Предсказания и факты

      Был поздний вечер пятницы, декабрьский ветер в Пушкине казался даже более пронзительным, чем в Питере, Ян переминался с ноги на ногу перед высокими железными воротами, ожидая, пока ему откроют. Наконец, домофон пронзительно запищал. Стоило Яну зайти за тяжелую дверь, на него кинулся, громко лая от возбуждения и радости, здоровенный лохматый пес. Ян принялся торопливо гладить лобастую голову, чтобы унять это воплощение детского восторга в форме взрослого леонбергера.       — Ну, ну, Фрэнки, кто тут хорошая, славная псина? — пробормотал он, невольно улыбаясь. Славная псина своей башкой упиралась ему почти в пояс, пытаясь одновременно лизаться и лаять.       — Фрэнк! — окликнули сурово от порога, и Ян поднял голову. Дима стоял в дверном проеме, с кружкой в одной руке и планшетом в другой. — Шевцов, ты, как обычно, позже всех.       — Клиент задержал, — пробормотал Ян, прошагав по ступенькам, сопровождаемый громко дышащим Фрэнком. — А ты как препод, ей-Богу. Какая разница? Все пьют и болтают.       — Это вопрос общей дисциплинированности, — сказал Дима ехидно, закрывая за Яном дверь. В доме было тепло, потрясающе пахло печеным мясом, специями, чесноком и горячим вином. В большом холле, где у порога стояли разномастные ботинки и сапоги, Ян разулся, кинул свое пальто на пуфик — вся вешалка была занята, — и прошел вслед за Димой в гостиную.       — Добрался-таки!       — Агаааа, а ну-ка срочно налейте опоздавшему.       — Ура, Ян! — с ближайшего кресла подорвалась Лиля, худенькая девочка с ярко-малиновыми волосами, повисая у него на шее. Ян, улыбаясь, обнял ее в ответ, оглядываясь.       В теплой светлой гостиной, наполненной запахами жаркого, сухих цветов и глинтвейна, было шумно, жарковато и очень по-домашнему. На диванах и в креслах сидели и лежали, пили вино из высоких стеклянных кружек, смеялись, спорили и обнимались ясновидящие, гадалки, медиумы и телепаты. В основном — знакомые. На ковре, усевшись по-турецки, о чем-то яростно и весело ругались Милена и Даша, размахивая руками и перебивая друг друга. Одна работала бухгалтером в строительной компании, вторая — воспитательницей. Обе гадали на картах и имели свою стабильную клиентуру из женщин за сорок и юных, оккультно настроенных девиц.       С дивана за их спором наблюдал Сима, кудрявый рыцарь вечно печального образа, с головы до ног в черном, прихлебывая из своего стакана что-то покрепче вина. Еврейские родители наградили его прекрасным именем Симеон, а бабушка по материнской линии — редким пророческим даром, но предсказывать он мог стихийно и в основном глобальные события. Землетрясения, лесные пожары, свержения правительств и прочие катастрофы, плохо поддающиеся профилактике. До конкретных людских драм его талант не опускался.       Рядом с ним уселся Дима, возобновляя свой разговор с мужичком, похожим на какого-нибудь главу сельского Дома культуры. Алексей Сергеич, как и Дима, прекрасно умел видеть духов и общаться с ними. Более того — ходил по дворцам и старым купеческим домам в центре только для того, чтобы задушевно поболтать с призрачными представителями дворянских родов, слугами, извозчиками, кухарками и прочими потусторонними жителями. Он писал исторические заметки в ряд газет и удивлял редакторов количеством и яркостью деталей из повседневной жизни старого Петербурга.       — Ян, слушай, слушай! — отвлекла его Лиля, требуя внимания.       — А? — поразмыслив, Ян стянул свитер, оставшись в футболке. Звякнули кулоны на груди, он машинально поправил перепутавшиеся цепочки. Лиля, на секунду от него отцепившаяся, снова повисла на шее, как клещ. Зеленовато-карие глаза в обрамлении жуткой черной подводки радостно блестели.       — Я на днях прочитала нашу классуху! — проговорила она, разве что не подпрыгивая на месте. — Прям так явно получилось, не просто образы, а почти разобрала слова. Прикинь, она встречается с физиком! С Александром Ва-лерь-е-ви-чем! — Лиля произнесла по слогам, закатывая глаза. Для пятнадцатилетней школьницы, какой бы одаренной телепаткой она ни была, учителя наверняка оставались загадочными существами, которые живут в школе, все свободное время проверяют домашние работы и уж точно ни с кем не встречаются. Тем более — друг с другом.       — Надеюсь, ты не кинулась это обсуждать с одноклассницами? — спросил Ян с ухмылкой и заработал взгляд, в котором было и возмущение, и веселье. Конечно, Лиля чувствовала, что вопрос не был задан всерьез.       — Ага, сразу же со всеми обсудила, — ответила Лиля язвительно, скрестив руки на груди. — Заодно сказала, что прочитала ее мысли. Алё, я не маленькая. И вообще. это их с физиком дело.       — Я в курсе, не вставай в позу, — Ян примирительно взъерошил малиновые волосы. — Ты серьезный и ответственный член нашего общества. Уж точно ответственней некоторых, — проговорил он чуть тише, вспомнив происшествие с Давидом. Воспоминание отозвалось тупой болью в висках.       Голова болела с того самого паршивого вечера. Ян прекрасно знал, что ничего не дается бесплатно, ничто не остается без последствий. Бездумное, в пылу злости кинутое проклятие обернулось для него такими мигренями, что иногда заснуть не удавалось даже с таблетками. Он понимал — нужно найти Давида, попытаться ему объяснить ситуацию и снять проклятие. Но, во-первых, человек вроде Давида вряд ли готов был сходу поверить в существование проклятий, а во-вторых, Ян был все еще страшно зол на этого придурка. А заодно на себя, потому что не сдержался, не смог повернуть ситуацию в свою пользу и, похоже, этой выходкой поставил крест на своих художественных амбициях. Поэтому задавливал голос разума гордостью, пил обезболивающие и пытался прикинуть, на какое время растянется поганый побочный эффект.       — А что ты натворил? — спросила Лиля любопытным, специально-таинственным шепотом, озираясь и отыскивая взглядом Диму. Он был в каком-то роде наставником для них обоих, и, если Ян с возрастом начал относиться к Диме почти как к равному, для Лили тот был строгим старшим братом и непререкаемым авторитетом. — Я же чувствую, у тебя аура не в порядке. Дима тоже щас начнет спрашивать.       — Он не так хорошо видит ауры, — сказал Ян досадливо, понимая, что Лиля права. Хорошо, не хорошо, но они были достаточно близки, чтобы сразу замечать изменения в аурах друг друга. — Ой, Лиль, не хочу об этом. Сделал глупость.       — Проклятие, — раздался прохладный голос над плечом Яна. — Оч-чень интересно. Дима был тут как тут, с инквизиторским видом скрестил руки на груди, разглядывая Яна в упор. Лиля тут же сделала огромные глаза и уже собралась что-то сказать, но, посмотрев на одного и второго, мирно отошла в сторонку и ужом заползла в кресло.       — И что? — откликнулся Ян, маскируя противное чувство вины безразличным выражением на лице. — Ты не поверишь, бывает и такое. Нигде не написано, что я белый маг.       — То, что ты мстительный идиот, тоже нигде не написано, — произнес Дима мрачновато. — Ян, ну какого хрена? Без тебя проклятий мало? Можно подумать, люди сами с этим не справляются. Они хотя бы не соображают, что творят!       — Я в тот момент тоже плохо соображал, — буркнул Ян, не сразу поняв, что тем самым признал свою неправоту. — В смысле, это не была какая-то запланированная диверсия. Просто психанул!       — Слушай, Шевцов, у нас тут не Гарри Поттер, — сказал веско Дима, — палочку у тебя никто не отберет. И в тюрьму не посадит, можешь не оправдываться. Ты просто своими руками… или, точнее, силами разрушаешь свою же ауру.       — Да что ты говоришь, — процедил Ян, машинально касаясь виска — боль, сперва незаметная, снова начала пульсировать и переливаться в голове, отдаваясь в глаза. — Вот это новости. Вот это я не знал.       — Хочешь ехидничать — пожалуйста, — вздохнул Дима, глядя на него устало, как учитель средней школы на трудного подростка. — Я все это говорю только потому, что за тебя волнуюсь. Веришь или нет.       Ян верил. Он ауры видел прекрасно, хоть и мысли, как Лиля, читать не умел. Для этого нужен был более организованный подход.       — Да знаю, — сказал он неохотно, отпуская свою упрямо-защитную позицию. У сердца потеплело, и в очередной раз высунула голову его прежняя юношеская недо-влюбленность, глупая беспочвенная надежда. Дима волнуется. Ему не все равно.       «Ага, как же», — сразу произнес едкий внутренний голос. «Дима — типичный вожатый. Всем ребятам пример. За всех отвечает и наставляет на путь истинный. Твои слюнявые подростковые фантазии тут ни при чем».       — Сними проклятие, Шевцов, — сказал Дима с нажимом, — не тащи это в следующий год.       — Ха! — Ян мотнул головой. — Да две недели всего осталось, как ты мне предлагаешь успеть?       — Там пятнадцати минут хватит, не кривляйся.       — Мне его сначала найти нужно!       — Хочешь сказать, выбрал случайного мужика из толпы? — уточнил Дима скептически. Он понимал, к абсолютному незнакомцу у Яна не могло быть такой силы отрицательных эмоций, чтобы хватило на рабочее проклятие. Только те, кто на подобных вещах специализировался, умели вызывать нужные эмоции каким-то особенным образом.       — Не совсем, — произнес он нехотя, поднимая глаза к потолку. Это все неприятно напоминало визит к завучу школы. Да еще и боль в висках усилилась, уютный свет гостиной стал казаться невыносимо ярким, а все запахи — чересчур сильными.       — Димочка, вы чего тут ругаетесь? — в разговор вмешалась хозяйка дома, подошла откуда-то сбоку, держа в руках большой графин, ярко расписанный золотыми и алыми цветами. Пожилая уже армянка, София была своего рода легендой среди петербуржских гадалок. К ней регулярно приезжали серьезные дамы и господа из Смольного, известные артисты, певицы, танцоры, бизнесмены, в общем, София пользовалась всеобщим почетом и никогда не бедствовала. Но при этом была добродушной и совершенно простой, в ее доме и ее сердце находилось место для каждого, кто просил о помощи. — Лиля, доченька, возьми-ка компот, отнеси на стол.       — Теть Сонь, мы не ругаемся, — отозвался Дима успокаивающе. — Просто разговариваем.       — А чего голос такой, будто ругаетесь, а? — нахмурилась София, впрочем, продолжая улыбаться. — Ян, дорогой мой, а у тебя с головой совсем беда. Чего вдруг?       — Это врожденное, — одними губами произнес Дима, но Яну было не до шуток. Его начало мутить от боли, страшно хотелось сбежать и прилечь где-нибудь в холодном и темном уголке.       — А ну пойдем со мной, пойдем, — София крепко взяла Яна за запястье сухой и теплой морщинистой рукой и повела куда-то настойчиво, по коридору в просторную и чистую кухню. — Идем, сынок, сейчас мы с этой бедой справимся. Присядь-ка.       Она начала шарить по шкафам, греметь какими-то банками и бормотать негромко:       — Нет, это не дело совсем, так не пойдет. Устроили мне тут! Ну да ты на Диму не сердись, золотой мой, Дима тебе только добра желает. Вечно нянчится с новенькими, особенно — кто помладше. — София, закряхтев, выпрямилась, наливая в бокал прозрачную розоватую жидкость. — И тебя он, наверное, всегда будет оберегать. У него ведь, знаешь, младшая сестренка болеет. Лет одиннадцать ей, кажется. С кровати почти не встает, из дома — только на коляске. Так он каждые выходные к ним ездит, в Павловск, возится с ней, какие-то развлечения придумывает.       