Марки, ночь, Полночь

Что-то внутри глухо ударяется о костяные стенки рёбер. Ударяется, пытаясь сломать, дабы вырваться из темницы, в которой больше невыносимо сдерживать всё.  Она. Вот-вот отошедшая от прихода, измученная атмосферным и ситуативный грузом, в изумлении, смятении.  Он. Потрёпанный дорогой и событиями, мыслями из собственной головы. Где-то уже они видели эту картину. Этот порог, эту открытую дверь и эти глаза. В их слиянии — буря, молния, блеснувшая вдалеке зелёных лугов, весенние ветра, треплющие дремучие леса. В них — всё. В них больше, чем люди могут сказать друг другу. В них — жизни, весь мир и этот странный блеск. Всё словно стало необъяснимым, больше не принадлежащим здравому разуму. Хотя, казалось, хозяин просто приехал домой — на этом полномочия шатенки окончены, и та может брести в свою коробочку, укутываясь в огромный плед амфетаминового трипа.  Не хочется. Ни домой, ни трипа. Если закрыть глаза, тьма ведь поглотит тебя, пока ты сам не захочешь из неё выйти. Но выходить не хотелось. Чувства внутри спутались нитями из разных клубков, и распутать это казалось невозможным. Правда, из них никто и не пытался — распутать, распутаться. В паучьей паутине тепло, хоть и страшно, неприятно. Только где тот самый паук, который первым делом впрыснет в тебя яд перед тем, как откусить голову?  Кажется, проглядели, ведь яд давно отравлял изнутри, но так незаметно. Или никто просто не хотел замечать, что это отрава, которая убьёт рано или поздно? Этим пауком была судьба. Она сплела эту паутину, свои сети, и, попав в них, уже никуда не деться. Никто не ловил — сам угодил.   Губы шевелятся в попытках вытолкнуть хоть спёртый воздух, но не выходит. Мужчина отпускает ручку чемодана и разжимает кулак, который скрывает предательский тремор. Только кошку не торкает вся сложившаяся ситуация. Ушастая смотрит на своего человека, и, кажется, её глаза переполнены любовью к нему. Такого не увидеть между людьми.  Но не так ли на зеленоглазую смотрел Антон? Когда дарил ей колечки. Обнимал при каждой возможности. Когда она смеялась с его шуток. Когда гуляли по мостовой. Когда кидались снежками, а потом грели друг другу руки. Когда она рассказывала сюжет нового просмотренного сериала. Когда показывала найденные разноцветные шнурки. Когда просто была рядом. Всегда. Любовь разная, у каждого своя, и никому её не понять. Наконец Попов делает первый шаг, переступает порог и закрывает дверь. Вновь смотрит на девушку, а потом и вовсе разворачивается спиной, скидывает пальто и оставляет его на вешалке. Никто из них будто не собирался заговорить первым. Обоим казалось это нелепым и бессмысленным.  Конечно, Арс, просто скажи спасибо и выпроводи человека, из-за которого ты с другого города сорвался обратно. — Спасибо за помощь. — Мою помощь мог оказать любой твой сосед. Ну и что дальше? Как разговору склеиться, когда клей засох, а скотч кончился? — Ты права, но я не собирался так рано приезжать. — И что же заставило?.. — это вылетает из уст прежде, чем Миронова прикинет, стоит ли совать свой маленький нос не в свои дела, в дела человека, который ей никто, и то, что её касаться не должно. Спрашивает и осекается. Ей непривычно от этого. От чувства, что лучше бы не говорила, промолчала. Жалеть о том, что уже сделал, по её мнению, было бессмысленно. Или не всегда? — Неважно, — ёжится шатен и проходит в кухню, укутывая Наташу холодной простынёй из своих глубин. Сказать правду  — равносильно признать сумасшествие, когда абсолютно здоров. А он не сумасшедший. По крайней мере, ему так хочется думать. Так легче. Легче отмахнуться, а не разобраться. Если бы ситуация ещё была объяснима. — Ну я тогда пойду.. — зеленоглазая не успевает даже пошатнуться, как в неё вгрызается взгляд Арсения. Такой…обеспокоенный. — Подожди. — Буквально в три шага шатен оказывается рядом с ней. Так близко. Так предательски близко. Настолько, что, если замолчать, можно услышать дыхание друг друга. — Давай я тебе заплачу. — Нет, Арс. — Наташ.. — нежность и стальные нотки играются в тоне, когда он произносит её имя. Сам того не ожидая, Попов осторожно обхватывает её запястье. Так невесомо, будто сожми ещё — и оно раскрошится, но достаточно для того, чтоб почувствовать пульс. Такой неровный. Ему соответствующий. — Я не возьму денег. Считай мою помощь дружеским жестом, за который ты мне ничего не должен, — она ставит точку в разговоре, но уходить не собирается, пригвождена взглядом голубых глаз к этому белому, словно снег, паркету.  