Марки, ночь, Полночь

У них всегда было мало времени. Всю жизнь бежать сломя голову, выкручивая ноги. Без передышки гнаться за чем-то призрачным, лишь бы ухватить кусочек. А стоит ли бежать неведомо за чем? Стоит ли это оно?  Арсений устал бежать, устал скрываться от самого себя. Казалось, всю жизнь он бежал не за чем-то, а от чего-то. От самого себя. Закрыть чувства, заблокировать эмоции. Всю подноготную могли видеть только книги, которые мужчина писал. А иногда хотелось изливаться не в безжизненный экран ноутбука, а какому-то маленькому человечку, чей взор может сказать больше, чем уста миллионов. Достаточно просто приходить в квартиру и чувствовать тепло нежных объятий.  Прошлый неудачный опыт разорвал бумажный кораблик, плывущий в светлое будущее через бушующие океаны невзгод, зная, что его ждёт одинокая бухта. Именно его, маленький бумажный кораблик. Ждёт и не знает — больше некого. Ему не хотелось думать, что всё может повториться. Не волновало, что люди кардинально разные. Главным соединяющим фактором было одно — и уже этого хватало. Держать дистанцию. Не открываться. Остаться друг другу никем. Арс сломался после проведённых дней вместе. Шатен никогда не объяснит, что же произошло, но он так привязался к этой девчонке, как она к наркотикам. Её смех завораживал, то, как поджимала ножки сидя на диване с кошкой, как с ней же игралась. Она была маленькой девочкой. Маленькой девочкой, чей внутренний ребёнок давно задушен амфетамином.  Ничего не изменить, Арс. Как не закрывайся от правды, она постучит в твой купол так, что тот мигом треснет, и осколки полетят без разбора. Она не бросит ради него. Хотела бы, но не бросит. Это Миронова с горечью осознала, лёжа на крыше вместе с шатеном.    Той ночью они пили виски, без причин и поводов. Слушали музыку. Попов смотрел на то, как курит девушка, и наслаждался данным зрелищем. Ничего так не завораживало, как курящая Наташка. Столько курильщиков видел, а она это делала как-то по-особенному. И чёрт бы его побрал, никогда не объяснит, что же в этом такого особенного. Предложение идти пешком до той самой крыши обескуражило, но Арс возразить не успел, как уже шёл с той же бутылкой, с той же девчонкой, на ту же крышу. Под ночным небом, сотканным миллионами звёзд, двое стали разговаривать, впервые — не о дипломе, кошке, фильмах. Друг о друге. — Арс, а ты что любишь? — девушка заинтересованно смотрит на оппонента, делая глоток односолодового. — Что я люблю? — сражён и поражён. Вопрос загоняет в угол, он не знает, что ответить, как подобрать слова. Они никогда не затрагивали даже самое поверхностное в жизни друг друга, про личностное разговора и быть не могло, а тут такое. — Да. Я вот рисовать люблю, книги, выставки разные, кольца очень люблю. Раньше любила шнурки коллекционировать, — Миронова говорит это, смотря куда-то вдаль, будто там откроется портал, и та без раздумий прыгнет в него, попадёт в свою нормальную жизнь, выйдет из затяжной комы, в которой почему-то приснился такой страшный сон. — Шнурки? — Шнурки. А у тебя что? — Клубнику люблю, — Арсений пожимает плечами и делает глоток, перенимая бутылку у девушки. — Клубнику? — теперь удивлённый взгляд сменяется и читается на другом лице. — И всё? — Питер люблю…книги