Harbingers

Красная дымка, пульсирующая перед глазами ощущением присутствия, превращала день в ночь — ночь, сам факт наступления которой он отрицал. Это не была бы ночь в смысле смены времени суток. Это были бы сумерки человеческой цивилизации. Солнце все еще выплывало бы из-за горизонта, но некому было бы засвидетельствовать рассвет. Люди не грели бы себе кофе перед работой, на улицах не играли бы дети; насекомые не рассекали бы воздух, трели птиц не звучали бы в кронах деревьев. Голубые воды взбурлили бы грязью, окрасились бы кровью, а по течению рек проплывали бы обезображенные, разбухшие трупы. Руины мира стояли бы печальными остовами, пока четвертый Предвестник Апокалипсиса не принялся бы за финальную уборку. И тогда не осталось бы… ничего. Безжизненная пустыня. Бедствие видел и лично запускал этот сценарий множество раз. Так много, что в какой-то момент он перестал считать; казалось лишенным смысла. Вот только он не хотел для этого плана такой участи. Делал все возможное и иногда невозможное, чтобы оттянуть Судный день. Но глубоко внутри он знал, что этот момент наступит — рано или поздно. «Что будет, если соберемся мы все?» — вопрошали его мысли голосом Отчаяния. У него… все еще не было ответа на этот вопрос. Предвестник спускался по лестнице так нарочито, словно вся гравитация, которую он мог игнорировать, вдруг обратилась против него, давя на плечи могильной плитой. Единственное, что в этой ситуации его радовало — сознание моментально прояснилось, прогоняя окутавший его сладкий туман; как бы сильно ему ни хотелось уцепиться за него, продлить моменты, заставляющие его чувствовать себя настолько живым — безжалостная реальность имела свои планы. Что ж, это случилось. Четверо собрались вместе, как и должны были, как всегда собирались — ведь, когда приходит первый, рано или поздно должен будет явиться и последний. Назад пути нет. И на самом деле ему нечего было бояться. Да и вообще, разве ему свойственен страх?.. Сделав глубокий вдох, Бедствие напомнил себе, кто он такой — и его лицо приняло бесстрастное выражение, в общем-то гораздо больше ему присущее, чем любая людская эмоция. Шагнув вперед, он распахнул двери, готовый ко всему, что ждет его там. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить. Опустошение обнаружился напротив крыльца. Привычно скалился, сузив горящие красные глаза, и тянул носом воздух, принюхиваясь, словно адская гончая. Облик четвертого Предвестника Апокалипсиса был ровно таким же, каким он помнил его — длинные пепельные волосы, остроконечные уши и корона греха, замершая над головой в клубах дыма. Правая рука его пульсировала красной тьмой, живой и подвижной. Под ногами Опустошения выцветала трава, обращаясь черным пеплом под влиянием разрушительной силы Предвестника. На деле, не было ничего удивительного в появлении четвертого: все Предвестники так или иначе искали старшего брата, стоило им спуститься на очередной план. От него они получали инструкции, насколько быстро необходимо действовать, информацию и иногда даже энергию — когда собственной недоставало. Но этот план… отличался. Решительно во всем. — Привет, младший, — бросил Бедствие, скрестив руки на груди. — Нелегко было тебя найти, — пожаловался Сол, поджав губы. — Твой запах сильно изменился, старший. — О, да? И как думаешь, почему? — фыркнул Скотт с нескрываемой издевкой, упираясь плечом в дверной косяк. — Может, внимательно на меня посмотришь? Младший брат смерил старшего долгим взглядом — колючим и неприятным. Вскинул брови, точно не был уверен, стоит ли ему озвучивать очевидное. — Выглядишь, как человек? — он утверждал, но с вопросительной интонацией. — Но это же просто оболочка. — И тебе тоже не помешало бы напялить такую, — проговорил Бедствие холодно. — Ты мне лужайку жжешь своими копытами. Сол растерянно заморгал и уставился себе под ноги, где трава умирала страшной смертью из-за его ауры; первый Предвестник воспользовался его замешательством, сокращая расстояние между ними. — Маскировка, тугодум, — рыкнул Бедствие раздраженно, хватаясь за острую корону своей проклятой рукой — точно собирался насильно затолкать силу брата внутрь. — А то так и будешь ходить, знаю тебя. Еще и херни какой-нибудь натворишь. — Уже, — широко ухмыльнулся Опустошение. Кажется, он был крайне доволен собой. — Да я слышу, как от тебя смердит душами, — недобро оскалился в ответ Скотт, потянув носом воздух. — Где уже нажраться успел, собака? Ничего не смутило? — Я сам не убивал, — поспешил оправдаться Сол, поджав губы. — Был в пустыне с желтым-желтым таким песком. Там люди друг друга убивали, я их не заставлял. Покушал только. — Покушал он, — расхохотался старший Предвестник, но его зеленые глаза сочились яростью. — Прелесть какая. Бедствие чуть смежил веки, замеряя уровень энтропии. Но, к его удивлению, проценты в долях даже несколько поползли вниз относительно прошлого раза. По всему выходило, что на текущем витке эволюционного развития аутоагрессия человечества тоже воспринималась матерью, как бесполезное действие. Но, так или иначе, нельзя было спускать младшему эту самодеятельность. Предвестник отпустил колючую корону и сдавил ладонью горло Опустошения; тот состроил жалобное выражение лица — хоть ему и не было больно, конечно же. Впрочем, это было сделано и не для того, чтобы причинить ему боль. — Дрянь паршивая, — выругался Скотт. — Никогда не думаешь перед тем, как делать. — А что я такого сделал-то? — невинно захлопал глазками младший Предвестник. — Уф-ф, честно? Родился, — процедил его старший брат, вздернув губу в жесте отвращения. Опустошение сделал оскорбленное лицо — но его выражение быстро сменилось, став растерянным и даже напуганным, стоило черным когтям продырявить кожу, впиваясь в плоть. Бедствию не нужно было снимать печати, чтобы частично видоизменить руку — сделав ее более похожей на оригинал. И для того, чтобы произвести экстракцию душ, ему тоже… не нужно было снимать печати. Младший Предвестник, при всей своей недалекости, похоже, понял, чем ему угрожают, и сделал взгляд своих крысиных глазок максимально умоляющим. — Повторяю в третий раз, для особо одаренных: маскировка, — прорычал Скотт, постепенно теряя самообладание. — Или ты забыл, как это делается? — Да помню я, — буркнул Сол обиженно. — Отпусти. Предвестник отдернул руку и отступил на шаг, точно коснулся чего-то крайне неприятного. В каком-то смысле так и было. Опустошение окутал себя багровым дымом, через пару мгновений проступая из него в новом облике — оболочке, подогнанной под стандарты человеческого тела. По крайней мере, визуально. Однако ему не хватило опыта, понимания этого мира — или же просто мозгов, чтобы сотворить себе еще и одежду. А потому, когда дым рассеялся, он явился перед старшим братом, что называется, «в чем мать родила». — Господи, ну какой же ты придурошный, — обезоружено расхохотался Бедствие, застигнутый врасплох таким контрастом. Он лишь надеялся, что любопытные нефритовые глазки сейчас не смотрят в окно. — Ну мог же сразу