Неразрывно спаянные звенья

Провозвестница счастья, только ты, золотая, Вошла безбоязненно в самый огонь. Звезда, посвященная великой богине, Облака уже в пурпуре, восход недалек, И ты за сестрами бесследно сгинешь, Спаленная солнцем, как свечой мотылек. Михаил Зенкевич

Лина весь ужин трещала без умолку. Это часть их мира, свет жизни, их маленькая взрослеющая дочка. Мамина и папина радость. Кто его знает, как бы сложились отношения с Владом, не будь совместной работы, начала в спорте, потом в тренерстве и не появись Линки. Все у них сложилось. Если подумать, то даже поверить трудно, что в 16 лет можно было так легко и сразу выбрать человека, с которым будет правильно в горе и радости. Наверное, потому что сошлись они в горе. У Валда умирала спина. У Юли умирало что-то внутри. И катались они оба на анестезии и блокадах. Он лекарственных, она - душевных. Нет, травм, конечно, тоже хватало, но плюс к этому было ощущение - все. Все тут кончилось. Ничего не радовало. Не зачем было преодолевать. Нечего больше доказывать, что себе, что другим. Этери такого не понимало. Этери все время что-то доказывает внутри себя, то ли кому-то давно ее задевшему за больное, то ли самой себе. В ней не угасает огонь потребности стремиться выше. А в Юле погас. Юля дошла на тот момент до своей вершины. Все сказала, что могла и хотела сказать. Влад это понимал. Этери - нет. За годы жизни Липницкая убедилась, что мужчины добрее и лучше принимают изношенность и пустоту. В последний сезон у Тутберидзе Юльке было важно, чтобы рядом был кто-то, кто не Этери. Дудаков походил: не смотрел на нее презрительно, когда Юля не могла. А Этери смотрела. Неосознанно, но постоянно транслировала, что видит перед собой слабое звено, готовое все бросить ради каких-то мелких житейских радостей. Ради жизни. Молодая женщина не сомневалась, что и сейчас Тутберидзе такая же. И прекрасно понимала, однажды Ксюше будет нужен кто-то, кто не будет на нее смотреть как на неоправдавшую надежды. Юля могла быть таким человеком. - Как поговорили?- спорил муж, когда они уселись на диване, краем уха слушая стрекотание дочери обо всем. - Странно, но продуктивно,- чуть улыбнулась Юля.- Но Этери вообще такая, кто его знает, что она решит через пять минут и какой сигнал судьбы заметит перед этим. Ты же знаешь. В этом, кстати, они тоже с Этери не очень сходились. Липницкая, надо признаться, не верила ни в черта, ни в бога, ни тем более в приметы. Ну, ладно, может, в некоторые примет и верила. Зато Этери верила во все, особенно, если эта вера была ей удобна. Молилась тихо богу, плевала через левое плечо и, на всякий случай, обходила дороги, по которым прошли черные кошки. Так что вникать в то, почему железная Этери передумала, найдя Юлькин телефон, бессмысленно. Женщина и не пыталась. - А Женя что сказал?- поинтересовался муж беседой Плющенко. - Да и тоже ничего особенного,- пожала плечами блондинка.- Яны не было, так что с документами еще придется разбираться. Опять же контракты на шоу, хотя он и не против, чтобы я работала в “Хрустальном”, а в шоу осталось все так же, как было. Но вообще, по-моему, посочувствовал так же, как и ты. Понял меня, но все равно пожалел. - Юльк, ну, так мы не зря волнуемся. Ты же знаешь,- муж обнял ее за плечо.- Страшно за тебя в этой “хрустальной” мясорубке. Как бы по новой не встретиться с анорексией твоей. Проблем с едой после лечения у Юли почти и не было. У нее, правду сказать, и стрессов с тех пор сравнимых по накалу теми, что были в спорте, тоже не было. И все-таки Влад прав, возвращение в “Хрустальный” - риск. Любое возвращение, связанное с началом болезни было риском. Они оба боялись, и когда Юля снова вышла на лед, и когда пошла на тренировки к шоу, и когда начала работать с детьми. Порой, впрочем, ее слегка закручивало. Супруг, замечая, как любимая начинает сползать в аффектацию по своему питанию, аккуратно выруливал назад, обращая внимание на проблему. И еще для этого был телефон штатного психотерапевта, а дома всегда находилось несильное успокоительное. Если у тебя нарушение пищевого поведения, это навсегда. Как с алкоголизмом. Излечения не бывает, лишь ремиссия. Олимпиада подкосила душевное здоровье очень сильно. Как все устремленные люди Юля никогда не останавливалась перед трудностями, шла сквозь огонь, воду, медные трубы. Трубы ее скосили. Ожидание. И нервный голос Этери Георгиевны, которая требовала не отпускать вес. Больше масса - хуже прыжок. Хуже прыжки - выше риск травмы. Умом она и тогда это понимала. Сейчас, глядя на своих спортсменов, понимает, что жесткость в вопросах веса от Тутберидзе была ее жалостью. Все сложилось: ломать ожидания публики было нельзя, набирать вес, следовательно, тоже. Вот она и не ела. И ненавидела при этом берущиеся буквально из ниоткуда граммы. И взгляд Тутберидзе на цифры весов - тоже ненавидела. Урманов так на весы не смотрел, точнее, сначала на весы, а потом на нее, разочарованно. В Сочи было легче внутренне. И все равно давило собственное ожидание. Если ты вернулась, ты должна показывать результат. А результат у нее был три килограмма назад. Первым делом сливаешь воду, отказываясь от соли. Все спортсмены делают это. И Юля делала. Всегда, перед каждым стартом. И от сахара. Даже в виде фруктов. Ушла жидкость и на какое-то время вернулся прыжок. Новый тренер радовался. Вряд ли он не понимал, чем был достигнут результат. Но результат появился. Это было хорошо. Общие амбиции питались. Юлина вера в возвращение на вершину. И именно тогда Липницкая системно стала сама на себя смотреть презирающим взглядом Этери. Больше было просто некому. В чем “хрустальная” королева была права, так в том, что так, как она скажет спортсменкам правду, никто не скажет. Запоминалось надолго и болезненно. Пришлось самой себе быть Этери. Дотянула почти сезон. Сломалась на Ростелекоме. Окончательно. Оказалось, вторая ипостась Тутберидзе - вдохновляющая - тоже нужна, чтобы выдерживать. А ее не было. И вот как к этому отнестись? Ее сломал подход Тутберидзе? Если подумать, то - да. Ее сломала половина подхода, та, в которой кнут, и отсутствие половины подхода - той, где пряник. Когда они еще были друг другу спортсменка и тренер, в этих “пряниках” рождалась сила. А когда перестали, хотя формально все еще находились в этих отношениях, то и пряники оказались не теми. Бесполезными. Невкусными. Под мужниным крылом было тихо и радостно. Он молчал, ожидая, когда Юля додумает свои переживания. И она сказала: - Придется тебе за мной последить. Пока непонятно, куда меня заведет этот поход к угасшему очагу. Но Ксюшка… Ты же понимаешь, что Ксюшка - не просто так. - Понимаю,- согласился Влад.- Буду за тобой присматривать. Прижал жену крепче к себе и развернул экран телефона, куда поглядывал до этого. - Посмотри-ка, в “Ангелах” уже пост о твоем уходе. Они прямо внушительно так рукой помахали. Штаб Тутберидзе обрадует поклонников твоим возвращением? - Сомневаюсь,- усмехнулась женщина. - Я тоже сомневаюсь,- согласился мужчина. В тихом вечере звенела неизвестность завтрашнего дня.