писать, — так сухо, скованно. Вроде хочется поведать ей всё, а ведать и нечего особо. Когда в жизни полная неразбериха на протяжении нескольких лет, тяжело замечать что-то красивое, что ты любишь, и вообще понимать себя, видимо. — Миссис Полночь. — Я тоже её люблю. Глаза, полные пустоты и отчаяния, смотрели и отражали друг друга. Именно в эту ночь каждый из них понял простую истину — вместе им не идти под руку, даже по одной дороге. Просто не по пути, что бы не делали, как не старались. Они незнакомцы. Были ими и будут. — А знаешь, Арс, — девчонка ложится, а Попов внимательно смотрит и слушает, будто сейчас она скажет самую страшную тайну. — У меня ведь никого нет.  Он ожидал всего, любого признания, но никак не такого поворота. Ещё с первой встречи шатен был уверен, что у неё есть родственники, друзья. Так что же тогда это за Антон?  — Сестру сбил у меня на глазах какой-то ублюдок, мне тогда 17 было. Потом у мамы сердце не выдержало, а отец повесился вслед за ней…  Эта тишина била по темечку, и как же неприятно. Но зеленоглазая будто не знала, продолжать ей или нет. Видела, что главный слушатель ждёт финала, развязки, того, чего уже нет смысла таить, но чаши весов никак не могли уравновесить. Незнакомцам легче всего излить душу. Что ж, видимо, не такие уж они незнакомцы. — Я наркоманка. Ты ведь знаешь, да? — в этих глазах, которые посветлели от солёной пелены, весь мир, весь маленький мирок, скомканный и раздавленный. Он больше не кричит о помощи. Некому кричать. — Да, заяц. — Мама умерла после того, как узнала об этом, — слезинка медленно катится по виску, и Арс сжимает челюсть о всего, что сейчас происходит. Ему нечего сказать, он не знает, что делать и стоит ли вообще. — Арс, — голос становился всё тише, ком истерики, накопившейся за годы, давил на горло, ломая каждое новое слово. — Скажи, зачем тебе это всё? Почему ты не закрыл тогда передо мной дверь? — Я… я не знаю. — Зачем ты, блять, увязался мне помогать? Просто нахера? Жил бы спокойно, как жил без меня, нормально. — Откуда тебе знать, как я жил до тебя? — ни капли злобы, агрессии. Такой спокойный голос, пронизывающий алой лентой частицы внутренностей. Взгляд в небо, словно оно даст ответы или подсказку. Но ничего. — Все дороги, даже тупиковые, приводили к тебе. На кладбище, на пешеходном, запах персика от твоего парфюма, когда я уходил отсюда, а потом ты оказалась на пороге моей квартиры. — Что ты хочешь этим сказать? — Я не знаю, заяц, — он вновь пожимает плечами, а затем ложится рядом с шатенкой и обнимает её. Всё летит перед глазами кадрами из старой киноплёнки. Разобрать практически невозможно, но интуитивно понимаешь — это давно заезженное кино, и конец его давно известен всем. Только вот оно ли это? — Я не хочу умирать наркоманом. Тишина съела их в ту ночь после той фразы. Шатен так и не подобрал букв, чтобы собрать их в нужные слова, потому что не знал, что подбирать. Мужчина не может ничего обещать. Пустословить не хотелось так же, но и молчание не лучшая награда на такое откровение — капля спирта прямиком на оголённый нерв. Этого делать было нельзя. Арсений хотел верить, что поцелуй в макушку смог сказать то, что не смог сам. В ту ночь ей стало ясно лишь одно — так на неё не смотрел даже Антон.

