Агний. Записки неизвестного

День начался с того, что Агний проснулся в небольшой хатке на окраине деревни. Холод взирал на спину уходящей зимы, но сам покидать место своего обитания не хотел. Он завывал, бросаясь на замерзший виноград, отчего ограда, к которой было привязано растение, шаталась словно трава в чистом поле. Сперва Агнию показалось, что кто—то стучит в окошко с выкрашенной в белый цвет деревянной рамой, но он приподнялся на локтях и увидел, как усохшие ветки скребут стекло. Тишина дома не пугала его, скорее действовала наоборот. Агний надеялся, что проснулся на пару минут раньше хозяев, тем самым, не доставляя им неудобств. Одеяло кололо его ноги, но, тем не менее, тепло тела наружу не выпускало. Он привык проводить свои ночи в неожиданных местах, но Агнию редко приходилось видеть старые подушки. Они были чисты, добротно набиты перьями, но в его время действительно единично можно встретить подушки не стандартного размера, а… бабушкиного? Да, все вокруг напоминало Агнию о детстве на юге. Ковер, висящий на стене сбоку от кровати, швейная машинка, покрытая слоем пыли, деревянный пол, выкрашенный в рыжий цвет и, наконец, шторы в дверных проемах. Он сбросил с себя одеяло и перекатился на бок, аккуратно слезая с постели. В его возрасте требовалось беречь кости и мышцы. Стопы коснулись холодного пола, и Агний отчетливо почувствовал, как улетучивается из него тепло. Мурашки покрыли кожу рук. Он оглянулся на шкаф позади кровати, свет из окна заполнял его обитель, и нахмурился отражению в зеркале. На него смотрел мужчина средних лет. Худощавое тело покрывала белая майка, а на щеке отпечаталась подушка. К глазам ниспадали русые волосы, редкие и навсегда выгоревшие под палящим солнцем. Зеленые радужки глаз, испещрённые едва заметными родинками, вот что оставалось в Агнии из далекого детства. А в остальном – чудак. — Доброе утро, Агний, — отражение улыбнулось в ответ. – Чтоб ты провалился, ха! Чтобы там не имел ввиду дьявол, сидящий в зеркале напротив, ответа ему Агний не дал. Вместо этого схватил колючее одеяло и накрыл им дверцу отворенного шкафа. Пусть знает, каков хозяин. Дверца лишь слабо качнулась от человеческого порыва. Бросив взгляд на икону, висящую в углу и неустанно наблюдающую, Агний перекрестился. Не потому, что был свято верующим, а лишь затем, чтобы икона и дальше оберегала хозяев дома, не теряла своей важной роли в закутке. Шерстяные брюки, заношенные годами, сели, как влитые. Он уже перестал сбрасывать вес, как в юности, обрывисто. Теперь его тело, словно находясь в сомнамбулизме, почти не менялось. Агний застал тот возраст, когда морщины лишь маячили на горизонте, а молодость безвозвратно помахала ему рукою. Облачившись в одежки и проверив свой рюкзачок, купленный на Блошке лет пять назад, он выглянул из—за бежевой шторы. Её покрывали вышитые цветочки и слой многовековой пыли. Пришлось было чихнуть, но Агний смог удержать порыв и опустил голову, как в припадке. На него глядели в ответ желтые вязанные носки, их крайне любовно связала Декабрина, девушка, бывшая его сестрой по несчастью. Они познакомились в психиатрии и соседка, кажется, была способна видеть призраков. Но Агний ей не верил, она часто смотрела на стены и говорила, что из тех кто—то выходит. Он и сам, в каком—то роде, видел призраков, потому знал, что Декабрина видит не приведений, а лишь порождения своего бурного воображения. Агний родился в очень большой, но быстро редеющей семье. У него было несчетное количество теток, дядьев, всех их можно было обозвать стариками. Большинство открестились от ветви, которой принадлежал сам Агний, потому как бабку его уличили в ворожбе. С того времени и повелось так, что мальчик, парень, а опосля и мужчина, остался один—одинешенек среди быстро гаснущих огоньков на семейном древе. Он кончил школу хорошо, не так уж, чтобы