Ян замер, перестав упиваться своими страданиями. Даже боль, кажется, стала не такой резкой.       — Он не говорил, — произнес он тихо.       — И не скажет, голубчик мой, нет, не тот характер, — проговорила София, что-то помешивая в бокале. Досадливо убрала рукава кофты, которые мешались, так и норовили соскользнуть по жилистой руке. — Не любит, когда его жалеют, он всегда должен быть самым сильным, самым смелым. И духов своих он вылавливает по квартирам, потому что хочет помочь. Отпустить. Маринка, дурочка, говорит, он сухарь. Аналитик, тоже мне, цифры он там считает, математик! — она рассмеялась добродушно, болтая стакан в руке. Что-то прошептала, прикрывая глаза. — Нет, у Димы нашего сердце горячее. Не зря ты раньше за ним хвостиком ходил, вон, как Лиля сейчас за тобой.       — Не ходил я хвостиком, — фыркнул Ян независимо.       «Еще как ходил», ехидно напомнил внутренний голос. София только посмеялась, качая головой, и вручила ему бокал. Розовая жидкость слегка пахла хвоей и гранатом.       — Пей-ка, золотой мой. Поможет. На время, — добавила она, вдруг став серьезной. — Сейчас боль пройдет. Но ты пожалей лучше этого паренька, Ян, и себя пожалей. Не надо долго ждать, не откладывай. Сними проклятие, будь оно неладно.       Ян опустил бокал с кисловатым настоем, жидкость приятно пощипывала язык. Хотел задать вопрос — и передумал. Темные глаза Софии светились пониманием, они видели гораздо дальше и глубже, чем он надеялся когда-либо увидеть. Спрашивать, откуда она знает, было просто наивно.       — Боюсь, что он не поверит, — признался Ян, неожиданно для самого себя. — Решит, что я ненормальный. И вообще… он меня оскорбил.       Все вместе прозвучало противоречиво, бессильно и по-детски. София снова негромко рассмеялась, положила ему на плечо руку — от пальцев словно разошлось тепло, заливая шею и стекая на спину.       — Есть такая поговорка хорошая, — произнесла она нараспев, — про обиду. Мол, обижаться — это как пить яд и надеяться, что умрет кто-то другой. Раз не хочешь ему сделать добро, ну так сделай добро себе. Успеешь вовремя, может, и не все потеряно будет, — добавила София задумчиво. — Наоборот, найдешь даже больше, чем надеялся.       — В каком смысле? — спросил Ян осторожно. Боль в голове медленно таяла, и ему становилось все интереснее. Но София только хитро улыбнулась, кивая.       — Узнаешь, если случится, золотой мой. Как голова, не болит?       В такси до дома, далеко за полночь, Ян таращился в окно, мысли прыгали с одного на другое. От неожиданной правды о Диминой сестре до всего, что сказала София, а потом — к фантазиям на тему того, как Давид воспримет его звонок. Или сообщение. Или, может, найти его и поговорить лично? Ян все еще сомневался, что сможет быть достаточно убедительным. С другой стороны, Давид должен был обнаружить действие проклятия. Рисуя на запотевшем стекле спирали, Ян мрачно рассуждал, что хуже с точки зрения репутации. Быть слегка поехавшим и воображать себя предсказателем, или обладать реальной силой и проклясть потенциального работодателя. Да еще и таким… особенным образом.       Погруженный в свои мысли, он на автопилоте выбрался из такси и направился к парадной, нашаривая в кармане ключи. Потянул на себя тяжелую железную дверь, сунулся внутрь и столкнулся с выходящим из парадной парнем.       — Извините, — буркнул машинально и только потом поднял глаза на ошарашенного Давида. Оба замерли на пороге, глядя друг на друга. Затем Давид сгреб Яна за локоть и аккуратно втащил его в парадную — дверь с угрожающим скрипом захлопнулась за ними.       — Что ты со мной сделал? — спросил Давид раздельно.