***

  Два следующих дня кардинально отличались. После той ночи кучерявая больше не смеялась, как раньше, изредка поглаживала миссис Полночь, приходила всего на пару часов. Попов был уверен — знает из-за чего. Он снова смотрел не так глубоко. Он вообще не смотрел, словно его задачей было скорее дописать диплом и навсегда захлопнуть дверь перед этой особой. Дверь своей квартиры и жизни. Он не знал, как девчонка глотала седативные дома, только чтобы на толику сбить чёртову ломку. Ей не хотелось, чтобы Арс видел это, не хотелось наговорить лишнего в таком состоянии, сделать что-то не то. Испортить так и не выстроенные взаимоотношения. Ей не хотелось запомниться так. Ей не хотелось быть в его глазах типичным наркоманом. Она верила, что была не такой для него. Даже если это не так. Она всегда верила. А Арс понимал, что пытаться спасать её — спасение на спор с самим собой. Крутил в голове прогулку по дворикам на Лиговском. Как фотографировал её, не зная, что последний раз Миронова делала фотокарточки в 17 лет. Видео на память, селфи. Такие тёплые воспоминания, и были они добавлены в отдельный головной архив буквально пару дней назад, но казалось, что это было очень давно. Эти два дня растянулись в годы, колесо Сансары, которое крутилось бесконечно и зациклилось на самом блядском моменте. Неужели эти нежно проведённые шесть дней вместе — лимит счастья? Так мало времени.  Для слов.  Для чувств. Для любви.  Дипломная работа подходит к концу, а это значит лишь одно. Сегодня они попрощаются навсегда.   Голубоглазый открывает дверь после тихого стука и впускает Наташу, аккуратно улыбнувшись. Она буквально сливается с асфальтом — серая, холодная. Такой он видел её последний раз в ночь третьего марта, когда ехал от Серёги. Этот флэшбэк раздвигает глупые мысли, как Моисей. Дошло. Всё сошлось. Её поведение, состояние. Всему крылось объяснение в одном страшном слове. Ломка. У неё закончилась наркота, и, видимо больше достать не может. Или не хочет. Второй вариант был настолько приятен для помыслов, что шатен забыл, как всё, что он себе надумал за эти два дня, гладило против шерсти. Улыбка непроизвольно стала шире. Мужчина вовремя одернул себя — эта абсолютно неуместная эмоция была не замечена. — Будешь чай? — Нет, Арс, я пришла за дипломом, — ей было тяжело даже разговаривать. Где-то внутри сново больно хлестануло по живому. "— Я не хочу умирать наркоманом". «Прошу не умирай. Если я могу сделать что-то для этого, только скажи. Скажи, что тебе это правда нужно. Удача ведь любит безрассудных.» Но она молчала. Смотрела на него мёртвым, бледным взглядом. Зелень глаз куда-то просто беспардонно исчезла. На тебя смотрела кукла, у которой нет души и жизни. Мгла, окутывающая так сильно, что не развидеть ничего более. — Мне немного осталось, подождёшь пару часиков? — Мироновой это определённо не нравилось, но ничего, кроме как сесть на диван и откинуть голову на спинку, не оставалось.  — Арс, ну чего ты застыл? — холодный тон пробирал, и Попов, сам того не ожидая, вздрогнул. — Наташ? — Голова болит, есть таблетка? — Сейчас. Писатель быстро достал коробочку с медикаментами и, пошарив, протянул юной особе пластинку спазмалитика. В этом же темпе налил стакан воды и повторил предыдущее действие. Глядя на маленькие ручки, которые бил тремор больше обычного, его приковало к месту, где стоял, что, конечно, без внимание и колкости не осталось. — Ну что ты смотришь? Сейчас полегчает, иди дописывай, — шатен сводит брови и сжимает руки в кулаки. — Позови если что. — Обязательно, — девушка ложиться и поджимает колени к груди. У Арса всё до зубов сводит от этой картины. Новые раны, на которых едва ли запеклась кровь, пуще прежнего раздражена кожа вокруг ноздрей, вновь чёрные впадины под глазами — синяками их назвать язык не поворачивался. На неё было невозможно смотреть, и просто не верилось, что пару дней назад Арс проводил время с этим же человеком. Такое счастливое время с таким счастливым человеком. А может он всё в очередной раз придумал? Нет. Точно не сейчас. Только не о ней. Телефон раздаётся звонком от неизвестного номера. Шатен берёт трубку и с трудом может разобрать, что хочет от него женский голос. После: «Вить, ну ты чего?», следует кроткое: «Девушка, вы ошиблись». Арсений сбрасывает и, выкинув это из головы, садится доделывать работу. А вот Наташе кое-что уже не выкинуть. Она слышит это: «Девушка», и невольно вспоминает холодный весенний асфальт, на который упала в начале месяца по пути домой. Она совсем забыла о той ситуации, о том, что если бы не таинственный незнакомец, умерла бы на том же асфальте. Видимо, не такой уж таинственный этот незнакомец.  