Предсказания и факты

      Ночью с Финского принесло грозовые тучи. Ночью случился потоп, град, гром, апокалипсис и ураган с «порывами ветра до 24 м/с», как заботливо сообщило смс-кой Северо-Западное УГМС. Утром, открыв глаза, Ян увидел над собой потолок с мокрым неаккуратным пятном, с которого мерно капало. По крыше уютно шелестел рядовой питерский дождь, утомившийся быть бурей столетия.       «Я этого не предвидел», — подумал Ян, еще не проснувшись до конца.       Он, конечно, не Северо-Западное УГМС, чтобы предсказывать погоду, но протекший потолок мог бы углядеть. Наверное. Последние пару лет кровля поддавалась дождям с таким завидным постоянством, что это стало почти обыденным. Местная управляющая компания вежливо игнорировала возмущение Яна. Кажется, они считали, что человек, живущий в мансарде, должен быть готов к последствиям и стойко выносить подобные трудности. Не нравится? Однушка на первом этаже к вашим услугам. Школьники, курящие под окнами, прилагаются.       С длинным стоном Ян сел на кровати, скосил взгляд на окна, затянутые серой мутью, на едва видный вдалеке шпиль Петропавловской крепости. Да, потолок тут протекал, из соседних квартир изредка набегали особо дерзкие тараканы, зато последний этаж в старом доме обеспечивал шикарный вид. А ему, и как художнику, и как дальнему потомку кочевого народа, вообще не полагалось жаловаться на бытовые трудности.       «Под крышей связь с космосом лучше», как шутила одна из его знакомых. Высказывание сомнительное, ведь космос был, технически, со всех сторон, и на способности Яна влиял очень примерно.       Тазик отправился под равномерную капель с потолка, Ян натянул свитер на голое тело и высунулся из окна, глубоко вдыхая. Речная влага и сырость, бензин и камень, водяная пыль в воздухе. Кофе, подумал Ян категорично, много, горячего и сладкого. А там посмотрим.       Часов в одиннадцать к нему пришла клиентка. Встреча была назначена еще несколько дней назад дрожащим голосом по телефону. Она даже в дверь позвонила неуверенно — звонок слабо вякнул один раз и, посомневавшись, ещё один раз. Химическая завивка, россыпь мелких морщинок у глаз и в уголках губ, агрессивная алая помада и растерянный взгляд человека, не понимающего, что происходит с его жизнью. Ян забрал у нее пальто безопасно-бежевого цвета и проводил в гостиную. Клиентка, назвавшаяся Анжелой Сергеевной, присела на край кресла и крепко обняла сумку, как будто боялась, что ее украдут.       — Да вы не волнуйтесь так, Анжела, — произнес Ян задушевно, устраиваясь в кресле напротив. — Чаю? Кофе? Кофе с ликером? Клиентка нервно хихикнула.       — Нет уж, — сказала она слишком высоким голосом и таким тоном, будто он ей предложил мышьяка с сахаром. — Давайте… перейдем к делу.       Ее аура, тускловатая, переполненная пугливыми зеленоватыми цветами, едва заметно подрагивала в воздухе. Ян прищурился, разглядывая водянистые разводы, полосы и прозрачные слои. Пальцы, крепко сжатые на боку сумочки. Позолоченные сережки в ушах с кругляшами тигрового глаза — Ян слегка поморщился. Этот камень не так хорошо защищал от сглаза и проклятия, как надеялись посетители оккультных форумов, зато усложнял жизнь тем, кто смотрел и видел.       — Анжела, дорогая, — произнес он вкрадчиво, — вы ведь пришли ко мне по своей воле, верно? Чего теперь сомневаться? Беспокоитесь, что ваш супруг узнает про эту встречу и начнет… — он подумал пару секунд, оценивая увиденное, — ревновать? Устроит очередную истерику, разобьет очередную вазу? Анжела дрогнула плечами под кашемировым свитером и прижала сумку к себе еще крепче, словно рассчитывая на её помощь.       — Мне кажется, — сказала она громким полушепотом, стискивая пальцы, — я проклята! Витя раньше так себя не вел, в него словно бес вселился! Сын от рук отбился, оценки хуже некуда, курит эту свою электронную пластмассу! — она помотала головой, обесцвеченные кудряшки дернулись туда-сюда. — И со здоровьем проблемы начались, все сразу навалилось.       