одежду синтезировать. — …Тряпки эти, что ли? А из чего они… — начал было Сол. — Ладно, не утруждайся. Дам тебе что-нибудь из своего, — махнул рукой старший Предвестник. — Зайди в гараж, нечего тут голым задом светить. Он кивнул на приоткрытую дверь, и Опустошение юркнул туда, к счастью, не задавая лишних вопросов. Пока, по крайней мере. Бедствие возвращался наверх еще неспешнее, чем спускался. Нарочито медленно дышал, жалея, что не успел покурить — а следовало бы. Напоминал себе, что его младший брат вот только что прибыл на план, многого еще не знает и не понимает. В каком-то смысле даже удачно, что именно он заявился сюда впереди всех, и не успел, судя по всему, встретиться с сестрами. При таком раскладе первый Предвестник имел возможность самостоятельно объяснить ему правила поведения в этом мире. Если бы только не одно обстоятельство… Любопытная рыжая голова торчала в дверном проеме студии, явно ожидая его возвращения, а глаза цвета моря смотрели со смесью испуга и надежды. — Все нормально, — пробормотал Бедствие, приблизившись и заключая девушку в крепкие объятия. — Тебе нечего бояться, мисси. Просто посиди наверху еще чуть-чуть, ладно? — Как скажешь, — тихонько проговорила Йона, заглядывая ему в глаза снизу вверх. — Мне закрыть дверь? — Лишним не будет, — он окинул невидящим взглядом комнату поверх ее головы, точно где-то в этой студии была подсказка, как ему лучше поступить. — Все точно в порядке? У тебя такое… мрачное лицо, — обеспокоенно зашептала Апостол, протянув к нему руки и оглаживая скулы чуткими пальцами. — Я просто в восторге от этого всего, — он слегка прикрыл глаза, выдавливая из себя саркастическую улыбку. — Но все будет окей. Я разберусь. — Теперь… все закончится, да? — шепнула Йона сдавленно, и ее взгляд сделался настолько несчастным, что у Предвестника защемило в груди. — Придут и другие, и… — Эй, выше нос, — он прищемил ее аккуратный носик пальцами, заставляя девушку смешно поморщиться, зажмурившись. — В крайнем случае я просто разгоню их всех. Я тут босс, вообще-то. — Окей, босс, — хихикнула Апостол, вытягивая шею. — Не забудь позвать меня, как закончишь. — Забыть про тебя? Звучит, как что-то абсолютно невозможное, — Бедствие расплылся в улыбке, оставляя короткий поцелуй на ее губах. Короткий — потому что ему нельзя было сейчас увлекаться. Хотя увлечься — это все, чего ему хотелось, на самом-то деле. — Ну, у тебя тут долгожданное воссоединение семьи и все такое, — фыркнула Йона с иронией в голосе. — Хотя, если честно — вы совсем не похожи. Внешне, по крайней мере. — Кто-то подглядывал в окно? — ухмыльнулся Скотт, хитро сощурив глаза. — Немного. Но я перестала, когда твоя рука почернела, — пробормотала она тихонько, пряча взгляд. — Испугалась? — предположил Бедствие, мрачно улыбнувшись. Ну, по крайней мере, она не видела его идиота-братца в полном неглиже. Хотя, сильно ли это лучше, чем… — Не испугалась, — мотнула головой Апостол, прерывая его мысль. — Просто подумала, что мне не стоит это видеть… наверное. Показалось, ты ему глотку вырвешь. Предвестник растерянно хохотнул, покачав головой. — Он еще не заслужил такой чести, — протянул Бедствие, закатив глаза. — Ладно, мисси, я пойду обратно. Не стоит этого придурка надолго одного оставлять. Того гляди что-нибудь сломает… Вот если он повредит мою тачку, я ему точно глотку вырву, — рассмеялся он недобро. — Запомню или запишу, что твою тачку трогать нельзя, — хихикнула Йона, снова вытягивая шею и прижимаясь к нему поближе. — Для тебя я сделаю исключение, — Предвестник коснулся губами ее губ, лишь обозначая поцелуй — и боясь позволять себе больше в текущих обстоятельствах. Слишком уж легко он мог сейчас переключиться на нее, такую розовощекую и сладкую, будто суфле. — Все, теперь точно пойду. — Я же могу поиграть? — спросила тихонько Апостол, доверительно заглядывая ему в глаза. — Дверь закрою. — Конечно. Тебе не нужно спрашивать, — он потрепал ее по макушке и сделал над собой усилие, чтобы наконец отстраниться. Отвернувшись, Предвестник ощутил спиной взгляд Апостола — обеспокоенный и внимательный, он коротко прошелся набегом морской волны по его загривку. Впрочем, это чувство исчезло одновременно с тем, как за ней закрылась дверь. Протяжно выдохнув, он отправился в спальню; накопав в шкафу и комоде каких-то шмоток, которые должны были сесть по размеру, поспешил обратно вниз. Ему и правда не стоило оставлять брата в одиночестве слишком уж надолго. Еще неизвестно, что могло взбрести ему в голову. Опустошение с непритворным интересом разглядывал содержимое гаража. В момент, когда вернулся его старший брат, четвертого Предвестника явно занимало назначение инструментов, разложенных на столе: он склонился над ними, потягивая носом воздух, точно пытаясь определить их функционал по запаху. Несмотря на вполне гуманоидную внешность, повадки его были скорее звериными — что, впрочем, было ему свойственно всегда, а не только сейчас. — На вот, оденься, — Бедствие бесцеремонно швырнул ему одежду, надеясь, что брат сам догадается, как ее надевать. — Люди не ходят без одежды. Ну, если только они не эксгибиционисты, конечно, — натужно хохотнул Предвестник. Веселья он совсем не чувствовал. — Эксги… что? — изогнул бровь Сол, озадаченно разглядывая пойманные на подлете вещи. Похоже было, что белье вызвало в нем больше всего непонимания. — Ой, умоляю тебя, напяль сам, — цокнул раздраженно Скотт, скрестив руки на груди. — Я вырву тебе ноги, если решу помогать. Может, и не только ноги. Это, — он указал на трусы, — первым надевается. Потом только штаны. Опустошение еще раз внимательно просканировал старшего брата взглядом и все-таки осилил надеть то, что было ему предложено — хоть и не без труда. Старший Предвестник уговаривал себя не злиться; ведь это он за столько лет привык к таким простым вещам, что они казались ему само собой разумеющимися. Но младший брат только явился сюда. Не был ли Бедствие и сам таким — когда-то давно? Нет, он был в куда как худшем положении: ведь у него не было проводника, и приходилось все выяснять самому. Наблюдать, выискивать, анализировать. Изучать, неосознанно проникаясь этим миром и его жителями… — Скажи, — проговорил Сол, снова принюхиваясь, — кто здесь, кроме тебя? Пахнет человеком, но как-то странно. Сильнее, что ли. Приятный очень запах, такой сладкий. — Это и человек, но необычный, — проговорил Бедствие рокочущим голосом. Почему-то сказанное четвертым ему ох как не понравилось. Может, потому что он находил ее запах приятным? Но ведь он и правда был таким… — Необычный? Как это? — Опустошение продолжил свой беспечный допрос, явно не очень считывая атмосферу. — Люди же все одинаковые? — Нет, не все. Это Апостол, — пробормотал Скотт осторожно, зорко следя за выражением лица младшего брата. — Слышал о таких? В Апокрифе о них есть упоминания. — М-м… не-а, не помню, — почесав в затылке, объявил Сол. — Это какие-то особо вкусные души? Типа, деликатес? Это идиотское заявление вдруг напрочь лишило старшего Предвестника какой