Внутри всё цепенеет, опутывает колючей проволокой. Тело обдаёт судорогой, и в глазах уже не удержать слёз, но как-то справляется. Это ему она обязана жизнью, это он спас её тогда и спасет до сих пор. Как же зеленоглазая сразу не вспомнила всё это? Почему ей понадобилось столько времени? А он помнил об этом и ничего не говорил, ни разу не упрекнул. Арс понимал, что девчонка не знает, кто привёз её в больницу и, даже не думал рассказывать об этом. Мужчина открылся для неё по-новому. Она увидела в нём то, что не видела в людях два года. Доверие.                                    За окном темнеет. Попов ставит последнюю точку, сохраняет файл и заходит в зал. То, что видит шатен, ужасает больше увиденного ранее. Девчонку душат судороги, она сжимает край дивана так сильно, что костяшки чуть ли не просвечивают под кожей. Наташа сжимает челюсть, лишь бы не закричать, лишь бы не издавать звуков. Голубоглазый срывается с места и оказывается перед девушкой на коленях. — Заяц?.. — он слишком встревожен. Через чур. — Арс… — говорить тяжело, почти невозможно, потому что хочется кричать, будто тебя режут на живую. Ему слов не нужно, Попов хватает свой телефон и быстро кому-то набирает. Гудки продолжаются слишком долго, непозволительно. — Дим, Диман, алло! — Арс, чё случилось? — Срочно ко мне, тут у девчонки ломка! — Арс, ты ебанулся? Я тебе наркодиллер, что ли? Я чё сделать могу? — Сука, возьми с собой транквилизаторы и езжай ко мне! Телефон летит куда-то в сторону стола, а мужчина берёт Миронову за руки. Они холодные, их обдаёт тремор. Ему не хочется это переживать. Ему хочется, чтобы она это пережила. — Наташка, всё будет хорошо. — Арс… — хрипит сквозь зубы, лишь бы не сорваться на крик, и сильнее сжимает руки Попова. — Я рядом, рядом.   Позов приезжает через 20 минут, но для двоих это целая вечность, целая дикая вечность. Арсений резко распахивает дверь и подгоняет друга. Тот без всяких диагнозов и лишних слов, вопросов, заполняет шприц. В мгновение ока колет в вену. Дальше уже позволяет себе размеренно рассказать, что к чему, и, конечно, добавить, что второй раз Попов мог в то же дерьмо не влезать. Наташа их не слушает, отворачивается к окну и осознаёт — очередной такой наркотический подарок просто не переживёт. Пока мужчины выходят из квартиры, чтобы поговорить с глазу на глаз, юная особа не упускает возможности отправить сообщение. "Я от Шаста. Мне надо две марки по 400 мкг." Барыга, который ему прилично торчит, поэтому про деньги даже не заикнётся. Номер, сохранённый в неведении Антона. Знала, что может пригодиться. Ей было плевать на всё, и единственное, за что та себя корила — почему не вспомнила об этом раньше? В ответ на вопрос от довольно интересного абонента летит адрес и пол часа времени до встречи. Девушка уже не понимала, от чего улыбалась, да и какая разница. Голубоглазый заходит обратно в квартиру и ещё минут пять стоит в прихожей. Собравшись с силами, всё-таки подходит к дивану и садиться на него, зарываясь руками в волосы. — Арс, прости, не надо было приходить. — Чтоб ты сдохла в одиночестве? Тогда правда приходить не надо было. — Прости… спасибо. Он кидает на неё взгляд, затем морщится и, качая головой, встаёт, направляясь к мини бару. Достаёт оттуда коньяк, делает большой глоток с горла и запрокидывает голову. С ними уже давно разговаривает тишина, только вот её никто из них не любит. Наташа медленно приподнимается, садится на край и изрекает: — Скинь диплом на почту, пожалуйста. А после так же медленно, заторможенно встаёт. — Ты куда? — Домой пойду. — Ты никуда не пойдёшь, сегодня уж точно. — Арс. — Нет я сказал. — Битва таких отрешённых взглядов была вишенкой на торте, но мужчина всё-таки не выдержал. Ему хотелось спокойствия, но как к нему прийти, понимания не было, — Я вызову тебе такси. Он уходит в комнату, сбито дышит и сжимает затылок. В пару кликов файл отправлен по нужной почте. В пару кликов заказана машина по нужному адресу. Всё сделанное укладывается в пару слов и долгий взгляд. Всё по наклонной, так, как и следовало произойти. Ничего другого быть не могло, ни на что другое рассчитывать не надо. — Он подъехал. — Хорошо. Хочется навсегда уйти и больше никогда не встретиться после такого. Стыдно. Стыдно за всё. Они вновь стоят на пороге, как когда-то, и долго друг на друга смотрят. — Напиши, когда дома будешь. — Арс, я тебе обязана.. — Ты мне ничего не должна, я сам увязался тебе помогать. — Арс…  Она так крепко впивается в мужское тело с объятиями, что у Арсения невольно мелькает в голове:  "Как на прощание". — Заяц, мы не обязаны прощаться навсегда, слышишь? — шатен прижимает её сильнее. — Приходи завтра. — Хорошо. Слеза впитывается в футболку Попова. Меньше всего сейчас хочется уйти и больше никогда не встретиться… после такого.    Она отправляет сообщение, как тот и просил, о том, что уже дома, и открывает зиплок. Она закидывает в себя марку, когда получает в ответ: "Хорошо, жду завтра". Она берёт скетчбук и аккуратно зарисовывает мужчину. Она смотрит на завершённый рисунок и начинает загнанно дышать. Только сейчас она осознаёт, что сделала. Она этого никогда не хотела.