Ян тихонько вздохнул. В который раз он подумал, что мог бы выучиться на психолога и со своими способностями зарабатывать приличные суммы, а также славу и почет почтенной публики. Но вот беда — эта сфера его интересовала только как прикладная. А делать то, к чему душа не лежала, ему было очень вредно.       — Сколько сыну, четырнадцать? — спросил он нараспев, откидываясь на спинку кресла и задумчиво теребя серебряную подвеску на шее. Анжела завороженно кивнула. — Самый переходный возраст. Потерпите немного, это пройдет. Муж… — Ян сжал подвеску в кулаке, пальцами проскользил по неровной поверхности, сосредотачиваясь, — муж ревнует, как бешеный, потому что у самого рыльце в пуху. Что-то там подвернулось такое, на работе или около, не получилось отказаться. Какая-то особа буквально на шее повисла, окружила вниманием, ну просто сама в руки далась.       — В руки?.. — дрогнувшим голосом повторила Анжела и подалась вперед, заглядывая Яну в глаза. — Как это в руки? Что там у них произошло? Он… Она…       Говорить или не говорить, подумал Ян, предрекая поток слез и истерику, если он вывалит правду. С другой стороны, правда — понятие относительное.       — Не могу точно сказать, — произнес он мягко, и это была правда. Точно сказать, сколько раз и в каких позах муж Анжелы успел покувыркаться со своей отзывчивой коллегой, было бы сложновато. — Но его ревность идет от чувства вины. Вам решать, Анжела, что с этим дальше делать. Никакого проклятия тут я не вижу.       Выражение плохо скрываемой тревоги на лице сменилось на недоверчивую обиду и злость. Анжела, все еще сжимавшая сумку обеими руками, снова потрясла головой, широко раскрыв глаза.       — Вот же козлина! Я так и знала, что тут дело нечисто! А еще меня проверял, сообщения читал, с работы караулил, ишь ты! — она уставилась на Яна со внезапно хищным видом. — Можно ее проклясть, эту… эту сучку?       Ян про себя весело поразился тому, как злость на мужа превратилась в намерение отомстить сопернице. Впрочем, Анжеле было не отказать в логике — муж ей, очевидно, еще был нужен, в отличие от неизвестной бабы-разлучницы с работы. Вздохнув, он покачал головой.       — Понятия не имею, кто она. Может, — произнес Ян задумчиво, поддавшись вдохновению, — там и не было ничего, только мысли и фантазии, флирт возле кофемашины. Могу только сказать, что пока все поправимо, — он выдержал паузу, — если вам захочется что-то исправлять. И прощать.       На самом деле, при желании, имея толику времени, он мог бы незнакомку и найти, и проклясть. Только вот у любого проклятия, от самого невинного до самого страшного, была своя цена. Никак не связанная с деньгами. И платить ее ради истеричной Анжелы и ее гулящего муженька Ян не собирался.       Сунув в карман пару крупных купюр, взятых из чуть дрожащих пальцев, и проводив Анжелу до выхода, Ян хорошенько вымыл руки, распахнул окна в гостиной и побродил по комнате в поисках зажигалки. На ходу подхватил с подоконника небрежно сунутый в стеклянную вазу полу-обугленный пучок, скрученный из охапки трав и веток. Донник, анютины глазки, Иван-да-Марья — староватый, но надежный набор от сглаза, порчи и негативных ментальных следов. От Анжелы в комнате остался поганенький фон из сложной смеси обиды, усталости, злобы, шлейфа чужого предательства. Может, за пару дней он исчезнет сам собой, а, может, — привлечет какую-нибудь гадость. В старых домах иногда попадались призраки и полтергейсты. Иметь дело ни с одними, ни с другими Яну не хотелось совершенно.       Так что он отыскал зажигалку, поджег кончики веток и рассеянно помахал ими в воздухе, глядя, как тают перед внутренним взглядом желтоватые разводы дурной остаточной ауры. «И почему они так любят быть обманутыми?» — подумал, дуя на красноватые угольки. Ян сильно сомневался, что неизвестный муж Анжелы был гениальным притворщиком. Скорее всего, она и так подозревала, чувствовала что-то неладное, может, даже находила доказательства этой измены. Но отказывалась замечать, упорно считая, что все в порядке. Ей было проще поверить в проклятие.