бы то ни было лояльности и эмпатии по отношению к брату. Будто внутри опустился рубильник, отключивший его добрую волю, стоило этому мелкому говнюку заговорить о ней в таких выражениях. «Деликатес»… Конечно, он не понимал. Ни черта не понимал. Куда ему. Бедствие неторопливо подошел, опуская тяжелую руку брату на плечо и сдавливая с такой силой, что у обычного человека сломались бы кости. Но, на счастье или на беду, никто из них не был обычным человеком. — Младший… ты что-то не так понял, — пробормотал Скотт низким, угрожающим голосом, в котором слышалась надвигающаяся буря. — Этот человек… не еда. Взгляды Предвестников пересеклись; в крысиных глазках Опустошения мелькнули последовательно удивление, непонимание, потрясение и животный ужас. Первый Предвестник не видел отражения своих глаз из-за пелены ярости — но догадывался, какое у них сейчас выражение, учитывая реакцию брата. — Более того. Тебе не просто нельзя ее есть. Даже не думай о ней. Не касайся ее. Не приближайся к ней. Не разговаривай с ней. Не смотри, не нюхай, не дыши в ее сторону. Я оторву тебе голову, если замечу что-то из этого. Тебе ясно? — прорычал Бедствие жестко и раздельно, скрежетнув зубами. — Она моя. — Ясно, — поспешно отвечал Сол, неосознанно придерживая затылок свободной рукой — будто боясь, что он не успеет среагировать на цепи старшего брата и прямо сейчас лишится столь важной части тела. — Не надо голову. Ее трудно обратно отращивать. — Что ж, тебе и не придется, если будешь себя хорошо вести, — недобро оскалился старший Предвестник, не выпуская плечо младшего из захвата. — Просто делай, что говорю. — Я хотел спросить, — пробормотал Опустошение сбивчиво, стараясь отодвинуться, — ты сказал, что этот человек — не еда… Но разве мы так или иначе не убьем и не съедим всех? Этот вопрос заставил Бедствие очнуться, выныривая из кипящей лавы, что сжигала его изнутри. Вместо этого его словно бросили в ледяную воду. В самом деле, разве не этим все должно закончиться рано или поздно? Ведь всему во Вселенной… приходит конец. В их лице. — Я… очень удивился, когда пришел, а тут все еще целехонькое и жизнь бьет ключом, — продолжал младший Предвестник осторожно, внимательно следя за переменами в лице брата. — Разве ты не будешь запускать протокол Апокалипсиса? — Все не так просто, — буркнул Скотт, отстраняясь и устало потерев переносицу. — Этот план отличается от всех предыдущих. Возможно… возможно, мы ошиблись, придя сюда. — Мы… ошиблись? — переспросил неверяще Сол. — Мать ошиблась. И я ошибся, — пробормотал Бедствие сдавленно, отходя в сторону и плюхнувшись на кушетку, что стояла в углу у стены. — Мои расчеты оказались неверными. Или я поторопился с выводами. Так или иначе, — он угрюмо зыркнул на младшего брата, и тот чуть склонил набок голову, всем своим видом выражая непонимание, — уровень энтропии сейчас в приемлемых значениях. И последние шестьдесят земных лет держится в рамках условной нормы, несмотря на небольшие колебания. — М-м… А шестьдесят лет — это много? — нахмурился младший Предвестник, глядя себе под ноги. — Смотря с чем сравнивать, — фыркнул Бедствие, откинув голову назад и глядя в потолок. — В эонах* если — семь с половиной на десять в минус восьмой, примерно. Но мы же не торчим по эону на каждом из планов. А если с нашим возрастом сравнивать, то по земному времени нам около двух тысячелетий. — А сколько ты обычно находился на плане, прежде чем запустить протокол? — полюбопытствовал Сол. Оттянув на себе футболку, он хмурился, разглядывая рисунок, точно пытался понять его значение. Предвестник не сразу ответил. Ему потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы воззвать к упрощенной версии Матрицы и свести статистику. Как и всегда в последние годы, расчеты занимали неприличное количество времени — ведь его сила была скована печатями, и энергии в теле циркулировали медленно. Да и нельзя было растрачивать много сил, иначе он неизбежно… проголодается. — Сто двадцать один и шесть в периоде световой день*, в среднем, — объявил наконец Бедствие, чувствуя неподъемную тяжесть от этого осознания. — Получается, ты тут уже… в сколько-то очень много раз дольше, чем требуется? — проговорил Опустошение, сильно морща лоб. — Ну ничего себе, младший пытается освоить математику? — хохотнул ехидно первый Предвестник. — Того и гляди разовьешься до чего-то внятного. — Так это долго? Или я неправильно понял? — он почесал в белобрысом затылке, видимо, сбитый с толку шпилькой старшего брата. — Ну, ты здесь долго… — Достаточно долго, пожалуй, — кивнул нехотя Бедствие. — Дольше, чем где бы то ни было. — И за все это время уровень энтропии не изменился? — искренне удивился Сол. — Такого же не может быть? — Ну, как видишь, может, — пожал плечами старший Предвестник. — Мне и самому непонятно, почему все так. Тем не менее… — А ты много информации о мире собрал за это время? — поинтересовался Опустошение, глядя куда-то в сторону. — Поделишься? С сестрами же ты наверняка поделился, мне тоже полезно было бы знать. Бедствие подозрительно зыркнул на младшего брата; но прежде, чем какая-либо гадость успела слететь с его языка, пришло неожиданное осознание. Он и правда мог поделиться информацией. И делал это. Когда пришла Отчаяние, он дал ей информацию, как и Скорби. Но что, если помимо информации, он поделился чем-то… другим? Чем-то большим. Несвойственным им изначально, но возникшим — или пробудившимся — на этом плане? Эмоциями. Желаниями. Мечтами… Мог ли он действительно это… передавать? Заражать этим, точно болезнью? И могло ли из этого проистекать их согласие с его позицией относительно уничтожения плана? Насчет Морайн он, конечно, совсем не был уверен, но вот Дебс, кажется, вполне разделяла его взгляды. Возможно ли, что дело не было в одном лишь уровне энтропии, а в нем самом — и его отношении к Земле? — Я дам тебе капсулу, если хочешь, — пробормотал Бедствие, пораженный этой мыслью до глубины своей несуществующей души. — Тебе нужно время, чтобы ее сформировать? — предположил младший Предвестник. — Я подожду. Погуляю пока тут. — Эй, не шляйся, где ни попадя, — предостерег Скотт. — Мы тут не одни. И вообще, это мой дом, тебе не везде можно нос свой совать. — Твой… что? — изогнул бровь Сол. — Дом?.. Старший Предвестник стоически встретил ошеломленный взгляд брата — несмотря на беснующийся шторм внутри. Он понимал удивление Опустошения, только что пришедшего с астрального плана. Плана, что единственный, казалось, мог претендовать на то, чтобы называться «домом» для Предвестников Апокалипсиса — ведь все прочие, что они посещали, должны были быть неизбежно уничтожены. Но Бедствие вдруг поймал себя на мысли, что ненавидит астральный план. И на самом деле искренне, по-настоящему не хочет туда возвращаться. Потому что единственный известный ему до сих пор сценарий, при котором он должен будет вернуться туда… Означает, что он выполнил свою основную задачу. Уничтожил жизнь на этой планете. — Да, — подтвердил Скотт, неосознанно хмурясь. — Дом. А что