добротно, с некоторыми промахами. Отучился по специальности, которая никогда в жизни Агнию не пригодилась бы и спрятал диплом меж половиц в бабкиной квартире. А когда квартиру продали, вместе с дореволюционным полом, старинной печью и документом в тайнике, было слишком поздно. К тому времени Агний и сам себе признался, что жизнь его, словно по тропе, ведет к тому, за что схоронили бабку. Ворожба вытесняла диплом о высшем образовании из жизни также нахально, как мать однажды выставила восемнадцатилетнего Агния из своей жизни. Не ладилось по женской линии в его роду, несчастье за несчастьем, а тут еще и сын. И вот стоял он на ступеньках неизвестного дома, перебирая в мыслях прошлое. А за что было цепляться там, в былом? Как давно то было. Правильно бабка шептала: «кто старое помянет, тому глаз вон». Он качнулся с пятки на носок и вдохнул свежий деревенский ветер, что поуспокоился к обеду. Прошлым вечером Агний приехал в деревушку у моря, откуда ему писала хозяйка дома, пожилая бездетная дама лет шестидесяти. Она нашла его почтовый адрес в газете и слезно просила помочь её мужу. Того мучил бес, ходил по пятам и пакостил. В существовании дьявола Агний и сам убедился, когда тот рассыпал у хозяйского двора монетки и притаился в ожидании, что незнакомец поднимет золото. Агний же, поднаторелый в бесовских кознях, плюнул на монетки и те разлетелись пылью у его ног. Позже гостю представилась возможность, опосля наблюдений за проказником, рассказать хозяйке, что чёрт на плече у её мужа является порчей. Женщина схватилась за вафельное полотенце с изображением сочных фруктов и бросила его на стол. Кончик тряпки упал прямиком в тарелку с рыбным супом, но Агний не подал виду. Рыжие волосы её, когда—то огненные, бесповоротно взяла седина. Наверное, когда—то лицо этой женщины покрывали веснушки и длинные ресницы. Сейчас же она растеряла былую красоту, но стан деревенской женщины преследовал её, вероятно, с самого юношества. Агний давно понял, что в сельских женщинах есть что—то такое, что присуще только провинциалкам. Их видно издалека и они, конечно, куда краше городских. — Это соседи через огород, пусть им пусто будет, землю делим и делим, а поделить не можем! — Ну не надо пусто, не надо… — Агний помотал головою, опасаясь, как бы хозяйка не нагнала порчи в ответ своими словами. Ведь слова, как птицы, разлетаются, не поймаешь. Когда говорили «пусто», просили у злых сил, дабы те оставили человека без урожая и в бедности. А огород в деревне, куда уж там, один из единственных кормильцев. Агний никогда не помогал людям, проклинающим других. Как бы не был плох человек, никто не заслуживает дьявола за пазухой. Уж тем более нет тех, кто заслужил бы голод. Агний был убежден, что даже самые отпетые мерзавцы не должны умирать так, как умирал знаменитый сэр Саймон де Кентервиль, его любимый литературный герой. Нравился он ему не потому, что был индивидуалистом или скрывал за собой философски мысли, а лишь по причине того, что Агнию едва во снах не снилось, как он борется и побеждает знаменитое приведение. Лишь такой сильный противник мог по достоинству оценить методы Агния. — И что же делать, что же делать! — женщина осела на стул и посмотрела на гостя, глаза её наполнились слезами. — Что, что, ловить будем, — выпалил Агний, совсем позабывший и о женщине, и о дьявольщине. Он уже давно потерялся в своих мыслях и блуждал там под оглушительный звон тюремных цепей. — Кого? — она выпучила глаза и зашептала. — Черта? — Нет, мужа вашего. Конечно черта! Агнию осталось лишь наблюдать за происходящим и изловить поганца. Но тот, словно почуяв беду на свою голову, не показывался. В кожаном рюкзачке гостя скрывались предметы, способные не только черта, но и толпу таких, как он, изгнать обратно в адову пасть. Увы, испробовать их удавалось не так часто. Работа Агния