«Это и есть страсть, одержимость человеком: когда ты создаешь в воображении его образ, мало соотносящийся с действительностью.»
Пауло Коэльо -
Какими порывами влекомая она оказалась в этом номере в данной ситуации? Всеми силами избегаемое средоточие адской канцелярии, коей владыкой является блюститель порядка в своем собственном святилище, именуемом отелем "Синклер", или же - подмастерье Дьявола, если хотите.
Девушка осмотрелась, сделав пометку о том, что
ад опустел номер пуст; она выдохнула: разочарованно, апатично, словно лишилась последней надежды и единственного света во тьме, что могли бы протянуть ей, стремительно канувшей в пучине прострации, руку помощи, что пришлась бы ее спасительным якорем.
Скарлетт стояла возле двери, насквозь продрогшая и промокшая до нитки после проливного ливня, который сопровождал ее болезненный разговор с матерью. Ливень прошелся и на ее душе, оставив омерзительный осадок азота, чей смрад впивался в нос маленькими иголочками, заставляя жмурить глаза от боли, желая избавиться от ощущения всепоглощающего коллапса, одолевшего все ее внутренности.
«Мама...» — сердце ее болезненно сжалось, отправляя сильно жалящие импульсы по всему телу, обволакивая терниями каждую клеточку ее тела. Такое некогда родное слово, раннее для нее тождественное с обозначением целой вселенной;
нет - куда более значимое, чем весь мир: мама была ее смыслом жизни. А сейчас, стоящая в кабинете, который был ее персональным адом, она ощущала себя никем: ненужная, брошенная, бесполезная и
безумная малышка Скарлетт.
***
Девушка не могла больше молчать. Она чувствовала, как все больше и больше погружалась в плен собственного разума, что расщеплял остатки ее здравого рассудка на субатомные частицы. Она не могла бросить маму, но больше не могла, да и не хотела ей лгать. Скрепя сердцем, она решилась поделиться самой сокровенной тайной с самым дорогим и близким на планете Земля человеком, что никогда не осудил бы ее, никогда бы не отвернулся.
Но она отвернулась.
«Мы справимся с этим вместе. Я вернусь домой, буду лечиться. Мы никогда не допустим того, что нам уже довелось пережить. Мама, все хорошо, слышишь? Мы справимся! Правда?»
Правда?...
Нет.
Ее глаза - ясное весеннее небо - внезапно заволокло тучами: пелена слез, что так долго являлась пленницей столь хорошо отточенного самоконтроля Скарлетт, внезапно нашла проплешины в барьере и прорвалась на свободу. Девушка больше не желала сдерживаться. Больше было и незачем. У нее больше не осталось человека, ради которого она могла бы быть сильной.
Глубокий Тихий океан внезапно разразился чередой огромных волн, ведь хрупкий мир Скарлетт оказался эпицентром сейсмических событий: в девушке сдвинулось множество противоречивых чувств, словно литосферных плит, сталкиваясь друг с другом, фундаментально меняя ее внутренний мир и с корнем вырывая то, что было ей дорого, оставляя столь сильно саднящую дыру. По щекам ее градом сыпались слезы, напоминая самое разрушительное цунами. У нее больше ничего нет.
Никого нет.
Ощущение влекущей в свое чрево бездны окутывало несчастную Кацен с ног до головы. В этой непроглядной тьме нет ни света, ни надежды. Она осталась одна, ощущая себя на краю пропасти, где каждый шаг мог бы стать последним, не зная, что ее ждет впереди.
Мысли крутятся в голове, словно безумный калейдоскоп, не давая возможности вздохнуть: Скарлетт лишена возможности найти выход из этого лабиринта страха. Она как никто другой знает, что все, что ты знаешь и любишь, может быть потеряно в одно мгновение. Скарлетт давно потеряла связь с реальностью и перестала замечать, как ее жизнь становится непредсказуемой и неустойчивой, и более она не способна найти опору в этом мире.
