Горящий нимб.

      По старинке, они шли рядом: Лэрин впереди, кот позади, контролируя её направление и расстояние от себя, как бы нависая над ней. Девушку охватил лёгкий мандраж, было страшно интересно, куда они идут в этот раз. Бывала ли она там уже? И далека ли их цель? Её посещало множество вопросов, но не те, которые она планировала задать коту при встрече. Да и прямо сейчас задавать их как-то страхово, учитывая то, с каким раздражением кот закатил глаза, когда Лэрин напросилась пойти вместе с ним.       Кому-то бы это могло напомнить то чувство, когда идёшь с родителем к нему на работу, просто посидеть, посмотреть, чем он занимается целыми днями; может помочь ему, а может помешать. Или познакомиться с коллегами, что не менее забавно. И наблюдая за его работой, сразу начинаешь представлять себя на месте своего родителя: взрослый, занимаешься серьёзными делишками, интересными не тебе, но твоему ребёнку, за которого ты действительно несёшь ответственность.       Лэрин могла сравнить это разве что с тем, как она выполняла работу воспитательниц под их чутким руководством. Но это было больше развлечение, чем работа, от того и получалось не очень. Лэрин тогда не долго продержалась на своей «новой работе». Как же было тогда хорошо… Она ненавидит себя за то, что когда-то торопила время. «Скорее бы среда», «Скорее бы завтра», «Вот бы мне уже было 17 лет», «Когда я повзрослею?», «Когда уже закончится этот месяц»… Словно она почти никогда не жила в данном моменте времени, всё она торопилась куда-то. Вот теперь-то ей торопиться некуда… Теперь-то можно начать жить настоящим. Она считает, что, когда (и если) выберется, то тогда она будет жить исключительно настоящим. И это будет правильно.       Из раздумий девушку выдернуло мерцание ламп по всему коридору, такой тусклой волной, когда один за другим светильники на секунду переставали работать, при этом издавая звук, словно кто-то стукнул по винному бокалу. От неожиданности девушка вздрогнула и остановилась, и кот столкнулся с ней на полном ходу.       Подобные не то вспышки, не то внезапные помехи и шумы со старых радиоприёмников, расположенных обычно на древесном комоде у стенки, не были редкостью в Доме Милом Доме. Из-за того, что тут хорошая акустика, любой шум звучал вдвое громче и пугающе, к чему Лэрин уже, почти, но всё ещё не до конца привыкла. А кота, как ей кажется, вообще напугать невозможно. Сколько лет жизни на фабрике понадобилось Теодору, чтобы потерять страх; когда Лэрин ждать того же?       Они спокойно шли дальше, и кот, как всегда, попинывал рыжую: когда случайно, когда нарочно. Она до сих пор задаётся вопросом: а что он ей всё-таки вколол? Аж четыре дозы. Прошло больше пятнадцати минут, а она так и не ощутила явного эффекта, кроме пощипывания зоны инъекции. Ни головокружения, ни боли… Предполагая варианты того, что за жидкость ей вкололи, она больше склонилась к тому, что это, возможно, какие-то витаминчики, учитывая то, какую хандру переживает и уже пережила Лэрин. И даже хуже хандры… витамины ей как кстати.       В сравнении с нормальным человеком коридорчики были довольно высоки, но узкие в ширину, а для кота так и так почти впритык. Потолки словно специально делали под рост кота, чтобы он мог не на полусогнутых перемещаться по зданию и «комфортно исполнять свои обязанности». Или кота сделали под высоту стен Дома Милого Дома…?       Попутно, думая о том, до чего же жутко в этих зелёных коридорах, Лэрин вспомнила один из своих вопросов, которые она готовила для встречи с котом.       — Слушай… а тут безопасно? Я имею в виду, мне ничего и… Ну, кроме тебя… В смысле… Мне ничего, кроме тебя… это… — снова речевой аппарат отправился гулять, сделав из Лэрин неандертальца, который ни му, ни хрю, ни кукареку. Нервно вздохнув, девушка попыталась взять себя в руки, — Кроме тебя, мне никто не угрожает?       — Нет, — промолчав пару секунд, протяжно ответил ей кот, устав от того, что Лэрин постоянно не говорит, а вафлю жуёт. Но и этим ответом она не была удовлетворена.       — Ч-что нет? «Нет, не угрожает» или «Нет, угрожает»?       Не сумев проявить терпение и на этот раз, кот со зверской силой толкнул Лэрин в сторону боковой двери, которая, к счастью для неё, оказалась закрыта, и она просто влетела в неё, нехило стукнувшись плечом. Рыжая подняла руки, закрываясь, но кот остановился, пока что, только на этом.       Лэрин всей душой надеялась, чтобы кот не передумал и не вернул её в комнату в наказание за надоедливость.       — Я поняла, извини… — девушка виновато опустила голову. Хотя в самом деле она так и не поняла, что значило его «нет». Скорее всего, он имел в виду, что она в безопасности… Но кто знает, что он там имел.       В дальнейшем молча и безмятежно они продолжили свой путь на выход из Дома Милого Дома.             На крыльце, они спустились вниз по лестнице, и всё это время Лэрин, потирая ушибленную руку, озиралась вокруг. Обычно тут светло, почти как ранним утром или поздним вечером, а сейчас по-ночному темно; а ведь девушка уже приготовилась щуриться от яркого света, после тёмных коридоров Дома Милого Дома. Лишь высокие лампы в форме динозавра Брона освещают тропинки погибшего Приюта. Как и всегда, кругом разруха, а воздух свеж, почти как на поверхности.       Свернув влево от Дома, они шли вдоль тропы, уложенной бетонными плитами, в сторону жёлтого-оранжевого здания, похожего на шатёр цирка с флажком на макушке. Подойдя поближе, Лэрин смогла прочитать надпись, увенчанную красными и синими звёздочками: «PLAYHOUSE». Само по себе здание было яркое и выделялось среди остальных, но могло быть ещё ярче, если бы не вековая пыль и грязь, которой оно было покрыто полностью. Также на стенах «цирка» красовались граффити, краска которых была очень похожа на кровь (или это и была кровь?). «Joy», «The Hour Of Joy» — две самые броские надписи, но помимо них, прямо у главной двери, ещё были кровавые отпечатки человеческих ладоней, старые и давно засохшие.       Перед входом в «Игровую», они остановились, в пяти метрах от тех главных дверей. Лэрин повернулась к коту и заметила некоторое замешательство в его глазах — он крепко задумался о чём-то. Может, ступор? Похоже на то. Стоит, как статуя, и не двигается, только от дыхания раздувается грудная клетка.       Сначала девушка негодующе цокнула, разведя руками, уже собираясь сказать что-нибудь грубое: в её репертуаре имелась целая коллекция потрёпанных острот, которых Лэрин нахваталась за жизнь, проведённую среди таких же недалёких людей, как она. Но задумалась и сама — а насколько глубокий его ступор?       Она решила проверить на практике. Аккуратно и бесшумно она сделала шаг в сторону, планируя вообще выйти из поля зрения выпавшего из реальности кота. Затем второй шаг, тише муравьиного строя. Третий, четвёртый, и кот всё не обращает внимания. Лэрин сдерживала улыбку, потому что не догадалась провернуть подобное раньше. Раз ступор так глубок, то и пусть стоит себе на здоровье, а Лэрин пока сбегает по своим делам. Она не потревожит его.       Удалившись на шагов десять от кота, её начал обуревать дикий страх, что он сейчас обернётся и изобьёт до посинения. Она молилась всем Богам, включая Прототипа, чтобы он сдох в этом положении.       И в эту же секунду он развернулся.       