Fuocofiore

— Знаешь, Баам, — тихо начинает Рахиль, подтягивая колени к груди и удобно устраиваясь рядом с мальчиком, — в Башне много удивительных вещей. В пещере царит полумрак, но Баам словно околдованный смотрит в сияющие глаза Рахиль и понимает, что ему больше не нужен свет. Если она будет смотреть на него так всегда, он готов вновь погрузиться во тьму. — Что значит «удивительных»? — неуверенно переспрашивает Баам, тонкими пальцами неторопливо перебирая грубую ткань своих одежд. — Вспомни, что чувствовал, когда впервые увидел свет, — она поднимает взгляд наверх, туда, где яркие золотистые лучи пронзают расщелину в скале. Туда, откуда она пришла. — Наверное, тогда ты очень удивился. Ты желал выбраться наружу и, возможно, даже увидеть свет. Но ты точно не мог ожидать, что я приду вместе с ним, — неторопливые рассуждения воскрешают в памяти Баама тот момент. Глаза немного щиплет, едва он вспоминает, как треснул камень над его головой, и как наполненное болью и отчаянием сердце познало новое чувство. Надежду? Но точно не удивление. Баам несколько раз моргает, возвращая свой взгляд на лицо девушки, и до него понемногу доходит смысл слов Рахиль. Только сейчас ему кажется, что на самом деле, стоило ему очнуться, его сердце будто всегда знало, что ждет только ее. — Кажется, я понял, — яркая беззаботная улыбка Баама заставляет Рахиль улыбнуться в ответ. Он еще многого не знает о том, кто он. Кто такая Рахиль, откуда она приходит. Но даже так чувствует, что счастлив сейчас, поэтому знать что-то, кроме уже известного, ему не так уж и нужно. — Я знаю много легенд о Башне. Все они похожи на сказки, и все они удивительны, — воодушевленно вздохнув, она откидывает голову назад, затылком упираясь в каменный свод пещеры, и прикрывает глаза. Баам слишком пристально смотрит, и это не может не смущать. — Мне тоже хочется услышать их, Рахиль, — он просит не столько из любопытства, сколько из другой прихоти: ему нравится слушать ее спокойный ласковый голос. — Хорошо, — осторожно заправив прядь волос за ухо, Рахиль поднимается на ноги. — Но только в следующий раз, — легкими движениями она стряхивает пыль с юбки и протягивает мальчику руку. — Я вернусь завтра и расскажу тебе парочку, договорились? Взяв чужую ладонь в свою, Баам чувствует нечто странное. В этой пещере темно и холодно, она наполнена его болью и страхом, и Рахиль тут совсем не место, ведь она светлая, теплая и такая добрая. И поэтому, пусть совсем ненадолго, но Баам готов ее отпустить. Лишь до завтра. — До завтра, Рахиль.

***

Среди всех прекрасных принцесс Башни была одна, с чьей красотой едва могли сравниться сами звезды. Никто уже не помнит ее имени, но до сих пор ходят легенды о ее превосходстве и очаровании. Лишь раз ее увидев, многие мужчины были готовы добровольно сдаться на ее милость. Однако принцессу это совершенно не интересовало, ведь ее сердце уже давно ей не принадлежало. Задолго до ее рождения отец принцессы заключил договор с древним существом, чтобы получить таинственную силу, рожденную из огня. Но так как желание его было корыстным, существо взяло с него клятву в назначенный срок отдать любую плату, какую бы оно не потребовало. Прошли многие годы с тех пор, но мужчина никогда не забывал о долге и терпеливо ждал, когда могущественное существо озвучит свое желание. Он был готов отдать почти все за ту чудовищную силу, что стала благословением для его семьи и народа. Но в день рождения единственной и долгожданной принцессы, сумевшей избежать участи четырех мертворожденных братьев, он испытал ужас и отчаяние, ведь прежде поразительное благословение обернулось жестоким проклятьем. Той платой, что стребовало с него существо, была жизнь новорожденной принцессы. Его любимая супруга, стоило ей услышать, что их дочь, едва увидев свет, должна умереть, на грани помешательства умоляла любым способом избежать трагедии. Мужчина не мог позволить такому злоключению лишить семью надежды на будущее. Потому и решил заключить с существом еще один договор, согласно которому принцесса оставалась жива, но отныне лишалась сердца, а вместе с ним и человечности. Существо вынуло сердце из ее живого тела и проглотило, а взамен оставило семя, которое должно было прорасти под чутким присмотром родителей. И только оберегая то, что вырастет из этого семени, они могли сохранить ей жизнь. Так и выросла принцесса без сердца, а в груди ее расцвел маленький пылающий цветок, что силой огня на протяжении вот уже шестнадцати лет поддерживал в ней жизнь. И по контракту должен был полыхать и дальше, но однажды отец заметил, что безумный жар превратился в неспешно затухающий костерок. Не на шутку испугавшись такой перемены, родители, до этого с трудом выносившие вынужденное безразличие своей дочери и ее ледяные взгляды, издали указ. Отыскать и уничтожить демона. А тому, кто принесет сердце древнего существа, достанется их дочь. И тогда в их дом явился юноша, заявив, что любит принцессу с самого детства. Что он давно жаждет мести за ее страдания. Но его собственные родители всеми правдами пытались удержать его от схватки прежде. Однако сколь бы он ни был терпелив под равнодушным взглядом принцессы, не знающей нежных чувств, наблюдать за тем, как угасает жизнь его возлюбленной, он больше не собирался. Крепко сложенный и многому обученный, он также был известен семье принцессы своей отвагой и высокой моралью. Стоило ему получить благословение своей матушки, и уже ничто не могло изменить его намерения спасти принцессу. Покинув родной дом, он отправился на поиски монстра. День сменялся ночью, летели недели, но даже спустя месяц от него все еще не было новостей. Всех, кто надеялся на его силу, теперь спасали только молитвы. И в день, когда дыхание его возлюбленной можно было различить, лишь склонившись к самому лицу, герой, наконец, вернулся. С сердцем монстра в руках и надеждой в собственном. Принцесса была спасена, и, когда вновь открыла глаза, взглянула на мир совершенно по-иному. Все в ней теперь находило отклик: горячие слезы матери, теплые руки отца, и нежные поцелуи возлюбленного, что бережно держал потухший цветок. Он достался ему в подарок как символ сердца принцессы. И как символ ее любви.