Что же делать дальше?...
***
Она стояла в его кабинете, размышляя: быть может он тоже не вернется сюда? Весьма несуразная мысль, как и чувства, которые Кацен питает к владельцу отеля, что является ее персональным адом. Однако растерявшая всякую надежду Кацен воссоздает самые болезненные для себя образы, слепо веря в каждый из них. Он единственный, кто остался, и останется, не отвернется. Не отвернется ведь, верно?
Я ведь его любимая подопытная.
Дьявольский аспид, что так крепко окутал легко ведомый разум своими цепями. С первого дня, как Скарлетт довелось с ним повстречаться, ее не покидает чувство притяжения, словно в Его потайном кармане магнит, предназначенный для искалеченной души. Ее ведомость это то, что нужно ему, но фиктивное ощущение собственной ценности необходимо девушке. Желание избавиться от чувства безотносительного одиночества является причиной, по которой она не сопротивляется, и сейчас ей мало важно, какой именно ценой она ощутит ослабление цепей уединения.
Взрослый мужчина, способный защитить
(от себя самого¿), закинуть в ее глубины спасительный якорь, вытягивая из бездны отчаяния
(или погрузить ее еще глубже?), даровать спасение тогда, когда ее мир уже разрушен. Таким она видела Винсента Синклера в их первую встречу. Его внешний шарм, а возможно - аура - источаемая им, привлекли девушку в сумме, вынуждая ее создавать причудливые образы и мечтания. Каждый его взгляд и каждое случайное появление на публике непосредственно
осязалось. Девушка не пыталась сопротивляться своим чувствам, ведь знала, что от того лишь станет только хуже.
Правильным ли было бесконтрольное, неясной природы влечение к начальнику, который, кажется, также в ней заинтересован? Но беспокоилась ли она о правильности происходящего, находясь во средоточии безумия? Отнюдь.
Если бы Скарлетт знала, кто он есть на самом деле, то возможно никогда бы даже не взглянула на карателя, не поддалась бы на его чары. Вот только сейчас уже слишком поздно что-либо осмыслять.
Что было тогда, в охотничьем домике? Огромный страх, растущий в геометрической прогресси от его физически ощутимого тяжелого взгляда, желание поскорее избавиться от назойливых, прожигающих в спине дыру глаз, или таких же исполинских размеров потребность обернуться, столкнуться с его взглядом и знать, что взгляд этот всегда будет обращен к ней? Отчего ей так того хотелось?
Трепет, разросшийся в теле виноградными лозами, когда он впервые вызвал ее к себе. Проводил ли он личные беседы с другими сотрудниками когда-то, до нее?
«Я...особенная?»
Ах, гипноз...так ему в самом деле интересна Скарлетт лишь в качестве объекта исследований. Покопаться в голове, оторвать пластырь с самых гнойных ран. Он зовет это исцелением.
В здравом ли уме находится девушка, если ее влечение от этого осознания ничуть не поуменьшилось? Маловероятно.
Она позволила ему взять поводья в свои руки и направлять ее разум в то русло, которое он посчитает нужным. Если это то, что может заставить его считать ее особенной, что может помочь Скарлетт стать ближе к нему, то она не станет сожалеть о том, что позволила ему вести себя. Чем же присутствие Синклера-старшего так сильно отзывается в ней, что она готова пойти на любые лишения, лишь бы видеть его чаще?
«Я больна, и не могу более отрицать или противиться этой одержимости. Да и не желаю.»
***
Из-за застилавшей ее уже раскрасневшиеся глаза пелены слез Скарлетт не разбирала дороги, когда брела по уже знакомому периметру прямо до кушетки, на которую она намеревалась свалиться без сил, позволив себе хотя бы раз в жизни побыть слабой маленькой девочкой. Кабинет, облаченный в красно-коричневые тона, с легким оттенком старомодности, сейчас был для нее одним сплошным пятном, сокрытым за дымкой неумолимых слез.