Его резкий поворот заставил электрическую волну испуга перебрать буквально каждый миллиметр тела Лэрин, её руки прохватил страшный тремор, а лицо, должно быть, стало белым, как молоко. Ну и как ей это объяснить? «Извини, ты затупил и поэтому я решила свалить?» А главное, что нужно думать быстрее.       Может отвлекающий манёвр, а затем убежать? Ну да, и как? Показать пальцем в небо и сказать: «О, смотри, Прототип!», после чего начать убегать? Не о том думать надо, что-то попроще и поскорее!       — М-м-м-м-м-мне пок-к-казалось, там кто-то есть… — она никогда не заикалась так, что даже слово выговорить не может, но страх взял своё. Трясущейся рукой она указывала куда-то в сторону развалин от статуй посередине Приюта, попутно выдумывая, кого же она там могла увидеть.       Но не стала сразу описывать ему то, что она якобы увидела. Излишняя открытость и детализация выдают настоящего лжеца — она услышала этот факт в одном допотопном детективном фильме.       Девушка, как могла, старалась сохранять спокойствие и не пищать от страха, когда кот начал стремительно к ней приближаться. Ноги подкашивались, а голова кружилась от того, что она затаила дыхание тогда, когда тело нуждалось в интенсивной одышке. Однажды Лэрин научится всецело контролировать свои эмоции, но сейчас, всё же, ей есть оправдание такой неуравновешенности. Всё-таки, она дама в положении, ещё и молодая, подростковый максимализм, все дела… Боже правый…       Кот пристально смотрел туда, куда показала Лэрин, и, ожидаемо, никого там не видел. Выдерживая его молчание и это убийственное ожидание худшего, девушка думала, что вот-вот потеряет сознание.              — Галлюцин-н-нация, наверное… — добавила Лэрин, надеясь, что кот проявит лояльность, смилуется над душевно больной и просто отведёт её… куда они там шли. Это настоящая психологическая пытка, вынести которую с каждой секундой становилось труднее, а кот, как на зло, всё медлил.       Сердце пулемётной дробью колотилось в её груди; это безрезультатное стояние на одном месте порождало в Лэрин почву для новой истерики. От обильно херачащего адреналина ей уже хотелось всё бросить и начать делать что угодно, чтобы разрядиться: прыгать, бегать, кричать, бить пол, бить стены, бить кота, рвать на себе волосы — настолько сильные эмоции вызвали переживание и тревога. «Пожалуйста, давай пойдём уже…» — пыталась Лэрин установить ментальную связь с котом.       Кот взмахнул передней лапой, от чего Лэрин рефлекторно съёжилась и зажмурилась, закрывая лицо и голову руками, зная, что вот-вот прилетит нещадная оплеуха.       Но пусть и не мягко, с грубостью, кот просто толкнул девушку в сторону входа в здание «Игровой», сойдясь на мнении, что рыжей правда показалось. Лэрин облегчённо зашагала, испытывая мимолётную радость, что опасность миновала. Сердцебиение начало приходить в норму, при этом девушка, словно борясь с инфарктом, держала руку на солнечном сплетении, утихомиривая за одно и дыхание. От страха и всей нервотрёпки Лэрин чувствует себя так, будто постарела лет на шестьдесят.       Она даже самостоятельно уже не смогла подняться по лестнице в Доме Милом Доме. Нет, может, и смогла бы, но с многочисленными передышками. Уже не такая бодрая, как прежде… Кот, словно выжимает из неё все соки, такой энергетический вампир, и насыщается ими сам, ведь по физическим параметрам он явно превосходен, держится в тонусе изо дня в день, какими сложными не были бы времена. Чего никак не скажешь о его ментальных параметрах. Хорошо, что в этот раз ей не влетело за очередную попытку побега. Небывалое везение…       Двери не поддавались. Но ударив их с плеча, они всё же соизволили открыться. Сразу же Лэрин прошла внутрь небольшого помещения. Настолько небольшого, что кот, преодолев низкий для него дверной косяк, резко выпрямился и ударился головой об поток. Лэрин заметила это и, не сдержавшись от подкошенных нервов, со свистом засмеялась, попутно затыкая рот рукой.       Она не сочла это смешным на самом деле. Просто пару минут назад она чуть не скончалась от страха, а только что кот стукнулся макушкой об потолок. Такой контраст, а главное смена обстановки не прошли сами по себе, и теперь Лэрин смеётся над тем, над чем в здравом уме смеяться не стала хотя бы потому, что за этот смех, весьма ожидаемо, она сходу получила от кота болючий подзатыльник.       Комната была обставлена забавными школьными шкафчиками с глазками. Некоторые из них были открыты и в них находились детские голубенькие рюкзачки, сменная обувь и курточки, а также игрушки маленьких Хагги Вагги, Длинноногих Мамочек и всех остальных. На последнем издыхании светодиодная лампа в потолке холодным оттенком освещала от силы полкомнаты. Лэрин не сразу заметила, что на полу много разводов кровоподобной жидкости: где-то она была иссохшей, почерневшей, где-то совсем свежая и красная. На стене было размазано чёрное вещество, то ли использованное машинное масло, то ли мазут, то ли чернила — неизвестно, но консистенция маслянистая. Уже с порога Лэрин учуяла запах смерти, который витал повсюду на фабрике, но конкретно в здании «Игровой» был плотно сконцентрирован, будто бы именно здесь источник флюидов смерти. нити запахов страдания и страшного горя смазывались с прохладным, освежающим кислородом, идущим с улицы. По коже побежали мурашки.       Дальше по коридору шла лестница вниз, одна единственная и достаточно широкая. Потолки всё ещё были низковаты, поэтому кот, не повторяя предыдущей ошибки и не допуская столкновений головы с потолком, шагал на полусогнутых. А Лэрин казалось, что они спускаются прямиком к самой Сатане, потому что лестница ведёт в тёмное никуда — чем ниже, тем меньше света в коридоре, поскольку освещения ноль.       Спустившись по лестнице, побродив по ещё нескольким тусклым, мёртвым коридорам, они вышли кубическое помещение с мягкими стенами и полом, только потолок был голый, с него давно сдёрнули этот натяжной слой, и из него совершенно нелепо торчали такие же светодиодные лампы, что на входе. Знакомая обстановка, интерьер. Насколько Лэрин помнится, в похожем помещении она видела местную тюрьму. Есть ли в ней заключённые?       На первый взгляд, местечко хуже не придумаешь: жутко, отовсюду непонятные шорохи, гул, по стенам грязь и многозначительные надписи грубым почерком: «Веселье», «Радость». Осмотревшись повнимательнее, Лэрин начала понимать, что это и есть та самая игровая. Туннельные лабиринты, маленькие вигвамы, проходы в стенах, мячики, подушки, разбросанные кругом. Трудно поверить, что здесь взаправду однажды было весело. Что тут резвились малыши, а воспитатели только успевали следить, чтоб никто не ушибся и не грохнулся с высоты детских построек из жёстких цветастых матрасов, лесенок и тарзанок. А сейчас тут не то, что ходить, тут и дышать страшно — всё кажется, что подхватишь какое-нибудь опасное заболевание, настолько там всё грязно и нестерильно.       