Марки, ночь, Полночь

Арсений бежит, уже не зная от чего, а может, больше не пытается узнать. Просто бежит, так как это что-то обыденное. В кармане куртки легко прощупывается пачка «Парламента», и мужчина сводит скулы, убивая желание закурить. Выходит паршиво. Всё у вас, кроме книжек, паршиво, Арсений Сергеевич. И вроде эта фотокарточка, эта девчонка вызывает такое тепло, разливающееся Амударьей в такой спокойной и размеренной жизни писателя. А вроде это всё так режет — желудок, печень, почки. Жуткое кровопролитие от этой неаккуратной поножовщины. Никто не желал зла, никто вообще ничего не желал, а вышло вот как. А судьи кто, Арс? Выбрав дорогу, чтобы уйти от судьбы, мы именно там её и встречаем. Вот и шатен встретил эту кучерявую судьбу на пороге собственного жилья. Оксюморон. В таком огромном мире, в огромной России, всё сложилось именно так. Попов вновь открывает фотокарточку в мессенджере, будто пытается отыскать в себе нужные, правильные эмоции, разобраться в мыслях. Но единственное в чём он разобрался — курить захотелось сильнее прежнего. Он уже и забыл, когда хотел выкурить, хоть одну, с таким вожделением. И хотел ли вообще. В чужой душе плеваться некультурно. Жизнь плюнула и растёрла по стенкам. Провести дни в отдыхе, с пустой головой, не удастся. Увы и ах. C'est la vie.                            ***   Открыть глаза с утра в непривычной обстановке довольно…непривычно. Кошка лежала под боком, прижимаясь. Если увидеть её впервые, можно сказать, что та сильная и независимая, сама себе защитница. Но со своим хозяином эта кошачья маска слетала, и в ту же секунду пред тобой — ласковая, голубоглазая нежность. Она была такой только с ним. Пока не «познакомилась» с Мироновой. И вроде казалось, вот он, момент реинкарнации. Но девчушка дёргается в судороге, затем в следующей, а после около носа теплеет.  Наташа поднимается так быстро, как может, чтоб только алая капля не упала дальше руки, окрашивая собой. Получается скудно. И в чём она виновата? В безотказности своего состоянии? Можно ли винить во всём только её?  Ещё одна судорога складывает шатенку пополам, и та, не выдержав, падает на холодный кафель в ванной комнате. Температура тела была как эта плитка — так ей казалось. А ещё ей казалось, что вот-вот умрёт.  Еле сдерживая крик, девушку поражает ещё одна — пронзающая, как нож бабочка: легко и быстро. В таком состоянии ей стоит пролежать ещё несколько часов, надеясь, что потом появится возможность подняться и хоть из под земли достать чуть-чуть порошка. Интересно, думает ли Антон, какого ей? Наверно, это полностью сравнимо с тем, что испытывает сейчас он. Ни больше, ни меньше. Именно сейчас Миронова понимает его поступок, но простить вряд ли сможет. Зеленоглазая всё так же убивает себя, только чередуя с дикими ломками. Мило. Спасибо, Антон Андреевич. — Не терять…равновесие, — тяжело даётся прохрипеть это сквозь желание волком выть.   Спустя минут тридцать эмбрион на полу не мог даже мысли навести на что-то человеческое. Миссис Полночь сидела на пороге всё это время. Не двигалась, словно памятник вождю. В спальне раздался тихий звук, оповещающий, что Наташе кто-то звонит. Либо Антон. Либо Арс. Больше никто не мог. Через боль, адскую боль во всех закоулках этого меленького тела, Миронова встаёт и идёт за телефоном. На экране светится явно предполагаемый абонент. — Мышь, ты жива? — Ты…ты сволоч, Шастун. — Мне набрать Макара? — Нахера? — Чтоб он отвёз тебя в рехаб. — Иди к чёрту. В её положении это была огромная глупость. Но ничего другого Антон ожидать не мог, к сожалению. О времена, о нравы. — Не теряй равновесие. Этот звонок не облегчил страдания ни на толику. Фраза из песни стала амбассадором их жизни и сейчас была как никогда кстати. Но как его не терять, когда буквально наизнанку выворачивает? Гори в аду тот день, когда было сказано это чёртово «да». Её ломает внутри и снаружи.    Ждать, пока пройдет, больше нет сил. Поэтому в невменяемой прострации зеленоглазая хватает свою куртку и наспех залазит в кеды. Ломаясь скелетом, девчонка бредёт по закоулкам и прикидывает, где бы мог быть клад. Но пока мыслительный процесс медлит, тело действует. Руками она шарит в любой скамейке, водосточной трубе, козырьке и подоконнике.  