пользовалась спросом лишь в тех случаях, когда хватало заученной молитвы. В неё не обязательно было верить, дьявольщина бежала прочь скорее по привычке. Раз умен настолько, что молитву на память помнит, значит и сил дать по рогам хватит. Агний надеялся, хоть и не в угоду хозяевам, что сей бес будет достойным противником. Наскучило ходить по огородам и выкапывать прадедовские клады, над которыми серой дымкой висел туман, ему одному видимый. Платили за это не так уж и плохо, но на достойную жизнь всегда мало. Агний был сыт, одет и ночлег у него всегда к концу вечера появлялся, но вот попробовать хоть раз за всю свою жизнь трюфели в винном соусе ему никак не удавалось. Плотный завтрак представлял собою две рыбные котлеты, пшёнку, ломоть хлеба и большую чарку наваристого чаю. Эмалированная кружка обжигала губы. Те, обветренные и искусанные, отзывались жгучей болью. Завтраки в деревнях всегда приводили Агния в ужас. Однажды на его глазах мужчина ел маринованные арбузы вприкуску с хлебом. Это было зрелище тяжкое для Агниевых очей. А еще он перестал наслаждаться арбузами, теперь они были страшнее Вселенского потопа. Агний вышел на крыльцо и осмотрелся в очередной раз. Жилище, которое он уже давеча оценил, когда—то представляло из себя саманную хату. Но владельцы положили на крыше шифер, покрасили окна и обмазали дом, тот же, в ответ на ухаживания, приосанился. Маленький двор пересекали бельевые веревки, качающиеся на ветру. Волосы норовили залезть в глаза и прикрыть весь обзор. За виноградником виднелся соседский дом, такая же саманная хата, но, на вскидку, постарше. Агний прикинул, кто мог жить здесь после революции: моряки? Да, вдалеке виднелось море. Но что еще сильнее подкрепило его догадку в происхождении хозяев дома, так это набитые рыбой закрома. Во всем дворе стояла рыбная вонь и Агний вознамерился сходить на воду вместе с хозяином дома. Ему никак не удавалось поговорить с ним наедине, и он выкроил эту возможность уговорами. Хотя старик и не горел желанием брать Агния в лодку, ссылаясь на несуществующие поверья, гостю удалось добиться желаемого. Ведь нужно же было, в конце концов, избавить старика от недуга. Черт не досаждал физически, но измывался всяческими другими способами. Пугал обитателей дома, гонял кур, будил всех по ночам и, конечно, отражался в зеркалах, враз преображаясь людьми, а потом вдруг хохотливо отвечал хозяевам какую-то околесицу. Агний и сам столкнулся давеча с такой шуткой, но ведь он привык видеть сие безобразие часто, чего нельзя было сказать о несчастных пожилых людях. Хозяйка дала Агнию старые рыбацкие сапоги и оранжевую винцераду, моряцкий плащ. Дождевик оказался дырявым в нескольких местах и источал яркий аромат рыбных головешек вперемешку с потом. Агний вдохнул поглубже, смирившись со своей судьбой. Запах не был чем-то из ряда вон выходящим, он не сводил с ума и не заставлял скорчиться в рвотных позывах. Он ассоциировался с морем, но не с приятным бризом или штилем, скорее с обветшалой лодчонкой, стоящей на пустынном берегу. Одиночество, вонь, разложение. Агний чихнул и выругался, смерть, пусть даже рыбья, приводила его в замешательство. Путь к берегу лежал через низину и заброшенные дома, добираться иными способами было опасно, потому как некоторые пути оканчивались крутым обрывом. Они вышли на берег, когда вечерело, пробравшись через поросли кустарников. Ветки больно хлестали Агния по лицу, и он периодически возмущался, но не сбавлял темп. Старик объяснил, что им важно оказаться в море затемно, избегая преследований от местной власти. Ловить рыбу запрещалось, вокруг — заповедная зона. Агний лишь пожал плечами, отмахиваясь, какое дело ему до власти, он итак ловит нечисть, еще одним классом пороков заниматься ему не претит. Маленькое суденышко с веслами скучающе повалилось на бок, рассматривая море. Лодка, как