Она не хочет уходить, но ей надо. Он не хочет её отпустит, но ему надо. Если сейчас они попрощаются, то навсегда, больше никогда не смогут друг друга коснуться, услышать голос, разливающий негу, но под шумок разрывающий душу в клочья. А им это необходимо. Или всё не так уж однозначно? — Заяц, я так устал и не хочу спорить. — А кто спорит? Я просто не буду брать деньги. — Этот тяжёлый, упрямый взгляд…Арсу кажется, что она сейчас исчезнет, раствориться, как делала это раньше. От этого почему-то холод пробирается до костей, остужает кровь. — Хорошо, чего ты хочешь? — Нич… — Миронова осекается, вспоминая, что есть всего пару вещей, которые доставляют ей дискомфорт. И почему бы одну из не скинуть на человека, который так рвётся отблагодарить? Хотя было бы за что. — Напиши за меня диплом. — Что? — мужчина не на шутку удивлён. Свой диплом он писал и защищал добрых лет тринадцать назад и никогда бы не подумал, что прийдётся вновь. — Мне нужно сдать диплом на проверку буквально на днях, сроки поджимают. Это единственное, что я смогу от тебя принять. Тишина окутывает их, заполняя всё свободное пространство. Словно сам не осознавая, что творит и у чего идёт на поводу, шатен изрекает кроткое: — Хорошо. Улыбка растекается по лицу девушки, глаза вновь излучают этот непонятный блеск, а у Арса вновь что-то теплится в груди. — Спасибо, Арс. — Какая тема? — этот вопрос загоняет в ступор, беспардонно стирает эту согревающую улыбку и светящиеся дальними звёздами глаза. — Ты не знаешь тему своего диплома? — Давай я тебе скину как дома буду. Рука Попова перестаёт чувствовать чужое тепло так резко, что кажется — он и не касался её вовсе. Исчезает кучерявая так же быстро, перед этим схватив рюкзак и прикоснувшись пальцами к губам, поворачивает ладонь тыльной стороной к Арсению. Дверь хлопает. И вот голубоглазый вновь остаётся без неё, хотя вроде стремился побыть рядом. Побыть рядом уж точно больше этих ничтожных пятнадцати минут.  Если сейчас он не поговорит с кем-то об этом, то и впрямь умом тронется. Рука тянется к телефону, и пальцы бегло находят контакт с нужным именем. В чат летит сообщение: "Серёг, если не спишь, приезжай ко мне, мне нужно с кем-то поговорить." Ответ не заставляет себя ждать: "Блять, Арс, ты же в Казани быть должен.  "Еду."                            ***   Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Это Арсений полностью осознаёт, когда второй день пишет диплом юной особе, которую, кажется, не волнует ничего, кроме наркоты. Или он не хочет глянуть поглубже. Или он понял, что там нечего глядеть. В голове крутятся слова друга в ту самую ночь, когда Попов прилично выпил, дабы поведать всё от начала до самого конца. Иначе не смог бы, даже если бы горело и жгло изнутри. Ответ был весьма очевиден — от такого человека, как Матвиенко. "— Арс, ты двинулся что ли? Ты куда полез то в очередной раз, блять? Прошлого не хватило? Или тебе в кайф с наркошами ебаться, причём во всех смыслах? Ей ещё и 19! Окстись! Вы, творческие люди, все такие…с ебанцой, только у тебя что-то всё за рамки уплывает! Послушай меня: отдаёшь ей диплом — и отчаливаешь, как мозги твои, понял? Я больше тебя из этой хуйни вытягивать не хочу. Я не хочу чтоб ты снова в ней очутился!" Вряд ли там могла быть поддержка или здравые ответы на безудержно волнующие, разрывающие голову и рассудок вопросы, но внутри кто-то нашёптывал, что так нельзя. И почему-то шатен прислушивался к этому больше, чем к лучшему другу. Странно. С появлением Мироновой всё странно. Или это всё вокруг странное, а у него так, как должно быть? Абсолютно нормально. Не понятно.  