***

  Арс выходит на балкон, чтобы покурить. Выпитая до дна бутылка коньяка жжёт желудок. Всё, что произошло, жжёт сердце. Но он не успевает даже достать сигарету, как замечает — на качеле в его дворе сидит до боли знакомый девичий силуэт. Попов, накинув куртку, быстро спускается и идёт к ней. — Наташа, что ты тут делаешь? — Дай сигаретку. — Откуда ты знаешь, что я курю?.. — в ответ получает лишь мягкую улыбку. Девушка поджигает и затягивается, выдыхая густое облако дыма. — Арс, это ведь ты спас меня в ту ночь. Шатен не ожидал. Он не знает, что сказать, но ей, словно, и не нужен его ответ. — Ты всегда меня спасал… Но в этот раз не сможешь. Прости… Девчонка медленно встаёт и начинает удаляться, но, как только Арсения покидает ступор и он хочет остановить Миронову, её уже нет. Мужчина ещё пару раз оглядывается и, полностью потерянный, заходит в квартиру, определённо ощущая запах персика.

***

  Светловолосый поднимается по ступенькам и ещё раз смотрит на часы, надеясь, что в 9 утра ему откроют. Стучит в дверь, но всё равно остаётся в гордом одиночестве. Поразмыслив, решает дёрнуть за ручку и начинает думать о неладном, когда та отворяет деревянную преграду. Шастун закрывает за собой и проходит в комнату девчонки. Тучи сгущаются, когда в кровати он её не находит. Парень достаёт телефон и набирает нужный номер. Звонок раздаётся в соседней комнате. Антон думает, что она заснула там, откуда исходил звук. Он заходит в зал.  Антон думает, что должен был умереть ещё давно. — Мышь… Его парализует. Руки становятся ватными, как и ноги, он весь становится словно тряпичная кукла, которую потаскала жизнь. Ему не хочется верить в это, видеть это. Самое страшное, хуже кошмаров, бэдтрипа, хуже смерти родной матери. Его мышка, его маленькая мышка. — Не смог… сука… не смог. Парень падает на колени рядом с холодным телом, и ему хочется думать, что Наташа просто спит. Что это не он её к этому привёл. Что она не умерла. Что не по его вине. Берёт её безжизненную руку в свою — такую горячую, живую — и прикасается губами. — Мышка, проснись… Ну ты же не могла… По щекам текут солёные дорожки. Он не сможет этого пережить. — Я же просил… Я так боялся тебя потерять. Шастун кричит. Громко. Пока голосовые связки не сорвутся, выплёскивая эту боль. Но её невозможно выплеснуть. Она будет с ним до конца. Вот теперь он действительно остался один. Умер последний родной и самый любимый человек.  Он умер вместе с ней. Горечь и боль сменяется гневом, и зеленоглазый замечает на столе вырваный лист. "Тошенька, прости. Я этого не хотела. Люблю". Челюсть хрустит вместе с стеклом, по которому сейчас ходит Шастун. Это его сердце. Глаза в расфокусе цепляют разноцветный маленький квадратик на открытой странице скетчбука. А потом вглядывается в нарисованное лицо и вспоминает, где его видел, только вот не складывается у него всё воедино. Он хватает блокнот и выбегает из квартиры.   Журавль заспанный, не понимает что случилось и почему Шастун в таком состоянии. — Ты его знаешь? Я видел этого типа когда от тебя выходил. — Так это Арс, сосед мой сверху. — Какая квартира? Буквально через минуту он стучит в нужную дверь. Арсений открывает её быстро, думая что знает, кто за ней. Какого удивление, когда там оказывается отнюдь не шатенка. — Здравствуйте. — Глаза широко раскрываются, когда перед ним предстаёт молодой человек, с которым уже выпадала возможность повидаться. — Ты её знаешь?! — Шаст срывается на крик. — Молодой человек, вы кто? Кого знаю? — Наташу!  Предчувствие у Арсения нехорошее. —Знаю… А в чём, собственно, дело? — Она умерла! Что-то разбилось. Наверно, это твой внутренний никчёмный мирок, Арс. — И оставила это. — Парень тычет находкой перед лицом шатена, и внутри всё рушится только больше. На листе по памяти красиво нарисован Попов, а в углу, неровно, скорее всего написано на последнем издыхании: "Я приду к тебе с клубникой в декабре". Так больно не было никогда. Так больно не будет никогда.

