Неразрывно спаянные звенья

А с бледным рассветом холодное дуло Бесстрастно прижать на горячий висок, Чтоб весело кровь алой струйкой блеснула На мраморный пол, на жемчужный песок. Михаил Зенкевич

Странное все-таки это дело - возвращение к давно забытым родным берегам. Юлька стоит почти в центре тренером и силится избавиться от навязчивого воспоминания. февраль 2014 Сергей Викторович заходит в раздевалку даже не постучавшись. Вид у него мрачный и усталый. Он медленно качает головой и вздыхает: - Еще больше, чем вчера. Она просто не прорвется через эту толпу,- разворачивается к Юле и сидящей рядом ней маме.- Вы не выйдете отсюда. И девочка летит с резьбы в крик и слезы: - Я хочу домой! Домой хочу! Я этот каток, лед, всех этих фанатов ненавижу!- резко поворачивается к матери,- ТЫ так себе представляла мое чемпионство?! Так?! Зачем оно нам?! Похоронить себя в ледяной коробке! Скажите им, что я больше не выйду на лед! Никогда! Слышите, никогда больше! Юля кричит, ругается. Ей так плохо и так тошно, что ни на что нет сил. В тот момент она как никогда остро ненавидела каток, свои победы, тренеров, маму. - Это все из-за вас!- вкрикивала во взрослых. Как сейчас помнит - Этери протянула руку, чтобы близиться и привлечь внимание ребенка в истерике, а она эту руку выдернула и прижалась к матери. Шептала и молила: - Мама, давай уедем отсюда! Давай уедем! Назад, в Екатеринбург! Я ведь выиграла “золото”. Мы были на олимпиаде! Мама молчала, а Этери Георгиевна - нет. - Давайте-ка отдыхать. Ты устала. Надо выспаться. Завтра подумаем про олимпиаду, про дом, про все остальное. Сейчас главное заснуть и проспать, сколько положено. Мама обнимала за плечи. Тутберидзе вела по коридору за собой и завела в тренерскую. Ушла вглубь и вернулась с комплектом постельного белья. - У нас иногда тренеры отсыпаются здесь, домой не едут, так что храним на всякий случай,- протягивает простыни и наволочку. В ответ на удивленный взгляд поясняет: - Не волнуйтесь, все точно чистое. Это тоже правило. И вот сейчас, стоя на том же месте, что и в первый день своей ночевки в “Хрустальном” Юля словно упала в то состояние. Тогда было чувство тотальной усталости и бездомности. Бездомность была не менее тотальной. И ей больше ничего не хотелось. Вообще. Она помнила, как застилала диван, как Сергей Викторович принес мат для мамы и пожелал приятного сна. А потом ушел. Тренеры могли поехать домой. За ними не велась охота. А Юля не могла. - Привет!- Голос Этери Георгиевны за спиной тоже был из прошлого. Ровно так же она поздоровалась, придя на тренировку следующим днем после той первой ночи на диване в тренерской. И была безразлична и спокойна, настроена работать. Да и почему бы нет. Для нее ничего не изменилось. - О чем задумалась?- старший тренер обошла новую подчиненную и посмотрела прямо в глаза. - Вспомнила, как впервые стелила здесь постель,- Липницкая подбородком указала на диван. - Ааа!- усмехнулась Тутберидзе.- Да уж, незабываемая ночь. Нам с Дудом вообще пришлось спать в спортзале. Странные ощущения, знаешь ли. Юлька этого не знала. И уж про то, что тренеры тоже не входили из спорткомплекса - тем более. - Почему вы не уехали домой?- это было совершенно неожиданное откровение. - Я просто побоялась рваться через толпы народа, а Сергей Викторович остался, чтобы в случае чего защитить тебя. Мало ли что могло произойти. - Я не знала,- покачала головой молодая женщина. - Так никто и не собирался тебе рассказывать. У всех свои задачи были на тот старт. У тебя готовиться к прокатам, у нас помогать тебе. А лить слезы над несчастной судьбой и трудностями - кому это нужно и чем бы это способствовало твоей подготовке? - Я бы знала, что мы в одной лодке,- пожала плечами Юля. - Липницкая,- Этери, кажется, даже рассердилась,- мы в одной лодке были с твоих десяти лет. Что могло измениться от одной или двух, или даже десяти ночевок в “Хрустальном”? Ты вот в свой личный ад примчалась за этой твоей Ксюшей. Работа у нас такая. Знакомым с детства Юле жестом Тутберидзе поставила сумку на стол, вынула блокнот и что-то быстро написала в нем, вырвав листок после и оставив на столе. - Через двадцать минут жду тебя на льду. Представим группе. Будешь работать в паре с их основными тренерами. В детали ребята тебя введут. Задачи выставляю я. Ваша работа - следить за техникой и чтобы не халтурили. Старший тренер затормозила и задумалась: - Не могу вспомнить! Юльк, у тебя словечко какое-то было про лень. В работе главное не… что-то с плеткой связано. Хлыстить что ли? Липницкая спрятала улыбку. Ох уж эти москвичи! Ничего-то в хороших русских словах не понимают и никогда не запоминают правильно: - Не хлюздить, Этери Георгиевна,- поправила бывшую наставницу Юля. - О, точно!- обрадовалась нашедшемуся слову Тутберидзе.- Будешь следить, чтоб не хлюздили. Это важно. - А если будут, гнать в шею с катка, как раньше?- уточнила, вспомнив отдельные тренировки, чемпионка. - Сначала гнать ко мне. Куда дальше, я решу,- скорректировала план начальница.- Ну и да, сама тоже не хлюзди. Замечу, что недорабатываешь, тебя точно отправлю вон! Ну что, Этери как Этери. Ждать, что она прижмет к сердцу или даст время на раскачку - это уж слегка из области фантастики. Юля покосилась на листок, оставленный на столе: “Дуд, как прочитаешь, зайди ко мне”. Липницкая чуть заметно дернул губой то ли в улыбке, то ли в презрении. Она надеялась, что теперь все разговоры ведутся в кабинете за закрытой дверью. Раньше было не так. И кое-что она бы не хотела никогда слышать. А кое-что ей слышать было просто противопоказано, на взгляд Юли.