Номер, погруженный в вечерний мрак и приглушенное освещение, дополняемое треском камина, является стечением особой глубины и драматизма, вкупе с плачущей Скарлетт, которая нашла спасение в своем персональном аду. Слезы, которые смешивались с дождевыми каплями, объявшими ее волосы, стекают по ее бледным щекам, падают на пол, отражая внутреннюю борьбу и страдания. Этот кабинет всегда был для нее местом, где эмоции и чувства неконтролируемо переплетались, затягивая в водоворот глубоко утопленных тайн разума.
Она опустилась на уже такую знакомую кушетку, оставляя за собой влажный след от своей насквозь промокшей одежды, позволяя слезам отчаяния хотя бы слегка очистить свою очерненную душу, которая запятнана настолько, что ей уже не отмыться от этих пятен, даже если погрузиться с головой в купель, наполненную святой водой.
Она дрожит, дрожит от холода и горя, которое сейчас ничто не способно унять. Дерьмовая была идея выбегать на улицу в ночи, под проливной ливень, однако в тот момент, после болезненного гудка, оповестившего ее о конце звонка, она ощутила животную потребность смыть с себя всю грязь, в которую окунула ее судьба, охладить пылающий в разношерстном спектре чувств разум.
Когда девушка в порыве горя ударила кожаную обивку под собой, Скарлетт внезапно ощутила накатившую на нее волну гнева. Это ведь он.
Он виноват в том, что она стала такой. Он и его экспериментальная психиатрия. А она покорно следовала всем указаниям, ведя себя, словно послушная дворняга, виляя хвостом. Ведь
у нее не было выбора. Заложница собственных чувств, готовая потакать, чтобы заполучить свое. Чтобы заполучить внимание, которого она так сильно жаждет.
И в этот момент, когда осознание посетило разум, гнев вспыхнул в сердце, словно пламя, которое уже невозможно потушить. Кровь ее закипела, забурлила и застыла в жилах одновременно, а душа жалобно сжалась, наполняясь яростью. Это было чувство, словно все ее так долго копившиеся эмоции вырвались наружу, и девушка не могла контролировать свой гнев. Сквозь градом льющиеся слезы, Скарлетт сжала кулаки и стиснула зубы, ощутив, как уже столь знакомая ярость обуяла ее разум сплошь и поперк, словно гнев был готов поглотить ее, как змея сурка.
«А кто виноват в твоем безумии, Малышка Скарлетт? Это ведь не Синклер сделал тебя такой. Ты всегда была больной!
Прими это!»
В этот самый момент, дверь номера медленно распахнулась, являя высокую фигуру, остановившуюся в проеме. Винсент Синклер собственной персоной - виновник торжества. Его длинные пальцы с множеством перстней обхватывали бумаги, прижатые к боковой стороне его бедра. Он вскинул одну бровь, весьма заинтригованный присутствием девушки, но более того - ее состоянием. Он прикрыл дверь, сделав несколько шагов вперед, и чуть склонил голову набок.
— Мисс Кацен? — поинтересовался мужчина, безусловно не ожидая, что она станет что-либо пояснять. Но он, конечно, не ожидал и того, что Скарлетт, чье безупречное лицо было обрамлено слезами, подскочит с кушетки и в мгновение ока преодолеет расстояние между ними. Ею руководила необузданная ярость, и старший Синклер теперь ясно видел, в чем была причина.
Девушка подлетела к нему, принявшись колотить его грудь кулаками, что-то попутно бормоча и выкрикивая, заставив его застыть на месте. Винсент даже не стал сопротивляться. Ему было любопытно наблюдать за проявлением подобного спектра эмоций у Скарлетт, которого раннее ему не доводилось созерцать. Мужчина должен был признаться: он был крайне доволен этим зрелищем, желая впитать в себя каждый всплеск энергии, исходящий из охваченной приступом неконтролируемого гнева девушки.
