Психо

      Белый диск луны словно переняв атмосферу мчащегося «Мустанга», затянулся чёрными осенними тучами, из которых практически сразу хлынул леденящий дождь. Открытый кожаный салон моментально затопило миллионами хрустальных капель, но никто из сидящих внутри не отреагировал на подобный фактор. Каждый из обоих парней пряча эмоции за нескончаемыми потоками прохладной воды, сейчас проворачивал последние разумные сроки из воспалённых голов. В особенном ключе над заканчивающейся жизнью задумался пленный — он позволяя дождю остужать свои ноющие побои, мысленно проклянал самого себя, прекрасно понимая, что к «Концу» его короткой жизни привели собственные ошибки. Больше не хочется принимать чью-либо сторону, больше не тянет помогать врагам осуществлять их нечеловеческие поступки — голова чувствуя непоправимость ситуации, медленно начала очищаться от всех давящих проблем, становясь совершенно пустой.       Когда отрицательный исход неизбежен, мы все невольно приступаем собирать воедино самые яркие моменты из последних временных рамок, но оступившийся парень этого делать не стал — он просто не успел. Машина добив скорость «207», замкнула тормоза — мокрые шины не найдя в асфальте трения, в застывшем положении проскользили ещё около десяти метров и только после остановили «Мустанг» окончательно. Предатель подметив неподвижность, испуганно поднял глаза к небу, видя там лишь черноту и миллиарды падающих на него стеклянных бусин, что разбиваясь о лицо, казалось оплакивали его. Слышится резкий звук открывающегося замка передней двери, и у побитого юноши замирает дыхание — он впервые за свою жизнь боится — боится навсегда пропасть с радаров этого мира. Против жестокости и смертного насилия всегда выступал и Раян — парень никогда, неважно в здравом ли уме или под давлением психики не горел желанием стереть с лица земли живого человека, но сейчас всё было иначе. В Борзом затронули самое сокровенное — затронули безопасность его близких друзей и его доверие к окружающим людям, которым он верил, а потому и без того потревоженная нервная система сдала в противоположную точку невозврата. Следует короткая заминка — водитель, что привёз сюда убитого горем паренька, на секунду откинул ядовитый остаток засевший на сердце, впустив в душу привычную пустоту, однако этого не хватило для того, чтобы внутренняя боль предательства прошла. Своё «Я» в состояние Раяна вставляла ещё и опасная тяга — пиромания — именно она выжигала из понятий юноши доброту и мягкость характера, делая несуществующий образ помешанного убийцы.       «Убей, убей, убей...» — кричит внутренний дьявол, и Борзой с ним безмолвно соглашается.       В самом конце правого края, визуально созданного листка, появляется размашистая подпись — отныне Борзой официально поклялся выжать из агрессора перед собой всю его поганую кровь. Дьявольский договор работает ежесекундно, ведь если некоторое время назад Раян сомневался в своих жестоких склонностях, то сейчас, поднимая обидчика за горло над землёй, он не думал ни о чём, кроме мести. Проходит ещё минута, что была внесена в листок, и оступившийся уже летит на холодную, пропитанную водой обочину, с ног до головы затапливая себя в грязи. Мелькает бредовая мысль — «Это шанс сбежать» — но и она, словно последняя надежда, испаряется где-то высоко в небе. Пропитанное злобой тело ведущего этой игры, провожая орлиным взглядом каждое движение избитого, грязного и бессильного пацана, искренне радовалось — радовалось его жалкости по сравнению с собой.       — Где моя тачка, мразь? — рявкает главарь, с размахом ударяя ногой о чужую голову.       Парень не смея тотчас ответить, всем телом валится наземь, смешивая свою кровь с набухшей грязью. За задержку ответа моментально прилетает дополнительный удар, только теперь в область рёбер, которые с хрустом ломаются на мелкие части, впиваясь в мягкие внутренние ткани.       — Цену себе набиваешь? — уточняет Раян, приподнимая собеседника за волосы так, чтобы можно было посмотреть в его кровавые глаза. — Или думаешь, что я не смогу закопать тебя живьём? Отвечай!       — Как мне ответить тебе? — срывается юноша, тратя последние остатки сил. — Если Ты постоянно бьёшь меня.       — Неправильный ответ, — с улыбкой психа тянет Борзой, вновь замахиваясь для полной отдачи сил.       На нескольких атаках «беседа» не заканчивается, следует ещё и ещё — пострадавший через раз хватая в переломанную грудь воздух с частичками грязи и крови, поистине познал почему Раян носил кличку «Борзой». Ожидаемый парнем перерыв на разговор о местоположении машины и товарищей Психо к сожалению так и не состоялся — проснувшийся дьявол-пироман не собирался задавать лишних вопросов и слушать на них ответы, словно уже давно зная обо всём. Эта личность, что большую часть своего существования мирно спала и лишь изредка просыпалась, за период своего бодрствования уже успела сделать такое, что и в кошмарах шизофреника не показывается.       Раз, два, три... — начинает считать неподвижный юноша секунды перед тем, как навсегда покинуть мир живых, но ему не позволяется даже этого. Добившись максимального скачка напряжения, Борзой забрал все сто процентного чужого внимания, что означало только одно — стремительно падая в пропасть между «миром живых» и «миром мёртвых», провинившийся не смел врать никому. Человек, что вырос в более-менее приспособленных условиях, по своему нутру не в силах разгадать замысел человека, что вырос в «аду», а потому сейчас агрессор совершенно не видит в жестоких действиях озверевшего знакомого, до мелочей продуманного победного хода. Человек, что всю свою жизнь крутится в буре непроходимых испытаний, прекрасно знает, что только боль — мучительная, невыносимая, убивающая боль может вынуть настоящую сущность индивида наружу. Наружу сущность противника вынимал и Раян — выпуская накопившийся гнев в виде безжалостных ударов и медленно нейтрализуя расшатанные нервы, парень параллельно подводил объект «уничтожения» к состоянию «живого мертвеца», когда за лживый язык отвечает правдивый и чистый мозг.       — Попытка номер два... — издевательски вытирая с разбитых рук инородную алую жидкость, начинает Борзой, хищно всматриваясь в кровавый кусок плоти у своих ног. — Где моя тачка и люди в ней?       Юноша впустив в заложенные уши отрывки вопроса, захлёбываясь красными сгустками, принялся быстро бормотать нескладные звуки, постоянно держа в голове тот факт, что за молчание тотчас же последует жестокое наказание. Однако, как бы парнишка не старался выдавить из себя хоть какое-то единое предложение, ничего не получалось, из-за чего лицо выше смотрящего ведущего постепенно преображалось обратно в морду монстра.       — Постой... — истощено умоляет проигравший, боясь, что за подобные бредовые речи его точно отправят на тот свет. — Я всё скажу! Всё, всё что нужно... — окончательно сдаётся тот, сплёвывая кровь на мокрую грязь. — Только перестань, прошу...       — Ответ, — не дрогнув даже бровью, требует Борзой, душевно не чувствуя ни капли жалости к своему обидчику.       — Я лишь информатор, — опускаю тяжёлую голову на прохладную пожелтевшую траву, приступает отчитываться парень. — Мне ничего толком не гово... — дрожащий голос резко прерывается кашлем, что пропускает по телу дополнительный смертоносный круг боли. — Но если я правильно смог уловить, «предателя и вспомогательных пешек» должны были поймать до въезда в этот район. На пересечении двух дорог.       — Поворот на второю трассу, — задумчиво подытожил Раян, моментально получая дополнительную информацию.       — Где находится придорожная лесная посадка, что стёрта с карт, — подсказывает собеседник, завершая свои слова параллельно с подрывом Борзого со своего места.       Кажется, вот оно спасение, вот оно избежание смерти, но это вновь лишь бредовые догадки — Раян не потерял контроль над эмоциями и не сорвался сломя голову на помощь знакомым Юна — нет — парень сыграл с агрессором заключительную злую шутку. Обманчиво стартонув к «Мустангу», пироман остановился не у водительского сиденья, а почему-то около багажника, практически сразу же ныряя в самую его глубь. Неуловимое мгновение, и в руках Борзого появляется литровая канистра бензина, которая попав в руки парня нарисовала на его лице непередаваемую улыбку превосходства.       — Нет! Умоляю, не надо! — игнорируя боль, кричит «живой мертвец», пытаясь отползти подальше от маньяка. — Я обещаю исчезнуть и никогда не попадаться тебе на глаза! Только отпусти!       — Я могу простить всё что угодно, кроме предательства и измены, — рисуя горючей жидкостью замкнутый контур вокруг юноши, признаётся псих. — А ты меня предал, — напоминает Борзой, безэмоционально выливая остатки бензина на голову собеседника.       В непросветном мраке вспыхивает маленький огонёк — это короткая спичка, быстро пробежав по боковой стороне своего коробка, затанцевала в ало-оранжевом вальсе. Пугающе похожий танец появляется и в глазах Раяна — чувствительные зрачки поймав яркий свет, не только увеличились в несколько раз, но и пустили по всему телу приятную волну счастья.       — Лишь одна мысль о том, что ты сможешь ходить по одной земле вместе со мной, выворачивает меня наизнанку, — подбросив горящую щепку в небо, прохрипел Раян истерически подавляя в себе нахлынувший смех ужаса.       Холодный и быстрый поток ветра подхватив горящую древесину, на секунду затушил в ней всю энергию, но только на секунду, ведь спичке хватает и крошечного бордового уголька, чтобы пропитанный горючим уголок пропал под губительным столбом огня. В радиусе сотни метров резко появляется огненный шар, который тотчас затмевается нечеловеческими воплями — воплями, что вырвались из паренька из-за невыносимого жжения. Бедолага в прямом смысле горел живьём, с каждым мгновением постепенно занижая свой крик, словно голос тоже сгорал, улетая высоко в небо вместе с чёрным дымом. Правда, пока видимая жизнь угасала, внутренняя часть вмещающая в себя надежду продолжала оставаться в режиме ожидания — надежда, искренне верила в благосклонность бывшего знакомого, не позволяя хозяину расстаться с душой. Однако все молитвы были бессмысленны — Раян потупив нереалистично огромные зрачки в эпицентр пламени, будто бы заворожённый стоял на одном месте, не смея оторваться от созданного зрелища ни на секунду. Он смотрел не на чужие мучения — нет — его уши даже не улавливали крики, ведь всё внимание парня захватил яркий свет, что так и манит к себе. Собственная жестокость, которая медленно толкала постороннюю жизнь к смертельному обрыву, проносилась мимо его разума — огонь и только он интересовал Борзого. Когда юноша подбрасывал спичку, им двигали ярость и агрессия, сейчас же мышление захватывал новый правитель — его захватывала проснувшаяся психическая болезнь «пиромания». Уже не кажется, что вот он конец, ведь этот отрицательный термин уже наступил — пропадает и последняя надежда, взлетая вместе с голосом и дымом ввысь. Проходит ещё минута, и в качестве завершения исчезает и душераздирающий вопль, который отрывком прозвучав где-то в глубине провинившегося, потух навсегда. По телу паренька бежит ледяная волна, что попадая на обгорелую кожу и кровавые следы побоев, оставляла после себя спасительную плёночку.       «Спасибо», — проносится последняя мысль из реальности, перед тем, как парень окончательно сомкнул веки на глазах.       Обессиленный разум не смог дотерпеть до финиша испытания, а потому скорее всего юноша не сразу узнает, что его упавшую линию жизни перехватил и спас бескрылый ангел-спаситель. Руки, что залили разъяренный поджёг, принадлежали самому Раяну — он не справившись с давлением совести и притоком эмоций, что без остановки кричали ему: «Убийца!», «Психопат!», «Маньяк!», на время обезвредил манию к свету, впустив в голову адекватность. Его испугали не сами обидные слова, звучавшие из центра головы — ему было страшно услышать их вживую от близких людей, а если точнее, то только от двух из них. В круг «особенных» входил прежде всего Психо, которому Борзой искренне доверял и всё время напоминал самому себе тот факт, что смотря в глаза Юнги ни разу не сказал ему слов с контентом о психическом заболевании. Вторым кандидатом являлся малоизученный, но такой положительный Хосок, от которого Раян почему то ожидал получить такие же действия, как и от бывшего лучшего друга.       