Боль нарастала с каждой новой минутой, но Наташа шла, не зная куда, плохо понимая зачем и за чем. В какие-то мгновения казалось, что вот-вот и она отправится к праотцам, но всё равно делала шаг за шагом.  Время превратилось в несчастный клочок чего-то липкого и бесконечно текущего, в неприятный нарыв, гной на ране. Беспомощность резко переродилась в ненависть ко всему — существенному и нет. Люди с опаской оглядывались по несколько раз, кто-то даже отходил. Немудрено. Без масок, такие, какие есть. Но разве, живя в таком стереотипном городе, они не привыкли?  Те, кто испытывают отвращение, становятся им же подобными. Наркоман — не человек. Пьянница — не человек. Псих — не человек. Что с этим миром, блять, не так? Куда в такие моменты девается ваша пропагандирующая толерантность?   Хрупкие ножки не выдерживают, и зеленоглазая падает на ступеньки подъезда. Её крутит в таком аду, что тело пытается делать хоть что-нибудь, дабы отвлечься. Дрожащими пальцами кучерявая поддевает металическую плашку на стыке бетона, как вдруг замечает небольшое отверстие за ней. Вот он, проход в зазеркалье. Последняя надежда, которая умрёт, если внутри ничего не будет. Сил нет от слова совсем, и от понимания этого Миронова, уже с проступающими слезами, старается отодрать плашку. Мужчина, что курит в паре метров, косится на сию картину — то ли в отвращении, то ли всё же с интересом. Наверняка и то, и другое. С помощью неведомых сил от дяди Дьявола шатенке удаётся замышленное, и теперь более трясущиеся пальцы пролазят в отверстие, размером в высоту с пол её мизинца.  От того, найдёт ли она что-то в этом идеальном, как ей казалось, месте, зависело её дальнейшее адекватное существование.  Как ей казалось. И вот, успев похоронить себя вместе с последней надеждой, подушечка пальца упирается во что-то, явно отличающееся от твёрдого, острого бетона. То ли сам Сатана над ней сжалился, то ли очень хорошо пошутил. Это предстоит узнать, когда девчонка достанет найденное. Получается тяжко. Место отличное, но не для размеров такого клада. И вот, наконец, слеза падает на ладонь, разодранные в кровь пальцы щиплет. Сжалился. За пройденное время этого дня мир превратился в одну большую ломку. Но то, что произошло сейчас, не иначе как чудо, спасение, которого она недостойна. По плану жизнь готовила ей специально отведённое место — то ли на кладбище, то ли в диспансере. Но зеленоглазая, как всегда, меняет ход игры. Ей это присуще. Она к этому привыкла.  Пару грамм, скорее всего, мефедрона, плотно замотаны в изоленту. Времени терпеть до дома нет, поэтому Миронова надрывает квадратик, воспользовавшись острым краем надломанной плашки, за которой и был подарок. Инстинктивно она хотела разорвать его зубами, но точно оставила бы их лежать на этих ступеньках после данного манёвра. Всё же здравый разум не покидал Наташу даже в таком состоянии. Какая-то его часть. На руку высыпается горстка, и, не распределяя, попадает частями в маленькие ноздри, выжигая слизистую. Если там было, что выжигать. Откидываясь на край ступеньки спиной, шатенка закрывает глаза, продолжая умываться слезами. Непрошеный зритель на финальном акте этой пьесы сплёвывает в сторону и уходит. Вот этот мужчина словно привык, словно видит такое каждый день. И он не осуждает, но всё равно презирает. А что остаётся? Не гладить же таких по головке, приговаривая: "Это не конец, ещё можно выбраться из этой ямы". Он понимает, что таким это не надо. Поэтому просто уходит. И пусть. В голове происходит монолог, и себе Наташа говорит, что ещё чуть-чуть полежит и пойдёт домой. В конце концов, Миссис Полночь надо покормить, да и косых взглядов ей хватило. За все два года. Злосчастная вибрация телефона приносит дисбаланс. Имя на экране больше. Брать сейчас не хотелось даже под дулом двустволки, но зачем-то палец нажал на этот зелёный кружок. — Наташ, привет. — Да, Арс. — У вас там всё нормально? — Всё хорошо, я вышла в магазин. Давай тебе перезвоню, как дома буду? — Давай. А давай я тебя наберу когда отпустит, через пару часиков, а может вообще завтра? Не вовремя, Арс. А когда у наркоманов бывает вовремя? Наверно, когда с героина на крокодил слазишь и колешь в ноги, чтоб на сгибе руки «колодца» не было.   