такое? Тебя слово смущает? Жилище, место обитания. Называй как хочешь. Я тут живу. У меня еще в городе квартира была — тоже дом, — затараторил Предвестник, все больше мрачнея. — Нет, дело не в слове. М-м… Как бы объяснить, — Опустошение склонил набок голову, глядя на старшего с непритворным любопытством. — Ты очень изменился, брат. Если бы не твоя аура, я бы засомневался, кто именно передо мной — уж не человек ли. — Да ну? А может, ты просто меня совсем не знаешь, — протянул Бедствие раздраженно. — Ты ведь обычно приходишь, когда я уже одним глазом сплю, просиживая задницу на небесном троне. И ни разу еще не появлялся в момент, когда протокол даже не был запущен. — Хм, и то правда, — согласился младший Предвестник, поскребя подбородок. — Ты всегда так… привязываешься к плану, прежде чем начать его уничтожать? — Чем ты слушаешь? — рыкнул Скотт, злобно зыркая на младшего, чем заставил его подобраться. — Я же сказал, этот план не нуждается в Апокалипсисе. Мы не будем уничтожать его. — Ты сказал, что «возможно» ошибся в расчетах, — поправил Сол, напряженно хмурясь. — Но такого ведь никогда не происходило раньше. — Не происходило, верно. И у меня есть своя версия, почему мы здесь, — негромко проговорил первый Предвестник, потирая лицо ладонями. — Почему мать прислала нас сюда. Кажется, не ради уничтожения. — Э-э… а у нас разве есть другой функционал? — искренне удивился Опустошение. — Ну, видимо, пришла пора отрастить, — хмыкнул мрачно Скотт, наклоняясь вперед и уперев локти в колени. — Иначе толку с нас. Уничтожать планы она в общем-то и сама может, нет разве? Этот вопрос повис между двумя Предвестниками; Опустошение смотрел на брата так, будто видел его в первый раз за две тысячи лет. И все, что Бедствие мог предложить ему — прямой и тяжелый ответный взгляд из-под нависших бровей. — Эм, ладно, — брякнул Сол неуверенно, опуская глаза. — В общем, дай мне капсулу, пожалуйста. Я что-то ничего не понимаю. Надо больше информации. — Окей, но сиди тут, — Предвестник кивнул на место рядом с собой. — Я быстро сформирую, тебе не нужен весь массив за шестьдесят лет. — А быстро — это… — начал было опять расспрашивать Опустошение. — …Расчетное время готовности: восемнадцать минут двадцать три секунды, — проговорил Бедствие механическим голосом, прикрыв глаза и откидываясь на спинку кушетки. — Это недолго. Сиди. Младший Предвестник послушался и сел рядом, явно сканируя взглядом его лицо — да и не только взглядом. Он тянул носом воздух, очевидно, пытаясь по хитросплетениям запахов определить, что произошло с его старшим братом за время, проведенное на этой планете. От самого Опустошения все еще разило астральным планом — запах, который человеческое обоняние не могло бы уловить, как и обоняние любого другого смертного существа. Запахи с верхнеуровневых планов в принципе не были чем-то, что смертные могли воспринимать. Но существовали некоторые — всякие оракулы, медиумы и прочие такие ребята — которые по каким-то признакам могли понять, что перед ними за существо, даже если на них была маскировка. Таких сложно было обнаружить, ведь на первый взгляд это были обычные смертные. И еще сложнее было обмануть. А ведь Йона с первого взгляда поняла, что он не человек… Может, так проявлялась ее сила Апостола? Или вообще все Апостолы так могут? Бедствие сжимал кулак левой руки, стараясь не отвлекаться и сосредоточиться на формировании информационной капсулы — что была основным и самым простым инструментом передачи данных из Матрицы другим Предвестникам. Как правило, ему не было смысла закладывать в нее так уж много знаний о плане: показатели энтропии — сводные и на данный момент, общая информация о смертных существах, кое-что об их цивилизации, привычках и культуре, чтобы проще было найти и выкурить выживших. Но сейчас это не была холодная и краткая выжимка лишь для того, чтобы покончить с жизнью на Земле. Бедствие хотел сформировать у младшего брата более обширное представление о людях. Что они такое, чем они живут, как много занимательных вещей делают. Более того, памятуя о своих подозрениях, старший Предвестник творил капсулу не просто с информацией; он старался вложить в нее свое собственное отношение к этой планете и к тем, кто населяет ее. Впрочем, он внимательно следил, чтобы эмоции не слишком сильно окрашивали его данные и воспоминания — иначе велик шанс, что Опустошение просто не сможет такое… переварить. — Уже прошло восемнадцать минут двадцать три секунды? — поинтересовался Сол, ерзая на кушетке. — Ты куда-то торопишься? — буркнул Скотт, не открывая глаз. — Чего такой дерганный? — Из-за запаха, — сознался младший Предвестник. — Очень есть хочется. Бедствие скрежетнул зубами, но постарался быстро загасить эту вспышку, чтобы случайно не вложить ненужные эмоции в капсулу. — Ты же поел перед тем, как пришел сюда. Нет разве? — фыркнул Предвестник. — Или тебе так вскружило голову то, что тут полно живых душ? — Наверное. Обычно мне остается только доедать за вами, а там уже и есть-то нечего, — пожаловался со вздохом Опустошение. — На прошлом плане было… сколько? Меньше сотни душ? Как таким вообще наестся можно… В сознании вдруг возникла любопытная мысль, и старший Предвестник слегка улыбнулся — впрочем, сразу же возвращаясь к формированию капсулы. Сейчас даже такой тривиальный процесс он не мог сделать полностью фоновым, не затратив на него слишком много времени или же энергии, а потому требовалась концентрация. — Если будешь меня слушаться, я позволю тебе поесть, — проговорил он глухо. — На этом плане есть люди, которых все же требуется убить. — Ой, да? Много? А где? Я готов, пойдем, показывай, — оживился Сол, чуть ли не подпрыгивая на месте. — Цыц, — рыкнул Бедствие, и тот мгновенно перестал. — Угомонись и дай доделать дело. Все потом. — Ла-адно, — протянул младший, фыркая, но все-таки успокоился и замолчал. Завершив капсулу, Бедствие проверил ее содержимое — ничего лишнего он туда как будто не заложил. Ничего о Йоне, но кое-что общее об Апостолах. Из недавних событий присутствовала лишь краткая и сухая выжимка, потому что было бы крайне недальновидно вкладывать в такую капсулу его чувства к третьему Апостолу. Впрочем, он не сомневался, что эти чувства так и так скоро станут очевидны всему его интересному семейству. — Готово, — объявил он, разжимая ладонь. На мгновение принявшая свой оригинальный вид, черная рука засветилась зелеными прожилками и выбросила из отверстия в центре ладони маленькую плотную сферу. — Бери. — Угу, — сонно брякнул Сол, проморгавшись. — Ты что, уснул? — хохотнул Бедствие беззлобно. — Как тебе это удалось? — Я не спал, — промямлил Опустошение, забирая из рук брата капсулу. — Тут человек, которого нельзя есть, но пахнет очень сильно. Вот я и решил отключиться, пока ты не закончишь. Он с любопытством оглядел сферу, прежде чем видоизменить руку и поместить ее уже в центр своей ладони — в точно такое же отверстие, ведущее каналом куда-то вглубь их нутра. — Ну, в таком случае, можешь еще раз отключиться, — пробормотал