Пока где-то на обочине тёмной трассы пироман решает судьбу человека — то заганяя юношу в клетку смерти, то самовольно вытаскивая его оттуда — в нескольких сотнях метров от них четверо молодых людей испытывают подобные манипуляции только уже на себе. Ещё тридцать минут назад все они мирно мчали к отмеченной чёрной точкой на карте-проводнике, но идиллия закончилась ровно тогда, когда в заднюю часть автомобиля неожиданно врезался чужой бампер, что тотчас же вывел систему управления из под контроля. Для каждого сидящего это происшествие рисует отдельную краску эмоций — для Джина и Чона приступ паники, для Намджуна простой испуг, а для Тэхёна чувство ностальгии и страха. Своеобразная реакции последнего из них была неспроста — Ви досконально помнил недавнюю, самую болезненную гонку с Психо, что сейчас до ужаса похоже переплеталась с новой, из-за чего напряжённые потоки мозга начали быстрее разгонять мысли по всему периметру разума.       — Что за чёрт? — пытаясь выровнять колёса, неоднозначно бросает Нам, моментально понимая, что с лицевой стороны на них мчит ещё один автомобиль.       Парень на автомате ударяет по тормозам, надеясь избежать двойного удара ведущего всех на верную смерть, только вот наивная надежда оказывается нестандартным обманом — встречная машина продолжая слепить яркими фарами не собиралась сбавлять скорость.       — Выходим, быстро! — неосознанно подсчитав остатки времени до столкновения, рявкнул Ким, тотчас же спрыгивая на асфальт.       Громкий и чёткий приказ работает незамедлительно — вся толпа одновременно покидает машину, для дополнительной безопасности сразу же перебегая на противоположную обочину от автомобиля. Раз, два, три — считает Ви, обрывая счёт вместе с оглушительным ударом железа о железо. Его опасения оказались правдивы — от зажатой между огромными джипами легковой машины не осталось ничего, кроме узкой гармошки из переломанных титановых балок, что раньше скорее всего служили Раяну некой защитой в разгаре спортивных гонок.       — Я так и знал, что связавшись с Психо не стоит ждать чего-то хорошего. — не выдержав паузы молчания, признаётся Чонгук, продолжая смотреть испуганными глазами на остатки средства передвижения.       — У Юна нет таких знакомых, — встревает Нам, параллельно наблюдая со стороны налётчиков активное движение.       «— Зато есть у меня», — панически добавляет про себя Тэхён, даже сквозь темноту начиная встречать знакомые озлобленные морды.       Быстрое ориентирование в ситуации и безошибочное понимание предстоящего кошмара, позволили Киму выиграть немного времени для логичного действия-спасения — побега, которым юноша так и не воспользовался. Он насильно подавив в себе яркое желание «дать дёру», убил в себе последние капли самосохранения, из-за чего бесконтрольное, покалеченное тело самовольно перегородило собой силуэт совершенно чужого человека — покрытая синяками спина заслонила Гука. Не на свою защиту встал и Джун — он уловив опасения Тэ, тоже не долго думая, завёл Джина за свою спину, расставляя руки в стороны так, чтобы парнишка позади него был полностью оторван от реальной угрозы. Не успевают впереди стоящие парни занять свои позиции, как на них опускается неприятный туман восприятия — удар, посторонний крик толи Чонгука, толи Джина, снова удар, только уже об землю, повторный визг и темнота. Добавлять чего-то нового не приходится — кроме издевательств и побоев оторванные от мира парни не видят ничего, единственное, что их всё таки разделяет на два отличительных лагеря, это отношение — придерживаясь своих понятий, люди в чёрном спускали свой пыл исключительно на добровольцах, когда Чонгука и Джина они всего лишь запугивали словесно.       Дальше время для нескольких ребят из четвёрки окончательно сходит с ума — ослабленный Ви проваливается в омут обморока, в последние секунды сознания ловя момент, как Намджун бессильно валится рядом с ним, с неохотой закрывая тяжёлые веки.       