и старик, ностальгировала, и Агний это чувствовал. Одной из его способностей была возможность видеть, слышать и чувствовать то, что среднестатистическому человеку не подвластно. Так он и понял, что кораблик презрительно отнесся к его присутствию. Тем не менее старик вытолкнул лодку носом в воду и усадил Агния на середину, отталкиваясь ногами и запрыгивая внутрь тоже. Под скопищем одежды и седых волос он оказался куда сильнее, чем думалось. Что—то в старике навевало Агнию мысли о неожиданной старости. Сейчас он молод, а через мгновение его тело теряет былые достоинства и покрывается старческими пятнами. Каково это, прожить половину века и ждать свою смерть? Агний не ведал, доживет ли до возраста своего спутника. Едва ли, смерть преследовала его по пятам. Вода приняла их в свои объятия без сомнений или суеты, предлагая расслабиться, забыться, но старый моряк прекрасно знал, что море едва ли не самое опасное из всех чудес на свете. Мы рады обманываться, когда ветер не бьет нас в лицо, но стоит ему подуть сильнее и каждый вспомнит, что забыл дома шапку. Несмотря на поднявшийся ветер, море не бушевало, словно внимая присутствию человека, прожившего на берегу всю жизнь. Волны слегка бились о борта, пока старик уверенно гребет веслами. Агнию неведомо было, какая мысль движет этим человеком и верна ли их дорога, но он точно знал, что дьявол лижет им пятки. Потому что Агний также отчетливо, как удары весел о воду, слышал шепот, исходящий отовсюду. Голос, неразличимый и медовый, отражался от глади и летел прямиком в уши Агнию. Тьма сгустилась вокруг них, так что старик достал фонарь и поставил его на сиденье. Они, немые и скованные, двигались вперед. Агний скрючившись закрывался от ветра. Его рюкзак лежал в рундуке, и Агний вдруг остро осознал промерзшим мозгом, что совершил ошибку, спрятав свою единственную надежду. Ему хотелось избежать попадания на ценные вещи воды, но по своей глупости он, кажется, приговорил самого себя к некоторым увечьям. А что, если ему не удастся вовремя достать рюкзак? Такая вот глупая смерть, ведь о ней и говорить нечего… Что напишут в газете? «Умер, прищемив пальцы о крышку рундука» или «погиб от стыда прежде, чем дьявол схватил его своими лапами»? Агнию хотелось вцепиться зубами в ногти, но он удержал себя, широко раскрыв глаза. Те начали слезиться. Старик сжал весла пуще прежнего и вперил взгляд за спину. Его рот искривился вдруг и лицо приобрело выражение страшнейшей гримасы. Так выглядели посмертные маски, серые и неспокойные. Что могло испугать морского волка на воде? Лишь морской дьявол. Агний не обернулся, разве что прислушался. Черти умеют ходить по воде, умеют плавать и, более того, они умеют летать. Но их всегда слышно, за дьявольской сущностью тянется шорох опавшей листвы. Кладбищенской весенней листвы. Этот же, словно украв коньки, скользил по воде, как по льду. Агния взял озноб, он не понимал, почему вдруг перестал слышать. Ночь, опустившись на лодку, смолкла. — Вот вражина! – закричал в неистовстве старик и, вытащив весло из уключины, направил его за спину Агния. Одного всполоха эмоций хватило, чтобы лодка зашаталась, как в припадке. Агний вскинул было руки, но быстро спохватился и оттолкнул спутника. Тот рухнул назад, встретившись головой с бортом. Суденышко еще пуще заволновалось, но Агний уже был близок к рюкзаку. Он, не поднимая головы к горизонту, открыл рундук и запустил руку внутрь. Что-то неумолимо подбивало его взглянуть, лишь разок посмотреть на кромку воды и сразу же вернуться к важному делу. Агний корил себя, хотел дать затрещину своей глупой голове, но глаза его, большие монеты, уже наблюдали за тем, что происходило в паре метров от лодки. Агний застыл. От горизонта, медленно направляясь к нему, прорезая черную дымку, плыли рога. Два огромных, ветвистых и серых дьявольских рога. Он видел