Такая хорошая игровая… была. Будь Лэрин ребёнком, может, у неё загорелись бы глаза на всё это восхитительное зрелище. Местами матрасы выпотрошены, всё гнилое и серое, хотя когда-то было наоборот. Преобладали синие, красные и жёлтые клеточки на стенах и предметов интерьера, которые, по прошествии длительного времени запустения, потускнели и какие-то побелели полностью — не поймёшь, какого оно было цвета. И как без пятен, похожих на кровь…       Обстановка зарядилась ужасом, когда из этих детских лабиринтиков, туннелей и проходов начали сочиться кукольные зверёныши с широкими беззубыми улыбками и глазами со светящимися зрачками, как у кота Дрёмы. Лэрин помнила этих игрушек… они были свидетелями её клятвы на крови, может, месяц назад или меньше. Они, живые, как маленькие дети, стояли на мостике недалеко от алтаря и наблюдали, словно зрители в амфитеатре. А здесь, в игровом комплексе, похоже, их логово.       Перед ними выстроилось так много маленьких зверушек, что и не сосчитать. Они подходили близко, кто-то рычал, кто-то хихикал детским голосом, а кто-то цвыркал, как когда во рту много слюны и делаешь всё возможное, чтобы она не растеклась по всей комнате. Неосознанно Лэрин сделала шаг назад и прижалась к коту, к его передним лапам, стараясь не сводить глаз с этих глазастых, улыбающихся тварей. Она узнавала в них персонажей мультика своего детства и приходила в ужас от того, что они были готовы наброситься и сожрать любого заживо, как стая голодных пираний.       Они лезли в основном на Лэрин, хватали её за штанины, забирались по её ногам, а она один за другим их стряхивала. Почему они на кота не лезут, не аппетитный что ли? Или они его знают? Ну конечно знают, разве могут быть сомнения. И кот привёл её именно сюда… Зачем?       — Что за херня, Тео?.. — Лэрин развернулась, чтобы взглянуть коту в глаза и попробовать прочитать его мысли.       Отпрянув от девушки, создав небольшую дистанцию между ними, он развернул её лицом к этим маленьким, голодным игрушкам. Они все разом замолчали, а глаза их хищно сверкали при наблюдении за девушкой. Ей стало жутко не по себе, представив, как они все разом накинутся на неё. Их тут не меньше сотни…       Кошачья лапа легонько прошлась вдоль по телу Лэрин сверху вниз, словно он знакомил их. «Он меня им представляет? Ёб-твою мать… Нет, он не оставит меня, нет,» — девушку пожирали тревожные мысли, она неосознанно уже начала вертеться в поисках ходов для отступления, если её подозрения всё же оправдаются.       — Следить. — единственное, что сказал кот, достаточно громко, чтобы все игрушки услышали его повелительный, грубый голос, который к ним обращался. Они сразу все затихли, испугавшись, а в лице кота только укрепилась надменность, осознание своего могущества перед этими маленькими созданиями.       — В смысле? — Лэрин взглянула на кота с упрёком и испугом. Она так устала от его внезапных «пируэтов поведения», вечно его отговаривать, просить чего-то не делать, но и деваться больше некуда.       Отпустив девушку, кот поспешил удалиться их комнаты, прошмыгнув за дверь и заперев её с той стороны.             — Куда ты, стой! — пищала ему вслед девушка, но не успела, как она хотела, схватить его за хвост или намертво вцепиться в ногу, не дав ему и шанса бросить её в клетку хищников. Вместо этого, метнувшись за ним, она врезалась в уже захлопнувшуюся перед её носом дверь.       Стучаться в неё было бесполезно, Лэрин это знала. Игрушки начали хохотать, перешёптываться друг с другом, надвигаясь этой цветастой, глазастой массой на девушку, как ей показалось, с целью схватить. Они ростом чуть меньше медвежат, но даже по отдельности они представляют собой опасность, не говоря уже о том, если их много, как муравьёв.       Тело Лэрин порывалось драться. Распинать их тут всех, мелюзгу плешивую, размазать по стенкам, как сопли. Но их так много, что если она «откроет огонь», ей не пережить ответ целой армии маленьких Котиков-Дремотиков, Бобби-Обнимашек, Заек-Попрыгуш и всех-всех остальных.       Маленькая версия Пеклопса начала подниматься по её ноге, и тут девушку схватила паника. Заприметив на вершине лабиринта укромное местечко, комнатку из матрасов со смотровыми отверстиями-окошками, она ринулась, распинывая ногами толпу деток, в уме прокладывая путь, по которому доберётся к этому убежищу.       Малыши, рыча и взвизгивая звериными воплями, двинулись за ней. Словно в припадке, Лэрин, доверившись своей непутёвой интуиции, наугад выбирала пути в лабиринтах, и иногда сталкивалась с этими маленькими упырями, а там либо перешагивала их по мере возможности, либо отталкивала руками, ногами — чем придётся. Найдя способ забраться к запримеченному её незорким глазом убежищу, она полезла по стенам, цепляясь за перекладины, верёвочные окна и выступающие края матрасов. Так как этот игровой комплекс был сделан для деток, соответственно и по детским меркам и габаритам, Лэрин это пришлось на руку, с лёгкостью преодолевая своим закостенелым телом все преграды.       Её удача, иметь высокий рост — она смогла забраться на эту возвышенность с убежищем, со второй попытки прыжка, и зацепилась поколеченными руками за перекладину и начала взбираться, помогая резиновой подошвой на обуви. Малыши уже подоспевали за ней, но они не смогут забраться к ней… если не скооперируются и не взберутся друг на друга пирамидкой.       Снизу, подобравшись к подъёму к этому убежищу, послышался звон медных тарелочек. Лэрин, повиснув на перекладине, собираясь с силами взобраться на безопасное место, опустила голову вниз.       — Сэм, Сэм, это ты что ли?! — вопила девушка свысока, увидев, что под ней стоит плюшевый жёлтый кролик и посмеивается над ней, стуча медными тарелочками. Они признали друг друга, а тем временем другие игрушки начали подбираться к ним. Кролик Сэм был им не нужен, они думали, как достать Лэрин, — Спаси меня!       — Ха-ха-ха, да они не опасные для тебя! — уверял её жёлтый, заливаясь типичным детским смехом, немного придурковатым.       — Ага, п-п-пизди дальше! — в страхе, смешанном с яростью, Лэрин таки забралась наверх и сжалась комочком, поглаживая себя по плечам. Она не узнаёт себя: её поведение, манеры, речь меняются не по дням, а по часам, и от этого жутко. Многие факторы влияют на её изменения… и она им совершенно не рада, — Я хочу домой…       Игрушки начали переглядываться между собой, наверное, они удивились тому, что кролик Банзо разговаривает с этим человеком, и, судя по всему, они были знакомы и раньше. В принципе, что им ещё было ожидать от Сэмми, который хоть раз общался уже со всеми на этой фабрике, не обойдя стороной и новенькую, Лэрин.       Спустя полчаса мирной беседы, Сэм уговорил Лэрин спуститься, и, считывая спокойствие в телодвижениях и поведении рыжей девушки, малыши уже не кидались на неё, тем более, когда у неё на ручках их собрат. И всё же, хищные зверята отслеживали каждый её вздох, попутно занимаясь своими делами и переговариваясь, кто как мог. В смысле, не все из них могли разговаривать — у некоторых отсутствовал или был неисправен голосовой модуль.       Лэрин прошлась по всему помещению в поисках какого-нибудь выхода, скажем, на свободу, но таковых не обнаружилось. Было бы странно и нелогично со стороны кота оставлять Лэрин рядом с выходом… Выбрав наиболее комфортную комнату, Лэрин зашла в неё и уселась на пол, перед этим протерев его от грязи ладошкой.       Комната была очень крохотная, где-то два метра в ширину, длину и высоту. Вся обшита мягкими подушечками, присущими «Игровой», а так же в ней были рассыпаны пластиковые шарики, которые обычно в бассейне из шариков бывают, а вдоль стен расставлены мягкие пуфики. Стены были нетронуты, грязные только от пыли. В верхнем углу комнаты свисала плотная, непроглядная серая паутина. А в коридоре открывался вид на другую часть игровой, где был ещё один детский лабиринтик из разноцветных матрасов, где также отовсюду сочились живые игрушки.       