Ясность в зрачках появляется только спустя неопределенное время — время за которое «защитники» даже в обморочном состоянии переживали за безопасность своих «подзащитных», непрерывно пытаясь разорвать пелену болевой отключки. Первым в себя пришёл Джун — он победив свою же слабость, испуганно разомкнул ресницы, упираясь в знакомый взгляд напротив, что теплым приливом окутал его напряжённое сердце, параллельно убрав бегающую дрожь.       — Очнулся... — охрипшим голосом протянул Джин, бережно завлекая Нама в любовные объятья.       — Да всё со мной хорошо, не переживай, — позволяя парню обхватить своё тело, врёт Намджун, игнорируя пульсирующие синяки.       Только сейчас, когда глаза наконец-то сфокусировались на пространстве вокруг, юноша с грязно-сиреневыми волосами смог понять, что локация «придорожной обочины» сменилась на «замкнутое пустое помещение». Низкий потолок с одинокой лампочкой по середине и четыре голые стены, в плену которых заперли не только кучку напуганных парней, но ещё и букет всевозможных отрицательных эмоций, наводили на каждого запертого ужас — на всех, кроме одного, что был в отключке. Нам ещё раз пробежав мутным взглядом по помещению, лишь со второго раза заметил заплаканный сжатый комочек и неподвижно развалившийся силуэт напротив него. Замерев на человеке, что больше напоминал кровавое месиво, нежели живое существо, Джун всерьез задумался над идеально прямой оцепеневшей грудью, которая не вздымалась вверх как ей полагалось.       — Он дышит вообще? — тихи-тихо шепнул Намджун юноше рядом с собой.       — Я не знаю, — признался собеседник, скрывая за коротким ответом другие слова: «Чон не подпустил меня проверить бедняге пульс, боясь услышать плохое».       По ногам пробежал неприятных холодок — встречаться с подобным Наму не приходилось, из-за чего вся выработанная безэмоциональность и стойкость растворились, сделав его незащищённым и боязливым. Оперевшись на разбитые запястья, старший решился подняться на неустойчивые ноги — и у него получилось, правда теперь, когда обзор взгляда стал ещё лучше, страх накрыл Джуна с новой силой. Следует нерешительный короткий шаг, который тотчас подмечается посторонними глазами — это Гук уловив движение со стороны, впился в растерянного парня заплаканными красными бусинками своей души, словно предупреждая: «Ещё один шаг, и я тебя убью». Агрессии проявилась не к Намджуну — нет — находясь долгое время в стрессе Чон перестал отличать «своих» от «чужих», потому любой, кто хотел дотронуться до Кима, в голове младшего выдвигался как «противник».       — Эй, это же Я, — узнав «тот самый защитный взгляд», что бывал обычно только у Психо, попробовал Нам, медленно выставляя руки вперёд. — Я ведь ничего плохого не сделаю ни тебе, ни ему.       Спокойный тембр голоса может и не сразу, но работает как возвращение к реальности, и Чонгук пустив горячие слезы по грязным щекам, с разбега врезается в высокого парня, пряча замученное лицо в его мокрой одежде.       — Он так защищал меня... — отрывисто выдал Гук. — Он закрывал меня от каждого удара... закрывал собой, — повторяет он. — Он взял всю боль только на одного себя.       Сказанные искренние слова невозможно не принять близко к сердцу — эмоции толпой проходят в голову каждого из присутствующих, оставляя после себя грустную атмосферу. По-прежнему неподвижным остаётся Ви — его руки безжизненно опустили вдоль тела, голова смиренно упала на правое плечо, а ноги приняв не совсем анатомическое положение, словно навсегда замерли именно в этом образе. Нервы больше не выдерживают, и Намджун передав младшего в объятья Джина, медленно подошёл к искалеченному телу, с замиранием сердца опускаясь на колени. Окаменевшие пальцы тянуться к чужой шеи, потому что измерить пульс на запястьях было бы просто невозможно — руки будто бы побывали в мясорубке. Раз, два, три — считает про себя Джун, ни разу не почуяв на пальцах импульс жизни, сердце просто-напросто устало бороться с этим жестоким существованием. Все последние капли стойкость в старшем резко испаряются — теперь он