Погрязнув в своих мыслях, шатен больше не мог думать ни о каком дипломе. То ли небеса сжалились, то ли такое совпадение, но Наташа училась на курсе психологии, как и сам Попов. Удивительно, как люди, получавшие одну профессию, выбрали настолько разный жизненный путь. Но у обоих никак не связанный с местом обучения. Где-то внутри Арс словил себя на страшной мысли, от которой захотелось избавиться, отмыться. Но это всё равно останется правдой — жгучей, прожигающей, оставляющей после себя тлеющую по краям дыру. Она так и умрёт наркоманом. И это не изменить. Её не изменить. И даже он не сможет. Он и не должен. Он ей никто. — Арс, иди чай пить, — этот воодушевляющий голосок дарит надежду на лучшее. Словно и нет никакой зависимости. Словно всё хорошо. Всё получится. А, что должно получиться, Арс? Что ты себе нафантазировал? Серый был прав. И чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для двоих. Понимать не хотелось, поэтому, выдохнув воздух, предательски сдавливающий грудь, Попов встал и медленно пошёл на кухню. Эти два дня шатенка проводила у него, оставляя в квартире большую часть времени, под предлогом того, что ей нужно понимать и запоминать, о чём пишет мужчина. Ведь защищать придётся ей. На самом деле кучерявая расплывалась на диване в лёгком, не заметном для обычного глаза (но не для глаза Арсения) трипе и внимала приятный голос, усердно выдавливая заинтересованный вид. «— Люди в завязке выглядят и похуже.» Он помнил это, отчётливо, ясно. Эта фраза дала поверить в чудо. Но то ли голубоглазый вырос для чудес, то ли чудес не бывает. Как же он сразу не увидел ложь?  Ему просто не хотелось видеть. За эти два дня она сильно изменилась в своём поведении с шатеном, и тот никогда бы не поверил, что буквально спустя двое суток с того вечера рядом с ним будет мягкая, милая девушка, согревающая своими улыбающимися, бледно-зелёными глазами. От неё всегда приятно пахло — чем-то неизменно персиковым, цветочно-свежим. Когда Миронова восседает на кресле перед окном с кошкой на коленях, и вовсе можно подумать, будто это миниатюра в кукольном театре. Везде, где ступала её нога, расцветали выжженные солнцем луга. И всё это так зачаровывает, что Арсу не хочется замечать, видеть очевидного. Из-за чегоона так себя ведёт. Из-за чего, явно не из-за кого. Но, не думая об этом, искореняя из взора, легче жить, будто этого нет. Легче с мыслями, что она может завязать, что он сможет действительно помочь хоть одному человеку. Легче погрузиться под купол самообмана, где нет бед и проблем. Но легче не становится.   Горячий чай обжигает губы, горло и, как будто, желудок. Кошка, тихо сидящая рядом на барной стойке, внимательно наблюдает за своим хозяином и своей любимой незнакомкой.  За своими людьми. — Арс, а тебе много ещё? — Прилично, заяц. А что такое? — Думала фильм какой-то глянуть. — Фильм? — Брови на лице мужчины ползут вверх, то ли от неожиданности, то ли от удивления. Наверно от того и другого. — Ты не хочешь? — Шатен удивляется больше, увидев, как его собеседница…расстроилась? — Хочу, но кто будет за меня диплом писать? — Пожа-а-алуйста.. — Этот взгляд сбивает с ног, когда уже вот-вот ты перешагнёшь финишную черту и Арс не понимает, почему с ним такое происходит. Он уже далеко не мальчишка, не подросток. Все эти влюблённости, бабочки в животе были оставлены позади. Так что же ему дурманит разум? Возможно ли понять? — Ладно. Такая детская радость в ответ становится фатальным выстрелом в упор. Голубоглазый отделяется от этого слоя в мироздании. Всё — как самый дивный сон. То ли было, то ли стало. На диване достаточно места, но почему-то они садятся так близко, словно пытаются уместиться на кресле, в то же время соблюдая дистанцию. В голове чётко висит ублюдское напоминание, которое не вычеркнуть, как не пытайся. Друг другу — никто.  