***

      Ян швырнул пальто в кресло, размотал длинный шарф. Давид стоял, опершись плечом о косяк, у входа в гостиную и косился с подозрением. В объемной толстовке и джинсах он смотрелся моложе и повседневнее.       — Чай будешь? — спросил Ян, собравшись с духом. Высокопарное «вы» с их прошлых встреч как-то улетучилось.       — Ничего я не буду, — Давид, поморщившись, сделал небольшой шаг на территорию гостиной. Словно подозревал, что комната опасна сама по себе.       — Как угодно.       — Это НЛП, да? — продолжил Давид требовательным тоном. — Или гипноз? Как ты это провернул?       — Что провернул? — уточнил Ян самым невинным тоном. Несмотря на всю решимость исправить свою ошибку, сейчас, когда Давид приехал сам, он просто не смог удержаться.       — Сам знаешь, — аура Давида пылала угрожающе. Ян на мгновение заколебался, не нанесут ли ему в порыве страсти тяжкие телесные повреждения. А потом засмотрелся на тягучие, насыщенно-багровые полосы и завитки ауры. — Ты сделал… в общем, сделал то, что сказал. В прошлый раз. Каким образом?       Длинно вздохнув, Ян уселся в кресло. Облокотился о колени, наклонившись вперед и глядя на Давида.       — Простой рабочий Иван Иваныч, загуляв с друзьями по случаю пятницы, приходит домой пьяный в зюзю, — начал он спокойно. — Как у него принято в этих случаях, колотит супругу, которая, на свою беду, не успела вовремя запереться в ванной. Потом, удовлетворенный, доползает до спальни и отрубается на коврике у кровати. Супруга Иван Иваныча, размазывая слезы и прикладывая лед к синяку под глазом, произносит от души: «Чтоб ты сдох наконец, паршивец!». Через три дня на Иван Иваныча случайно падает бетонный блок. Обрыв троса, нарушение техники безопасности. Коллеги в ужасе, супруга в трауре. И даже не подозревает о своей роли в произошедшем.       Давид моргнул, глядя на Яна со сложным выражением на лице.       — Ладно, я понял, на что ты намекаешь, — произнес он медленно. — Но… это же не магия? В смысле, как ты это технически сделал?       Яна всегда поражало, почему людям гораздо приятнее объяснять что-либо наукой, чем магией. Даже если они ни слова не поймут из научного объяснения и никак не смогут сказанное проверить. «Все дело в негативно заряженных энергетических полях», — говорил Дима своим клиентам, и те с серьезным видом кивали. А вот фраза: «Здесь раньше жила ведьма, и ее смерть прокляла дом» воспринималась гораздо хуже.       — Я использовал узко направленную негативную энергию, возникшую вследствие нашего разговора, чтобы создать повреждения в твоем биополе, — проговорил он ровно, не моргнув глазом. Давид немного помолчал, осмысливая, скривил губы в усмешке.       — То есть я тебя разозлил, и ты… проклял меня? Нет, серьезно?       — Сам скажи, — пожал плечами Ян, — насколько серьезно. Должен был почувствовать. Если, конечно, ты не евнух и не монах.       — Станешь тут монахом, — проговорил Давид разозлено. — После таких обломов.       Он, наконец, прошел в комнату, плюхнулся в кресло напротив Яна и положил ногу на ногу. Вид Давида был типичным для человека, который столкнулся с необъяснимым лицом к лицу и теперь пытался активно решить для себя, что делать.       — Допустим, — сказал он, подумав, — назовем это проклятием. Неважно. Из твоей истории получается, кто угодно может проклясть кого угодно? Тогда бы всякие политики, или там международные террористы давным-давно передохли.       Ян отметил, что после перехода от «вы» к «ты» Давид начал говорить попроще. Как будто сбросил красивый официальный образ, став немного ближе и прямее.       — Совсем не кто угодно, и точно не кого угодно, — пояснил он, чуть улыбнувшись. — Чтобы проклясть кого-либо, нужно знать его достаточно хорошо, нужно знать его лично. Его настоящего, а не образ, транслируемый на телевидении. Наконец, необходимо быть рядом в момент произнесения проклятия. Проклясть на расстоянии простому человеку сложно. Проклясть на расстоянии того, кого он в жизни не видел ни разу — скажем, невозможно. Я про такое не слышал.       — «Простому человеку»?       — Точно, — кивнул Ян. — Обычно эмоции слишком хаотичны, чтобы кому-то навредить. Я и подобные мне, мы можем направлять энергию для своих целей. Иногда она становится разрушительной.       — И вот этим ты занимаешься. — произнес Давид с явно выраженным отторжением. Из чего Ян сделал вывод, что он поверил. Хотя бы немного.       — Почти никогда. — сказал спокойно. — Но ты меня действительно взбесил. Правда, — добавил он, видя, что Давид хочет что-то сказать, — это не оправдание. Я не собирался тебе вредить таким образом. К сожалению, как и все люди, мы не идеальны и делаем ошибки. Мне правда жаль.       Произнеся это, Ян почувствовал заметное облегчение. И только теперь осознал, как на самом деле грыз себя за сделанное, пусть незаметно, пусть понемногу.       — Ничего себе, ты только что извинился? — Давид поднял брови, усмехнувшись. — Круто. Тогда мне тоже стоит, да? Когда я говорил, что… что легко представить высокооплачиваемые услуги, глядя на тебя, — он прикусил губу, — ну давай представим, что это был комплимент. Точнее… черт, нет, я не это хотел сказать. Короче, я имел в виду, что многие наверняка заплатили бы бешеные деньги за твое общество. Я, например. И еще я имел в виду, что не верю в предсказателей. Как-то так.       Ян поборол нервный смешок. Ему неожиданно стало жарковато, и он принялся машинально крутить на пальце одно из колец, глядя вбок от Давида. Не так он себе представлял их встречу, совсем не так.       — Ладно, неважно, — пробормотал он торопливо, пытаясь увести разговор в более практичное русло. — Ты все понял неправильно, я перегнул палку. Давай снимем это проклятье и все. Конфликт исчерпан.       Поднявшись на ноги, Ян прошелся по комнате. Отыскал на полках небольшой дозатор с медицинским спиртом, миску, из которой вытряхнул два скукоженных яблока. Наполнил миску водой из бутылки и пошарился в тумбочке у окна, доставая перочинный нож. Разложил это все на журнальном столике — Давид тут же покосился на нож.       — Не волнуйся, это для меня, — вздохнул Ян, присаживаясь на корточках поближе к Давиду. Деловито продезинфицировал лезвие ножика и протер салфеткой. Посмотрел на ауру Давида еще раз, более пристально и вдумчиво. Среди ярких цветных полос, линий и переплетений виднелись черные нити, паутиной пересекающие самый центр ауры. Ян поставил миску поближе, взял нож и решительно полоснул себя поперек ладони. Давид вздрогнул.       — Ты с ума сошел?!       — Сиди смирно, — шикнул на него Ян, перехватывая порезанной рукой теплое, широкое запястье Давида. Прикрыл глаза, отмечая, что черная «паутинка» заинтересованно потянулась к свежей горячей крови, освобождая чужую ауру. Дождавшись, пока пальцы заколотит от хаотичной темной энергии, сконцентрированной между их руками, он мысленно сгреб ее в кулак, поднялся и сунул ладонь в воду. Яну даже показалось, что он услышал тихое, быстро умолкающее шипение. Кровь растекалась в прозрачной воде.       — Эх, глубоко резанул, — сказал он досадливо.       Давид выглядел шокированным. Он пораженно глянул на свою руку, испачканную в крови, затем — на Яна.       — И… что? — наконец, решился он.       — И ничего, — ответил Ян, не глядя на него, убеждаясь, что тонкие темные нити полностью растворились в воде. — Все. Операция прошла успешно. Помой руки и можешь быть свободен. Постарайся больше не злить колдунов, — добавил он ехидно. Кровь не торопилась останавливаться, так что он вытащил руку и огляделся по сторонам, думая, чем бы ее замотать.       