— Вы! Вы! Это вы во всем виноваты! Это
твоя вина!
Ты сделал меня такой! — временами выкрикивала Скарлетт, не прекращая тираду желчи, сопровождаемую атаками, которые, в самом деле, не имели для мужчины никакого значения.
Он стоял неподвижно, наблюдая за ее поведением, стараясь как можно более глубоко проанализировать ее нынешнее состояние. Ее бормотание и то, каким образом она поддалась своим эмоциям, став заложником собственных чувств, заставило уголки его губ изогнуться в легкой ухмылке и, если бы Кацен ее увидела, то безусловно бы усилила свои удары, озверев от его непоколебимого спокойствия и непроницаемости. Он еще смеет насмехаться!?
В конечном итоге, Синклер перехватил ее тонкие запястья, аккуратно отодвинув женские руки от себя, однако он не спешил отпускать девушку в столь нестабильном состоянии. Зная ее и ее потенциал так, как никто другой, он прекрасно осознавал, что она вполне способна поддаться любому порыву, внезапно посетившему ее голову, который заключал в прочные сети ее налитое кровью сердце.
— Пусти!
Ты, пусти! — яростно и отчаянно восклицала Скарлетт, на что тот лишь снисходительно покачал головой. Он держал оба ее запястья, и, понимая, что некоторое время гнев Кацен все еще будет иметь над ней власть, медленными шагами стал надвигаться на девушку, заставляя ее отступать назад, тем самым вынуждая сесть в кресло. Винсент обхватил плечи девушки, унимая ее дрожь, и склонился над ней, заглядывая в ее глубокие голубые глаза, в сердце моря которых сейчас бушевал шторм.
Когда Скарлетт отчасти пришла в себя, все еще ощущая дрожь во всем теле, она стала осознавать всю проявленную в состоянии аффекта дерзость, но не нашла в себе сил извиниться за внезапную фамильярность. Кацен не стала ждать расспросов Винсента, приняв решение пояснить происходящее самостоятельно, что, безусловно, не могло не удовлетворить самого мужчину.
— Мама, она... — после каждого сказанного слова девушка делала паузу и говорила почти шепотом, ведь стоит ей повысить голос хотя бы на децибел, как он тут же дрогнет, порождая новую волну отчаяния и бесконечных слез.
— Что? — Синклер выпрямился, бросив на девушку мимолетный взгляд спокойных темных глаз, прежде чем отойти от дрожащей в кресле Скарлетт и прошагать вглубь номера, открывая ящики в поисках нужного ему предмета.
— Я рассказала ей о своей болезни, я...Я не могла больше молчать! Но-
— Но она решила не принимать вас такой, какая вы есть, поскольку теперь вы куда сильнее станете напоминать ей отца. Я прав?
Было неизвестно, что пробирало до костей больше: леденящий душу голос, так внезапно прервавший девушку, или само содержание его предположения, точно совпадающего с действительностью. Скарлетт, как и всегда, не нужно было говорить слишком много, чтобы Винсент был способен прочесть ее мысли и сделать лаконичный вывод за нее, без лишних объяснений.
— Вы ведь говорили, что вините ее, мисс Кацен, — раздавался его голос из другого конца комнаты, пока мужчина стоял к Скарлетт спиной и рылся в одном из ящиков.
Очередной приступ желчи подкатил к горлу, но девушка смогла сдержать порыв излить смешанную с гневом обиду на своего
начальника. Вместо этого, она коротко ответила:
— Да, но это ведь моя
мама. Я не могу перестать любить ее лишь из-за одной ошибки.
— Никто не обязан любить своих родителей просто за то, что они подарили вам жизнь. Все куда сложнее и многограннее, чем вам может казаться, — спокойно и расчетливо ответил Винсент, выпрямившись после того, как наконец нашел то, что искал.