устало первый Предвестник, потирая руками лицо. — Усвоится как раз. — Можно? Я быстро, — кивнул серьезно Сол. — Да можешь долго, все равно, — отмахнулся Бедствие. — Мне же лучше, займусь своими делами. Только позови меня потом. Голосом позови, телепатию я не услышу, — напомнил старший Предвестник, поднимаясь. — В этом мире меня надо называть Скотт, если вдруг ты забыл. — Хорошо, — пробормотал Сол, устраиваясь на освободившейся кушетке и хмурясь. — Слушай, что-то она странная, твоя капсула… — Самые полезные лекарства всегда горькие, — хмыкнул старший Предвестник. Опустошение снова отключился; это состояние у них, Предвестников, действительно не было похоже на человеческий сон, а скорее напоминало коматоз. Из них четверых именно Сол прибегал к нему чаще всех, испытывая дефицит энергии из-за того, как мало душ ему доставалось. Если у Бедствия энергия в иных случаях могла хлестать через край, но и его манипуляции с Матрицей расчета требовали невероятное ее количество, то у Опустошения каждая крупица энергии была на счету, и он старался не растрачивать ее попусту. Даже сейчас, заявившись на план и наворовав душ из-под носа брата и сестер, он не изменял своим привычкам, впадая в оцепенение каждый раз, когда ему нужно было сэкономить энергию. «Может, у меня и не будет с ним проблем, — подумал Бедствие, покидая гараж и прикрывая за собой дверь. — Если он будет в отключке все время… или если вложенные мной воспоминания действительно обладают силой вызывать или же пробуждать эмоции. В любом случае, скоро узнаем». Он решил пока не возвращаться на второй этаж; вышел на улицу, чтобы покурить и немного привести мысли в порядок. Осознал, что надо позвонить сестре, чтобы она зазря не продолжала поиски младшего. Мельком Бедствие подумал и о том, что как будто бы пора появиться и Морайн. Уже почти полдень… Предвестник спрятался в тени от палящего солнца, подкуривая и втягивая в легкие дым. Он слышал нежные звуки фортепиано со второго этажа, льющиеся через открытое окно; они повторяли мелодию, недавно сыгранную Апостолом, но видоизмененную — с теми небольшими «правками», которые он предложил. Слушая эту вариацию, Бедствие не мог сдержать улыбку. Все-таки она… была очень красивой. И мелодия, и та, кто ее сочинил. Но, стоило извлечь телефон, как Предвестник нахмурился, ощущая необъяснимое беспокойство. Не то, чтобы сейчас все шло не по плану — ведь никакого внятного плана, в сущности, у него и не было. Но неотступное ощущение опасности, будто поджидающей за углом, не исчезало. Опасности… да что в этом мире для него могло бы представлять опасность? Именно опасность? Конечно, он здорово расстроился бы, если бы случайно уничтожил план своими неосторожными действиями. Может быть, в текущих обстоятельствах он бы… больше, чем просто «расстроился». Но опасности этот факт для него как будто никакой не представлял. Вновь он задался вопросом — чьи сейчас это были чувства? Мог ли — должен ли был —Предвестник Апокалипсиса бояться будущего? Тревожиться из-за тотальной неизвестности? Или, на самом деле, это Апостол переживала о своей вновь обретенной жизни и о… нем? А он лишь слышал ее эмоции и ощущал так, будто они принадлежали ему? «К дьяволу это, — подумал Бедствие хмуро, набирая номер и поднося телефон к уху. — Только голову себе сломаю такими вопросами. Как будет возможность выяснить наверняка — выясню. А сейчас есть дела и поважнее». — Сис, привет, — выпалил Скотт, когда раздражающие гудки наконец-то прекратились и Отчаяние взяла трубку. — Чего звоню — младший объявился. Сам меня нашел. Он тут, в доме. — Отличные новости, — буркнула Дебс, явно пребывая не в лучшем расположении духа. — А я его тут по всей планете разыскиваю. Спасибо, что позвонил. А мрачная сучка? — Мрачной сучки пока нет, — усмехнулся Бедствие. — Непонятно почему, правда. Ты сможешь ее найти? Я скину тебе номер и сам тоже попробую дозвониться, вдруг она трубку возьмет. О, и кстати, можешь взять машину? Я сказал Тому, что будет вся семья. Конечно, они не станут с нами ужинать… — Еще чего не хватало, — перебила с издевкой Отчаяние. — …Но если кто-то из них вдруг зайдет, будет стремно, что вы все в доме, а на парковке ни одной машины нет, — закончил Скотт, делая затяжку. — Сможешь где-то подрезать? — Не вопрос, — отвечала Дебс. — Если состыкуемся с Морайн, ее тоже попрошу со мной приехать на машине. Так будет естественнее, если вдруг они увидят, как мы подъезжаем. Это все? Больше ничего не требуется? Одновременно с этим вопросом он услышал бормотание двигателя и шум колес, шуршащих по укатанной дороге. Сразу определил, что это шумит не машина, а какая-то малолитражка — и звук доносился от дороги, ведущей вглубь ранчо. — Скотти? Ты тут? — голос сестры из трубки потребовал его внимания. — А, да, — очнулся Бедствие, вглядываясь вдаль. — Как раз накаркал себе гостей. Ого, это что, квадроцикл? — фыркнул Предвестник, сощурившись и разглядев между широких стволов деревьев приближающийся механизм, с которого Том махал ему рукой. — Неплохо живут мои добрые хозяева. — Ладно, кажется, нам обоим есть, чем заняться, — хохотнула Дебс. — Если что, наберешь. — Ты лучшая, сис, — ухмыльнулся Бедствие, прикончив сигарету и пряча окурок в пепельницу. — Знаю, — отвечала с усмешкой Предвестница. — До связи. Он дождался, пока квадроцикл, что не развивал большой скорости, докатится до прилегающей к дому дороги; вышел навстречу, искренне улыбаясь и протягивая фермеру ладонь. — Привет, босс, — поздоровался Том, встряхивая его руку своей сухой и мозолистой ладонью. — Я чего приехал-то: Шерри переживает, хватило ли еды и подошли ли вещи твоей подруге? — Правда, что ли? А я думал, ты покрасоваться прикатил. Экая фиговина у тебя занятная, — рассмеялся Предвестник, кивая на квадроцикл. — Променял ты свой старенький трактор на эту зверюгу, а, дружище? — Ой уж, вынудили, — махнул рукой фермер, хохоча. — Дочка купила по весне. Быстрее, говорит, по ранчо передвигаться. Трактор, мол, твой-то и не заводится уже поди. Пылит, дескать, тарахтит, как разбитая тачанка… Ну ты девчонок знаешь, им лишь бы деньгами сорить, — усмехнулся Том беззлобно. Бедствие многозначительно улыбнулся, широким жестом приглашая своего гостя в тень деревьев — ибо солнце палило нещадно. — Ну не знаю, не знаю, — протянул Предвестник с усмешкой, извлекая себе еще сигарету из пачки и закуривая. — Как с виду, так не сильно практичнее трактора выйдет такая таратайка. Хотя, если на солярке, наверное, нормально. Ну и навесик хоть какой сообразить ей, а то по жаре ездить… — Так это я форс-мажорно, — заулыбался фермер, искоса поглядывая на старого приятеля. — Так-то оно конечно, в полдень из дому носа не кажу. — Да я сам такой, — хмыкнул Бедствие, выдыхая белесый дым. — Даже не знаю, жаркое теперь лето или нет — все одно зад под кондиционером просиживаю. — Нормальное, — закивал Том со знанием дела. — А то ж не далее как вчера дождик был. И на завтра обещают. — Да ну его, тот дождик, баня после него, — пожаловался Предвестник, закатив