Еще одна история. 21 век.

      Как всегда, главным достоинством небольшого домашнего кафе являлись великолепные виды на окрестности. Штольман, который искренне не мог понять, чем один камень отличается от соседнего, был доволен хотя бы тем, что вывез из города Анну. Все студенты могли себе ехать на любые экскурсии – но без неё. Выбрал, вроде бы, удачно. Анне здесь нравилось. И в том числе прыгать по остаткам древней крепости – впрочем, Якову это нравилось тоже. Подхватывать под руку, помогая взобраться на очередной камень – и ловить за талию, помогая спрыгнуть. И задерживать руки на миг дольше, чем необходимо. И, не удержавшись, кружить в воздухе. А потом, чуть потеряв равновесие – имеет же он право потерять равновесие – прижимать к груди.       Четыре года – всё же слишком много. Она отвыкла от него. Отвыкла от его рук, губ, прикосновений. А четыре дня – всё же слишком мало.       А ты слишком старый и циничный врач для молодой девчонки. Поэтому, если тебе что-то и хочется – молчи и не спеши. И убирай вовремя слишком наглые руки. Иначе в следующий раз поймет, что ты не так уж и случайно - и непроизвольно шарахнется вновь. А пить вино нельзя. Ему еще крутить баранку два часа в обратную сторону. Интересно, какой черт занес детвору так далеко от обычных туристических маршрутов? И время текло как вино – бутылку им всё же уложили в корзинку и дали с собой. Штольман уже даже не спорил – сил не было отбиваться от очередного гостеприимства. - Идем? И Анна устало кивнула. Чуть суматошный день принес свою пользу. Они шли рядом, как давние добрые друзья, и его рука на её плечах воспринималась как самое естественное в мире. А он всё помнил, как застегивал утром ремень безопасности, как коснулся – почти случайно. И как она отшатнулась. Куда ты спешишь, старый дурак? Кто ты для неё? Скажи спасибо, что вообще заговорила с тобой сейчас, спустя четыре года. И они ехали домой, навстречу закату. И спать ей на его плече было нельзя – ему крутить руль. И посматривать на неё тайком тоже – перед ним дорога, и не всегда идеальная. Как всегда, довез до крыльца. Улыбнулся, как будто бы всё хорошо. Как будто бы запоздавшее сожаление обо всём, утерянном безвозвратно, не жгло, словно давно прогоревшие угли заката: - Я завтра заеду за тобой? Во сколько? У них еще пять, нет шесть дней. Если считать полдня, то даже семь. Слишком мало. А Анна вдруг сказала: - У меня для тебя подарок. И протянула на ладони какой-то плоский серый камушек. С краткой историей романтической легенды. И с уверением, что как раз вот этот – настоящий. Штольман послушно сжал его в ладони, опустил в карман брюк. Один край, более острый и тонкий, врезался в пальцы, и нежданно реальное ощущение вернуло его вдруг на землю. - Аня… - Прощаясь, обнял, привлек к себе. И вновь целовал виски, волосы, и она льнула так охотно, что Яков вдруг понял – всё получится. Вот только еще чуть-чуть… А дни ускользали, как вода в песок. Днем ездили и бродили везде. Вечером ходили в лучшие рестораны, из тех, которые он вспомнил. Говорили. Так, ни о чем. Анна развлекалась, разгадывая цветастые названия в меню: - Что за блюдо такое: лягур - память гор? Правда, из горного козла? Яков смеялся: - Нет, конечно. Горные вообще практически несъедобные. И Анне тут же стало интересно, откуда он знает? Неужели пробовал? И Яков рассказал, как Артюхин загнал его на местную охоту, где на всякий случай не помешал бы медик: страшными угрозами и выкручиванием рук. - А я ему заявляю: я врач, а не медсестра для бомонда. - И что? – с любопытством спросила Анна. – И поехал? Яков улыбнулся: - Регулярно каждую осень