно как и до этого разговора. Но с момента, как она упомянула Прототипа, она заметила, что кот будто бы стал более внимательно слушать, что говорит Лэрин.       Она немного приподнялась, надеясь, что кот не ударит по ней за движения, на которые нет его явного согласия, продолжая делать такой взгляд, которому, что бы он не просил, сложно отказать.       — Я буду хорошей, — вырвалось у Лэрин. Осталось добавить «хорошей девочкой», чтобы окончательно закопать свои честь и достоинство, — Ради Прототипа.       Последнее явно было лишним. Мысленно девушка наслала на себя тысячу проклятий, ну можно же было и без этого обойтись. «Не поминай имя Господа всуе». Одной фразой, сказанной не подумав, она могла обратить в руины все свои сладостные речи, которые только что выговорила. Возможно, причиной её ошибок стал эффект от инъекции, аж четырёх доз, но Лэрин знала, что в такой нагнетающей обстановке любой забудет, как разговаривать, а она ещё держится молодцом.       Полминуты кот стоял почти неподвижно, а Лэрин не встревала в его мысли, с трепетом в сердце молчала и ждала его решения. Раз за разом вспоминая свои слова, в особенности "Я буду хорошей, ради Прототипа", Лэрин хотела под землю провалиться от того, как ей стыдно и мерзко. Будь она на месте кота - убила бы. После такого нужно промыть рот с мылом.       В конце концов, кот отвёл свой проницательный взгляд в сторону, похоже, закатил глаза. И положил ремень на кровать, после чего коротко, но показательно кивнул в сторону выхода из комнаты.       «Благослови тебя Прототип!» — отшучивалась у себя в голове девушка, вставая с кровати, взбодрившаяся, что её старания не обошлись даром.