Девчонка открывает дверь и сразу же встречается в голубыми глазами. Вспоминает такие же голубые глаза и хлопает дверью, как будто это поможет прогнать прямую ассоциацию. Миска животного наполняется, и Миронова нехотя набирает шатена.  — Уже дома? — Да. Предательское «мяу» раздаётся по кухне. — А ты у меня? — Решила провести с Миссис Полночь время, чтоб она не грустила без тебя и в итоге не «заболела». — Да ты прям зоолог. — В чём хороша. — Ты если хочешь, можешь у меня в эти дни оставаться. Этот день решил сразить наповал. — Да как-то неудобно. — Неудобно ходить туда-сюда пешком в разные концы города. — Ну не прям уж разные. — Наташ. — Ладно. Арсения поражает это «ладно». Он явно не ожидал такого поворота. Думал, сейчас будут долгие уговоры и препирательства, как с маленьким ребёнком. Ладно. Ладно… — Как там Казань? Ты как? Что-то явно с ней сегодня не так. — Нормально, Казань и я. Ещё толком не успел где-то походить. — Смысл был лететь в другой город, если ты просто в номере сидишь? Их разговор походил на что-то семейное, будто эти двое были в отношениях и позволяли сказать то, что хотели. Довольно не присуще такое поведение для людей, как они. Но что-то странное происходило. Наверно это что-то было сейчас внутри девчонки. В трезвом уме, когда выпадал случай, и таковым он бывал, зеленоглазая не позволила бы крутануться такому на языке. — Не могу дать тебе ответ. — Ладно, извини. Когда в трубке с двух сторон настала тишина, это начало нагнетать. Немудрено. Поэтому девушка не нашла ничего лучше, чем оборвать разговор на этой же неприятной ноте. — Давай я не буду портить тебе день своими язвенными словами и вопросами, хорошо? — С чего ты… — Пока, Арс. Что, мать твою, сейчас произошло?! Для чего вообще было это сказано? Теперь ведь день точно испорчен у обоих. А можно было просто нормально попрощаться. Вечером обязательно надо сгладить этот острый угол в 45 градусов. Но это вечером. Сейчас молодая особа ложиться на кровать и закрывает глаза, отдавшись этому танцу, в котором ведёт ни то её личный бес, ни то белый дешёвый порошок.                           ***   Арсений не может выкинуть весь этот разговор из головы уже битый час. Виски 12-летней выдержки тоже. Улетел в Казань, чтобы напиваться? Справлялся с этим и в Питере. Кто бы знал. Всё, что пробуждает 40 градусов — желание вернуться домой и быть рядом с ней, но в то же время улететь на другой конец света, лишь бы больше никогда не услышать этого голоса, не увидеть этого маленького, истерзанного жизнью и наркотой, личика. По плечу скользит чья-то рука, и вмиг напротив оказывается девушка, чьи волосы ослепляют своей белизной. В голубых глазах дамы имеется азартный блеск. Попов пробегает взглядом по телу незнакомки. Оценивает. Зачем? Черное короткое платье из атласа скрывает совсем ничего, но и не выглядит вульгарным, не опошляет. — Привет. — мерзкий слащавый голосок. Он не понаслышке знает счастливых обладательниц такого. Знает, что ничего продолжительного он не сулит.  — Ну привет. — Чего грустишь? — А ты хочешь это исправить? — знает, и зачем-то лезет в эту игру. Что ж за день такой? Все ведут себя неестественно, чуждо своим принципам. — По тебе видно, что ты не отсюда, — как филигранно съехала с такой прямой атаки. На долго ли хватит? Сколько продержится перед тем, как войти в игру? — По тебе тоже. — А я из Москвы. Сюда приезжаю к подруге, чтобы отдохнуть от пыли этого мегаполиса. — Ну я, значит, из Питера. — А зачем приехал? Этот вопрос заставляет вновь невольно вспомнить девочку-видение и свести челюсть. — Неприятная тема? Не будем. Хочешь отдохнуть в более спокойной обстановке? Это намек или просто предложение выговориться первому встречному и больше никогда не встретиться, забыв про сказанные этим вечером откровения? Плевать. Игра началась. — Ну давай. Красотка берёт мужчину за руку и выводит из бара. Быстро вызывает такси, и оно так же быстро приезжает. Уже в машине завязывается новый диалог, по всем канонам. — Кира. — Арсений. — Прям так официально? — Не люблю иные формы своего имени. А как же, Арс, и впрямь не любишь. Или любишь не от каждого? — Хорошо, Арсений. — Куда мы едем? — Ко мне. Всё сразу ясно как день. Ты хотел разрядки, Попов, вот она сама тебя и нашла. Правда нужна ли уже?   