Оно и поджигает раз за разом недогоревший листок бумаги с важной запиской на нём. Словно не хочет, чтобы это важное было кем-либо прочитано. Стоило ли знать, что такого было на тлеющем клочке? Видимо не суждено. Перед началом просмотра фильма, который каждый из них видел, а кто-то не раз, Миронова выходит на балкон дабы покурить. Шатен выходит за ней — почему-то его необъяснимо тянет следом. В этой тишине, кажется, что именно сейчас они так близки, как никогда не были и не будут. Попов смотрит, как девчонка выпускает сизый дым изо рта, как кучерявые волосы рукой треплет ветер. Тело покрывается мурашками, и одному Богу известно от чего. В каждом мгновении этого момента прекрасно всё. Хочется, чтобы всё остановилось и зациклилось. Попасть во временную петлю, зная, что из неё не захочется искать выход. К сожалению окурок летит вниз, и зеленоглазая разворачивается. Постоять бы ещё чуточку… Словно если зайти обратно, всё рухнет под гнётом правдивого, трезвого взгляда, разума. Словно здесь можно оттянуть этот момент. Словно всё это время употреблял Арс, и переступи порог — приход закончится, а она исчезнет, как это было всегда. Выйти приходится. Закрывая за ней дверь, шатен ещё пару секунд смотрит на то самое место, где стояла Миронова, и жмурится.   Просмотр фильма обретает новую сторону эмоций, когда на его плечо плавно опускается голова девушки. Она мирно спит, и, глядя на это маленькое личико, тоненькие пальчики, подрагивающие ресницы, Арсений ловит себя на мысли о понимании её беззащитности. Именно сейчас её твёрдая, ледяная броня пала, и ему хочется верить, что не из-за вещества в крови, прописанного на ПМЖ.  Попов осторожно обнимает хрупкое тело, и девчонка прижимается к нему ближе, уткнувшись носом в шею. Тёплое дыхание приятно щекочет кожу, и он напрочь вычёркивает момент на балконе из первого места в этом, непонятном даже ему списке. Пусть ничего не меняется и останется как есть. Тихий щелчок заставляет отвлечься и посмотреть на экран телефона Наташи. Сообщение от довольно интересно записанного контакта взывает себя прочесть. «Мышка, на днях буду дома. Надеюсь ждёшь.» Соломенный домик очень сильно раскачивает ветер. Он вот-вот рухнет, падёт под гнётом мыслей и того, что успел себе надумать шатен. Наслаждаться моментом больше не получается, как не пытайся. В голове — лишь сообщение от контакта «Тоша» и мысли, мысли, мысли… Даже опоясывающая тоненькая рука на торсе не даёт вернуться в прежнее состояние. Фильм, фоново играющий, лишь раздражает ушную раковину, и разорвать этот порочный круг уже не выходит. А ведь он уже сталкивался с этим именем в жизни кучерявой особы. Та самая ночь. Первый раз. Их встреча. Практически умирая на сильных рука, девчонка изрекла хриплое: «Антош». И ведь тогда шатену было глубоко плевать кто это и кем приходится. В очередной раз Попов не мог сложить простой пример, не понимая, что к чему и почему вообще. Всё сходилось как никогда. Тот парень, с которым она как две капли. Худи… Вполне возможно, что таким нежным «Тоша» наречён именно он. С другой стороны — ничего не сходилось. Люди разные, ситуации… Да в целом, от незнание можно такого напридумывать. И писатель был уверен, что придумывает, подпитывая это своей тонкой душевной организацией. Всё падало, выскальзывало из рук, утекало, как вода меж пальцев. Будто играло, как с котёнком. Вот-вот и поймаешь заветное перышко, недостающий пазл — а оно подскакивает вверх и тебе уже до него не добраться, пока большой человек не наиграется, откинув игрушку в сторону. Только это всё была не чёртова игра. Это жизнь, в которой Арс хотел существовать спокойно. Хотя бы иногда. Но она так не считала. Подсознание достаёт давно затёртый, но всегда играющий свою роль козырь. Он разрушает всю игру. Всю продуманную тактику. Все обходные пути. Друг другу — никто. Вдохни, расслабься, прими и наслаждайся таким моментом. Известно ведь, во что превращается жизнь, когда ты связываешь её с наркозависимым. Растворись в этих мимолётностях, а потом всё кончится, и найдёшь что-то нормальное, постоянное, с дальнейшим, светлым будущим. Перестань себя обманывать: никаких чувств нет, никакой привязанности быть не может. Она не твой человек, ты не её — это нормально, так и должно быть. У неё свой мир, в котором тебе не может быть места, как и ей в твоём. Просто осознай всё это в голове — и станет легче, Арс. Не становится легче…