Другие игрушки тоже начали заходить в эту комнатку, рассаживаться по пуфикам, лезть к Лэрин, а кролик Сэм отгонял особо доставучих. Он выделялся из остальных тем, что не был одним из улыбающихся зверят. Кажется, он не должен быть здесь, но кто его остановит? Да и не вредитель же он, просто ходит, общается, заводит друзей, распространяет сплетни.       Лэрин чувствовала себя крайне необычно среди живых игрушек. В детстве она мечтала, чтобы её куклы ожили и поговорили с ней… а сейчас, когда эта мечта сбылась, она уверена, что просто сошла с ума и ей это мерещится. Такого не бывает… Как это может быть реальностью? Как и этот фиолетовый монстр, удерживающий её в стенах фабрики, как и этот Прототип. «Эта фабрика полна чудес!» — гласят лозунги из плакатов.       Рядом сидел Сэм, не понимая, от чего Лэрин выглядит так изнурённо. А она не могла расслабиться, когда рядом столько опасностей и все взгляды обращены на неё. И вроде обстановка устаканивается, игрушки не ведут себя агрессивно, но мышцы Лэрин напряжены, подсознательно она готовится к сражению, к самозащите. К коту она уже более-менее привыкла и выстроила хоть какую-то, хиленькую манеру поведения рядом с ним, такую, чтобы с меньшей долей вероятности отхватить нагоняй. А тут перед ней возникла как минимум сотня новых персонажей, которых она не знает от слова совсем, кроме Сэма. И поблизости уже нет того, фиолетового, кто точно защитит её. Хотя со стороны выглядит так, будто он как раз наоборот, забросил её в бурлящий котёл, пусть варится там вусмерть. «А сам-то по своим делам небось ушлёпал. Надо же, загадочный какой. Меня на этих оставил, как ребёнка, и с концами. И надолго? Ужас…» — возмущалась Лэрин у себя в мыслях.       Может, если бы она не ринулась сломя голову, пинками отгоняя от себя зверят, они сами бы отступились от неё, оставили в покое? Хищники чувствуют панику, её флюиды растекаются в воздухе, как сладкий парфюм. И смущал ещё один аспект. Может, около недели назад (она потеряла счёт времени), она пошла на самоубийство. Этого не забыть никогда. Она была готова пойти на всё возможное, чтобы покинуть этот мир навсегда. А сейчас она буквально отбивала свою жизнь у этих малышей. И это не просто потому, что она не хочет мучительной смерти, потому что эти хищники по-другому её не убьют. Они вообще её не убьют, так-то… вроде… да?.. Но всё же, она словно не торопится умирать. Возможно, в ней просто всё ещё теплится надежда на спасение. Как будто она может чувствовать, что так или иначе ей помогут выбраться. Нужно просто обождать.       Вздохнув с отчаянием, Лэрин невзначай взяла пару шариков в руки. Они лёгенькие, красные и воняют дешёвым пластиком. Чтобы отвлечься самой и отвлечь уставившихся на неё «детей», она начала жонглировать этими шариками, что она умела делать очень хорошо, а со слегка вспотевшими ладонями делать это ей было удобнее всего. Когда её ослабевшие от стресса руки вспомнили, как это делается, Лэрин добавила ещё один шарик, а потом и четвёртый, и пятый. Талант, одним словом.       Она же в цирк пришла, да? Здание-то похоже на цирк. И маленькие хищники шевелили головами в ритм подкидываемых в воздух шариков, глазки малышей словно расширились ещё сильнее от изумления. Ей бы, правда, в цирке выступать с такими способностями, ей ещё одноколёсный велосипед, мяч на нос и пару обручей на талию. Лэрин удивилась, что уже минуту жонглирует без промахов, и не двумя, а пятью шариками. Талант ремнём не выбьешь, водкой не пропьёшь.       Когда надоело, она просто остановила руки и все мячики попадали на пол. Кто-то из малюток начал беззвучно аплодировать своими мягкими лапками, что в меньшей степени подняло Лэрин настроение.       — Как ты это делаешь! — восхищался Сэм, у кого голос был значительно громче и разборчивее, чем у остальных игрушек. Видимо, сама судьба распорядилась так, чтобы именно этот голосистый кролик был носителем для такого болтливого мальчика.       Без улыбки, Лэрин просмеялась, коротко ответив: «Учись». Хотя с его медными тарелочками в руках…       Сэм замолчал и устремил свой взгляд в дальний лабиринт, когда из-под матрасовой арки вышел потрёпанный медвежонок, Бобби-обнимашка, у которого не было одного уха, и ещё он хромал. При виде него, остальные игрушки начали чуть ли не хором восклицать «О-о-о-о», «О-оу!» и толпиться около медвежонка.       — О-о-о… — протянул Сэм, подхватывая хор, — Это «ОО».       — Что за «ОО»? — поинтересовалась Лэрин, предполагая, что это какой-нибудь главарь банды местных головорезов. Или наоборот, как это называется, «козёл отпущения», объект насмешки. Жизнь у них, однако, бьёт ключом.       — Это Освальд из Оклахомы… — таинственно наговаривал ей Сэм, словно этот медвежонок является местной легендой, о которой старина Сэм непременно поведает.       — Ну и что это за персонаж ваш, Освальд из Оклахомы? — с интересом и с насмешкой спрашивала Лэрин. Настроение у неё было непонятным, либо она смирилась и приняла, что вокруг постоянно происходит какая-то несусветная дичь, которую в здравом уме не придумаешь и во сне не увидишь, либо она просто сама уже крышей поехала и потихонечку подкрадывается кататонический ступор.       — Помнишь, я говорил тебе, что есть два типа? Первый, это те, которые всё помнят о себе в прошлом, а вторые, это те, которые не помнят ничего. Освальд — это третий тип. У него каждый день начинается новая жизнь. Каждый день, он вот так выходит из домика и начинает всех спрашивать, где его мама и папа. Говорит, что его зовут Освальд, он из Оклахома-сити и ему шесть лет. Помнит даже свой адрес. А когда Освальд идёт спать, на следующий день он всё забывает. И по-новой: где мама, где папа. Помогите, спасите, кто вы такие, что со мной.       — Это амнезия вроде называется… это последствия того, что из него сделали Бобби?       — Возможно. И каждый раз мы говорим Освальду разные версии того, что он здесь делает. И он во всё верит! — хихикал Сэм.       — Разные?       — Ну… Вчера мы сказали ему, что он попал в ад, и чтобы выбраться ему нужно ходить и кудахтать, — Сэм рассмеялся так, что свалился с ног, — Я не знаю, что ему скажут сегодня! Но всегда что-то смешное!       Лэрин снова одолели опасения на счёт Сэма. Она понимает, что в его ситуации, а именно в многолетней жизни на фабрике, оставаться позитивным и оптимистичным уже успех, но… впечатление такое, будто он совсем не может сочувствовать. У ребёнка, судя по всему, которого ещё и мучают, амнезия, и всё, что ему хочется — найти родителей и вернуться домой, в свою Оклахому. А Сэм, наравне с другими ребятами, делает из этого какую-то шутку. Мерзкую, гадкую, бесчеловечную.       Если так посудить, то, не один год спустя, эти дети уже мало того, что выросли, так ещё и настолько притерпелись друг к другу, живя в своём мрачном «общежитии», что из развлечений осталось только обижать тех, кто слабже, и на моральные принципы всем плевать. Да и кто будет их учить, как жить, если не они сами и наставники постарше, вроде Кота-Дремота? Вот он-то точно лучший преподаватель жизни.       