глаза. Ему нравился этот ни к чему не обязывающий разговор; спокойный, будничный, он уводил его мысли далеко от неприятных и тяжелых материй, к которым пока не хотелось возвращаться. Впрочем, такие разговоры не могли продолжаться вечно. — Так скажешь ты мне или что? — хохотнул беззлобно пожилой фермер, скрестив руки на груди. — Что скажу? — не понял Бедствие, растерянно улыбаясь. — Ну как, что? Вещи-то и еда, — добродушно фыркнул Том. — А, — спохватился Скотт, хлопнув себя по бедру. — Ну, еду мы при всем желании вдвоем бы не съели за один вечер. А больше пока никого нет, как видишь, — он кивнул на закрытую дверь гаража и пустую площадку перед ней, намекая на отсутствие машин. Очень надеялся, что его младшему брату не приспичит выйти прямо сейчас или в ближайшее время, пока здесь гость. Пусть и дальше в отключке валяется. — Передай Шер мои благодарности. Вообразить не могу, как она успела столько наготовить за такое короткое время. — Способная она у меня, — хмыкнул Том, и его улыбка сквозила нежностью к жене. — А вещи? Подошли? — Вроде что-то подошло, — Предвестник не смог сдержать улыбку, вспоминая очаровательный цветочный сарафанчик — и куда как более очаровательную Йону в нем. — Спасибо огромное. — Да пустяки, — фермер улыбнулся, но взгляд его сделался серьезным. — Слушай, босс, оно, конечно, не мое дело совсем, но скажи, коль не тайна… эта девочка с тобой, она попала в беду? Он и не думал, что совсем избежит вопросов. В конце концов, таких сюрпризов ему преподносить еще не приходилось. А потому он быстренько придумал легенду, отшлифовав ее до отсутствия слишком уж явных логических дыр. — Все так, — ответил Скотт, затягиваясь сигаретой. — Не буду вдаваться в подробности, но это родственница одного моего близкого друга. Не совсем чужой человек, короче. У нее… были неприятности, да, — пробормотал он с нажимом, встречаясь взглядом с хозяином ранчо. — И так уж получилось, что ближе всего было отвезти ее сюда. — Связалась с плохой компанией? — предположил фермер, сочувственно и с пониманием кивая головой. — Типа того, — бросил Предвестник неопределенно. — Надеюсь, ты ее не украл, — хмыкнул Том, многозначительно вскинув брови. — Нет, конечно, все добровольно, — расхохотался Бедствие, гася сигарету. — В любом случае, думаю, мы не задержимся тут надолго. Нужно отвезти ее домой, — прибавил он серьезно, слегка хмурясь в поддержку своей легенды. — А твой друг не заедет ее забрать? — поинтересовался мужчина. — Чем больше народу, тем веселее. — Он без колес, поэтому и попросил меня, — покачал головой Скотт. — Тем более, если тут соберется вся моя семья, народу и так будет хоть отбавляй, — прибавил он, фыркнув. — Одно к одному, как обычно. — Беда не приходит одна, — усмехнулся Том, и Предвестник мысленно поглумился над собой от заложенной в его словах злой иронии. — Ну, это тоже ненадолго. Соберемся, поцапаемся и разбежимся еще лет на сто, — вздохнул Скотт, морщась и возводя очи горе, всем своим видом намекая на то, что семья — больная тема. Фермер постеснялся продолжать расспросы. Неловко кашлянул, отступив на полшага из тени раскидистой кроны. — Ладненько, поеду дальше. Если что-то понадобится… — начал было Том. — Умоляю тебя, дружище, вы и так меня безумно выручили, — широко улыбнулся Бедствие, протянув фермеру руку и стиснув его ладонь в крепком рукопожатии. — Свалился тут, как снег на голову. А хотя, я так всегда делаю, — хохотнул он, пожимая плечами. — Так мы тебе всегда рады, — не менее широко улыбнулся фермер. — И гостям твоим тоже. Скучно нам тут одним, сам знаешь, дочка редко приезжает. — Ну, может, я буду теперь чаще приезжать, — неопределенно хмыкнул Предвестник, вскинув брови. — Лето все-таки. Барбекю на заднем дворе и все такое. — Ты уж постарайся, — залихватски подмигнул Том, оборачиваясь к своему квадроциклу. — Ой, да там уже и едет кто-то, — сообщил он, вглядевшись в плавкий от жары горизонт. — Может, это к тебе? Я поехал тогда домой, не буду мельтешить, — засуетился фермер, взбираясь на своего «зверя». — Наверное, ко мне, — хмыкнул Бедствие, внутренне напрягаясь, но сохраняя абсолютную внешнюю невозмутимость. — Бывай, старина. Я наберу, если что. Предвестник отчетливо слышал шум мотора приближающегося автомобиля. Он был еще достаточно далеко, но почему-то Бедствие не сомневался, что это не кто-то из его сестер. Был странно убежден в этом. Ощущение беспокойства внутри усиливалось, будто нечто внутри машины, что явно направлялась в сторону ранчо, посылало угрожающие сигналы ему в сознание. Предвестник снова закурил, зорко следя за приближением черной точки, что постепенно разрасталась, принимая очертания сотой «Ауди». …Сколько времени прошло с момента, как это все началось? Как он сбил на тот момент еще неизвестную, безымянную девчонку на темной трассе? По ощущениям, лет сто. А на самом деле?.. Перед этим прошло еще сколько-то времени. От момента, как она убежала, вырвавшись из лап садистов, что могли без зазрения совести вспороть ей живот. Или попытаться взять силой, вынуждая выброситься из окна. Или подвесить над искаженными письменами на языке ангелов, готовясь пустить ей кровь для неясного ритуала… «Пообещай, что защитишь меня от тех, кто придет за мной». Так сколько же, черт возьми, прошло времени? Много или мало? Он не мог понять. Туман ярости, заполонивший сознание, сильно мешал считать. А это обещание, которое он дал в моменте просто для того, чтобы выполнить свою часть договора с сестрой и восстановить равновесие, вдруг сделалось критически важным, видоизменившись под влиянием его чувств к третьему Апостолу. Шуршание колес по проселочной дороге становился все ближе; он уже мог разобрать разговоры, что велись внутри закрытого авто, предельно сфокусировавшись на слухе. Говоривших было двое, но ему казалось, что в машине минимум на одного человека больше. — Мы точно уверены, что это верная ориентировка? — вопрошал высокий тенор. — Мы точно уверены, прекращай дергаться, — отвечал ему густой и раздраженный бас. — У нас есть оружие, мы сможем противостоять им. Тем более, что по камерам он был всего один. «По камерам? Где это я успел запалиться на камерах? — подумал Предвестник между делом. — Но более интересно, о каком это оружии они говорят». — А оно нам поможет? — продолжал причитать тенор. — Если это Всадник Апокалипсиса… он разве не уничтожит нас прежде, чем мы успеем его даже достать, оружие-то? — Если это Всадник, он уничтожил бы нас уже сейчас, — рявкнул бас. — Угомонись, ей-богу. — О… Я с радостью уничтожил бы вас, если бы не печати, — прорычал себе под нос Бедствие, глубоко затягиваясь. — Но увы. Придется дождаться, пока вы подъедете. Может, мне даже хватит выдержки дурачка сыграть, раз уж вы не уверены… Он оперся спиной на закрытую дверь гаража, неосознанно хмурясь и пристально всматриваясь в приближающуюся машину. Теперь он был совершенно убежден, что внутри трое; хозяева баса и тенора сидели впереди, а третий, молчаливый, ехал на заднем сидении, низко опустив голову. Он