***

  Арсений стоит на том самом кладбище, с которого всё началось. Только тогда она сидела на этой плите и плакала. Живая. Это было так недавно и так бесконечно давно. Арсений не хочет верить, что её больше нет. Что тот вечер был последним, и их объятия были впрямь на прощание. Он был уверен, что кучерявая придёт к нему после сдачи диплома, что они поговорят, что можно будет, наконец, всё решить.  Арсений думает, что её и не существовало вовсе. От начала до конца. С этого кладбища до той ночи, когда девчонка сидела в его дворе.  Её же никогда не было, это всё бред, он просто её придумал. Иллюзия! Иллюзия, но как больно. И ведь поверил бы, но вот стоит перед камнем на котором выбито: "Миронова Наталия Алексеевна 17.03.2004 - 16.03.2024" Он только сейчас узнал, когда её день рождения. Каким же ебучим образом. Всё могло быть иначе. Шатен мог совместными усилиями с Антоном положить девочку на лечение. Они могли ходить вместе по выставкам, она могла рисовать иллюстрации для его книг. Всё могло быть иначе. А могло ли? Арсений уверен, что могло. — Знаешь, как-то я услышал фразу… давно ещё, — говорить было тяжело, во рту сохло, глотать приходилось ком, неясно чего даже ему самому, — если писатель влюбится в тебя — ты никогда не умрёшь…  Продолжения не нужно было никому. Тишина стала его громким криком.  — Таш, прости. "Пока я жива и хожу с тобой по одной земле — нихера это не закончится". Закончилось...остались лишь связанные навек родные, незнакомые души, и так, и не подкуренная сигарета, упавшая на асфальт перед пустой качелей в ночи.     

***

  Попов смог вернуться в Питер лишь в декабре, когда понял, что может хотя бы ходить по этому городу, не пытаясь найти её, когда собственная квартира перестала приносить жгучую боль. Он безрассудно идёт, куда ноги несут. А куда они несут — понимает. И туда не хочется даже под дулом пистолета. Заходя во дворик, где дверь одного из не жилых домов ведёт на крышу, голубоглазый не решается подняться. Всё ещё не понимая, зачем сюда пришёл. Пока не поздно, разворачивается, но.. — Дяденька, постойте. К шатену подбегает маленькая девочка. Он глядит на неё и еле сдерживает слёзы. Такие милые кучеряшки, большие зелёные глаза, маленький носик, родинки на щёчке. Это бьёт под дых. Бессовестно. Беспардонно. Это не честно. Почему, как только он вновь вернулся сюда?.. Малышка, всучив небольшую коробку в руки, разворачивается и убегает. Появилась из неоткуда и пропала в никуда. Арс стоит в недоумении ещё около минуты, жмурится, а потом открывает коробку. Руки больше не могут её держать. Как и ноги — такое тяжёлое тело. Как и разум — всё в целом. Но первыми в этой игре сдаются глаза, из которых медленно катятся слёзы. Арсений держит в руках коробку с клубникой.