Девушке нечего было ответить, да и, по правде говоря, не хотелось продолжать эту тему. Вместо членораздельного ответа Скарлетт издала короткий всхлип, на который мужчина обернулся, и почти неслышной поступью направился обратно к девушке, словно не желая беспокоить и без того беспокойную душу лишним шумом, или же, не желая отпугивать златовласую лань от его капкана.
Теперь она, подняв голову, заметила, что в руках Синклер держал плед, которым тут же поспешил накрыть дрожащее тело девушки в одном аккуратном движении. Руки ее продолжали трястись, однако все остальное тело медленно, но верно начало согреваться.
Винсент хмыкнул, сверху вниз наблюдая за девушкой, как ребенок за аквариумной рыбкой, которую только-только получил в подарок от родителей. Только Скарлетт ему преподнесла сама судьба. Доверчивый агнец оказался там, где ему и положено быть, на своем давно предначертанном судьбой месте. Мужчина, аккуратно усаживаясь на подлокотник кресла, начал свою речь:
— Вы, кажется, обвинили меня в том, что ваш недуг, в силу плачевных стечений обстоятельств, внезапно увидел свет, — девушка повернула свою голову к нему, на чьих глазах все еще можно было заметить стеклянную пелену слез, которая больше не могла прорваться наружу. Слезы застыли, увековечившись на морской глади ее зениц.
— Однако первым делом вы пришли ко мне. Первым делом, после дождливой улицы, конечно, — он ухмыльнулся, совершенно точно подметив неоспоримый факт. Скарлетт ведь действительно пришла к нему. Ни к кому-то еще, а
к нему, и этот порыв нельзя было оправдать. Осознание того,
в чьем святилище она искала успокоения, глухо ударило в голову, заставляя смущенную девушку округлить глаза и отвести взгляд в сторону, стараясь осмыслить произошедшее.
Винсента, однако, нисколько это не смутило, ведь на лице его не дрогнул ни один мускул, являя собой лишь одну единственную столь характерную его образу ухмылку, и та уже успела исчезнуть без следа.
— Людям свойственно перекладывать ответственность на других; и особенно это легко сделать, обвинив терапевта в своих невзгодах, что является весьма частым явлением в практике. Некоторая форма бессознательного способа защиты эго, — начал мужчина, обволакивая бархатистым тембром, словно покрывалом, набитым кошачьей мятой — Скажи, Скарлетт. В действительности ли механизм проекции позволяет
тебе справиться со своими собственными переживаниями?
Внезапный переход на "ты" вынудил девушку повернуть голову и взглянуть наверх, где неподвижно и безмятежно располагался "повествователь", который, можно сказать, вел диалог сам с собой, ведь девушке нечего было ответить. Она бежала от себя, признания своей
дефектности и от вины, возложенной на нее за ее собственные действия. Впрочем, подобные монологи Синклера-старшего случались практически каждый раз, как Скарлетт оказывалась в этом инфернальном пространстве, именуемом номером владельца отеля.
Мужчина и не ждал от нее ответа. Он давал ей пищу для размышлений, позволяя осмыслить действительность такой, какой она является на самом деле. Он ненадолго замолчал, склонив голову набок, и в его взгляде, казалось, можно было разглядеть проблеск сопереживания, который переплетался с холодной отстраненностью. Винсент был здесь, но и нигде одновременно, создавая ощущение, что он воистину готов опуститься на ее уровень, чтобы протянуть руку помощи и осветить путь наружу, однако нечто темное, сокрытое в глубине его глаз подсказывало, что это чувство было обманчивым.
— Все бытие человека есть нескончаемая борьба между рациональным и чувственным, и никто из нас не властен над собственной судьбой. Сердце жаждет, а глаза боятся – весьма распространенный в нынешних реалиях феномен. Позволь своему внутреннему ребенку ощутить долгожданный покой от беспросветного страха. Позволь ему лицезреть истину, и помоги ему справиться с ней.