Лэрин отвела взгляд, не прокомментировав своеобразные шутки Сэма, и решила сменить тему разговора, чтобы, если что, ещё больше не разочароваться в своём единственном друге, который, между прочим, помогает ей по мере всех своих жалких возможностей.       — А когда случился этот… Час Радости? Я заметила, тут везде о нём написано, а я до сих пор не особо-то и знаю об этом событии…       Лэрин сказала бы больше — она не особо-то и верит в то, что Час Радости вообще произошёл. Скептический склад ума, без доказательств хрен поверит. Поэтому она и сказала, что почти ничего не знает, хотя то, что ей (конкретно ей) нужно знать о Часе Радости — она уже знает. Ну, кроме даты.       — Восьмого августа 1995 года, в одиннадцать утра, — оттарабанил Сэм дату, как будто произносил её уже миллион раз.       — М-м-м… Восемь лет назад… а девятого августа у меня день рождения, — Лэрин зевнула, думая, как неудачно выпала дата её рождения. Рядом с датой такой трагедии. Хорошо хоть не в том же году. А может, оно было бы и лучше? Пусть она родилась бы в 1995-м году, и тогда сейчас ей было бы восемь лет! А значит, её бы точно не было на этой фабрике на данный момент, и она проживала бы своё пусть не золотое, но детство.       — Хорошо, я запомнил. А расскажи нам свою историю жизни! — Сэм, и несколько других игрушек уселись около девушки, рассчитывая на то, что она сейчас начнёт им рассказывать истории.       — Э… Мою историю… — Лэрин стушевалась, понимая, что не хочет рассказывать этим маленьким сплетникам о себе и своей личной жизни, — Да знаете, я… не обладаю такими… сногсшибательными биографиями, как вы. Мне семнадцать лет, я из Валдосты, штат Джорджия. Я не знаю своих родителей. Меня сдали в детский дом города N, штат Индиана. Всё.       Дети кубарем начали закидывать её вопросами, по типу: «А ты училась в школе?», «Есть ли у тебя друзья?», «Какой твой любимый цвет?». Лэрин отмалчивалась, улыбаясь и мило смущаясь, что она в центре внимания у местной шпаны. Они лишь притворяются такими детишками, невинными и очаровательными. Но они вовсе не очаровательные и не невинные. Если бы не воля Кота-Дремота, они бы сдёрнули с неё кожу и растащили её органы за милую душу. Лэрин старалась не развивать эту мысль в своём и без того перегруженном сознании.       — А у тебя есть парень? — спросила игрушка свинки-капризульки, после чего захихикала, закрывая лицо руками.       Обычный вопрос… да нет, не обычный. Когда-то Лэрин с лёгкостью бы ответила на него, назвав имя своего черноволосого суженого по имени Томас, и начала бы рассказывать романтическую историю их романтического знакомства, как типичная девочка-подросток, полная ванильной любви. Но сейчас этот вопрос встал ей поперёк горла. Да или нет? По факту, даже если Томас жив, во что она охотно верит и на что надеется, то продолжать с ним отношения, после предательства, она бы не стала, наверное. Тем более, что предавал он её и раньше… Лэрин хочет забыть о том, но не может. И, опять же, по факту, сейчас она состоит в принудительных, но отношениях с монстром, которого иной раз она даже видеть не хочет и желает его скоропостижной смерти. Но в душе она одинока. Холоста, как перст. На том и порешала.       — Нет, — ответила рыжая, почесав затылок и ехидно улыбаясь. Всё-таки, её спрашивают такие же подростки, как она, только на пару годиков младше. Ежу понятно, что им так же интересны отношения, которые выше, чем просто дружеские.       — А как же Дрёма? — сказал кто-то в толпе, но Лэрин настоятельно сделала вид, что не услышала и заткнулась окончательно, не собираясь больше отвечать на их вопросы.       Лэрин заметила, как кардинально меняется её характер. Возможно, причиной тому покалеченная психика и её последствия. А может, она просто начала взрослеть. Потому что раньше Лэрин бы охотно отвечала на вопрос каждого здесь находящегося и задавала бы встречные — в общем, активно участвовала в разговоре, как всегда, вела бы себя как придурышная, петушилась, лишь бы выставить себя крутой. С неизвестного момента эта прихоть, жажда быть в центре всеобщего внимания, куда-то запропастилась, канула в лету. А может, компания не та? Да что с них взять… обычные дети, разум которых заключён в плюшевых игрушках… обычная компания.       Хоть Лэрин и замолчала, взгляды маленьких зверьков всё ещё были прикованы к ней. Как никак, это их работа, следить за девушкой. Видимо, они подчиняются этому Коту-Дремоту, раз беспрекословно и безупречно выполняют его лаконичные приказы. Наверное он держит их всех в страхе и изредка подкармливает. А кота держит в страхе, если подумать логично, Прототип, на которого он так уповает. На которого все уповают. Хм, а если бы Прототип сказал коту вести себя доброжелательно с Лэрин, с «рыжей сучкой», как тот её прозвал, кот бы сделал, как велит его Идол, переступив себя и свои собственные принципы, желания, возможно, чувства? Какой-то парадокс получается.       — А тебя как зовут? — улыбчиво спросила Лэрин таким голосом, которым она всегда разговаривает с детишками, со скуки заприметив рядом одиноко сидящую игрушку единорога.       — Хитророжка, — девчачьим голосом отвечала ей она.       — Нет, как тебя на самом деле зовут? — допытывалась девушка, стараясь со своими увечьями и синяками на лице выглядеть более мило и радушно, — Какое твоё настоящее имя?       — Вáлери, — застенчиво потирая лапки, говорила кукла.       — Валери? Такое милое имя, — Лэрин хотела погладить эту игрушку, очень напуганную на вид. Материнский инстинкт просыпается? Она не стала её гладить, вдруг только сильнее напугается, — А я Лэрин.       Хитророжка сидела, уставившись в пол, и водила по нему плюшевой рукой. Ещё один персонаж, отличающийся от общей массы.       — Слушай, с ней всё в порядке? — обратилась Лэрин к жёлтому кролику, опустившись к нему, чтобы Валери не могла слышать их разговор.       — Да она тупая просто, — с детской наивностью отвечал ей кролик, улыбаясь, не делая голос тише, то есть не волнуясь, услышит её Валери или нет, — Она отсталая.       — Слушай, да ты… — Лэрин не оценила «юмор» и сурово посмотрела на Сэма, — Какое право ты имеешь так её называть?       — Но она даже считать не умеет! — ребёнок внутри Сэма действительно недопонимал, где он не прав, — Мы пытались её научить. Но Валери глупая. Она ничего не хочет. Она не одна здесь такая глупая. И с похожей историей жизни.       — А ты знаешь её историю жизни? — Лэрин была на взводе от манеры общения Сэма, но сдерживала свои бурные эмоции, не желая вступать в конфликт. Рыжая отодвинулась с кроликом подальше от той игрушки, о которой идёт речь, чтобы она не слышала их разговор.       — Знаю! Это ни для кого здесь не секрет, — Сэм уселся поудобнее, готовясь к очередному рассказу, — Значит, она из Вирджинии, город не помню. Родители погибли при перелёте в Испанию, когда ей было четыре года. Валери не умерла, потому что не полетела с ними и осталась с няней. Потом она оказалась в Приюте, по общей программе сбора сироток. Я не знал её, но говорят, Валери была творческой. И очень любила строить дома из кубиков, чтобы селить в них своих кукол. Вот. И когда Валери было семь лет, с ней… случилась неприятность.       — Какая? — интересовалась Лэрин, когда кролик таинственно замолчал, интригуя.       — Над ней жестоко поиздевался мужчина, — выговорил Сэм, — С тех пор она глупая.       — А что значит поиздевался, что он сделал, побил её?       — Не совсем… — Сэм смущённо прятал руки за спину, надеясь, что Лэрин сама догадается, к чему он клонит.       — В смысле? Он, что, её…? — «изнасиловал», хотела она договорить, но и так было понятно. Сэм часто закивал, подтверждая её мысль, — Оху… Охренеть. А что за мужчина, сотрудник компании?       — Да, воспитатель, — кивал Сэм, всецело соглашаясь с её словами. В его мордочке читалась искра сочувствия, возможно, оно всё же ему не чуждо, просто нет никого, кто бы подсказал ему, что это и когда нужно его проявлять.       Далее они говорили о том, каких сотрудников допускали к работе в этой злополучной компании, так ещё и с детьми. Неизвестно, понёс ли тот сотрудник ответственность за своё деяние. Во всяком случае, «Час Радости», о котором все так говорят, словно о победе над чумой, обязательно должен был обрушить камень правосудия на эту шарашкину контору. Был ли этот мужчина наказан или нет не так важно, ведь… эта бедная душа… она и будет носить этот груз до конца своих дней, и ужасные воспоминания замедляют ход её развития. Она сидит неподалёку, вот именно та самая Валери. Кукольные глазки, полные задумчивости и необъятной пустоты, по-прежнему безэмоционально глядели в грязный пол, а её ручки словно вырисовывали на нём что-то непонятное. Была творческой… могла бы, наверное, стать очень талантливым человеком, художником, архитектором. Рыжая сердобольно хотела обнять эту девочку, с другой стороны отцепляя эту мысль тем, что её и так уже затрогали. По себе знает же, как это неприятно. И не важно, ребёнок ли ты. В зелёных глазах Лэрин навернулись слёзы, которые она тут же стёрла рукавом.       И ведь, поистине великая компания… Столько игрушек, ещё и, так называемая, благотворительность… компания Playtime была знаменита почти во всём мире, была серьёзным конкурентом и акулой на рынке детских товаров. Со всех утюгов доносились их мультфильмы, рекламы, а в саму компанию часто наведывались туры, экскурсии и богатые спонсоры.       Говоря об экскурсиях, в начале девяностых, когда Лэрин и Бригитте было шесть лет, вместе с группой своих одноклассников они отправились на эту фабрику, в самый расцвет её популярности и благополучия. Это было так давно, что они обе совсем не помнят ту поездку, да и фоток не так много осталось — какие-то потерялись, а какие-то всё же уцелели, но они все остались в детском доме. Воспоминаний тоже не так много: лобби, магазин игрушек-сувениров, много конфеток на выбор и детские игровые зоны, коих масса. И никаких оживших игрушек она там не видела!

Но не исключено, что они видели её.

      Лэрин думает, может, были какие-то другие виды экскурсий, билеты на которые стоили подороже, где предоставлялась возможность увидеть результаты проекта «Большие Тела» в виде не совсем миловидных, но весьма интересных и поразительных живых игрушек выше человеческого роста. Во всяком случае, ни кота, ни других ему подобных группа с Лэрин и Бригиттой не видела. И, наверное, к счастью.       И всё же, это не было причиной, по которой они с друзьями спустя года припёрлись на эту фабрику, притворявшейся заброшенной. Вовсе нет. Просто как-то обоюдно пришли к выводу, что их гуляниям по заброшкам пришло время расширяться. Вышли на новый уровень, так сказать. Пожалели ли они?              Семь (или может восемь) часов спустя к ним в комнату забежала орда маленьких зверушек, которые просто столпились вокруг Лэрин, не взаимодействуя с ней. Некоторые спрятались за её спиной. Они смотрели в проход, как и рыжая, и сидящий рядом с ней кролик Банзо. «Что опять случилось?» — не успела спросить их Лэрин, как уже поняла, в чём дело. В проёме, неожиданно для неё и для Сэма, появился Кот-Дремот, которому ширина и высота помещения была явно впритык.       — А… Это за мной, походу… — самосочувственно пробормотала Лэрин, её взгляд поник. Она грустно улыбнулась, глядя на своего жёлтого друга, который уже тянул ей ручки, чтобы рыжая его обняла на прощание, — Ладно, пойду. Бог даст — свидимся.       — Пока! Приходи ещё.       Наверное, Дрёма был немного удивлён, подумалось девушке. В том плане, что когда он только привёл её сюда, она истерила, мол, не хочу, не буду, а теперь и уходить-то не шибко горит желанием, даже друзей нашла, с которыми обнимается. Разве это может не радовать? И живая, и пообщалась, и при этом под хорошим, а главное надёжным надзором. Очень удобно, на взгляд кота. Как сдать ребёнка в детский сад, пока родители на работе или просто хотят отдохнуть.       На ухо шепнув Сэму «приходи в гости», Лэрин несильно обняла его, чтоб не удушить, и опустила на пол. Затем, негодующе взглянув на кота, она поднялась и поковыляла вместе с ним на выход.              Они покинули игровую зону, но не вышли из самого здания. Они начали волочиться по техническим помещениям, где-то кот заходил специально, чтобы взглянуть на состояние тех или иных рычагов, или чтобы переключить какие-то настройки передач. Лэрин хоть и дружила с техникой, но, вероятно, ввиду своей усталости, так и не поняла, что там кот переключал. Скорее всего, что-то с подачей энергии, потому что Лэрин видела, как кот, своими громадными, но при этом ловкими лапами, работает с панелью кнопок, обозначенной значком электричества, молнией.       В остальные комнаты кот заходил просто так, обычно оставляя Лэрин в коридоре, как Лэрин думала, потому что в том помещении, куда он заходил, могло находиться что-то, что ей не нужно видеть, или что-нибудь опасное. Смирно, осматриваясь по сторонам и читая одни и те же плакаты на стенах, Лэрин ждала его в коридоре, даже не предпринимая попытки побега, с точки зрения логики считая их абсолютно бесполезными и рискованными.       В здании «Игровой», как Лэрин уже замечала, пахло далеко не французскими парфюмами. Однако когда они уходили куда-то вдаль, углубляясь в это здание, во главе был уже запах сырости и вот именно подвала. Пахло свежей землёй, проточной водой, ржавчиной.       Лэрин вспоминала похожие помещения и запахи. Они шли в шахты.       А что в шахтах?..       — Котик, — саркастическим тоном начала Лэрин, используя новое прозвище для Теодора. Не обидное и очень соответствующее его типажу, — Подскажи-ка мне, а чего это мы в шахты намылились?       Вот опять. Она не это хотела сказать, вернее, не так дерзко.       — Мы идём к алтарю? — изобразив восхищение (было явно видно, что она именно изображает), она дополнила свою предыдущую речь, поправляя ситуацию.       Кот, после пары секунд осмысления вопроса, ответил ей положительно с крайне раздражительной интонацией, на что девушка хотела бы отреагировать, но не смогла, потому что огорчение сбило её настрой. После семичасового общения с миниатюрными, хищными версиями улыбающихся зверят, Лэрин пребывала в лучшем расположении духа. Ровно до тех пор, пока не пришёл кот. И даже так она старалась сохранять хоть какой-то позитив, которым она напиталась от Сэма. Узнав, что они на пути к алтарю, настроение вернулась в исходное состояние, с которым она сегодня проснулась.       В этот раз они быстрее добрались до алтаря. Здесь было темно, как в прошлый раз, и пахло сыростью, гнилью и плесенью. Слышались звуки журчащей воды подземного источника… вот и ответ на вопрос, откуда на фабрике есть вода. Ближе у алтаря горели свечи, затёкшие воском. Всё те же сталагмиты, сталактиты… особо ничего не поменялось с прошлого раза. Даже атмосфера была такая же убийственная и мрачная.       