***

      Сколько Ян себя помнил, его сопровождали в жизни две константы — искусство и странная сила, которой он долго не знал названия.       С первым было гораздо проще. В какой-то момент мама устала оттирать от обоев карандашных тигров, самолетов, кошек и свои портреты, и собирать повсюду бесконечные альбомные листки с корявыми магами, бородой до пола, сражающимися с чертями зверского вида всех цветов и сортов. Она отвела семилетнего Яна на курсы в местный Центр детского творчества, оттуда он благополучно попал в школу искусств, неподалеку от знаменитой Уделки. Рисование его и завораживало, и успокаивало, и некоторым образом наполняло. Со временем маги исчезли с его картин, а черти приобрели индивидуальность, анатомически верные пропорции, темные глаза и задумчивые улыбки. Ян прилежно рисовал натюрморты из пластиковых овощей, гипсовые фигуры, бесконечные наброски, а параллельно рисовал то, что жило вокруг него, жило внутри него, и что, как он быстро понял, для остальных оставалось невидимым.       Он не помнил, когда впервые увидел чужую ауру — наверное, еще в детстве, и тогда же он понял, что ни мама, ни бабушка, ни один из соседей или его приятелей во дворе ничего подобного не замечают. Как любой ребенок, выросший на «Пусть говорят» параллельно с репортажами НТВ, он твердо знал — видеть то, чего другие не видят, так же нежелательно, как слышать голоса или состоять в секте. Поэтому Ян сначала решил игнорировать разноцветные размытые полосы, круги и пятна, которые возникали вокруг людей, если особым образом присмотреться. А затем сообразил, что их можно использовать. Если мама приходила с работы, переливаясь алым и оранжевым, то лучше было вовремя соврать про недоделанные упражнения по русскому, подсунуть кружку сладкого чая с молоком и спрятаться у себя в комнате, пока она не поужинает и не посмотрит серию «Секса в большом городе». Иначе все могло закончиться шумной проверкой домашнего задания или вопросами, почему в комнате опять такой бардак и снова повсюду валяются птичьи перья. Ян и сам не знал, почему они ему так нравились, но неизменно подбирал и складировал на подоконнике или в ящике стола, игнорируя мамины стоны про птичий грипп.       Лет в пятнадцать он впервые увидел по телеку «Битву экстрасенсов». Сперва прилип к экрану, но к концу серии разочаровался в этом источнике информации полностью. Эти клоуны не могли сказать, в какой машине спрятался человек! Ян, хорошенько постаравшись, мог бы не только найти человека, он бы рассказал, что с ним случится в ближайший год, а также про его любимую собаку, пропавшую в прошлом июне, проблемы с желудком и строгого начальника. Интернет, став доступным, тоже не оправдал ожиданий. Форумы были переполнены романтичными девочками, пытающимися гадать на Таро, и престарелыми любителями эзотерики, которые несли мутную чушь про разговоры с покойниками и почему-то про индийские веды.       Так что Ян жил с ощущением, что он один такой, и что лучше никому ничего не говорить, до семнадцати лет, когда они с мамой поехали в Крым к двоюродной тетке Карине. Той как раз стукнуло шестьдесят пять. Жизнерадостная, пышущая здоровьем, разговорчивая Карина ухаживала на пенсии за небольшим садиком, где росли грецкие орехи и груши, водила экскурсии по крепостям, а еще занималась какой-то общественно полезной деятельностью, связанной с поиском пропавших людей. Ян сперва ее сторонился, уж очень активно Карина принялась о нем заботиться, закармливать свежим инжиром и расспрашивать про дела в художественном колледже, где он на тот момент учился. Да и аура ее была странной, словно немного тревожащей, чересчур активной, тянущейся во все стороны, как корни дерева. Ян глянул однажды и больше старался не присматриваться.       