
164.23-24. театр.
***
с самого детства Тихона тянуло на сцену. он с завистью смотрел на ребят из класса, которые ходили на театральный кружок, с восхищением смотрел в телевизор, где транслировали «Лебединое озеро» или «Горе от ума». он жил мечтой, которая исполнилась только пятнадцати, когда, уйдя из девятого класса, он поступил в театральный колледж. с этого всё и началось. с лучшего в мире времени, когда он учился всему тому, о чём мечтал очень долго. танцы, пение, шитьё, рисование — всё то, чему он выучился за время обучения, не считая, конечно же, самого основного и самого важного. театр завораживал и восхищал: деревянная сцена пахла опилками, тяжёлый занавес пылью, гримёрка лаками и духами, маслянистым гримом и косметикой, мастерские чистой тканью и мылом, кабинеты затхлым воздухом, шоколадными конфетами и давно сгнившими и засохшими цветами в вазах с тухлой водой. высшее режиссёрское образование ему не проложило путь в сторону режиссуры, в которой у Тихона очень неплохо получалось: некоторые особенно хорошие идеи у него выкупили за банку пива и шаверму его друзья, ушедшие в режиссуру с головой. Тихон же так и продолжил жить сценой, во время обучения изредка снимаясь в ментовских сериалах во второстепенных ролях, а после продолжая работать и в театре, участвуя во всех спектральная в каждом сезоне, зачастую на главных ролях, и в кино, что получалось реже, но неожиданно увлекательней. резко появилась в голове неосмысленная и пока что плоская мысль, что тратить жизнь только на театр не хотелось — и он пошёл в кино, окунулся в это целиком, открывая для актёрское мастерство с совершенно другой стороны. но, как дань памяти, он изредка возвращался на один-два сезона в театр, играя не самые большие, но значимые роли, но, в любом случае, теперь его жизнь полностью принадлежит кино. это чувство, которое обуревало на деревянной сцене театра, когда тяжёлый пыльный занавес открывается, и яркий ослепляющий свет бьёт в лицо, в кино было совершенно ничтожным, его почти даже не существовало. это чувство уступало безмерному вдохновению, расслабленности и постоянному удовольствию от того, что он делает. но всего этого театрального мандража с собственно нанесённым гримом, с гримёрками, репетиционными, запахами, присущими только театральным студиям, и с этим самым ослепляющим светом вскоре стало не хватать. хотелось тех трепещущих всё детство ощущений театра. оставив на время карьеру киноактёра, в течение которой он успел поучаствовать в съёмках двух фильмов и двух сериалов, уже будучи взрослым мужчиной, Тихон вернулся в театр. — так, а это кто? на сцене, разыгрывая роль Чацкого с чопорным лицом и в нелепых лосинах, стоял парень намного младше Тихона и читал известнейший монолог Александра Андреевича со всей присущей юности прытью, с которой сам Жизневский некогда вышел на сцену сам много лет тому назад.а судьи кто? — за древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима, сужденья черпают из забытых газет времен Очаковских и покоренья Крыма; всегда готовые к журьбе, поют всё песнь одну и ту же, не замечая об себе: что старее, то хуже. где? укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?
— это наш юный талант — дарование! Серёжа Горошко, второкурсник. Димины слова пролетают мимо ушей Тихона, который с заинтересованным восхищением смотрит, как меняется в лице парень, читая монолог двум другим персонажам — Фамусову и Скалозубу. подходя ближе к сцене, Тихон садится в первый ряд, рассматривая погружённость актёра в смысл, в текст; в персонажа.…тот Нестор негодяев знатных, толпою окруженный слуг; усердствуя, они в часы вина и драки и честь и жизнь его не раз спасали: вдруг на них он выменил борзые три собаки!!!
чувство гениальности пропитало сердце мужчины, которой уже с открытым восхищением пялился на Сергея. он уже был готов сыграть Молчалина, чувствуя себя таким же невзрачным на фоне Чацкого этого парня.…и в женах, дочерях — к мундиру та же страсть! я сам к нему давно ль от нежности отрекся?! теперь уж в это мне ребячество не впасть; но кто б тогда за всеми не повлекся? когда из гвардии, иные от двора сюда на время приезжали, —
кричали женщины: ура!
и в воздух чепчики бросали!
и Тихон взрывается восхищёнными овациями, прерывая дальнейшую репетицию пристальным изучением измученного лица парня и согласием играть кого угодно, хоть Репетилова, лишь бы в паре с этим парнем.***