Лэрин не знала наверняка, но готова была поспорить, что у алтаря Прототипу кот проводит значительное количество времени. Может он и спит здесь? Странности ему не занимать. Ну, это только предположение, в любом случае.       Окружённая темнотой снаружи, с натянутыми нервами внутри, Лэрин не отходила от кота ни на сантиметр, будто бы если сделает это, подорвётся на месте. Возможно, какой-то добрый Бог услышал её молитвы и, как ей кажется, ничего плохого пока не намечается на горизонте. Ни зверят на мостиках не видно позади них, которые, к тому же, не видно сейчас из-за тумана, воспарившегося над водой, ни самого Прототипа, вроде как, тоже нет рядом. Только сооружение, возведённое в его честь, кот и Лэрин.       — Это ты построил? — вдруг спросила она, нарушив тишину в этом священном месте своим «грешным» голосом. Лэрин была наслышана от Сэма, что это кот построил, но хотела спросить об этом самого кота.       Он медленно кивнул, осматривая своё творение.       — Круто, — отозвалась Лэрин. И говорила, в общем-то, чистосердечно, — Я бы не смогла такое построить.       Кот взглянул на девушку с недоверием. Не мог понять, с сарказмом ли она говорит. Но, судя по её выражению лица, она высказала своё искреннее мнение. Действительно, сооружение выглядит хоть и немного коряво, местами словно недоработанно, но в него вложено столько сил, материалов, что выглядит жутко и необычно, в хорошем смысле. Но Лэрин не могла не думать также и о том, что сооружение включает в себя человеческий скелет, по всей видимости, не искуственный. И ещё оно обвешано игрушками, которые, исходя из «чудесности» предприятия Playtime, были когда-то живыми. И их трупы теперь украшают творение кота. Это самое настоящее место для жертвоприношений. Как бы они не за этим пришли… Хоть рана на руке от клятвы на крови почти зажила, она зачесалась, напоминая ей о связи Лэрин с алтарём.       Кот сел поудобнее, точно, как коты сидят, и самозабвенным взглядом смотрел на статую. Лэрин следовала его примеру и молчала сама, ожидая каких-либо действий от него. Может, он решил помолиться с ней? Лэрин очень надеется на это, потому что из всех возможных исходов их возвращения к алтарю этот она считает самым безобидным.       Как-то у них с Сэмом зашёл разговор об отношениях кота и Прототипа. Лэрин была в недоумении, почему Дрёма так стелется перед ним, называет спасителем. Сэм развёл руками сначала, а потом заявил, что этому есть объяснение. Он рассказал ей, что просто был инцидент, ещё до того, как Дрёма стал… Дрёмой. Тогда Лэрин вспомнила про документы, которые, разорванные, но прочитанные вдоль и поперёк, лежат в её комнате. Там что-то говорилось об этом… нужно будет вспомнить и по склеенным документам об этой ситуации. Жаль, Сэм не рассказал ей больше деталей — он тогда ведь даже не родился ещё.       Лэрин тоже присела, на холодный пол. Она мечтала хотя бы минутку ни о чём не думать… но обычно после стрессовых ситуаций думается только о том, что вызывает этот стресс. Например, она всё ещё не выкидывала из головы вопрос одной игрушки о том, есть ли у Лэрин парень. Ох, как бы она хотела повидаться с ним опять, но кого бы ни спросила — никому ничего не известно о местоположении Тома и Бригитты. Воспоминания, ностальгия и тоска съедали её, отвлекали от проблем насущных и ни разу не давали ей покоя.       И это её достало. Они её бросили на произвол судьбы, а Бригитта, её лучшая подруга, с которой они прошли в этой жизни всё, к которой она привыкла, как к сестре… назвала её обузой и не открыла спасительную дверь. А кто знает, может, они бы выбрались тогда все втроём и Лэрин не была бы сейчас заточена здесь… в общем, гадать не имеет смысла, нужно иметь дело только с тем, что уже случилось и вот-вот должно случиться.       Лэрин решила закрыть тему с Бригиттой и Томасом. Как бы они ни были ей дороги, любимы, ещё до того, как они отправились на фабрику, они натворили дел, так что если у Лэрин выпадет возможность сбежать, она не будет ставить себе задачей так же отыскать и своих друзей. Больше не будет интересоваться у других, есть ли по ним новости. Ей нужно избавляться от лишних отягощающих ум мыслей, поэтому стоит просто… простить их. Простить и отпустить с концами. Что тут поделаешь? Только лишний раз злиться и грустить из-за них… следует принять эту новую жизнь, здесь на фабрике, и принимать её всецело, без отвержения, которое только доламывает психику Лэрин. Чем больше она думает «Да так же быть не должно!», «Да это ж кошмар какой-то, бред, выпустите меня отсюда, пора бежать!!!», тем скорее она сходит с ума и теряет контроль над собой, своими мыслями, действиями, поведением, и, конечно, многострадальной речью. Она её никогда полноценно не регулировала, а на фабрике, в частности в общении с котом, речевой аппарат живёт сам по себе.       Рыжая сделала глубокий вдох, затем медленный выдох, при этом расслабленно рассматривая скелет в сооружении. Она подняла глаза, чтобы увидеть кота и его выражение морды, но столкнулась с ним взглядами.       — Это… — Лэрин замешкалась, потому что не ожидала, что кот смотрел на неё во время бурного процесса её размышлений. Надо бы сказать что-то… что-то, что должно ему понравиться, — Этот Прототип… он ведь спас тебя когда-то?       Кот молчаливо смотрел ей глубоко в глаза, и Лэрин чуть ли не могла почувствовать, как он копошится в её мозгах. Но она не прерывала зрительный контакт, чтобы показаться храброй и уверенной в своих словах.       Атмосфера резко стало какой-то интимной, что ли. Не в сексуальном смысле, а в сокровенном, душевном. И всё равно, вряд ли у них когда-то получится полноценный разговор по душам...       — Это ведь так? — Лэрин хотела услышать от него прямой ответ.       Кот незаметно кивнул. Судя по его сбитому дыханию, в нём кипело раздражение, и кажется он еле сдерживается, чтобы не ударить Лэрин. И держится он только потому, что ждёт продолжения её слов. Он почти уверен, что сейчас она начнёт заставлять его сойти с пути истинного, окститься от веры-       — Значит, он хороший, — вдруг произнесла рыжая. И услышала, что кот на мгновение перестал дышать и будто бы отдалился от неё испуганно.       Лэрин перевела взгляд на статую и медленно моргнула, осмысляя то, что брякнула. Она яростно против того, чтобы называть Прототипа какими-либо положительными словами, но всё же она сделала это, потому что… возвращается к своему долгосрочному плану — утепление отношений с котом ради своей дальнейшей свободы. Вот он, уже обомлел от её слов.       Чтобы выглядеть правдоподобно, она таинственно замолчала, подобно коту, и обняла свои колени, в то время как кот всё ещё смотрел на Лэрин, пытаясь считать враньё. Можно даже сказать, что… у него появился неподдельный интерес.              Весь оставшийся путь к Дому Милому Дому они не проронили ни слова. Кот был всё так же суров, как смерть с косой, а Лэрин молчалива и задумчива. Она избегала тревожных мыслей о своих друзьях, чувствуя себя предателем, что хочет забыть о них навсегда, и давила все эмоции, возникающие по этому поводу. И по поводу того, что она обманом хочет добиться расположения Теодора. Называет своего главного врага хорошим… Вспоминает сотню маленьких хищников, у каждого из которых есть своя печальная история. Пару слёз она всё же пролила по дороге, но смогла вовремя остановиться.       