Однажды вечером, когда мама укатила в Симферополь к школьной подруге, Карина поймала Яна на веранде с блокнотом для набросков и уселась рядом, потягивая из бокала домашнее вино.       — А ты ведь у нас проницательный парнишка, — сказала она странноватым тоном, заставив Яна оторваться от рисунка. — Глазастый.       Издав на всякий случай неопределенный вежливый смешок, Ян принялся рассеянно чиркать карандашом, надеясь, что его оставят в покое.       — Я ведь гадаю понемногу, слыхал? — на этот раз в голосе Карины совершенно точно слышались испытывающие нотки. — Мама не говорила?       Опустив руку с карандашом, Ян глянул на нее прямо. Глаза Карины, темно-карие, слегка миндалевидные, смеялись.       — Так я и думала, что хоть один еще, но будет в нашем роду способный, — протянула она с удовольствием. — Прабабку свою, Лолу, ты не застал, верно? Вот была ведьма. Узбечка, но тут жила, в Феодосии, так к ней даже из Болгарии, Румынии, с Украины приезжали. Чтобы она про прошлое и будущее рассказала. Когда в сорок втором немцы пришли, тамошний начальник к ней приходил советоваться, а она отказала. Но он ей ничего не сделал. Побоялся.       Блокнот был окончательно забыт, и Ян выпрямился в плетеном кресле, глядя на Карину во все глаза. Его наполнило поразительное и потрясающее чувство, как будто жизнь остановилась и собирается направиться в новом и неизведанном направлении.       — А как вы узнали? Про меня? — спросил он, не зная, как лучше подтвердить ее предположение. Карина улыбнулась, пожимая плечами.       — Дружочек, как тут не узнать. У тебя взгляд другой, да и знаешь, — вздохнула она, — поживи с мое, тоже начнешь узнавать. Ты ведь в Петербурге живешь, там наверняка таких, как мы, немало.       — Я ни разу не встречал, — сказал Ян с нажимом. Видимо, в его голосе прозвучала печаль, потому что Карина потянулась и потрепала его по плечу.       — Есть, есть, даже не сомневайся. Полно дурачков, конечно, полно мошенников и просто полоумных. Но в Петроград всегда тянуло непростых людей. Я тебе дам номерок, у меня знакомый живет на Васильевском острове. Хороший парень, молодой, но талантливый. Квартиры очищает, знаешь, нехорошие, духов изгоняет, — она почему-то хихикнула совершенно по-девичьи. — Ну и разное другое, по мелочи. А вообще-то работает аналитиком, что ли. Ох, ну и времена.       Кроме невероятно интересных и оглушительно полезных разговоров, историй и наставлений, Карина тем летом обеспечила Яна толстенной тетрадью, в которой от руки были написаны советы, рецепты, заметки, наклеены вырезки из газет, где кое-что было выделено, а кое-что — перечеркнуто. Заговоры, рецепты, переписанные воспоминания прабабки Лолы. Проклятия. Некоторые места Карина для него подчеркнула дважды, трижды, выделила красными чернилами, как в школьном конспекте.       «Ничего не бывает без цены». Это была первая страница, которую Карина для него открыла, а потом повторила несколько раз то же самое вслух.       — Нельзя просто так взять и проклясть человека, — сказала очень серьезным тоном, какого Ян от нее до сих пор, пожалуй, и не слышал. — Как нельзя, например, оскорблять безнаказанно — получишь обиду, получишь последствия. Обмен энергией, дружочек. Сто раз подумай, прежде чем проклинать. И не смей лезть в отношения с миром мертвых. Послушай совета старой опытной женщины, — тут Карина ухмыльнулась. Уж старой она себя точно не считала. — Конечно, те, кто разговаривает с умершими, кто вызывает духов, они и уважением пользуются, и деньги неплохие зашибают. Но там цена так высока, что даже и не скажешь, только лишь тебя затронет или и детей твоих, и родственников. Не лезь. Это должно быть особое умение, чтобы с покойниками общаться и умом не тронуться, и чтобы они тебя к себе не заманили.       