Квартирка небольших размеров даёт понять — в ней бывают не так часто. Блондинка предлагает выпить, но мужчина отказывается. Тогда девушке не остаётся ничего, как скинуть пальто и прижаться своими губами к губам Арса. Он не противится. Он надеется, что это поможет, ведь за своей работой шатен перестал замечать и брать во внимание отсутствие личной жизни. Поэтому когда в его мирке появилась Миронова, голубоглазый волей-неволей спихивал всё на человеческий фактор.  Но фактор ли этот между твоих ног, Арс? М? Пусть Наташа и очень симпатичная девушка, пытаешь ты к ней что-то большее. И вряд ли это объяснимо чем-то человеческим. Оставив на полу прихожей верхнюю одежду и обувь, Кира перетягивает в спальню и оказывается сверху. Но стоит ей отстраниться, разорвать поцелуй, как шатен уже нависает над ней — не привыкший, чтобы в сексе доминировали над ним. Увы забыться вышло ненадолго. Перед глазами начала мелькать плёнка, которую кто-то нарушил, нарезав и вклеив фрагменты из другого кино. Голубоглазая начала исчезать, а вместо неё…Попов резко моргнул, чтобы поплывший рассудок перестал брать верх. Но видимо это был не алкоголь и даже не рассудок, ведь следующий кадр — и вместо Киры лежит Миронова, хлопая своими большими зелёными глазками. Всё. Это край. Больше нет сил. Мужчина, словно блаженный, вскакивает и выбегает из квартиры, еле попав ногами в ботинки, судорожно натягивая куртку. Без объяснения причин захлопывает дверь и вызывает такси. Он устал играть в эту игру. Всё слишком затянулось и ещё туже этот узел просто не завяжется. Пришло время его развязывать. Иначе…просто страшно подумать. Попов едет в отель. А пока едет, заходит во вкладку, которую так и не успел закрыть.                            ***   Город окрасили огни в вечернем небе. Зрелище поистине живописное. Иногда даже не верилось, что Наташа видела такое в жизни, а не на картине какого-то выдающегося художника. Порошок отпустил, оставляя после себя лёгкое недомогание. Словно натоптали на только что вымытом полу.  Девушка смотрит в окно до тех пор, пока об ноги не начинает тереться кошка. — Малыш, плохая из меня нянька, не то что твой хозяин, — при упоминании Арса, Миссис Полночь заинтересованно посмотрела в глаза Мироновой. — Идём покормлю тебя. Да и самой поесть не мешало бы. Разделяя трапезу с пушистой подружкой, она обрела идиллию со спокойствием. Море внутри перестало бушевать. Тишина не угнетала, не царапала душу когтями. Хруст корма в ней рассыпался чем-то богословенным, и девчонка именно сейчас настигла вершину на этом Эвересте баланса. Лицо озарила лёгкая улыбка. Приятно. Тепло. Преисполнилась. До следующей ломки. Кошка прыгнула на колени и улеглась по-хозяйски, аккуратно сгребая лапками штанину. Этот жест настолько успокоил шатенку, что создалось ощущение: начнись атомная война, а она так и будет есть салат, поглаживая животное. Громкое мурчание снизу заставило и вовсе прикрыть глаза, рассыпаться до конца, на атомы. Так вот, что оно такое — счастье. Испытывать бы его ещё без дозаправок кокаином и прочим, не всегда дешёвым, дерьмом. Среди этого безмыслия зеленоглазая вспомнила, что хотела набрать Арса и извиниться. Рука потянулась к телефону. 23:55 — Да, Миронова, ты очень вовремя. Уколов себя саму в очередной раз, девчонка приняла решение всё же набрать. Вряд ли Попов спит, так ей казалось. И погрузившись опять в умиротворение, палец почти коснулся заветного виджета, но плыть по течению пришлось не долго. Стук в дверь камнем потащил на дно. Без шансов. Кого ещё могло принести сюда в такое время? Вряд ли бы Арс не предупредил своих о всех событиях. А может… Стук повторился, уже более настойчиво. Неизвестность пугала. Не всегда. Конкретно сейчас. Убрав Миссис Полночь с колен, кучерявая шагнула в пучину этой неизвестности, да так, чтобы наверняка: не глядя в глазок, не спрашивая "кто?", открыла дверь. То ли это был вызов для жизни, то ли стремление показать, что она не поведётся на очередную уловку, что заметила подножку и не упадёт. Но пока Наташа смотрела вниз, вверху был предупреждающий знак, об который, как не крути, пришлось удариться головой, да так, что мозги вышибло напрочь.  Заострив внимание на одном, обязательно на заметишь, даже не узнаешь о другой подставе. И так всю жизнь. Ничему не учит. Глаза округляются, ладонь прилипает к дверной ручке. На пороге стоит мужчина, которого та никак не ожидала увидеть именно сегодня, именно сейчас. — Арс…