такое впервые, ведь по обычаям, если предположить, что у чертей есть обычаи, рожки их едва выглядывали из головы. Кто же этот ночной апофеоз? Победоносно выудив руку из рундука, Агний возликовал. В отличие от героев, коих описывают в современной литературе, он не улыбался, когда делал свою работу. Но и не питал страхом чудовищ. Его радость выдавал блеск глаз. Первое, что ему удалось выудить из запасов – обсидиановые бусы. Он купил их в Мексике у сомнительного мужчины с тонкой сигаретой во рту. Мужчина сказал ему: «мой мальчик, не важно, продам я тебе безделушку за тысячу или что—то стоящее за сотку, почувствуй то, что у тебя в руках и тогда даже мою сигарету заставишь стрелять». В древности из обсидиана делали зеркала, так что сейчас Агний, что уж греха таить, собирался использовать против беса дьявольские методы. Он отзеркалил зло, направляющееся к лодке. Самое время было потребовать заманчивый выстрел из ружья, висящего над Агниевой головой. Он стискивал в руках бусы и говорил то, что его бабка, да прибудет с ней покой, переделала всему обветшалому роду в истрепанном дневнике. А фолиант, учтиво завернутый в целлофан, лежал на дне рюкзака. Слова слетали с губ, бусы огнем опалили руки, как эмалированная кружка давеча жгла рот. Агнию приходилось повторять, но рога все еще двигались. Оставалось лишь положить бусы в карман и достать то, что он припас для особого случая. Бразильского торгаша он обругает опосля. Из бархатного мешочка Агний высыпал на ладонь соль, её оказалось совсем немного, ведь среди ворожей такая соль на вес золота. Поднося ладонь к лицу, Агний умолял бабку помочь и дул, что есть мочи, на пригоршню. Соль разлетелась, осела на воду… и ничего! Рога в опасливой близости, плыли, как ни в чем не бывало. Что—то, а точнее кто—то, оттолкнул его назад, хватая за плечо. Соль в конец разлетелась по округе и, словно насмехаясь над стараниями Агния, исчезла в воде. Старик полез на нос и суденышко опасно качнулось. Голой ладонью он схватил один рог, пока Агний отполз подальше. Он закрыл глаза, зажмурившись до боли. Сейчас он или лишится чувств, или будет съеден. Помогая себе второй рукой, моряк достал рога из воды. Агний, в страшном ожидании, распахнул веки. Руки его сами по себе вцепились в борт, царапая древесину ногтями. Взор упал на большой глаз, наполненный яростью. Тот, заплывший и черный, отражающейся луной смотрел в душу Агния. Старик вдруг захохотал и смех его, звонкий, молодецкий, разнесся по округе. Спала вдруг темная ночь, лунной дорожкой прилегшая на воду. Что-то зажурчало вдалеке, загорелась свеча в доме на обрыве и ветер вновь зашумел. А старик все потешался… — Лось! Помер, не доплыл! Бедняга! У Агния едва ли не слёзы катились по щекам. Как здесь оказался мертвый лось? Не смог переплыть с другого берега? Он приосанился, как мог, и встал, голова животного действительно возвышалась над водой. Старик опустил рога обратно в воду и уселся на нос суденышка, жалостливо провожая отплывающий труп животного. Теперь лицо его вновь покрылось морщинами, не выдавая минутной слабости. Когда он смеялся, словно мальчик, ничто не говорило в нём о старости. Он жалел мертвое животное или себя? — Эх ты, дурак, - моряк повернулся к Агнию и махнул было рукой, но та безвольно упала на старческое колено, – дурак, да все мы такими были. Агний и старик тащили мешки с рыбой по песчаной дороге, не оборачиваясь к воде. Лишь оставляя за собой след в виде длинных полос и водяной цепочки. Воспоминания оставались позади, какими бы горькими они не были. Агний надеялся и верил, что не будет более вспоминать об этом случае. Дьявол его перехитрил. Они бросили грязные мешки во дворе, разделись, пока где—то вдалеке краснело небо. Агний удивительным образом более не чувствовал холода, лишь обиду, жгучую и какую—то детскую. Старик сел на порог дома, закурил, взглянул