Яну и не нужны были подобные предупреждения. Загробная жизнь его мало интересовала, а вот в жизни нынешней, земной, вдруг открылись такие стороны и возможности, что голова закружилась.       Из Крыма он вернулся словно другим человеком и первым делом позвонил знакомому Карины, которого звали Дмитрием. Ему было двадцать пять, и семнадцатилетнему Яну он тогда казался невероятно взрослым, опытным и серьезным.       — Где ты там живешь, в Коломягах? — спросил строго Дмитрий по телефону. — Угу. Мама пускает одного по городу ездить?       Ян яростно фыркнул в трубку. Один по городу он ездил лет с четырнадцати, что, интересно, этот охотник за привидениями о себе возомнил?       Если Карина была воплощением эмпатии, наговоров, ароматических свечей и цветных шалей, то Дмитрий придерживался рационального, практически научного подхода. На их первую встречу в «Шоколаднице» он приехал в костюме, прямиком с планерки, и выглядел скорее как эффективный менеджер, нежели как специалист по потустороннему. Выпускник Бауманки, Дмитрий избегал слов вроде «душа», «ведьма» и «проклятие», разговоры с ним были полны энергетических полей, нереализованных жизненных сценариев, он рассказывал про рисунки и структуру ауры и показал Яну карту Питера с размеченными «энергетически активными» регионами. В основном — все в историческом центре. Там чаще всего у клиентов летала и билась посуда, по стенам скользили тени женщин в старомодных костюмах, по ночам слышались стоны и плач, в общем, сценаристы ТВ-3 убили бы за десять минут рассказов Дмитрия о его обычных заказах.       — Ты, значит, и будущее видишь? — спросил Дмитрий, и в голосе слышался острый интерес. Ян кивнул.       — Не всегда, но самые яркие моменты — часто.       — Таких немного, — сказал Дмитрий веско. — По Питеру пара-тройка человек найдется.       — А вообще… — Ян глубоко вздохнул, — сколько есть таких, как мы? В Питере?       — Кто же считал, — развел руками Дмитрий. — Я знаю человек пятнадцать, наверное. Некоторые покруче, некоторые больше придуриваются, а есть такие, кто просто по жизни проницательный. Психология, знаешь ли, тоже мощная сила.       За следующие десять лет Ян встретился со многими из тех, о ком Дмитрий говорил. Успел познакомиться с шарлатанами и просветленными монахами, современными гадалками и потерянными новичками, которые вдруг начинали слышать чужие мысли, видеть вещие сны или случайно проклинали слишком шумного соседа сверху. И однажды пересекся с девочкой из Карелии, студенткой первого медицинского, которая могла говорить с мертвыми. Пересекся — и снова понял, что та сторона его не интересует. А если точнее, внушает смутное отторжение, почти страх, ощущение неправильности. Он предпочитал думать о тех, кто жил сейчас, и о том, что еще можно было предсказать, иногда — даже исправить.       К восемнадцати годам Ян понял, что даже под страхом вечной бедности не способен заниматься тем, к чему у него не лежит душа, и пошел в Репинку на живописца.       К девятнадцати, окруженный студентами-художниками и их свободными взглядами, убедился и окончательно себе признался, что женщины его не очень интересуют. До этого он считал свои короткие, но яркие отношения с парнями с потока, а также неоднозначные чувства к Диме, который на тот момент стал его первейшим наставником и хорошим другом — простым стечением обстоятельств. Ну, с кем не бывает.       Существуя сразу на нескольких уровнях восприятия, видя то, о чем люди и не подозревали, Ян снисходительно относился к социальным нормам. А от своих клиентов, которые понемногу появлялись, он научился тому, что размышления о нереализованном куда больнее, чем сожаления о сделанном. Так что он принял правду о себе спокойно и почти равнодушно.       Эта сторона жизни его вообще мало волновала. Слишком увлекательным было все остальное.