несколько раз выбираемся. Я её обожаю. Анна не поверила: - Ты и охотиться? Не может быть. Яков плечами пожал: - Компания хорошая. Соседняя воинская часть устраивает, зовут избранных ими же. Да и охота там своеобразная. Почти как в фильме. - В каком фильме? Яков рассмеялся: - Не смотрела? Тем лучше для меня. Рассказывал всё же: - Сначала собираются. Экипировка, винтовки, разрешение, всё официально, разумеется. А вот потом приезжают на место – а там уже полковник со своими сослуживцами, и уже организованным мини полигоном. Для начала все без исключения палят из всех возможных видов стрелкового оружия по самым разным мишеням. Там деваться некуда – у полковника это идея фикс. Примерно, как у меня травматология – все должны знать основы. Хотя какая в том надобность? У меня же три рабочих хирурга. Но тут как с полковником – проще согласиться, чем объяснить, почему нет. Потом все настреляются до последней степени, отдыхают, перекусывают, и отправляются в горы. Изображают охоту на козлов. Расстояние до полукилометра, угол стрельбы самый дикий, все палят, кто во что горазд. За весь сезон в лучшем случае одного добудут, да и то, я подозреваю, сами егеря. Зато все желающие сфотографируются, и все считают, что сезон удался. Добыли или нет - к вечеру все возвращаются, а там уже нормальный обычный барашек разделанный. В целом, очень увлекательно. - И пьют? – не удержалась Анна. - Ну… - засмеялся, - может, чуть-чуть… Но мы с полковником там самые трезвые. Я считаю себя обязанным лечить, а он – защищать. Анна наконец-то могла спокойно вспоминать, и говорить – и передала благодарность от Лёхи. Яков кивнул - о ситуации он давно знал. Но не удержался: - Я думал, после того случая выберешь какое-нибудь занятие поспокойнее. Неужели, даже родители не запретили? Анна почти возмутиться хотела. Потом всё-таки принялась объяснять: - Какие тут причины могли быть запрещать что-нибудь? В той же гимнастике травм куда больше. Мы же не альпинисты, у нас никаких восхождений нет. Простой турклуб. Тренировки, соревнования иногда. На каникулах в поездки ездим, по безопасным, сотни раз проверенным маршрутам. Немного рассказывала о походах. Урал упомянула: - Тоже горы, но там, где мы были – совсем другие, словно зеленые холмы, только очень высокие. Открыла фото на телефоне, показала ему. Яков стал листать. Анна опомнилась. Урал – это же после третьего курса. Там… разное. Но не отбирать же было. Вот они на поляне, сидят возле палаток, все в обнимку. Она – с Артемом. Вот он её через реку на руках переносит. Чем она думала, когда Якову телефон давала? Хотя откуда она знала, какой он, и стал бы он ревновать? Там, в их прошлом легком и летнем знакомстве ничему тяжелому, темному места не было. А другого Якова она не знала. Вот очередная фотка на телефоне открылась, и в его глазах что-то полыхнуло, на миг. На короткий миг. Тяжелое, темное, жаркое. И Анна вдруг сразу поняла – ревновал бы, очень. А сейчас полыхнуло, и ушло. Смотрел пристально, чуть сощурившись, о чем-то думал. И вдруг успокоился, разом, словно решил что-то. Сам виноват. Но больше не отдаст никому. Закрыл телефон. Руку протянул: - Потанцуем? Танцевали что-то классическое и медленное, то, что Яков обычно называл: два медведя в обнимку. Хотя именно с этим медведем Яков готов был танцевать вечно. Плавный, без особых движений, словно чуть заторможенный танец позволял ощутить не только прикосновение горячей кожи к его ладоням, к плечам и дыханию, но и впитывать движения тела, прижавшегося к его, слившегося с ним в едином, тягучем, подчиненном музыке ритме. И тяжелее всего было отвозить её назад.