Холодный и одновременно успокаивающий голос, словно исходящий из глубины веков, проникает в душу, задевая все самые потаенные уголки сердца и разума Скарлетт. Сейчас он заставляет ее уже донельзя трамированную душу метаться в переживаниях. Она пришла сюда, чтобы ощутить покой, но, как же - Кацен знала, куда шла. С Синклером иначе не бывает.
— Прошу, хотя бы сейчас, прекратите анализировать меня. Не сейчас, я..не могу... — прошипела девушка, лихорадочно вытирая слезы с щек и глаз ладонями так, словно пытаясь скрыть свое лицо от мужского взора.
— Я не могу закрывать глаза на дисфукциональные состояния твоей личности, Скарлетт. Которых, к слову, я наблюдаю в крайнем количестве. Ты занимаешься саморазрушением, — мужчина сделал паузу, отстучав ритм по своему колену, прежде чем встать с подлокотника и опуститься на корточки перед сидящей в этом же кресле Скарлетт.
— Разрушать куда проще, чем создавать. Однако это ли в действительности то, в чем ты нуждаешься? — словно магнитом мужчина притягивал внимание к себе, заставляя внимать его словам, ведя за собой всех, кому довелось его слушать. Кацен прикрыла глаза, пытаясь избавиться от наваждения и волной накрывающих ее чувств, которые так старательно пыталась держать в узде.
Скарлетт всегда поддавалась на чары его тембра, будучи неспособной сопротивляться. Он звучит так, словно обладает властью над ее эмоциями, а его слова всегда были способны вызвать у девушки самые разные чувства. Аура вокруг Синклера создает ощущение, будто он обладает тайным знанием, и его слова могут раскрыть самые сокровенные тайны психики.
Этот голос, словно магический заклинатель, играет на чувствах, вызывая в ней то страх, то
радость от его присутствия, то непомерную печаль. Он словно имеет власть над судьбой, и его слова могут изменить ход событий. Этот мужчина, словно холодный ветер, способен проникнуть в глубины души Скарлетт, играя на ее чувствах, и каждый раз он оставляет после себя след, который невозможно было забыть.
Его взгляд - лед, на задворках которого бушует нечто еще. Кацен все видит, но она мало что из этого понимает. Это, казалось бы, апокрифичное тепло в его глазах, очередная фикция, или его можно воспринять за действительность? Объективной реальности не существует здесь и сейчас. В чем есть истина?
В ее фиктивности.
Она пришла сюда в поисках успокоения, и она нашла его. В конечном итоге, мужчина нащупал вентиль, перекрыв поток слез Скарлетт, погрузив ее в относительную беспечность. Как бы сильно он не разбивал ее вдребезги, в конечном итоге именно он был тем, кто был способен снова собрать ее по кусочкам. Какую бы боль он не приносил ей каждый раз, открывая глаза на истину, она не переставала тянуть к нему, стоящему на сцене, свои руки из зрительского зала.
И сейчас он снова стал тем, кому удалось усмирить разбушевавшиеся чувства Скарлетт даже без внутривенного введения успокоительного препарата. Синклер был ее собственным транквилизатором, который, по какой-то причине, всегда действовал на нее умиротворяюще.
Ладонь Винсента коснулась щеки девушки, охлаждая разгоряченную кожу своими прохладными пальцами, большим пальцем смахнув одинокую слезинку, внезапно без приглашения вторгшуюся в их пространство, прервавшую атмосферу тет-а-тет. Касание заставило девушку распахнуть вежды, и взглянуть на мужчину, что внимательно всматривался в ее мимику, сидя перед ней на корточках и располагая вторую руку на своих коленях.