Лэрин убеждена, что кот не поверил ей. Может, это было и так. Он думает, что она просто настолько уже с ума сошла, что начала действительно благословить Прототипа. Он не дурак же, понимает, что такая своенравная девушка не будет поклоняться этому существу… Но её слова и действия говорят об обратном. Она выполнила его требование, убив Папочку-Длинные-Ноги, она дала кровавую клятву, она только что назвала его хорошим… И "помолилась" вместе с Теодором. Но в этом точно есть какой-то подвох… Это нужно будет обдумать.       — Этот день был… не такой кошмарный, как предыдущие, — зайдя в комнату и по-хозяйски усевшись в свою кровать, она сняла обувь и переоделась в тёплые носки, что означало, что девушка не намерена покамест вставать с кровати, а наоборот, готовится ко сну, — Между прочим, я нашла себе друзей. Да-да, ты не ослышался. Эти всеядные и вечноголодные малыши иногда бывают милашками. А они… тоже когда-то были детьми, да? Ну, людьми в смысле.       Накрывшись одеялом, Лэрин взглянула на кота, который коротко кивнул ей в качестве ответа. Как всегда, он не был заинтересован в том, что она говорит, вместо этого осматривал комнату, словно в ней могло что-то поменяться за время их отсутствия. «Неужели разглядывать комнату, которую он видел уже раз сто, ему интереснее, чем общаться со мной?» — промелькнула сердитая мысль в голове Лэрин. Даже после всего, что она ему сказала у алтаря…       — Я надеюсь, ты не будешь против, если я просто полежу в кровати, не на привязи. Знаешь, отдохнуть хочу, от всего.       До того, как вернуться в комнату и лечь поспать, она сходила в туалет: умыться и всё такое. Потому что ложиться спать неумытой выходит за рамки её принципов. Это же как бы элементарная гигиена, она же спит в этой кровати, значит, она должна быть как можно чище… Не заметив в выражении морды кота никакого сопротивления, она потянулась к светильнику, чтобы выключить его и создать полную темноту, идеальную для наиболее крепкого сна.       — Доброй ночи тогда… — вздохнула девушка, устраиваясь поудобнее в кровати. Она не такая длинная, как в её детском доме: всё-таки, для деток помладше делалась. Поэтому если она вытягивается в полный рост, то ноги почти упираются в деревянную изгородь у подножья кровати.       Сразу же как стало абсолютно темно, Лэрин зевнула, а её веки стали тяжелеть. Надо же, у неё наконец получается так легко засыпать без помощи красного газа… Да, она бы прямо сейчас и вырубилась, вероятно, от физической усталости, перегрузки, если бы не кот, по-прежнему стоящий посреди комнаты. Его глаза были обращены на неё; два жутких светила, похожие на человеческие зрачки, смотрели на неё из кромешной тьмы, не моргая и не отрывая взгляд. Это напрягало, не позволяло расслабиться.       — Слушай, тебе заняться нечем? — стараясь сделать больше игривый, чем раздражённый голос, прогудела Лэрин, не отрывая головы от мягкой подушки, — Иди, не знаю, поспи, где ты там спишь… Ну невозможно ж ведь.       Лэрин говорила себе, чем неосознанно разжигала гнев: «Если он так и будет тут стоять, как дебил, я просто встану и выгоню его отсюда… я швырну в него лампу и пошлю его нах…»       Линия мыслей оборвалась, когда кот начал движение. В такой тишине, где было слышно всё, вплоть до дыхания и сердцебиения каждого, прозвучали глухие скрипы и хрусты его суставов, а также шкрёб когтей по полу. Но кот не уходил из комнаты, а наоборот, приближался к кровати Лэрин. Если бы не возникший страх, она бы приподнялась с кровати, чтобы остановить его движение.       — Э, э, э, куда… — подала она слабый протестующий голос, когда кот перелез через неё, иногда нарочно наступая коленями на её ноги и продавливая их, чтобы лишний раз сделать ей больно. Как бы Лэрин не петушилась перед котом, и насколько авантюрны не были бы её мысли, дальше этого редко когда дело доходило. Она бессильна против кота, этого не отнять.       Кот уже взгромоздился на другой части двуспальной кровати. Лэрин, опять же, исключительно для себя расширила кровать, потому что во сне ворочается, да и чтоб в целом комфортнее спалось. Но никак не для кота она местечко припаяла. Снова вздохнув, уже звучнее и рассерженнее, Лэрин развернулась к коту лицом.       — Может у нас всё-таки будут хоть какие-то личные границы?       Слежка даже во сне, это просто убийственно для любого, в особенности свободолюбивого, человека. По правде, девушка нашла два хороших плюса в том, что кот спит рядом: во-первых, она, наконец-то, может спать непривязанной дюжиной ремней, во-вторых, гарантированная безопасность. Никто другой не сможет ей навредить, когда поблизости Дрёма. Если станет плохо — рядом есть тот, кто сразу начнёт реанимацию. На этом плюсы заканчиваются.       Так как кот сделал то, для чего он всё это время держит Лэрин здесь, при себе, стоит ли Лэрин ожидать от него продолжения этих обесчещивающих пыток? Будет ли он насиловать её и теперь, когда дело сделано? Обхаживать и опекать, судя по всему, да, безусловно… ну, по крайней мере, не допускать её смерти. А более того? Лэрин не знает, чего ждать. Она ничего не знает, и это её закусывает. На поверхности Лэрин была, как рыба в воде, самоуверенная и будто бы прожившая уже не 17, а все 117 лет. А здесь, можно сказать, неведение подрезает ей крылья, заставляет унизительно ползать в поисках истины. Когда Лэрин думает об этом, она блекнет на глазах.       Но что если попробовать убедить его, что теперь ей нельзя вступать в половые акты? Она ему говорила ранее, что нельзя, и до сих пор он, скажем так, не притронулся к ней. «А что он улёгся тогда здесь, припекло ему там уже, совсем?» — спорила с собой Лэрин. В конце концов, решила выстроить стратегию на тот случай, если он начнёт к ней приставать: нужно будет по-мастерски навешать ему лапши на уши, что во время беременности ни-ни, и даже после неё нужно дать время восстановиться. Почти все предыдущие попытки соврать, насколько Лэрин помнит, шли коту под хвост, были безуспешны. Вопрос, получится ли эта ложь? Если да, то кот отстанет от неё в интимном плане месяцев так на девять, наверное… или уже восемь, или навсегда (если Лэрин сбежит).       «И как мне теперь спать?» — задавала себе вопрос девушка. Она по уши накрылась одеялом и закрыла глаза, изредка приоткрывая их, чтобы зыркнуть на кота.       В полусонном состоянии Лэрин открыла глаза в последний раз и заметила, что светящиеся зрачки кота уже не светятся, а значит, он тоже закрыл глаза. По недавнему опыту, он обладает довольно хрупким сном, поэтому, даже если он уснёт, уходить нужно будет с особой осторожностью и поживее.       Теория его хрупкого сна подтвердилась, когда Лэрин перевернулась на живот, спиной кверху, и кот сразу же открыл глаза, наблюдая. И так каждый раз, когда она шевелится. «Да как тут уснёшь?!» — возмущалась девушка у себя в голове, — «Похоже, сегодня ночь без сна. Ладно. Я просто брезгую спать с ним так близко. Он же всегда спал где-то в другом месте, ну есть же соседние комнаты, ну почему именно со мной… Гад. А я не буду спать, мало ли, что он там промышляет. Да. Ну ведь действительно, спать невозможно».       И через семь минут уже спала, как убитая.