на своего гостя. - Присаживайся, потолкуем. Агний сел на порог рядом и колени его, длинные, несуразные, оказались около подбородка. Что уж было толковать о таком. - Я, верно, не тот, кто вам поможет, - начал было Агний, но старик вновь махнул рукой. - Дело без конца, что кобыла без хвоста, знаешь такое? А разве ж кто говорит, что ты как-то плохо поступил. Не испугался, попробовал мне помочь. Да шишка теперь будет от помощи твоей, но главное ведь, что всяк своё дело знает. А ежели и правда… он? – старик вскинул брови и глянул куда-то вниз. – Ежели он, то спас бы ты меня, твоя правда. А так вот посмеялись. - И то верно, но разве ж то помощь. Я на что гожусь? – Агний вдохнул сигаретного дыма и совсем скис лицом. - Братец мой троюродный увидал однажды с воды, как на берегу девушка стоит. Красивая, с пышными локонами, в исподнем. И поет что-то. От страха прыгнул в воду, а когда достали, то мокрый был не от воды, а от иного… - Девушка на берегу? Это кто у вас тут водится… - А, то бабка наша была, старуха, померла лет так тридцать назад, мы еще молодые были. Пришла на берег, принесла что-то забытое, не упомню, вечерело, вот ему и привиделось. По правде сказать, у него всегда с зрением было плохо, но я это к чему. Ты, Агний, - старик ткнул пальцем ему в плечо, - не тряпка. Ты человек с большой буквы, раз таким делом промышляешь. Не каждый может в голове такое держать и не каждому с таким жить удается. А ты… тебя пусть Бог хранит. Поутру Агний просил у хозяйки репу. Он вознамерился, если не пришить кобыле хвост, то хотя бы дать надежду. Вскоре после того, как репа превратилась в кашицу, перетертую уповающими на успех руками, Агний заставил хозяев дома съесть пюре. Едва последняя ложка оказалась во рту у старика, где-то в глубине дома треснуло зеркало. Все трое улыбнулись. Сработал способ древних греков из бабкиной книжицы. Но мало было исцелить дом от недуга, требовалось его и обезопасить. Посему Агний проделал в еще одной репе дупло, сунул внутрь зажженную свечу и был таков. Он постоял в каждом углу хаты по паре минут, прочитав что-то из бабкиных строк, а потом, под удивленные взгляды стариков, оставил репу у окна. Если нечистая сила решится заглянуть внутрь, то испугается. - Прошу прощения, что так долго вышло. Бывает, что решение слишком простое, чтобы признать его, - Агний пожал плечами и окинул дом последним взглядом. Он жаждал остаться здесь. Просыпаться поутру и гладить рукой ковер, пальцем следуя за причудливыми узорами. Чувствовать запах из кухни, где кто-то любовно печет пирожки в изношенной годами духовке. Бередить угли в печке, а потом греть над нею руки. И слушать дом, ведь тот шепчет: трещат трубы от давления, скрипят половицы, ветви скребут по окнам. Нужно ли счастье большее, чем внимать тому, кто желает быть услышанным? Агний прощался и грусть одолевала его. Он оказался на дороге и теперь брёл вперед, не глядя по сторонам. Ему более не нужна была природа вокруг, лишь грунт под ногами и силы идти. Впереди какая-то хозяйка палила костёр, Агний понял это, когда вдохнул полной грудью воздух. Дымок рассеивался в утреннем солнце. Как красиво было поле впереди, как чудесен огонь, вздымающийся над ссохшейся травою и женщина, эта тучная дама преклонных лет, как восхитительно она олицетворяла перемены. В теплом халате, румяная, она ворошила палкой то, что только недавно владело жизнью. Агний выудил из кармана бусы и, улыбнувшись незнакомке, бросил их в костер. Другой карман грела маленькая бабкина книжица, с рваными страницами и страшной кожаной обложкой, но какая-то родная. Близкая. Где—то вдалеке, за туманной стеной и лесополосой слышался шепот вперемешку со смехом. Агний явственно слышал, как два маленьких копытца топчутся в грязи, выплясывая причудливый танец. Иногда самые лучшие битвы в нашей жизни те, которых никогда не было.