квинтэссенция штампов

у чонгука снова гон (время летит беспощадно быстро) — и мин снова не помнит ничего, кроме моментов, когда он возвращается домой в жадные жаркие объятия, чтобы валяться до скончания веков. — знаешь, я тебя когда впервые увидел, подумал, что ты на редкость загадочный дятел, — бормочет пышущий жаром (температура поднялась) чонгук. ведет руками вниз по руке юнги — от плеча до кисти и медленно захватывает его пальцы в плен своих. юнги не душит в зародыше усмешку — позволяет ей захватить губы, а затем — переползти через физический контакт на губы чонгука. — а я — что ты охереть как горяч, — рожа у юнги, как всегда, каменеет: он усвоил, что эффект от такого всегда сильнее. мин честен сам с собой: хочет засмущать чонгука так, чтобы тот напрочь забыл про то, что ему плохо. чонгук — альфа невозможный. такой альфа, который всем альфам альфач, и при этом — сладкий страдающий бублик в гон, потому что мучается от ломоты в теле. юнги чонгука реально жаль. он даже не представляет, что было бы лучше: если бы чон его затрахал (буквально) до смерти или как сейчас: корчит из себя самого бодрого человека, хотя чона от скачущего из-за ломоты давления даже тошнило пару раз. — реально? — у чонгука такое лицо, словно тому джекпот в рулетке выпал. и интонация едет вверх, срываясь на придыхание. — реально горячий? если не брать в расчет мое нынешнее состояние. — ты самый лучший, — юнги целует его в лоб, крепче обнимая. — я когда тебя рассмотрел получше после шокового состояния, — приподнятый дух того, как чонгук радостно выдаст следующую фразу, заранее заставляет юнги напрячься, — клянусь, я думал, что мне не прекратят сниться влажные сны. но, — запинается, приближаясь прямо к уху, — думать о тебе, пока я себя удовлетворяю, было страшно. мин, отстраняясь из-за приятно-неприятной щекотки в ухе, бормочет что-то отдалённо похожее на «надо язык тебе к чертовой матери оторвать», затем нависает над чонгуком, наклоняется близко-близко, так, что тот может спокойно или не очень дышать одним с ним воздухом, что и делает с завидной жадностью. зрачки расширены, а клыки, что резались несколько часов кряду, едва заметно торчат над нижней губой. юнги пару секунд медлит, затем наклоняется преступно близко и шепчет: — не бойся, чонгук. в этом ничего такого нет, — чужие зрачки расползаются почти что до границы радужки — и мин соврет, если скажет, что сам спокоен как удав, — тебе стоит лишь попросить. чонгук шумно сглатывает, испуская то ли визг, то ли что-то отдаленно смахивающее на него, и шипит с безнадегой: — и это мне язык оторвать к чертовой матери надо? юнги смеется, вновь ложась под бок к чонгуку, и начинает выписывать пальцем восьмерки на чоновской футболке в области ребер. — ну я так, на будущее, — невозмутимость — почти невыполнимая миссия, но юнги справляется. чонгук кривляет мина безбожно, заставляя обожать еще сильнее.