наверняка уверен, что в замкнутом пространстве не четыре жизни, а только три, и это «уверенность» быстро отсеивается, когда по пальцам пробегает мощный поток накопившегося давления. Заработать сердце с таким задором, заставила не выносливость и не борьба с самим собой — подобная заслуга принадлежала запрещённому наркотику, который принудил алый осколок биться в бешеном ритме благодаря лишь еле уловимому шлейфу от всей дозы. Долгоиграющее опасное вещество под названием «морфий», попав в организм Кима по прихоти Раяна, сейчас не только поддавало энергию важным составляющим тела, но ещё и убирало общую боль, от которой оставался лишь неприятный отголосок некомфортности. Пребывая в глубокой отключке Тэхён не задумывался над неисчислимыми переломами, не переживал об открытых ранах, что в следствии драки покрылись грязью, не придавал он значению и через раз бьющемуся сердцу, всё обвалившиеся на юношу отрицание себе забирал «морфий».       — Живой... — с облегчением шепчет самому себе Джун, для точности ещё раз прикладывая ладонь к чужой шее.       Кажется, что никто кроме самого Намджуна не слышит этого короткого и радостного заключения — но нет — на обрывистую фразу практически тут же оборачивается запуганный Чон, жадно впиваясь в лежащего парня. Больше не требуется переспрашивать или дотрагиваться до мест пульса, ведь грудь Ви открыто вздымается вверх, визуально сообщая присутствующим о превосходной работе своего сердца.       — Живой? — не веря собственным глазам уточняет Гук, истерически отталкивая Джина и падая на колени.       Тяжёлый нервный срыв взяв своё, выплеснул в голову младшего одновременно все эмоции, от чего тот не смог устоять на ногах, упав прям на месте. Джин потеряв товарища из виду, хотел было броситься поднимать обезумевшего юношу, но тот не нуждался в помощи — зрачки наполненные счастьем смотря в одном направлении, заставили Чонгука забыть о принципах и поползти на коленях к своему объекту внимания.       — Живой... — трогая горячие щёки больного, подтверждает Чон, опускаясь рядом с ним.       Теперь, когда все самые главные страхи ушли, хочется без памяти провалиться в манящую пелену сна, но не у Гука, не у кого-то другого этого не выходит — железный дверной засов щёлкнул, запустив в замкнутое помещение два незнакомых силуэта. Ворвавшиеся парни сильно отличались от прежних налётчиков — они не отдавали спокойной высокомерной атмосферой, а тяжёлое, словно нарочно сбитое дыхание, даже сквозь плотные чёрные балаклавы эхом разносилось на приличное расстояние. Отличительной особенностью в их визуальном обмундировании были и неподходящие для осенней погоды облегчённые джинсовые куртки, на груди которых красовалась вышивка из красного креста, что перечёркивал языки пламени. Единственное, что всё таки пугало в их образе — это окровавленные биты, которые опустив свои головы книзу, будто бы отдыха после тяжёлого неравного боя. Именно этот предмет запав в голову Чона, заставил его прижаться ближе к Намджуну, который подозрительно хладнокровно водил по незваным гостям томным взглядом, молча изучая каждого из них. Ребята же в свою очередь издевательски игнорировали все прилетающие в них взоры — подобно профессионалам встав по краям входа и сложив руки в сжатый замок перед собой, молодые люди направили всё своё внимание в противоположную стену, потупив в неё разгоряченные зрачки. Они не спешили махать кулаками, не подавали признаков открытой ненависти к испуганным пленным — наоборот, казалось они встали на их защиту, преподнеся свои спины в виде дополнительной ограды от недоброжелателей. Закрытые лазейки к настоящим мыслям парней в балаклавах путают Джуну все карты, из-за чего тот не в силах понять наверняка, кто они «свои» или же «чужие». Однако окончательно связь прерывается лишь тогда, когда снаружи замкнутого здания слышится пронзительный рёв спортивного автомобиля, что словно начертив шинами круг, замер в немом затишье.       — Огненный царь приехал, — сообщает своему приятелю один из надзирателей, даже сквозь защиту показывая всем довольную улыбку...