kneel kiss kill.

дни, проведённые во владении селии, сменялись неделями, а потом, должно быть, и месяцами. роза не могла считать, в подвале не было окон или часов. она засыпала и просыпалась, не чувствуя себя отдохнувшей. иногда её будила пришедшая хозяйка, обычно пинком по клетке или просто включая верхний, слишком яркий свет. сначала роза боялась, потом стала радоваться. приход селии означал боль, но хотя бы она не была одна в этот момент. кто-то был рядом, кто-то живой, дышащий, говорящий. иногда приносящий еду. иногда приходивший пьяным. то, что у селии были проблемы с алкоголем было очевидно. роза просто не сразу поняла насколько это было серьёзно. каждый раз, когда селия приходила пьяной, было больнее обычного. потому что она была злой и раздражённой, потому что переставала отдавать себе отчёт о том, насколько сильно вредит своему питомцу. тот день был исключением. роза проснулась от включения света, но не успела даже издать страдальческого стона, потому что комната тут же снова погрузилась в полутьму. — твою ж… как ярко, — слышится чужое бормотание. по своему обыкновению роза тут же прислоняется к прутьям клетки, с надеждой смотря на фигуру, приближающуюся, покачиваясь на каблуках. селия смотрит вниз как-то растерянно. хмурясь, отводит взгляд, будто пытается вспомнить что она вообще здесь делает. сегодня на ней брюки, она хлопает себя по карманам, достаёт небольшой ключ. наклоняется, пытается попасть в скважину замка на клетке, но промахивается каждый раз. руки дрожат, пальцы роняют предмет на пол. она ругается себе под нос, а потом, видимо, сдавшись, просто оседает на холодный бетон, подпирая плечом прутья. роза смотрит с замешательством и грустью. пусть её изобьют в ту же секунду, как она выползет, она хотя бы сможет выпрямить всё тело в полный рост. может быть даже успеет размять затекшие плечи и бёрда, пока селия выбирает, чем занять себя сегодня. но теперь она просто сидит рядом, пустым взглядом упершись куда-то в стену. розе хочется быть ближе, она может, стоит руку протянуть. и одновременно с этим боится. решает только смотреть, по крайней мере, пока не дадут какой-нибудь другой приказ. — тебе так повезло, знаешь? вопрос, пришедший из ниоткуда, вызывает вполне красочно отразившееся на лице удивление. — тебе не надо волноваться. о работе, о внешности, о муже кабеле. ты просто… существуешь. это заставляет горло сжаться, а губы задрожать. ей не хотелось существовать, хотелось жить. даже если эта жизнь будет не идеальна, даже если приведёт к нелюбимому мужу и алкоголизму, это будет жизнь, а не то, что у неё есть сейчас. если селии так завидно, роза была бы не против поменяться с ней местами хоть сейчас. и даже она хочет это сказать, она не может. только издаёт сдавленное мычание, похожее на попытку успокоить. не важно, что она думает. от её мыслей ничего не поменяется. а плакать не имело никакого смысла. в лучшем случае на её слезы селии было всё равно. в худшем они её злили. — трахается с малолетками чуть ли не у меня на глазах, а имеет наглость спрашивать, где это я «пропадаю» по вечерам. язык бы выдрала… взгляд всё ещё в расфокусе, но смещается на розу. на губах показывается усмешка, видимо, вызванная ненамеренно ироничным высказыванием. розе не весело. она смотрит в пол и честно не знает что делать. селия редко с ней говорила. и уж точно не таким образом. обычно это были короткие приказы. встань, сядь, не дёргайся. роза не знает что отвечать, и в какой-то степени она рада, что не может в любом случае. от неё не будут ожидать участия в беседе. значит можно просто… расслабиться. ненадолго, она не верит, что селия сегодня ограничится только разговором, но даже этого достаточно. — будешь? роза выныривает из собственных мыслей, оборачивается на источник звука. через прутья к ней в клетку заглядывает фляжка. отказываться страшно, поэтому она аккуратно принимает предложение. пальцы не сразу вспоминают как работают крышки, но открыть всё-таки получается. алкоголь жжет и горчит в горле и на губах. она не сдерживается и кашляет под тихий смех сбоку. возвращает предмет владелице. та прикладывается не поморщившись. — не поверишь, что он мне сегодня предъявил, — она снова смотрит вперед, — ребёнок ему нужен. и именно что от меня. наследник. она смеётся громко и надрывно. — спрашивается зачем? чтобы что? а я тебе скажу, — трёт переносицу, страдальчески стонет, чуть не заваливаясь на бок, — чтобы меня ещё раз унизить. потому что больше ничего не работает. изменяет — мне всё равно. обвиняет в изменах — тоже. в гробу он видел этого ребёнка, я тем более. но ему прямо-таки хочется испортить мне жизнь ещё сильнее. знает ведь, что беременность делает с женским телом. из остатков ума выжил, если думает, что я соглашусь. раз так хочет спиногрыза, пускай ему его какая-нибудь из его шлюх вынашивает, рожает, воспитывает, кормит... она замолкает на хорошую минуту, делает ещё один глоток. — развод... будто не понимает, что он от этого тоже пострадает. а может... она опять смеётся, в этот раз дольше и как будто более искренне. подтягивает ноги, утыкается лбом в колени. — а может он просто... решил на самом деле кого-то из своего недо-гарема окольцевать? я бы уже ничему не удивилась, честно. свинья. пусть только попробует снова заикнуться, я ему устрою и развод, и делёжку имущества и все радости жизни. по судам затаскаю, его, и его шмар... роза слушает не потому что нет выбора, а потому что ей, внезапно, искренне жаль. она не привыкла видеть её такой открытой, такой... уязвимой. селия пытается сделать ещё глоток, но, видимо, посуда уже пуста. руки дрожат ещё сильнее, чем в начале. фляжка летит в стену, с грохотом приземляется на пол. роза вздрагивает от резкого звука. селия тоже. прикладывает руки к лицу, растирает его, не беспокоясь о макияже. ноги ложатся обратно на пол, руки падают на колени. спина сутулая, взгляд пустой и потерянный. роза... не уверена, что это хорошая идея. она вообще не думает, на самом деле. расстояние между прутьями достаточно широкое, чтобы просунуть пальцы. расстояние между их руками достаточно маленькое, чтобы за чужие пальцы ухватиться. селия смотрит с непониманием, брови практически взлетают к линии роста волос. роза очень редко к ней прикасается. ей не позволяют. но… на этот раз можно. её руку подносят к прутьям, они ощущаются холодом на нежной коже. роза медлит, но подаётся вперёд, прикрывает глаза и оставляет на кончиках дрожащих пальцев мягкий поцелуй. практически невесомый, до смешного невинный, заставляющий расплыться в улыбке. — ох мышонок… ну почему ты не вела себя так хорошо с самого начала? ногти касаются щеки, роза смотрит исподлобья, но не двигается. первые секунды. потом склоняет голову ближе к прикосновению, прикрывает глаза. так хорошо. так хорошо быть рядом с кем-то и не страдать от боли одновременно с этим. так хорошо чувствовать и проявлять нежность. так хорошо… с губ срывается тихий всхлип. она боится потерять это ощущение и хватается за чужую руку, тычется щекой, носом, губами, целует ещё раз, второй, третий. пускай селия злится, пускай кричит, пускай изобьёт до потери сознания. просто пускай это будет позже. пожалуйста, пускай это будет позже.