Давид словно отмер. Поднялся, деловито вытирая запястье краем толстовки, взял Яна за руку, заставляя разжать пальцы, и внимательно осмотрел порез.       — Н-да. У тебя есть аптечка?       — Типа того, — ответил Ян удивленно. — Но-шпа, зеленка и снотворное. И пластырь еще.       — Зеленка это хорошо, — пробормотал Давид, — пластырь тоже ничего. Но тут бы йод и медицинский клей. Ладно. Бинта нет?       — Может и есть, — пожал плечами Ян. — Я туда давно не заглядывал.       — Н-да, — повторил Давид, зачем-то похлопав себя по карманам джинсов. — Сядь. Подожди пять минут.       Он быстрым шагом прошел к выходу, скрипнула входная дверь и Ян услышал его быстрые шаги по лестнице вниз. Ничерта не понимая, он машинально сел в кресло. Кажется, роли сменились. Давид сейчас точно знал, что он делает, а Ян активно недоумевал.       — Хорошо, что в машине есть, — послышалось от входа. — На случай экстренных магических ритуалов.       Давид швырнул в кресло аптечку и уселся на подлокотник около Яна, снова взяв его за руку. Прищурившись, пробормотал: «будем считать, что водой рану мы промыли», достал бутылек с перекисью и деловито плеснул на длинный порез. Ян яростно зашипел, дернув рукой, но Давид держал его предусмотрительно крепко.       — Ладно, ладно, потерпи, — сказал он неожиданно мирно, круговыми движениями проводя по запястью Яна большим пальцем. — Будет как-то глупо избавить меня от импотенции, а самому помереть от заражения крови. Тебе не кажется?       Яну сейчас ничего не казалось, он просто наблюдал за происходящим как будто со стороны и молча изумлялся. Давид скупыми умелыми движениями обработал порез, аккуратно забинтовал ладонь и кивнул сам себе, выпрямляясь.       — Нормально. Вроде зашивать ничего не надо, но я бы дошел до ближайшей травмы. На всякий случай.       — А, — Ян нашел в себе силы подать голос, — ты часто бинтуешь раны?       — Иногда, — Давид пожал плечами. — Я плаванием занимаюсь. Сейчас второй разряд, а в школе был КМС, в соревнованиях участвовал. У нас обязательный инструктаж по первой помощи, ну и вообще. На воде случается всякое.       Ян машинально прижал перебинтованную руку к груди. Он не так часто снимал проклятия. Человеческие, как правило, были менее оформленными и легче разрушались, если и требовали крови — совсем немного, и порезы получались неглубокие. Это сейчас он, вдохновившись, полоснул от души. Но никто из клиентов не кидался помогать ему обрабатывать рану. Они все были жертвами в своих головах, единственное, что их интересовало — собственная плачевная ситуация.       — Спасибо, — сказал Ян, опустив взгляд на ладонь, перечеркнутую белыми полосами стерильного бинта. — Это непривычно. Так ты мне веришь?       Давид задумчиво поправил капюшон толстовки.       — Не знаю, во что и верить, — сказал он честно. — Просто подумал, что если тогда это было НЛП и внушение, и оно на меня подействовало, значит, сейчас тоже подействует. В обратную сторону. Но… — он прищурился, тоже глядя на руку Яна, — вообще, я как будто видел что-то у тебя в руке. Что-то темное. Тоже внушение?       Ян вскинул брови пораженно. Ничего подобного люди не должны были видеть. Он почему-то очень ясно представил в эту секунду все веточки, повороты, прямые и окольные пути своей жизни, которые он так долго изучал, и которые в итоге привели к семье Аверьяновых. И впервые за пару лет засомневался, действительно ли ему нужен был Аверьянов-старший?       — Гипноз, — ответил он машинально и усмехнулся, увидев недоверчивое выражение на лице Давида. — Если не хочешь услышать глупых ответов, не задавай глупых вопросов. Может, все-таки чаю?