***

— Весьма романтичная легенда, — директор делает глоток обжигающего кофе, — но больше половины — ложь, — его нечитаемый взгляд задерживается на лице напротив. На лице, выражающем искреннее недоумение. — Баам не мог соврать, — подает голос Агеро. Под низким столиком не видно, но его ладони, опущенные на колени, сжимаются в кулаки. Баам точно даже не стал бы. Кун прилетел в кабинет директора около получаса назад, потому что больше не может терпеть ту необъяснимую боль в области груди, что возникает при одной мысли о состоянии Баама. О состоянии медленно умирающего Баама. — Ну, на то она и легенда, — беззаботно вздохнув, Хан Сон вежливо улыбается. Наблюдать за обычно хладнокровным и рассудительным Куном, который вот-вот переступит черту крайнего отчаяния — на удивление приятное занятие. — Но я бы не назвал ее легендой. Скорее, это история, — снова глоток. — Маленькая история одного большого обмана, — голос директора совсем не выражает беспокойства, и Агеро приходится силой заставлять себя быть менее эмоциональным. Все-таки, он пришел сюда с просьбой, и попасть к директору в немилость из-за своей агрессии в такой момент — все равно что своими руками запереть единственный выход из горящего дома. Еще размышляя о том, пойти ли к Ю Хан Сону за советом, он уже был готов поступиться своей гордостью ради спасения товарища. — Могу я рассчитывать на правду, господин Директор? — Кун взглядом пытается проникнуть сквозь барьер чужих янтарных глаз, пытается рассчитать процент благосклонности безжалостного Охотника в засаде. — Конечно, — прикрыв глаза, Хан Сон фальшиво улыбается, — Баам весьма талантлив, для Башни его смерть может стать великой утратой, — но тут не лжет. — Сейчас важна любая информация, — Агеро просит, пытаясь звучать не так взволнованно. А директор думает, что тот выглядит невероятно забавно с застывшей мольбой в глазах. Кто бы мог подумать, что это — тот самый Кун, что поднялся из лужи грязи, что обрел гордость и с тех пор ничего ни у кого не просил, а лишь изредка удостаивал надменным взглядом. — Так и быть, — отставив чашку в сторону, мужчина поднимается, возвышаясь над Агеро с противоположной стороны стола. — Но замечу, что в этой истории на самом деле был тот, кто заключил сделку с существом, — он медленно двигается в сторону окна, сложив руки за спину, и слышит, как замедлилось дыхание Куна. Чувствует пронзительный взгляд на своей спине, будто сами небеса наблюдают за ним. И кто бы что ни говорил, Хан Сон уверен, что где-то они все-таки есть. — Если быть точнее, с хранителем этажа. Но сделал он это не ради великой силы. А ради грандиозного плана. С хранителем? Агеро мысленно заменяет слово «существо» в истории, что рассказал ему Баам, словом «хранитель», и кажется, теперь легенда и правда больше соответствует реалиям Башни. Но все еще слишком запутана. Как это может быть связано с Баамом, с его болезнью, и где ключ к ее лечению? — И в чем же заключался план? — торопит он директора, даже не удивляясь, что тот способен так безмятежно любоваться садом в тот момент, пока ведает ему кошмарную правду. Хан Сон долго молчит, испытывая терпение избранного, и сменив ухмылку на свою обыкновенную непроницаемую улыбку, оборачивается, наконец отвечая: — В убийстве.