обнимал некий предмет, укутанный тряпицами, точно новорожденное дитя. И именно от этого предмета странным образом веяло чем-то… неприятным. То самое «оружие»? Предвестнику хотелось броситься наперерез автомобилю, сминая капот и разрывая хрупкое железо, хотя машина, собственно, ни в чем виновата не была. И он безусловно мог это сделать; его тело, даже скованное печатями, позволяло такого рода фокусы. Но неожиданно — и весьма кстати — включилась его рациональная сторона. Эта сторона свела воедино все имеющиеся данные, и, найдя их в достаточной степени важными и интересными, предложила все же не торопиться. Она подсказала ему, что неплохо бы ознакомиться с тем, что у них там за оружие — и расспросить этих милых людей о том о сем. Ну, прежде, чем выпустить им кишки, конечно же. А еще эта часть недвусмысленно намекнула, что не стоит делать это самому, когда рядом есть младший брат — не скованный печатями, и смерть людей от рук которого явно не приведет к столь же разрушительным последствиям, как если он возьмется сделать это самостоятельно. «И хотя их всего трое… в доме ведь Йона. И Том с женой неподалеку. Даже одна слетевшая печать будет сейчас совсем некстати, — рассуждал Бедствие, несколько совладав со своей злостью. — Сол — это не Дебс, может не среагировать вовремя. А сам я вернуть печать на место не смогу. Так что надо держать себя в руках… и постараться вытянуть из них как можно сведений. Черт, правда очень жаль, что сестры здесь нет, — он скрежетнул зубами, заталкивая окурок в пепельницу. — Она мастер вытащить что угодно из кого угодно». Он поторопился в дом и растолкал брата, все еще находящегося в «выключенном» состоянии. Тот сонно и растерянно уставился на старшего Предвестника. — Пойдем на улицу, — бросил Бедствие отрывисто. — Помощь твоя нужна. — Моя помощь? — Сол удивленно захлопал глазами, поднимаясь. — Тебе? — Сейчас сюда заявятся люди из числа тех, кого нужно убить, — коротко пояснил Скотт, выходя на крыльцо, и кивком головы указал на приближающийся автомобиль. — Вон, видишь машину? — Ага, — младший предвестник недобро сощурился, скалясь. Они вернулись в дом, а затем через него — в гараж. — Я бы их и сам убил, но не хочу снимать печати, — пробормотал Бедствие глухо. Извлек из кармана зажигалку, от нервов принявшись прокручивать ее между пальцами. — К тому же, не знаю, какой будет реакция моего ядра, если сейчас решу поглотить души. Долго не ел ничего. — Почему? — поинтересовался младший, вскинув бровь, и уставился на старшего брата полным непонимания взглядом. В его картине мира не было, очевидно, ничего глупее, чем пренебрегать едой. — По кочану, — он стукнул брата кулаком по светлой макушке. — Не хочу провоцировать Апокалипсис, дятел. А я одной душой не ограничусь, учитывая специфику. — Ясненько, — нахмурившись, кивнул Опустошение. — Так что, сейчас убить их? — Нет, — покачал головой Бедствие. — Слушай план. Эти люди обладают некоторой информацией, она мне нужна. К тому же, они везут с собой какое-то оружие, оно якобы должно им помочь против Всадников — из того, что я услышал. Опустошение склонил набок голову, явно напрягая все свои умственные способности, чтобы уследить за мыслью старшего брата. — Но мы ведь не Всадники, — пробормотал Сол, почесав в затылке. — Это не столь важно. От тебя требуется следующее: как только я подам сигнал, рыпнись к машине и проколи колеса. Лучше не сжигай, а именно проколи. Саму машину ломать не нужно, — пояснил Бедствие терпеливо. — Дальше я тебя уже голосом проинструктирую. Но имей в виду, сразу убивать их не следует. Если начнут убегать, можешь сломать им ноги, но так, чтобы они не умерли от болевого шока. Сперва я должен получить от них сведения. Потом делай, что хочешь, но избавься от тел, — подытожил старший Предвестник. — Все ясно? — А сигнал? — уточнил Сол. Скотт пару раз щелкнул пальцами и кивнул на свою руку. — Щелкну один раз — готовься. Потом второй раз — значит пора, — проинструктировал Бедствие кратко. — Пока не услышишь, что я зову тебя или щелкаю, сиди в гараже и слушай, о чем говорить будем. Ясно? — Все ясно, — кивнул серьезно Опустошение. — Проколоть колеса после второго щелчка, сломать ноги, если будут убегать, не убивать, пока не разрешишь, — повторил он для верности. — Я на тебя рассчитываю, младший, — натужно улыбнулся Скотт, потрепав брата по плечу. — Это важное дельце. Не подведи. Сол удивленно вздернул брови, но кивнул, сделав очень серьезное лицо. Не так часто старший брат его о чем-то просил, и еще реже — о чем-то действительно важном… Бедствие вышел из гаража, когда по звукам стало очевидно, что автомобиль заехал на ближнюю к дому дорогу. Нелегко было играть сейчас обычного человека — но ему необходимо было хотя бы попытаться. Нацепив максимально будничную маску на лицо, он прикрыл дверь, а затем обернулся, точно только сейчас услышал звук колес. Приложил ладонь козырьком к глазам, меняя выражение на удивленное. «Главное — сохранять спокойствие, — уговаривал он себя. — Они не слишком уверены в том, кто я. Если буду убедительным, может быть, смогу больше выяснить». Его волновала информация, и только. Без Дознавателя в лице Отчаяния он мог упустить важные сведения — ибо ни он, ни Сол не были специалистами по извлечению данных из живых существ. Зато они оба в совершенстве овладели искусством превращать таких созданий в кучки дымящейся плоти. И это именно то, что Бедствие собирался с ними сделать. Он не тешил себя иллюзией, что удастся обойтись без кровопролития в этот раз; напротив, оно казалось совершенно необходимым. И неотвратимым. Сотая «Ауди» остановилась не около крыльца, а на некотором расстоянии от дома. Водитель и пассажир с переднего сидения вышли из машины, а вот третий остался сидеть, все еще вжимая голову в плечи. Он прерывисто дышал и явно дрожал, до белесых костяшек стискивая руками свой сверток в куче тряпок. Оба были в гражданском: водитель и очевидный хозяин баса был крупно сложен, до крайности хмур и бородат, а вот тенор оказался худым, хоть и поджарым молодчиком. Они приблизились, держа строгие выражения на лицах и то и дело переглядываясь. — Приветик, — выпалил Скотт, нарочито удивленно улыбаясь. — Не помню, чтобы звал вас в гости. Заблудились? Это частная территория. — Можем мы поговорить с хозяином дома? — пробасил бородач. Его темные глазки почти исчезли под кустистыми бровями. — Вы с ним и так говорите, — фыркнул Предвестник. — Могу узнать, кто вы такие? — Окружной следственный комитет, — бородатый вытащил какую-то «корочку», и, быстро развернув ее, так же быстро захлопнул. — Офицер Митчелл и офицер Лейман. «Ага, заливай, — подумал Бедствие, изображая непростую смесь шока, страха и подобострастия — примерно тот коктейль, который, по его наблюдениям, должен быть на лице человека, если к нему на дом нагрянула полиция. — Из вас такие же копы, как из меня оперная дива». — Меня в чем-то обвиняют? — с напускной нервозностью хохотнул Предвестник. — В убийстве человека с сокрытием этого факта, — проронил тенор, грозно