Его лицо в приглушенном освещении номера, в этой ситуации, с его отстраненным, но одновременно теплым и заинтересованным взглядом, выглядело для нее особенно привлекательно. Привлекательнее, чем при любых других обстоятельствах. Слабый свет камина подчеркивал легкие возрастные морщины, виднеющиеся на его лице, обрисовывая контур причудливой игрой теней.
— Не волнуйся. Ты поймешь все сказанное мной чуть позже, когда придет время. Сейчас просто постарайся расслабиться - на данный момент это первостепенная по значимости задача, — Винсент, не нарушая границ приличия, аккуратно опустил руки на колени девушки, якобы проявляя признаки добродушия и расположения. Его голос снова окутал Скарлетт, с головой погружая во мнимое состояние опьянения. Ей нужно бежать. Бежать, а не идти вперед. Но она себя давно не слышит.
Кацен совершенно не помнит, в какой момент и по какой причине ее лицо опустилось к мужскому, соединив их губы в одном неосторожном жесте, и чем она руководствовалась, когда поддавалась этому совершенно безрассудному порыву отчаяния, желая воплотить в реальность так давно проедающее ее разум мечтания, заполнить пустое пространство и хотя бы что-то ощутить. Ее глаза зажмурены, словно она - маленькая восьмиклассница, впервые решившая проявить инициативу, совершая дебютный шаг в мир взаимодействия с мальчиками.
Руки мужчины на ее коленях застыли, и время, казалось, тоже. Он не двигался, позволяя девушке обхватить его щеку ладонью, что, право, стало последней каплей, вызвавшей у мужчины легкий смешок. Этот короткий и едва слышный звук словно вернул Скарлетт в реальность, заставляя осознать,
что она только что сделала. Ее глаза полнились страхом, отвращением к своей слабости и к тому, насколько сильно ей удалось опозориться перед
начальством. Ее сердце было переполнено болью после всего произошедшего сегодняшним вечером, что подбило ее на столь безрассудный поступок, лишь бы залатать саднящую дыру.
— Простите! Мистер Синклер, Боже, я не знаю, что...Это ошибка, я так виновата, простите! — тараторила бедняжка, вот-вот готовая провалиться под землю, и это чувство усугублялось пристальным взглядом Синклера. На его лице снова нет ни единой эмоции. Это
до жути пугало. Скарлетт не имела ни малейшего представления, какой реакции ей ожидать.
Она поспешила спрятать лицо руками, которое всегда так бесстрастно с поличным выдавало ее чувства стыда и смущения, ведь бледный оттенок кожи всегда ярче всего являл непрошенный румянец. Однако, к удивлению Кацен, ее руки оказались перехваченными на пол пути. Мужчина, крепко держа ее запястья, поднялся, встав над ней и наблюдая теперь за шокированной девушкой сверху вниз.
Только сейчас она заметила в его глазах нечто, не имеющее ни единого сходства с холодом. Это было бескрайнее спокойствие, наслаждение контролем над ситуацией. Опасный, жуткий взгляд голодного хищника, готового наброситься в любой удобный момент. Винсент словно сам осознал нечто, что не стал бы озвучивать Скарлетт, однако мысль эта мельтешила во всех отделах его мозга, затмевая любые другие планы на данный момент.
— Все в порядке, Малышка Скарлетт. Здесь - просто Винсент. — хищная ухмылка, возникшая на его лице, в особенности в сумме с его нынешним взглядом была той, что вызывала дрожь по телу. О, нет,
не от страха.
«Здесь - просто Винсент.»
Не-е-ет, да неужто..?
Да.
Любой ее вопрос потерял шанс быть озвученным: мужчина, все еще удерживающий ее запястья в своих ладонях наклонился, почти грубо впиваясь в девичьи губы, царапая ее нежную кожу легкой щетиной. Это было совершенно бесцеремонное вторжение, о котором он не соизволил предупредить Скарлетт. Чужой язык мгновенно и нахально проник в ее рот, переплетаясь с ее собственным.
Теперь уже Кацен некуда было бежать.