хмуря брови. Вернее, ему, должно быть, казалось, что он очень грозный. По факту-то выглядел он нахохлившимся индюшонком. — Воу, это серьезное обвинение, — вскинул брови Бедствие, скрестив руки на груди. — Наверное, есть и не менее серьезные доказательства? А то что-то я за собой такого не припоминаю, господа офицеры. Боковым зрением он отметил, как водитель «Ауди» заводит руку за спину, и сам сунул руку в карман, неприметно щелкая пальцами. Брат, с его сверхчеловеческим слухом, наверняка услышал. Почти сразу же Предвестник увидел, как открывается задняя дверь автомобиля, и сгорбленный человек со свертком выходит из машины, неторопливо двинувшись в их сторону и глядя только себе под ноги. — О? У вас вещественные доказательства? — фыркнул Скотт, косо ухмыляясь и выуживая сигареты с зажигалкой. — Серьезно, вы бы хоть какой-то ордер на арест предъявили. А то я задумаюсь о том, не подать ли на вас в суд за клевету, дорогие сотрудники окружного следственного комитета… Я закурю, вы не против? — У нас есть ордер, — рявкнул тенор деловито. — И не только на арест. На обыск тоже. У комитета есть основания предполагать, что вы прячете тело у себя дома, мистер Эванс. Он зажег сигарету и попытался припомнить, в каком из своих многочисленных айди указывал эту фамилию. Явно не в последнем. Впрочем, это и не было самым важным на сегодня. — Хотелось бы их увидеть, в таком случае, — пробормотал Предвестник напряженно. — Как и доказательства, которые у вас есть. Записи камер, хотя бы. — Грегори… покажи ему «доказательства», — прогудел хозяин баса, неприятно ухмыляясь. Предвестник напрягся, услышав имя. Оно показалось ему до неприличия знакомым. Вглядевшись в лицо сгорбленного человека со свертком, он уверился в своей догадке, уже изрядно сомневаясь, что ему удастся сохранить самообладание. Потому что это имя и это лицо принадлежали пародии на человека, что когда-то давно мучил беззащитную маленькую девочку… Ему явно подали какой-то сигнал; этот Грегори кинулся вперед, на ходу разворачивая сверток и отбрасывая тряпицу в сторону, метя то ли в грудь, то ли в горло Предвестника — глазки человека уж слишком сильно бегали, сложно было оценить, куда именно он целился. Бедствие мог бы запросто увернуться или перехватить его руку, если бы захотел. Но он, на самом деле, не хотел. Его охватил злой азарт, подпитывающийся глухой, всепоглощающей яростью. В мыслях было лишь желание убивать — такое яркое, такое отчетливое, какого он не испытывал уже очень давно. Оно не было продиктовано голодом или интересом к смерти, как на заре его существования. Сейчас это была чистая потребность причинить как можно больше боли. Упиваться страданиями, наслаждаясь музыкой чужой агонии. Как бы сильно ему ни нравился этот план, все, чего сейчас желало его существо — это отомстить за Йону, воплотившись долгожданной и заслуженной кармой. Клинок столкнулся с его кожей, и Предвестник позволил ему пронзить плоть, вбирая лезвие по самую рукоять — а затем превращая свое тело в тюрьму для этого оружия, словно прочнейший камень для Экскалибура. Разумеется, он не чувствовал боли; даже не шелохнулся, продолжая беззаботно курить, чем заставил ощутимо напрячься всех смертных участников этой сцены. Сознание прошило короткой и яркой вспышкой паники; он чуть повернул голову, бросая взгляд в открытое окно студии, но там было пусто. Если Апостол и наблюдала за происходящим, то крайне скрытно. А это чувство, очевидно, принадлежало именно ей, а не ему — ведь он сразу узнал оружие, что вонзили ему в грудь. И причин для паники совершенно точно не было. А вот для ярости — были. — Какая поспешность, — пробормотал Бедствие ровным, даже скучающим голосом, пока напуганный до крайности человек пытался извлечь застрявший в его теле клинок, кряхтя и с ужасом поглядывая на его спокойное лицо. — А если бы я оказался человеком? Вы бы просто так убили невиновного, в курсе? — История не терпит сослагательного наклонения, — пробасил бородач, вынимая из кобуры пистолет. Тенор моментально сделал то же самое. — Если бы так случилось, мы помолились бы о его душе. Но о твоей душе мы молиться не будем, чудовище. — Пф-ф, не очень-то и хотелось, — фыркнул Предвестник. Он схватил ладонь человека, что все еще держался за рукоять клинка, и, отцепив ее от оружия, сдавил в своей, превращая в набор сломанных костей. Грегори отшатнулся, повалившись на землю, и взвыл от боли. — Гроша ломанного не стоят ваши молитвы, ребятки. Предвестник щелкнул пальцами, и в то же мгновение воздух прорезало смещение красного спектра; Опустошение метнулся к машине, и колеса протяжно взвыли сжатым воздухом. Людям понадобилось несколько мгновений, чтобы оценить изменившиеся обстоятельства. Но Предвестники готовы были ждать, смакуя страх загнанных в угол смертных; у них было все время мира. — Т-ты же сказал, что он тут один, — прошипел тенор, пятясь и в ужасе глядя на четвертого Предвестника, что вольготно расположился на капоте, скалясь и ожидая дальнейших указаний. — Заткнись, — рыкнул растерянно бас. Пистолет мелко дрожал в его руках. Бедствие чувствовал ужас, охвативший всех троих. И честно признался себе, что ему до чертиков нравится его чувствовать. — Кор’дэнстиль, — пробормотал он задумчиво, постучав пальцем по торчащей из его груди рукояти клинка. — «Похититель сердец». Оружие ангелов, использовавшееся в четвертой войне бессмертных. Очень интересно, на самом деле. Интересно, как оно к вам попало, — Предвестник недобро улыбнулся, впиваясь поочередно в лицо каждого из этих глупцов ядовито-зеленым взглядом. Его маскировка, скорее всего, уже трещала по швам, но и плевать. Главное, что пока не была нарушена целостность печатей. — П-почему на него не действует?.. — пискнул тенор затравленно, зыркая на своего напарника и все еще пытаясь пятиться. Опустошение, ни на секунду не отрывающий от людей рубинового взгляда, улыбался шире с каждым его шажком. — О, позволь я скажу тебе, почему не действует, — проговорил Бедствие обманчиво-приветливым голосом. Бросил докуренную сигарету себе под ноги, втаптывая окурок в пыль и обворожительно улыбаясь. — Это оружие действительно способно убить бессмертного, забрав себе его душу. Но тот, кто передал его вам, не предупредил об одной ма-аленькой детали. С его лица слетела улыбка. Предвестник одним коротким движением извлек клинок из своей груди, подбросив его пару раз на ладони, точно это был теннисный мячик, а затем швырнул его на землю, потеряв к оружию всякий интерес. — Нельзя забрать то, чего нет. И крылатый ублюдок, который зачем-то дал вам этот меч, поплатится за то, что нарушил свой договор, — прорычал Бедствие, обнажая клыки и выдыхая клубы зеленого дыма. — Но сначала… поплатитесь вы. За все. Из отверстия в груди, оставленного лезвием клинка, появились темные цепи: они покидали пределы его тела, извиваясь, точно металлические змеи. — Можете начинать молиться о своих душах, — оскалился первый Предвестник. — Хотя, скажу откровенно: ваши души теперь ни Богу, ни дьяволу не спасти.